Delusion

      Донхёк видит подъехавшую машину и молча садится на переднее сиденье. Марк бросает на него короткий взгляд, а потом всё внимание отдаёт дороге. Ссора отразилась на атмосфере между ними. Было и напряжение, и горечь, и обида. И Донхёк вроде понимает, что не должен был так остро реагировать. Просто он терпеть не может ложь. А Марк ему солгал. Он, конечно, простит, но не сразу. Не так быстро.       Они едут в полной тишине несколько минут и Донхёку даже кажется, что так пройдёт остаток пути (он не знал — хорошо это или плохо), но Марк осторожно, словно Донхёк бомба, которая может в любой момент взорваться, задаёт вопрос:       — Ты всё ещё злишься?       Донхёк поджимает губы. Молчит. Думает, стоит ли говорить правду. Думает, стоит ли делать больно. Вздыхает и переводит взгляд на Марка.       — Нет, — выдыхает он, — конечно нет. Как я могу злиться на тебя долго?       Он правда не злится уже. Но что-то внутри ещё неприятно саднило, хотя Донхёк так сильно хотел, чтобы перестало. Потому что умом он всё понимает. А сердце понимать просто отказывается.       Но улыбка, что появляется на любимом лице, широкая и счастливая, греет душу и приносит реальное облегчение.       Донхёк позволяет себе лёгкую улыбку в ответ. Немного усталую, немного вымученную. Он невероятно рад, что это напряжение можно отпустить и просто быть вместе, как раньше. Пусть не сразу, но вернуться в привычный темп жизни.       Парень кладёт ладонь Марку на бедро и у того дёргается уголок губ.       — Как на работе? — Донхёк мрачнеет.       — Как всегда. Много смерти и бумажек.       Марк кусает губу, сжимает руль. Возможно, хочет что-то сказать. Возможно, что-то о работе.       И всё же, помотав головой, молчит.       Они уже говорили об этом. Что у Донхёка работа опасная, что она плохо влияет на его ментальное состояние. Марк просил о невозможном. Марк просил бросить работу. Он уверял, что с деньгами проблем не будет, а Донхёк отвечал, что дело не в деньгах.       Марк говорит, что заботится, а Донхёк чувствует, что его посадят в клетку.       Он уже раз сто отвечал, что не уволится, а Марк всё продолжал говорить об этом.       Раньше спорить было сложно, но сейчас Марк не в том положении, чтобы требовать чего-то. Сам то с кем связался. На Донхёка накатывает новая волна злости и он делает глубокий вдох. Он просто должен отпустить всё это.       Они подъезжают к их дому и Донхёк слегка удивляется, как быстро он стал «их». Это греет душу и заставляет чувствовать себя немного лучше. Ему вообще-то не так просто привыкнуть к новому месту, не говоря уже о том, чтобы оно стало родным.       Но дом Марка ему действительно подходит. Как и сам Марк. Донхёк в глубине души надеется провести с этим человеком если не всю жизнь, то большую её часть точно. Просто основываясь на ощущениях, совершенно без логики. Он чувствует себя нужным и любимым, а что ещё нужно для счастья. Марк смотрит на него как на солнце, на звёзды или луну. Как на картину, вершину искусства. Донхёк себя так не чувствует, но понимание, что кто-то действительно так думает, делает его счастливым.       Марк целует его бережно и прикасается так же. Донхёк это ценит. Просто потому, что знает, что такое бывает не у всех и далеко не часто. Он сам умирал от одиночества ещё совсем недавно.       Он знает цену человеческому теплу.       — Я люблю тебя, — негромко выдыхает Донхёк. Марк бросает на него взгляд полный нежности и, возможно, удивления. Донхёк и сам понимал, как неожиданно прозвучали его слова после затяжной обиды.       — Я тебя тоже люблю.       Они подъезжают к дому и выходят из машины, Марк решительно идёт впереди, Донхёк немного устало плетётся сзади. Марк подходит к двери, по привычке хватается за ручку закрытой двери. Замирает. Дверь не заперта. Он абсолютно точно уверен, что запирал её. На понимание ситуации уходит меньше секунды, они переглядываются настороженными взглядами, Донхёк тянется за пистолетом. Не успевает. Дверь резко открывается и бьёт Марка в лицо, он, не сумев остаться на ногах, валится на Донхёка. Парень выхватывает оружие, целясь куда-то вперёд, но тень впереди резко выламывает ему запястье. Пистолет отлетает куда-то слишком далеко. Донхёк даже не успевает испугаться. Он вообще ничего не успевает. Донхёка хватают за волосы и заводят руки за спину, он наконец-то может ясно видеть происходящее. Марка ещё раз ударили и кровь полностью залила его лицо. Его потянули внутрь, следом и Донхёка. Их привязывают к стульям, за это время Донхёк успевает осмотреть гостиную. Человек пять в чёрных костюмах. Не слишком обнадёживает. Один из мужчин ухмыляется прямо Донхёку в лицо.       — Что здесь происходит? — хрипит Донхёк и мужчина в дорогом костюме, явно босс, вскидывает руку.       — Закрой рот, я не с тобой пришел разговаривать.       — Да ты что, — огрызается Донхёк и сплёвывает на пол. — А я так не считаю.       — Донхёк, — отрезает вдруг Марк, на удивление, спокойным, почти холодным тоном. — Прошу, помолчи немного.       Что-то в его голосе заставляет Донхёка проглотить все ругательства. Он сжимает челюсти и бессильно опускает голову. Внутри разрастается тревога.       — Тебе лучше прислушаться к нему, — самодовольно замечает мужчина в костюме. — Ещё одно слово и я отрежу тебе язык.       Донхёку очень хочется плюнуть ему в лицо только за то, каким тоном были сказаны слова. А ещё сломать руку за их значение.       Мужчина подходит к Марку, хватает за волосы и силой бьёт о стену. У того ни звука с уст, но внутри Донхёка что-то трескается.       — Где Дидрих?       Дидрих. Ну, конечно же, блять.       Донхёка злость берёт за то, что Марк такой слепой. Все проблемы от этого человека. Он, чёрт возьми, преступник. Они из-за него в опасности. Сейчас — вполне реальной.       Марк дышит немного тяжелее чем обычно, и облизывает губы.       — Я не знаю, — отвечает Ли, и Донхёк видит, как дёргается у него кадык, когда он сглатывает кровь во рту. Мужчина недовольно морщится.       — Не знаешь, или не хочешь сказать? — Удар. Удар. Донхёк закрывает глаза и дёргает руками в надежде, что верёвки каким-то образом исчезнут. Они не.       Он не может слушать глухое рычание после звуков ударов, он не может смотреть на всю эту кровь. Он хочет просто исчезнуть.       — Я не знаю, не знаю! Он приходил ко мне, но не говорил, где его база сейчас, — хрипит Марк.       Он говорит правду, но кто ему поверит? Кто поверит, что приближённый к Дидриху человек не знает о его местонахождении.       Донхёку хочется кричать, а ещё, чтобы это было чёртовыми сном, потому что видеть, как Марку больно — это слишком. Это больше, чем он может вынести.       Удар, удар и ещё удар. Марк откидывает голову и мычит как раненый зверь. Он же ничего не знает.       Хотя Донхёк уверен, что даже если бы знал — не сказал.       Потому что дружба, потому что он же правильный.       — Упёртый ты парниша, — вздыхает мужчина и вдруг поворачивается к Донхёку. — А что, если мы надавим на него?       У Марка глаза расширяются и Донхёк отчётливо видит там страх. Неконтролируемый, абсолютно разрушительный. Марк не боится умереть, но вот что Донхёку будет больно — да.       Донхёка бьют по лицу и он, резко втянув воздух, чувствует как пульсирует щека. Боль — это пустяки. Он сможет вытерпеть, чтобы не случилось дальше.       — Не знаю я! — отчаянно восклицает Марк и на его лице читается чистая паника. — Не говорил мне он!       Мужчина наклоняется к Донхёку.       — Вот видишь, не ценит он тебя, — парень скалится и резко бьёт его головой в лицо.       Мужчина, не сдерживая вой, хватается за нос, Донхёк зло дёргает руками, пытаясь освободиться. Он широко улыбается Марку и тот немного шокировано улыбается окровавленной улыбкой в ответ.       Если умирать, то вместе.       Если умирать, то борясь.       Резкий удар настолько сильный, что Донхёк падает на пол вместе во стулом и едва не теряет сознание. Мужчина что-то яростно выплёвывает ему в лицо, но гул не даёт разобрать ни слова. Перед глазами всё плывёт, до него доносятся обрывки разговоров. Много голоса Марка. Он пытается победить гостей, спасти их обоих. Выиграть хотя бы немного времени. Вот только зачем — непонятно.       Донхёк не верит в настолько большую удачу, Донхёк не верит, что и во второй раз его спасут из такой дерьмовой ситуации.       Донхёк знает, что никому даже в голову не придёт их искать.       В лучшем случае их трупы найдут здесь, в худшем…       В худшем у них будет ещё два дела «Пропали без вести».       Донхёку невероятно жаль их непрожитую счастливую жизнь.       Он ждёт пока голова немного прекратит пульсировать и начинает тереть верёвки о железный стул. На него никто не обращал внимания, все думали, что пареньку конец. Донхёк не привык так просто сдаваться.       Он будет делать хоть что-то, пока действительно способен на это.       Двигаться приходится быстрее, когда Донхёк из разговоров понимает, что Марк не смог договориться. Это, в общем то, неудивительно, но всё равно неприятно бьёт под дых. Скоро от них захотят избавиться.       — Так всё, я устал, — резко отрезает всё тот же голос. — Лей!       Донхёк замирает.       Лей?       Сначала Донхёк слышит звук выливания жидкости, сразу после — запах бензина. Он распахивает глаза и смотрит на Марка. Тот выглядит таким же напуганным.       