В глубине одиночества

За год до приезда Шейна Уолша Доун Лернер, подтянув колени к подбородку, забилась в самый дальний угол спальни и тяжело дышала. Очередной кошмар. Как будто ей мало было всего остального! Она не имеет права раскисать теперь, когда папа умер, и она должна справляться самостоятельно. Она, самый молодой шериф в истории города! На ней лежит огромная ответственность, и она должна справиться. Как-никак, она Лернер, а эта фамилия что-то значит в Ла-Кроссе. Делая медленные неглубокие вдохи, она уговаривала себя встать и сходить на кухню за чашкой чая. Дедушка всегда говорил, что нет такой проблемы, которую не решил бы хороший эрл грей или молочный улун. А если со свежей мятой, то ещё лучше. Доун с трудом встала, путаясь в пижамных штанах, перекрутившихся вокруг вспотевшего тела, когда она рухнула с кровати и заползла в свой любимый с детства угол. После смерти отца в большом для неё одной доме стало просто невыносимо. В каждой комнате ей мерещился то дедушка Джим с газетой и любимой трубкой, набитой ароматным табаком, то отец, сосредоточенно читающий очередное исследование о преступности, наркомании или ещё что-то подобное, рассеянно прихлебывающий чай из кружки, которую она сама сделала ему на день отца в третьем классе. Мама Доун рано погибла — утонула в озере. Девочке тогда едва исполнилось пять. Через три года умерла бабушка Роуз, и они остались втроем — Доун, Джим и Майкл. Им было хорошо, спокойно и весело. А теперь только Доун бродила по старому дому, как тень. Сидела за столом отца в его кабинете, сворачивалась клубком в кресле деда и отчаянно пыталась соответствовать возложенной на неё чести быть шерифом. Подруг или приятеля у неё не было — всё время отнимала учёба, спорт и отец который с малолетства учил её быть копом. Она обожала, когда Майкл скупо улыбался и хвалил её за достижения в криминалистике, биологии и стрельбе. Доун умела обращаться с ружьем, полуавтоматическим пистолетом, винтовкой и револьвером. У неё был верный глаз и твёрдая рука. До одного злополучного дня. Тогда все изменилось, но она не поняла. Только позже осознала, что больше ей не стать прежней. Единственной её знакомой была Кэрол Пелетье. Она не была местной — приехала в городок, выйдя замуж за Эда Пелетье — владельца единственного магазина в Ла-Кросс, доставшегося ему от родителей. Кэрол была старше её лет на десять, и ей было всё равно, что она юный шериф и дочь двух легендарных полицейских. Они болтали за чашкой чая, гуляли по лесу и сидели рядом на церковных службах. Пока однажды муж не запретил Кэрол ходить где попало, вместо того, чтобы помогать ему в магазине. Они стали часами говорить по телефону — благо, этого Эд не запрещал. Доун убеждала подругу, что такое поведение мужа не слишком нормально, но Кэрол только отшучивалась. А потом… Потом Пелетье начал её избивать, но Доун ничего не смогла с этим сделать. Когда она пригрозила арестовать Эда, тот рассмеялся ей в лицо и заявил, что все бабы сучки, которым нужно знать свое место. Кэрол отказалась писать заявление и больше не приходила в церковь в одежде без рукавов, чтобы Доун не спрашивала о синяках и ссадинах. Как-то вечером она возвращалась домой с дежурства и, устало зевая, мечтала о том, чтобы залезть в горячую ванну с персиковой пеной, налить себе бокал белого вина, а затем завалиться в кровать, когда услышала женский крик. Бросившись в сторону, откуда он доносился, шериф на ходу достала пистолет. Бегая каждое утро перед работой, Доун