***
Кто же думал, что сильнее всех алкоголь повлияет на нашу любимую Блу? Её разварило спустя всего пятнадцать минут после второй рюмки, и Дасту пришлось вести её домой, ибо в таком состоянии она была попросту невменяема. Попрощавшись со всеми, Пыльный вывел пьяную Омегу на улицу. Промерзший ночной воздух слегка вернул Голубичку в реальность, но не до конца из-за чего она лишь немного успокоилась, перестав вести себя, как чересчур гиперактивный ребёнок. Дасту это спокойствие было только на руку, он тоже успел выпить и боялся случайно навредить этому наивному и милому созданию, если Блу нечаянно разозлит его своей безбашенностью и идиотизмом. Благо, что Голубика жила недалеко от Дрим, и Папса дома не оказалось, иначе он бы такое устроил этим двоим за то, что они напились. Когда Блу переступила порог квартиры, её поведение резко поменялось. Вместо немного пьяной и усталой улыбки, на её лице появилось нечто, не предвещающее абсолютно ничего хорошего. Заметив это, Даст мысленно приготовился ко всему, что только могла вытворить эта маленькая "невинная" девочка. Но пока что, всё было более менее нормально, Блу сходила в ванну, помыла руки с улицы, Даст последовал её примеру и закончив с водными процедурами, пошёл в комнату, где Берри села на левый край кровати, повернувшись спиной к двери. И всё бы ничего, если бы не то что на Голубике из одежды остался только топик с тонкими лямочками и колготки, которые она видимо просто не успела снять. Не мало так смутившись, Даст застыл в проходе, не смея и звука издать, дабы не запустить какой-либо непредотвратимый процесс. Алкоголь исправно делал своё дело, не давая истинным адекватно мыслить, в особенности Блу, которая почувствовав на себе чей-то взгляд, повернула голову, поставив руку на одеяло, дабы было удобнее сидеть в полу-развороте. В комнате повисло неловкое молчание, которое прервалось когда до Даста дошёл факт того, что из его носа ручьём вытекает кровь, что он понял, по слегка улыбнувшейся Блу и по щекочущему ощущению на губе, от потёкшей по ней алой струйке. Развернувшись, он пошел обратно в глубь коридора и свернув сначала в сторону кухни, а потом в дверь до обеденной комнаты, скрылся в ванной, для того чтобы смыть сие недоразумение со своего лица. Пару раз посмотрев в зеркало на своё пьяное лицо, Даст ущипнул себя, дабы удостовериться что это не сон, и что ему не показалось. Не уверенно вздохнув, он вышел из ванной, стараясь не думать о том, что Блу сделала всё это специально. В этот раз он заглянул в комнату не с таким рвением, действуя осторожно, дабы не спугнуть себя и Берри. Как ни странно, Голубички в комнате он не увидел, во всяком случае с первого взгляда её здесь не было. Оглядев помещение, Даст сделал несколько шагов по направлению к кровати и... — Поймала. — Тихо хихикнула Блуберри, закрыв дверь и толкнув Пыльного на кровать. Упав лицом на мягкий матрас, Даст мысленно обматерил всё на свете, ибо смех Голубики был малость ненормальным. Попробовав встать или хотя бы развернуться, он лишь ещё сильней был прижат к кровати, севшей ему на спину Голубичкой. — Блу, слезь с меня. — Попросил Даст, повернув голову в бок и пытаясь посмотреть, на сидевшую на нём Омегу. — Я не хочу. — Тихо сказала она, странно улыбаясь. — Знаешь, это так странно... Но я думала, что никогда не начну действовать первой, а потом призналась тебе в любви... Просила поцеловать... И сейчас.....~ Она замолчала, как-то странно проводя тёплыми пальцами по позвоночнику Даста сквозь куртку. Пыльный в этот момент покрылся румянцем, понимая чем всё это может закончиться. В полной мере осознавая все прелести сей ситуации, он внутренне хотел продолжения и знал, что на него сейчас сильно влияют инстинкты и алкоголь, и что возможно утром они будут жалеть, о случившемся этой ночью. Но он хотел этого, он чувствовал, что Голубика тоже хочет, она слишком долго молчала и ждала, и её терпение кончилось, так же как и его. — Я безумно хочу тебя. — Прошептала Блуберри, наклонившись к самому уху Даста, щекоча шею Пыльного своим тёплым дыханием. Это было последней минутой, когда Альфа ещё хоть что-то соображал. Вывернувшись, он повалил Омегу на кровать и впился в нежные губы Голубики, страстно целуя. Словно сливаясь с ней воедино в слащавом поцелуе, он будто хищник, не евший много дней, жадно "пожирал" свою жертву. Блу расслабилась, полностью отдаваясь Альфе, она обняла его за шею, слегка царапая нежную кожу своими острыми коготками. Между ног приятно зудело, это тягучее чувство с непривычки сводило Омегу с ума. Она чувствовала, как в груди что-то неистово трепещет и бьётся, пытаясь вырваться наружу. Все эти приятные чувства нахлынывали на неё некими волнами, которые ей было трудно понять, ведь она многое не знала. Её брат постоянно защищал сестру от внешнего мира, следил за ней, не позволял долго гулять, отгораживал от Альф и всех личностей, вызывающих у него недоверие. Она не знала многих вещей, которые мы могли познать ещё в подростковом возрасте, Блу была похожа на маленькую наивную дурочку, которая только и делала, что лезла ко всем со своими советами. Возможно именно этой своей глупой наивностью, она и притягивала Даста к себе. Своей улыбкой, которая всегда была искренняя, весёлой искрой в глазах.... Пришлось разорвать поцелуй, ибо воздух не был вечен. Истинные встретились многозначительными взглядами и спустя долгие пару мгновений, вновь сплелись в поцелуе. В душе у обоих трепетало счастье, безумное счастье, которое нельзя было описать известными нам словами. В порыве этой безумной радости, Блу нечаянно прикусила язык Пылинки. Почувствовав солоноватый привкус во рту, она пыталась понять, что случилось, а потом в пьяную голову всё же пришло осознание случившегося, и она жутко смутилась из-за того, что случайно причинила Дасту боль. Голубика разорвала поцелуй, виновато отведя взгляд. Дасту даже гадать не пришлось что случилось, но сей конфуз его не парил, он знал вещи и похуже случайно укушенного языка. Ничуть не стыдясь, Даст провёл пальцами по щеке Блу, аккуратно спускаясь ниже и убирая белые волосы с тонкой Омежьей шеи. Блу вновь перевела свой взгляд на Даста, слегка подрагивая от его прикосновений. Возбуждённое тело само поддавалось ласке, губы слегка дрожали, а глаза затуманились от приторно-сладких чувств. Наклонившись, Даст опалил шею Ягодки своим тёплым дыханием, после чего осторожно вонзил клыки в плоть Омеги. Та вскрикнула, совершенно не ожидав подобного. Слёзы невольно сами навернулись на глаза, Блу прикусила губу, пытаясь стерпеть пульсирующую в районе шеи боль. Даст как бы извиняясь, слизал кровь с укуса и подняв свой взгляд на Берри, стёр слёзы с её щёк. Пройдя пальцами вниз по шее, Даст коснулся ткани топика, ничуть не смущаясь, он стянул с Блу этот лишний кусок тряпки, который лишь мешал лицезреть всю прелесть Омеги. Девушка покраснела, прикусывая губу. От прикосновений Пыльного, по телу бежали мурашки. Между ног приятно потягивало, а от того что она чувствовала сквозь штаны бугорок, возбуждавший ещё сильнее. Задумавшись об этом, Берри покраснела, пытаясь отогнать от головы столь странные мысли. Она даже не сразу обратила внимание на то, что Даст начал играться с её грудью. Лишь тогда когда Пыльный лизнул один из сосков, она вышла из мыслей, тихо простонав, еле сдержанно. Прикрыв рот рукой, она смущенно сжалась, Берри никак не ожидала, что что-то подобное может быть настолько прекрасным и смущающим. Даст же продолжил играться с грудью Голубики, от чего она стыдливо постанывала, прикусывая губу. Руки Альфы, нежно блуждали по телу Омеги, чем ещё сильнее заводили и без того уже во всю покрасневшую девушку. Тихие стоны и прерывистое дыхание Блу, тоже не слабо заводили Даста, он был готов хоть прям сейчас, снять всё лишнее и со всей силы вдолбиться в ослабевшее под ним тело, так чтобы до хруста в костях и до крови на плоти. Но так нельзя, в конце концов не особо хочется причинять невинной девушке боль. Наигравшись с сосками, Пыльный спустился ниже, проводя носом по животу мимо пупка и попутно стягивая с Голубички трусы, пошло ухмыльнулся. Блу даже не смотрела на то, что там происходит, она была слишком смущена всеми этими действиями со стороны Пылинки. Почувствовав что-то тёплое и щекочащее, Блу окончательно выпала из реальности, искусанная – от попыток сдержать стоны – рука, упала на подушку, а зрачки закатились под веки. Прерывистое дыхание со стороны девушки, и иногда появляющиеся похабные звуки сводили с ума опьяневшего Альфу. Что уж говорить о пьяной Омеге, которая вообще перестала что либо осознавать, полностью отдавшись чувствам.***