Они сгорят. Живьём сгорят в этом доме. В их доме.       У Донхёка начинается паника.       Его обдают бензином и он попадает куда только можно, разъедая глаза. Донхёка начинает бить крупная дрожь.       Люди вокруг ещё немного переговариваются, бьют несколько раз Марка на последок и выходят все, кроме босса. Тот зажигает спичку и задумчиво смотрит на неё. Донхёк молится всем богам на свете, чтобы она угасла немедленно. Конечно же, она не.       — Лучше бы ты всё же сказал мне правду, амиго, — безразлично замечает он и выпускает из рук горящую спичку, исчезая в дверном проёме.       Донхёк видит огонь и подписывает себе смертный приговор. Огонь всё же настиг его. Как долго и упорно он пытался спрятаться, и как глупо он полагал, что у него получилось. Забавно, что костёр настиг его тогда, когда Донхёк был уверен, что ничего подобного ему уже не грозит. Когда он думал, что перестал бояться так сильно.       Не перестал.       Он чувствует, как ужас сковывает тело и мысли. Это полное оцепенение, что чувствует жертва перед концом. Донхёк — жертва своих же страхов. Он абсолютно перестал понимать ситуацию. Единственное, что он различает — крик Марка.       — Донхёк! — срывая горло кричит он. — Донхёк, не смей впадать в панику! Освобождайся и беги! Беги!       Даже сейчас он больше беспокоится о нём, чем о себе. Они должны быть счастливы. Вместе.       Донхёк делает глубокий вдох и пытается успокоить бешено колотящееся сердце.       Он должен перебороть страх. Он должен бороться.       — Соберись, тряпка! — мычит парень, зажмурив глаза. Если он сейчас не начнёт спасаться — они умрут вдвоём. Огонь всё приближался и дым душил сжимая горло. Донхёку хватает несколько сильных рывков, чтобы разорвать потёртые верёвки. Он резко вдыхает и закашливается, прикрывая рукавом лицо.       Донхёку страшно. Очень, очень, очень страшно. Так, как тогда, в детстве. Но ведь сейчас он не один.       Вокруг — огонь. Зажигалка это не страшно, горящий дом — да.       Донхёк вдруг вспоминает, что они облиты бензином и хватит чёртовой искры. Это, как ни странно, заставляет сорваться с места. Вместе с всепоглощающим ужасом внутри появляется адреналин, что помогает действовать. Он опускается перед Марком на колени и судорожно начинает развязывать верёвки. Ли почти без сознания от бесконечных травм и дыма, Донхёк просто в животной панике.       Что, если он не успеет?       На то, чтоб освободить Марка уходит больше пяти мучительно долгих минут. Как только верёвки падают на пол, Донхёк издаёт вздох облегчения и, подхватив Марка, собирается к выходу.       В это же мгновение потолок над входной дверью обрушивается и Донхёк в ужасе шарахается назад. Комната разгорается с новой силой, дверь полностью заблокирована. Теперь выхода нет.       Отравленный дымом и паникой мозг отчаянно придумывает выход. Донхёк видит окно. И видит вазу. Он оставляет Марка на нетвёрдых ногах и, схватив вазу, разбивает стекло. Парень чувствует жар спиной, но старается не думать об этом, лишь действовать быстрее. Донхёк убирает с оконной рамы самые большие осколки и хватает Марка за руку.       — Давай! — Донхёк помогает ему пролезть через окно, Марк падает на газон. Донхёк прыгает следом. Земля выбивает последний воздух из груди. Где-то далеко слышно сирены, Донхёк чувствует ночную прохладу и не может сдержать слёз облегчения.       Они живы.       Они выбрались.       Донхёк мысленно приказывает себе собраться и вытирает рукавом слёзы.       Он хватает Марка и оттаскивает подальше, чтобы больше ничего ему не угрожало.       Они сидят на земле, грязные и все в крови. Но, чёрт возьми, не мёртвые.       Донхёк сжимает руку Марка, целует красные следы от верёвок и шепчет словно в бреду:       — Всё хорошо, всё хорошо, теперь всё хорошо.       Марк кивает и мутным взглядом осмотрев его, слабо улыбается.       — Ты молодец. Ты смог. Я горжусь тобой.       Донхёку очень сильно хочется разрыдаться прямо там на холодном газоне, но он лишь прижимает Марка к себе и зарывается носом в его пропахшие кровью волосы.       — Я думаю, нам стоит переехать, — выдавливает Донхёк, сдерживая слёзы, и Марк хрипло смеётся, согласно кивая.       Они грязные и раненные, потные и все в крови.       Но они живы, и Донхёк уверен, что сделает всё, чтобы они были вместе до самой старости.       У них будет новый большой дом, сад с красивыми цветами и собака. У них будет маленькая дочка и Донхёк будет неумело заплетать ей косички, пока Марк будет готовить вкусный завтрак.       Они будут жить обычной жизнью.       Они будут нормальными.       Они будут счастливыми.       Они будут любить.