была отлично натренирована, внимательна и, как полицейский, она всегда знала, что нужно делать в случае нападения. Но она оказалась совершенно не готова к тому, что увидела. На земле лежала смутно знакомая девушка — кажется, она была без сознания. Рукав её зелёного платья был разорван, неприлично обнажая грудь, а подол платья задран до самых бёдер. Доун судорожно сглотнула, понимая, что девушку или пытались изнасиловать, или уже изнасиловали. Оглядываясь по сторонам, она держала пистолет наготове. Удар пришелся по затылку, и она рухнула в траву, как подкошенная. Очнулась шериф, когда уже светало. Девушка бесследно исчезла и, как Доун не напрягала память, она не смогла вспомнить её лица. Добравшись до дома, она обнаружила в дверях записку. «Я знаю, где ты живешь». Всего пять слов, но они наполнили её таким ужасом, что она не могла пошевелиться добрых десять минут, а затем вбежала в дом и закрылась на все замки. Её трясло так, что она с трудом стащила с себя форму. И тогда заметила на шее засос, а чуть ниже, почти на груди, следы зубов. Кто-то укусил её, пока она валялась без сознания. Кто-то… трогал её. И делал бог знает что еще с её телом. Судорожно ощупав себя, Доун убедилась, что больше никаких следов чужого человека на ней нет, и только после этого она, рыдая, влезла под душ и скребла кожу до тех пор, пока не почувствовала себя чистой. Придя в офис шерифа на следующий день, она рассказала обо всем помощнику — тот работал еще на её отца. Джеймсу Смитсону оставалось три месяца до заслуженного выхода на пенсию. Кроме него, в полиции городка была только она сама и секретарь, в обязанности которого входило отвечать на звонки и варить кофе. — Донни, детка, ты уверена, что тебе не привиделось? — скептически произнес Джеймс. — Никаких заявлений о пропаже или насилии не было… — А шишка на моей голове? — вспылила Доун. — Она вполне настоящая! — Ты могла просто упасть в обморок и удариться. — Но Джеймс… Старик, кряхтя, поднялся со стула и поправил форменную куртку. — Так где, говоришь, это случилось? Я съезжу и проверю. — Чуть дальше от тропы, которая ведет к моему дому, — сказала Доун, — на опушке. Девушка не местная, лица я не рассмотрела, но она светловолосая, на ней было зелёное платье. Я упала прямо рядом с большим дубом. — Говорил тебе Майкл, не ходи по темноте, да еще через лес… — проворчал Джеймс. — Там сама знаешь, кто шастает… — Диксонов там не было, — отрезала Доун, — Дэрил обещал, что… — Господи, девочка, нашла кому верить! — фыркнул старик. — Скоро вернусь. Вернувшись, Смитсон сообщил, что никаких следов в лесу не нашел — ни крови, ни обрывков одежды, ни следов. Ночь была сухая, так что они должны были остаться, поэтому Доун, скорее всего, переутомилась и просто упала. Скрепя сердце, девушка сделала вид, что забыла об этой истории. Про вполне реальный укус она не рассказала никому. Ей было стыдно. А потом ей стали сниться кошмары. Каждую ночь она убегала по лесу от неизвестного в маске, одетая в зелёное платье. Доун почти перестала спать и есть. Когда она разрыдалась посреди совещания в шефом полиции округа, ей мягко намекнули на то, что если требуется отдых, то стоит взять отпуск. Она взяла. Да так и не вернулась. А через четыре месяца и вовсе перестала выходить из дома, вздрагивая от каждой тени. Джеймс ушел на пенсию, а в городок приехал дальний родственник Эбби Смит, занявший место шерифа. Ей было всё равно. Единственной ниточкой, связывающей Доун с внешним миром стала Кэрол Пелетье.