— Помогите, насилуют не совершеннолетних! — Взвизгнул Киллер, когда Найтмер приобнял его со спины. — Тебе девятнадцать. — Спокойно констактировал факт Детектив. — Это ничего не меняет. — Киллер скорчил страдальческую рожу. — Найтмер, пусти! — Не ори пожалуйста. — Тихо произнёс Кошмар, уткнувшись носом в плече Омеги. — И без тебя голова болит. — Но.... — Убийца хотел было что-то сказать, но горячее дыхание опалившее его шею, заставило его заткнуться и залиться краской. К счастью, на кухне они были одни, иначе шуток было бы не избежать. Смирившись со своей участью, Киллер просто скрестил руки на груди, сам того не заметив прижался к Альфе, задумавшись о чём-то. Спросите, почему они там одни? Ну, всё предельно просто. Все ушли на улицу смотреть салют, а у Киллера началась течка, из-за чего он и Найтмер остались дома. В общем, весело, что сказать. Салют правда можно было и посмотреть с крыши, но Найтмер об этом промолчал и Дрим заткнул, почему - не ясно. Так что Киллер был в печали оставлен, гнить в четырёх стенах без салюта. В прочем его это почему-то не сильно вольновало. Прижавшись к Найтмеру и задумавшись о чём-то своём, он совершенно забыл обо всех обидах на свой организм, о том что Найтмер слегка пьян и нихера не соображает, и на то что сам он тоже под воздействием собственной течки скоро может потерять самообладание. Или... Уснуть? Да, именно так, просто уснул, в обьятиях Найтмера и у него же на коленях. Детектива это тоже не особо колышило, хотя алкоголь не слабо так давил на мозги, порой вызывая в голове мысли не очень хорошего характера. Как Найтмер ещё не поимел Кильку прямо здесь и прямо сейчас, я не знаю. И он тоже уснул. Сонное царство, наполненное тишиной и покоем. Это пожалуй всё что им нужно от жизни, этот странный уют, обьятия и тишина. Но они ведь не единственные празднуют Новый год сегодня? Хотя если точнее, они свой Новый год проспят, а вот одна несовместимо придурошная парочка, решила провести этот день в гробовой тишине по разным комнатам. Хотя если уж серьёзно, то у них всё было совершенно не так спокойно как у наших главных героев. Они всё ещё не отошли от случившегося прошлым вечером, поэтому им было сложно находится рядом, да и порознь они тоже страдали. Рипер слишком долго был в одиночестве и ему постоянно хотелось к Гено, но при этом он чувствовал себя виноватым и не мог смотреть ей в глаза. Гено же сейчас вообще не понимала: куда, что, почему и зачем? Она боялась, что из-за всей этой нервотрёпки у неё может случиться выкидыш, боялась что если она уйдёт от Рипера, то он вообще сбросится с крыши, чтобы уж наверняка. Боялась, что сама сейчас не выдержит и повесится в конце концов. Жнец сидел у себя в комнате и сверлил рабочий стол пустым, задумчивым взглядом. Гено была на кухне, она стояла, смотря в окно. Утром она проснулась первой, сначала вообще не могла вспомнить, где она и что происходит. Потом излюбленное зеркало на дверце шкафа дало ей понять что она у Рипера, и она даже вспомнила, что случилось. Обьятия со спины её немного успокоили, Рипер хотя бы смог дойти до кровати. Но она всё равно нервничала из-за его перебинтованных рук. Кровь уже успела пропитать лечебную ткань чуть ли не насквозь, и стоило бы поменять повязку или вообще сходить в больницу, дабы проверить не попала ли в кровь какая-нибудь зараза. А за одно и проверить в каком состоянии ребёнок, ведь Гено вчера очень сильно перенервничала, и это могло плохо сказаться на ни в чём не виноватом зародыше. Все её мысли в тот момент смешались в кучу, ей было страшно, больно и невыносимо стыдно. Она не знала, что из-за её гордыни, мол: "Я не беспомощная, я сама всё смогу!", из-за этого, Рипер мог умереть. Она совершенно об этом не думала и, узнав о том, что Жнец в принципе довольно мрачная и депрессивная личность, она лишь тогда начала понимать, что оставив его одного, чуть своим эгоизмом его не убила. Она ведь не хотела этого, почему же всё всегда идёт на наперекосяк? В общем она довольно долгое время лежала погрузившись в мысли, и вышла из этого состояния лишь тогда, когда проснулся сам Рипер. Он чуть ли не сразу убрал от неё свои руки и перевернулся на другой бок. Возможно он не заметил того, что Гено проснулась, но было видно, что он тоже чувствует себя виноватым. Она видела в зеркале, как он обнял сам себя и накрылся одеялом чуть ли не с головой. Ему