***

Громкий стук в дверь вырвал её из блаженного состояния дремоты — кошмары приходили только когда Доун засыпала, поэтому она отдыхала днем, а ночью сидела с включенным светом, читая книгу или смотря телевизор. Соскочив с дивана, она притаилась в углу гостиной. Постучат и уйдут — так происходило всегда. она никого не ждала — еда и лекарства, которые ей приносила сердобольная Мэгги Грин, еще не закончились, Кэрол не звонила — да Доун её и не ждала. Но стук стал настойчивее. — Мисс Лернер, это шериф Уолш. Мне необходимо с вами поговорить, будьте так добры, откройте дверь. Я знаю, что вы дома. Незнакомый низкий мужской голос заставил её задрожать от страха и метнуться в глубь дома — подальше от него. Она упала на кровать и, зарывшись в одеяло, зажала уши руками. — Мисс Лернер! — Шейн стучал уже пятнадцать минут, но изнутри не доносилось ни звука. Тело Эми Харрисон уже увезли, эксперты из Милуоки должны были вот-вот приехать, а Кэрол Пелетье он попросил отвезти в больницу — выглядела женщина неважно. Теперь он должен был допросить возможного свидетеля, но эта идиотка не открывала дверь. Он точно знал, что Доун Лернер внутри — она не выходила из дома вот уже почти год. Продукты ей привозили. Единственной связью с ней был телефон. Чертыхнувшись, Шейн достал мобильный. — Гленн? Достань мне телефон Доун Лернер. Да, сейчас! — рыкнул он в трубку. Дожидаясь на линии, Шейн осмотрел дом, обойдя его вокруг. Большой и все еще крепкий, но краска на ставнях облупилась, подъемная дверь гаража заржавела, а трава вокруг разрослась почти до пояса. Пройтись бы с газонокосилкой, обрезать яблони и персиковые деревья, почти превратившиеся в джунгли, починить крыльцо и заново покрасить дом — и он превратиться в нечто особенное. Его мысли приняли странный оборот, раньше ему никогда не приходилось любоваться чем-то в Ла-Кросс. Даже дом его кузины казался нагромождением, а уж про тот, что он получил вместе с должностью, и говорить не приходилось. — Есть, — вернувшийся Гленн дышал с трудом, но быстро назвал цифры. — Спасибо. Как дождешься экспертов, езжай в больницу, поговори с миссис Пелетье. Всё, что она видела, слышала, думала… До мелочей, понял? И скажи доктору Грину, чтобы пока держал рот на замке, — велел Шейн, — я не хочу, чтобы город гудел и сплетничал, пока не сообщу родственникам Эми. — Конечно, — Ри неожиданно всхлипнул, — как же так… Я только вчера видел её… — Знаю. — Уолш постарался говорить мягче — для парнишки это был шок, как и для всех. Даже для него самого, хоть он и повидал достаточно ужасов в своей жизни. — Мы позже будем её оплакивать. Сейчас важно найти подонка, который это сотворил. Я позабочусь о том, чтобы он сел пожизненно. — Да, шериф, — Гленн шумно выдохнул, — я пойду найду доктора Грина. — Молодец. Повесив трубку, Шейн с силой потер ладонями лицо. Образ истерзанного тела помощницы всё еще стоял перед глазами. Эми Харрисон была необыкновенной, милой и нежной. Он по-своему привязался к её нехитрой заботе, беспокойству за него и Гленна, искреннему желанию помогать. Она не заслужила того, чтобы её изнасиловали и убили. Никто такого не заслужил. Прокашлявшись, он сердито вытер чуть было не покатившуюся по щеке слезу и набрал номер, продиктованный Гленном. Будь он проклят, если не вытрясет из бывшего шерифа то, что ему нужно. Трубку сняли после двадцатого гудка. Дрожащий, почти бестелесный голос прошептал: — Кэрол? Это ты? — Нет, мисс Лернер. Это шериф Уолш. Мне нужно с вами поговорить, — с нажимом проговорил он. Доун едва не выронила трубку, испуганно озираясь. Он не ушел? Боже, он всё еще здесь! — Я… мне нечего… вам… сказать, — выдавила она. — Сегодня ночью возле вашего дома произошло убийство. Мне нужно знать, что вы видели или слышали. Это очень важно, понимаете? Так что прекратите валять дурака и откройте дверь. Я вас не съем! И уж точно не убью! А вот бедную девушку кто-то убил. Уже убил. Помогите мне! — Шейн не знал, что на него нашло, но к концу фразы он почти кричал. Остановился он только тогда, когда услышал звук, заставивший его сердце судорожно сжаться. Девушка на другом конце провода, находящаяся от него на расстоянии пары метров, скулила, как раненый зверек, и этот плач едва не заставил его вытащить пистолет и прострелить чертов верной замок, чтобы оказаться с ней рядом. Что он за чертов садист! Доун Лернер не была подозреваемой, она была возможным свидетелем, а он сорвался. Как зелёный новичок. — Доун… простите… не знаю, что на меня нашло… Простите ради Бога, мне не следовало кричать на вас… — сбивчиво забормотал Шейн. — Просто… это Эми. Вы же знаете Эми Харрисон? — Да, — спустя несколько минут выдохнула Доун. — Убили Эми. Жестоко. А еще изнасиловали… перед тем, как убить. Вы хоть что-то слышали или видели? — Шейн сжал телефон, надеясь, что девушка сумеет взять себя в руки. С бывшим шерифом явно что-то не так, но что именно? «Я знаю, где ты живешь» — Доун словно наяву увидела записку, почувствовала следы зубов на своей коже. Изнасиловали… Снова… И что же ей теперь делать?