словно сейчас было безумно больно, но ни звука от него не было слышно. Гено закрыла глаза и попыталась отвлечься, ей тоже было больно смотреть на его страдания. Потом она слышала, как он встал с кровати, почувствовала как он получше накрыл её одеялом и ушёл, она не посмела шелохнуться, не то что его оттолкнуть например, слишком уж было больно от всего этого. На груди словно тяжёлый камень, дыхание перекрыло комом в горле, но она держалась, не выпускала слёзы, не хотела быть тряпкой. Гено слышала, как Рипер зашёл в ванную, как он включил воду. Потом как он ушёл на кухню и там засел на минут двадцать. Затем она услышала, как он зашёл обратно в комнату, залез в тот самый шкаф с зеркалом и что-то достал из него, потом тихо и почти беззвучно вышел. В тот момент Гено испугалась, что он сейчас пойдёт на улицу и очень внимательно слушала, хлопнет ли входная дверь. Но она к счастью так и не хлопнула. Вскоре девушка поняла, что очень хочет в туалет, и что голова начинает гудеть от напряжения. Пришлось встать. В тот момент она поняла, что на ней нет одежды, вернее как нет, на ней лишь лифчик и трусы, остальное аккуратной стопочкой лежало на прикроватной тумбе, м-да. Наверное поэтому ей так легко спалось, она не особо любила спать в одежде, но при этом было слегка некомфортно из-за того то её раздели, пока она спала. Натянув на себя свитер и штаны, при этом стараясь не думать о том, что Рипер её раздел, она вышла из комнаты и беззвучно скрылась в ванной. Оказавшись в уборной, Гено сначала не заметила что всё то, что вчера прямым текстом говорило о нелюбви хозяина квартиры к самому себе, почему-то бесследно исчезло. Ни белого пушистого ковра с пятнами крови, ни лезвия, ни бинтов. Всё блистало чистотой и выглядело так, словно случившееся ей всего лишь привиделось. Конечно босыми ногами по холодному кафелю ходить было не особо приятно, но куда хуже было если бы она ходила по кровавому ковру. От этих мыслей Гено тут же отмахнулась, стараясь не думать о плохом. Ей как-никак лучше не нервничать. Умывшись, она посмотрела на себя в зеркало. Бледная кожа, синяк под единственным глазом, серо-белая повязка, которую стоило бы поменять, потресканные губы, растрёпанные белокурые волосы. Не самый лучший вид, скажем так. Гено на некоторое время зависла, рассматривая себя в отражении. Кто мог полюбить её? Столь уродливую девушку с этим эгоистичным, паршивым характером? Почему именно она? Сколько ещё из-за неё, придётся перетерпеть Риперу? Все её выходки во время беременности и после, все её грубости, заносы? Он не должен всё это терпеть, она не достойна того, чтобы её терпели... Выпив таблетку от головной боли, и надеясь, что она подействует, Развалинка отвернулась от зеркала, оно слишком сильно давило на неё – она всегда ненавидела зеркала. Стоя в ванной, она услышала, как Рипер из кухни перешёл в комнату, значит та теперь в её распоряжении. Выйдя из уборной, она пошла на кухню. Там в отличии от ванной, всё-таки был срач. Ну, если точнее, Рипер сначала хотел сам убраться, а потом у него закружилась голова, и он понял, что в таком состоянии ничего уже больше сделать не сможет, поэтому пошёл в комнату, зная, что там в одном из ящиков точно должны были быть нужные ему препараты на подобные случаи. В общем в кухне, как я уже говорила, было не особо чисто. В раковине небольшая горка грязной посуды, в основном чашек. На столе крошки, ещё две не мытые чашки из под кофе, под столом какого-то чёрта грязный носок. М-да... Без комментариев. На столешнице несколько открытых пачек какого-то печенья, сухариков и мармелада, возле раковины две пустые бутылки из-под молока, и одиноко стоящая на подоконнике банка из под молотого кофе. Первым делом, Гено собрала весь мусор и отправила его под раковину. Затем она отправила носок в стирку и приступила к мытью посуды, это немного отвлекло её от мрачных мыслей и она более менее успокоилась, перестала нервничать и ненавидеть себя. Рипер же сидел в своей комнате и слушал как течёт вода на кухне, как Гено ходит туда-сюда, убирая всё то, что он оставил после себя. Ему было стыдно. Больно и противно от самого себя. Но он не мог ничего поделать, лишь пожинать плоды своей сломанной психики и терепеть свои выходки. Ему это совершенно не нравилось, он ведь не хотел себя убивать, просто... Это был тот момент, когда он совсем себя не контролировал, как приход от наркотиков. Он не осознавал, что режет свои руки, не слышал свои слова, как будто в его теле был вовсе не он, а какой-то другой человек, чужая душа, но не он. А ведь больше всего он волновался за Гено, она ведь беременна, и от такой нервотрёпки ребёнок мог не выжить. Хотя странее всего были мысли Рипера до того, как Гено вернулась. То есть после того, как она ушла к брату. Тогда в голове Жнеца мельтешили мысли о том, что Гено его ненавидит, что она с самого начала хотела сбежать, что она сделает аборт, переедет в другую страну, и они больше никогда-никогда не увидятся. Примерно так. Но мы же понимаем, что это просто паранойя и дикий бред. А вот Риперу было реально страшно. Этими мыслями он каждый долбаный день загонял себя, и вот что из этого в итоге вышло. Печально однако, не правда ли? Гено, где-то там на уровне подсознания, понимала, что ей стоило бы поесть, но она не могла себя заставить, её подташнивало и слегка кружилась голова, хотелось выйти на улицу и подышать свежим воздухом, посему она открыла на кухне окно и встала вплотную к нему. Она совершенно не думала о том, что её может продуть. На улице было холодно, мокрый снег мелкими хлопьями спускался со светлого неба, приземляясь на деревья, асфальт и детей, игравших на площадке. Они лепили снеговика и бросались снежками, валялись в сугробах, весело смеясь и делая снежных ангелов. Это странно, смотреть на них и вспоминать своё беззаботное детство, так жестоко оборванное собственным отцом. Возможно, именно поэтому многие вещи, которые мы узнавали сами, постепенно вылезая из родного гнезда, для Гено были чужды. Она знала, что сладкое есть вредно, что от этого могут быть прыщи, аллергия, кариес. Но это всё было известно ей лишь на словах, она не видела тому подтверждения, считала что это лишь сказки для того, чтобы ребёнок не объедался сладким. Она многое до сих пор иногда видела через линзы розовых очков, тем более что её мир был сломан и, в попытках убежать от прошлого, от пыток, серых каменных стен и боли, она словно видела даже этот обычный снег, как что-то неописуемо прекрасное. Как то, что можно было бы закрыть в баночку и смотреть на него бесконечно долго. Ей повезло с характером и интересами. Она всегда была чистолюбивой и опрятной, чуткой, внимательной и даже послушной. Может если бы в ней была хоть капля некого безумства и упёртости, то она бы не выжила. Но её решимость и терпение, не дали ей так просто сдаться. Она терпела все пытки, всё насилие, боль, она сопротивлялась лишь отцу, но тот исчез, спустя пару месяцев после того, как привёл её в те страшные, огромные, пустые комнаты, откуда её забирали на опыты и возвращали обратно в полной бессознательности и потерянности. В тех огромных помещениях иногда попадались стеллажи с книгами, какая-то одежда, иногда даже ручки, полуживые карандаши. Гено в том возрасте уже умела читать и писать. Мать как только заметила интерес девочки к книгам, грамматике и словам, научила её всему, что сама знала. А Гено же впитывала как губка, благодаря чему, могла свободно понимать сразу четыре языка и читала иностранные книжки, потому что в тех бесконечных комнатах в основном все книги были либо на английском, либо на немецком. Ей с этим очень повезло. Из этих странных, громоздких книг Гено в возрасте десяти лет уже знала весь курс алгебры и физики, который обычные дети познавали медленно и мучительно на протяжении одиннадцати лет, а то и больше. Она хоть и не до конца понимала суть всей этой бурды, которую читала, но многое из этих книг осталось в её памяти надолго. Она перечитывала их множество раз, потому что ей было больше не чем заняться. Там в основном была научная литература, но и нашлись несколько книг с романами или чем-то подобным. Были, как ни странно, аж три книжки про Гарри Поттера, какая-то странная книга с названием "Никогде", и огромный, безумно сложный для маленькой Гено, но так же до невозможности интересный, роман про девочку-сироту. Развалинка всегда любила представлять себя на месте главной героини. Но ведь помимо книг были и другие занятия. Вернее, как занятия, её забирали из комнат с книгами и уводили куда-то, привязывали к столу и усыпляли. Она не знала, что с ней делали, пока она спала, но просыпалась она в ужасном состоянии, к счастью в одиночестве, в комнатах с книгами, что давало ей волю иногда поплакать. Но это ведь не могло продолжаться вечность? Когда ей было от силы лет двенадцать, и когда всем стало точно ясно, что она Омега, её забрали из огромных комнат с книгами, и она с тех пор больше там не была. Она помнила как её увезли куда-то под покровом ночи на фургоне. Ехали долго, дорога была не ровная и стоявшие в машине ящики так наровили упасть прямо на неё. Было страшно. Девочка сидела в углу, поджав к себе ноги и дрожала, на улице был конец осени, сильно похолодало и в фургоне было как минимум минус семь, а то и больше. Когда машина остановилась и двери открыли, Гено даже не сразу поняла что уже приехали, замёрзла настолько, что сейчас была бы рада оказаться в жерле вулкана, только бы согреть окоченевшие конечности. Её буквально за шкирку вытащили из фургона, и не обращая внимание на то, что она от холода даже ходить не может, отволокли куда-то и кинули в тёмную комнату. Более менее согревшись, ибо в камере было тепло, Гено осмотрелась и, даже в кромешной темноте, заметила нескольких людей вокруг. Стало ясно что она тут не одна, но тревожить никого не хотелось, было слишком страшно из-за неизвестности. Вжавшись в ближайшую стену, она поджала к себе ноги и осторожно начала растирать окаченевшие руки, стараясь делать это не слишком громко, чтобы никого не разбудить. Неожиданно со стороны донёсся шорох, Гено замерла и неуверенно посмотрела в сторону неизвестного звука. С пола поднялся кто-то из спящих, по телосложению было сложно понять какого пола этот человек, но я скажу, что это была девушка. Она встала и посмотрела, на сидевшую у стены Гено. Потом тихо подошла к девочке и, сняв со своих плечь одну из одежд, осторожно накинула её на Гено. Девушку звали Крис. У неё были чёрные волосы, один глаз прикрыт длинной чёлкой. На её голове были кошачьи уши, они шевелились в зависимости от настроения девушки. Она была кроткая и спокойная, но выглядела печально. Свой второй глаз никому не показывала, руки же прятала в рукава, всё это последствия эксперементов которые проводили над ней. Она оказалась довольно стойкой в плане ядов и прочей химии, но попала она в лабораторию не из-за этого. Изначально она была кошкой, верней двухмесячным котёнком. Её держали в клетке вместе с другими подопытными животными. Потом в лаборатории произошёл несчастный случай, что-то взорвалось и находившиеся в помещении живые существа, практически все умерли. Лишь Крис и ещё один котёнок выжили, но они больше не были представителями кошачьего рода. Они превратились в детей с кошачьими повадками, ушами и хвостом. Сначала их хотели убить, избавиться, как от неудачного эксперимента, но один из учёных посчитал, что эти два мутанта идеально подойдут для новых иследований. С тех пор Крис и её сестра много чего на себе вытерпели, и когда о них стало известно практически всё, что можно было узнать, то Крис отправили в это подземелье, так как она оказалась Омегой, а Эн-Рей, её сестру, забрали куда-то, и больше они не виделись. Гено узнала это всё со временем. Крис никогда о себе ничего не рассказывала и всё, что касалось её прошлого, старалась обходить стороной. Другие же, что были там в той камере, по частям рассказали Развалинке эту странную историю. Гено поняла, что здесь люди на многое способны, что их маральные принципы были убиты настолько, что даже ребёнка им не жалко отдать для своих замыслов. Что они готовы многие сотни людей лишить жизни, только бы достичь цели. Помимо Крис, вместе с Гено теснились ещё несколько человек. Гамма, по имени Андайн, парень Омега - Луис, суетливая Омега Джинни не знающая русского языка и вечно что-то говорящая на немецком, и постоянно сидевшая в углу, ни с кем не разговаривавшая Стефани, никто не знал её пола. Гено со всеми этими людьми познакомилась не сразу, сначала она общалась только с Крис, и то не особо часто. Потом постепенно привыкла к новому обществу и даже как-то прижилась. Больше всего ей понравилась Андайн, она была очень жизнерадостной для всей этой мрачной ситуации. Пыталась поддерживать в компании боевой дух, редко унывала и часто цапалась с охранниками. Наверное поэтому её вскоре забрали. Гено так же часто общалась с Джинни, наверное потому что она единственная понимала эту странную немку с волосами цвета серебра. Ей от силы можно было дать лет пятнадцать, она постоянно нервничала и вздрагивала от каждого шороха. Джинни попала сюда из-за отца Гено, вернее и её отца тоже, только она была от другой матери. Когда Полумёртвая об этом узнала, она ещё больше возненавидела своего родителя, он ведь не только её матери жизнь испортил, но и другим. У Луиса история тоже была довольно интересная. Оказалось, что он изначально был одним из учёных, которые принимали участие в лабороторных иследованиях, где и пострадала Крис. Он первым узнал о случившемся в лаборатории и когда пришёл, своими генами повлиял на превращение Крис и Эн-Рей, из-за чего они и стали людьми. Тогда никто не догадывался, что он - Омега, и ему удавалось работать там даже являясь "слабым" полом. Только вот когда Крис проверяли на генетику, то эта его тайна расскрылась и так он попал сюда, в этот ад из бесконечного насилия. Он знал, что его работа незаконна, знал чем занимались его колеги и их начальство, но лишь почувствовав себя в шкуре подопытного, понял насколько ужасно это место. Но в отличии от остальных, он был больше подвержен пыткам чем все, возможно из-за того что он попал на эту работу обманом, а может потому что был парнем Омегой и просто имел больший спрос. Самой же странной из всех оказалась Стефани. О ней ничего не было известно, и её никогда никто не трогал. Крис говорила, что никто не посмеет её даже пальцем коснуться, потому что она как-то связанна с отцом Гено и Джинни, но больше она ничего об этом не знала, либо не договаривала. У Стеф были белые волосы и ярко зелёные глаза, иногда словно светящиеся в темноте. Однажды стало кое-что ясно, верней, более чем ясно, ибо внезапно Стефани, которая сидела в гулу и никогда ни с кем не разговаривала, встала с пола и подошла к Гено, взяла её за руку и не обратив внимание на удивлённые взгляды и возглас Джинни на немецком, нажала на какой-то кирпич и изчезла в стене вместе с Гено. Крис тогда чуть не упала от удивления, а Луис который наверное больше всех знал об этих помещениях, выпучил глаза настолько, что казалось они вот-вот выпадут. А Гено тем временем нашла в себе силы спросить, что происходит, и на удивление Стефани ответила ей. — Твой отец, является моим истинным, мы связываемся при помощи мыслей. Я услышала, что он собирается прийти за тобой и убить тебя, но этого не случится. Не в мою смену. — Голос Стеф был мягким и при этом внушительно серьёзным, она говорила тихо, но очень точно выговаривая слова, не смотря на странную, немного даже выбешивающую манеру говорить быстро. — Слушай меня внимательно и запоминай. Ты – Гено Афтер, дочь Грейси Афтер и Рудольфа Афтера. Сестра Эррора Афтера и Фреша Афтера. Ты и твои братья имеете огромное наследство со стороны отца, поэтому он хочет избавиться от всех своих отпрысков, дабы всё досталось лишь его старшему сыну. Он пока не нашёл твоих братьев, но если ты сейчас не сделаешь всё так, как я тебе скажу, то умрёт и Джинни, и ты, и твои братья. Возможно, даже твоя судьба<i>, умрёт от его руки, так что не смей меня ослушаться, это очень важно. Гено застыла, внимая слова Стефани как губка и с каждым словом, всё больше и больше удивляясь. Стеф очень точно описала девочке, что она должна сделать и прямым текстом сказала ей, что она убьёт своего отца. Гено это одновременно и испугало, и вдохновило, она всё-таки его ненавидела. — И помни, каждая минута и пуля у тебя будет на счету, не промахнись, я верю, что ты сможешь. — С этими словами, Стефани дала Гено в руки пистолет и вывела её из странных, запутанных коридоров. Гено с удивлением обнаружила что оказалась за спиной у Рудольфа, в этот момент её руки задрожали, в голове всплыла мысль о неправильности этих действий, но смерть матери так вовремя всплывшая в памяти не дала ей сдаться и она направила дуло на отца. Тот словно почувствовав это обернулся, застыл, не сразу поняв что происходит. — Хорошая попытка, Стеф, ты думешь эта маленькая девочка сможет меня убить? — Спросил отец Гено, спокойно смотря на всю эту "устращающую" картину. — Я так не думаю, я знаю. Она куда сильнее тебя, если бы это было не так, она бы умерла ещё <i>тогда, так что пожинай плоды своих ошибок. — Стефани слегка улыбнулась, наблюдая за тем, как Гено слегка неуверенно нажимает на курок. Выстрел. Рудольф не ожидал этого, не думал что Гено решится, но в очередной раз удивился тому, что Стефани была права. Лишь мгновение, и его бездыханное тело падает на пол, Гено попала точно в сердце, хотя вовсе не умела целиться. Её руки дрогнули и писталет с тяжёлым стуком упал рядом с её ногами. — Ты справилась, ты избавилась от своего отца, ты спасла своих братьев, не её конечно, но других. Только вот себя ты никогда не спасёшь, дурашка. Тебя может быть спасёт кто-то другой.... После этого Гено очнулась в той одинокой камере, без глаза и с ранами по всему телу. Она не могла вспомнить практически ничего из своей жизни, лишь какие-то бессвязные отрывки, клочки непонятных фраз, размытые лица людей... Это похоже на прокрутку фильма, когда его поставили на очень большую скорость, и он стал безсвязным непонятным и практически бессмысленным. Она еле помнила свои братьев, не помнила Крис, Луиса, мать, отца. Всё это вернулось ей лишь со временем, и то урывками, почти бессвязно.***
— Гено? Гено, эй? — Из глубины воспоминаний её вырвал чей-то до боли знакомый голос, она настолько задумалась, что даже не заметила, как в квартире из-за ею открытого окна стало безумно холодно. — Гено, ты в порядке? Тебя же продует, ты чего? С трудом вернувшись в реальность, она посмотрела на Рипера, что был обеспокоен её состоянием больше, чем своим. В этот момент единственное чего Гено хотела, это разрыдаться и насрав на всё, грохнуться на пол прямо здесь. Внезапно объявившиеся воспоминания, вызвали у неё волну боли в груди и она не выдержав, обняла недоумевающего Рипера и уткнулась ему носом в плечо, выпустив из себя потоки слёз. Жнец не сразу осознал, что произошло и некоторое время стоял в ступоре, не зная, как на это всё реагировать. Потом не уверенно приобнял Гено, а та на эмоциях начала что-то лепетать на немецком, сама не до конца понимая значения собственных слов. На удивление Гено, Рипер тоже знал немецкий, и когда она замолчала, спросил её, кто такая Джинни, и почему она себя винит в её смерти. Гено посмотрела него и издалека начала рассказывать о том, как она попала в подземелье, при этом говоря то на немецком, то на английском. Рипер внимательно выслушал её, постепенно понимая, что Гено слишком сильно напряжена и почти не соображает. Он закрыл окно и осторожно взял на руки всё ещё говорившую девушку, отнёс её в комнату и немного поддержал разговор. Гено не всегда могла вспомнить нужное слово поэтому вскоре её история приобрела аж четыре языка, из которых Рипер не знал лишь французкий, но это не помешало ему понять Развалинку. Она долго говорила, расказывала то как она с Джинни и Андайн чуть не разбудили охранника, когда пробирались в кухонные отделения, при этом понятия не имея где они. Как Луис однажды в порыве мимолётной истерики обвинил Крис во всех смертных грехах, а та вместо того чтобы обидеться, начала его успокаивать. В общем про все свои три года среди книжек и семь лет вместе с Крис и остальными. Когда история дошла до Стефани и её странного поведения в тот день смерти отца, Гено сначал некоторое время молчала, то ли подбирая слова, то ли собираясь с мыслями, ведь это был трудный момент в её жизни. Она начала говорить чисто на русском, неуверенно бегая зрачками по комнате. Она лишь в конце рассказа поняла, почему вдруг обвинила себя в смерти Джинни, когда она убила отца, за его спиной был её изуродованный труп, просто она не сразу смогла принять это, и мозг не показывал ей этого момента. — Я... Я могла успеть раньше его убить, и она бы осталась жива, мне так жалко её... — С горечью закончила Полумёртвая, чувствуя как к горлу поступил ком. — Ты не виновата. — Тихо сказал Рипер. — Может если бы ты тогда вообще не убила его, то они все бы умерли. — Но я даже не знаю, что с ними сейчас. — Гено посмотрела на Рипера заплаканными глазами. — Вряд ли Стефани соврала тебе, у неё возможно были свои причины на смерть Рудольфа, но скорее всего твои друзья остались живы. — Ты, так думаешь?... — В глазах у Гено появилась некая искра надежды. — Да. Гено слегка улыбнулась, прижавшись к Риперу. Она уже успела забыть о случившемся вчера, о ребёнке, о крови. Её уже не волновало это всё, он просто была рада, что её друзья может быть живы, и что рядом с ней сейчас её родственная душа, тепло которого вскоре усыпило уставшую девушку, и она провалилась в сон.