Что мнится иному сокровищем дивным, Порою для нас вовсе не драгоценность. Тао Юань-мин
Король Тхэджо готовился покинуть этот мир. Чжи Мон мог сколько угодно заливать ему про то, что звезда его горит, как и прежде, ярко, а сам правитель Корё – сколько угодно убеждать министров, что всё так же бодр и полон сил, но от правды деться было некуда, ведь себя король знал гораздо лучше всех придворных лекарей, вместе взятых. И Чжи Мон тоже его знал. Ван Гон начал угасать ровно год назад, с того самого дня, как казнил наложницу О, с того момента, как отдал Чжи Мону в руки приказ об отмене наказания для невиновной Хэ Су, который звездочёт еле успел доставить к месту казни, где едва не случилось непоправимое. Если бы не Ван Со, смысла в этой бумажке уже не было бы… Тхэджо любил свою О Су Ён всем сердцем, любил с тех пор, когда, ещё будучи военачальником, встретил дочь простого травника, девушку с глубокими, лучистыми, как тёмный янтарь, глазами. Но он не смог назвать её своей: дворец диктовал свои правила, а государство, которое создал Ван Гон, – свои законы. И в них не вписывались ни любовь, ни обещания, ни совместное будущее короля и Су Ён, ведь у неё не было могущественного клана за спиной или иных способов поддержки молодого правителя. Кроме любви. И Су Ён отдала ему всю свою любовь, всю свою жизнь, всю себя, принеся в жертву дворцу право быть счастливой, право родить ребёнка от любимого человека, право прожить долгую жизнь в здравии и покое рядом с ним. И ушла – ради него, чтобы облегчить его участь и его решение, без обид и возражений. У неё было достоинство королевы, однако Су Ён не суждено было ею стать. Кто-кто, а Чжи Мон прекрасно знал, что за каждым великим мужчиной в истории всегда стояла любимая женщина. Во все времена, в любом из миров. Ибо самой природой, самими Небесами устроено так, что каждому живому существу предназначается его пара – его опора, сила, страсть, без которой гаснут все стремления, а рядом с которой – пылают негасимым огнём созидания и великих свершений. Но Чжи Мону также было известно (ведь сколько раз он был тому безмолвным и бесправным свидетелем!), что именно любимую женщину обычно первой приносят в жертву тому, чего она вместе со своей бескорыстной любовью и верой помогает достигать мужчине при восхождении к вершине. Король Тхэджо принял жертву О Су Ён и сделал её своей наложницей и придворной дамой, заточив во дворце, потому что отказаться от этой женщины было выше его сил. Потому что эта женщина была единственной, кого он любил. И когда она ушла, жить без неё просто не сумел, снедаемый тоской и чувством вины. И пусть Су Ён не была его женой, не родила ему детей, но одно её присутствие вливало в него силы, спокойствие и уверенность. Она всего лишь подавала ему чай, ухаживала за его волосами… и при этом была для него так же важна, как дыхание. Незаметное, беззвучное в светлые дни, когда его теряешь, вдруг оказывается, что жить без него невозможно. И король не смог. Он таял на глазах, и это почуяли все стервятники, кто только и ждал удобного момента для смены власти. А Тхэджо Ван Гон отказался бороться. Он больше ничего не хотел. Ни к чему не стремился. И никого не любил – вот что было страшнее всего. Прошёл целый год, а четвёртый принц по-прежнему исполнял роль посла, меняя земли и страны, выясняя военную мощь союзников и противников Корё. Король отослал его из Сонгака сразу же после казни наложницы О, невзирая на то, что принц всё ещё был болен. Это стало наказанием отца строптивому сыну, осмелившемуся перечить воле властителя страны ради ничтожной служанки. Но главная причина крылась в ином: Ван Со спас свою любимую, а Ван Гон – потерял. И Чжи Мон чувствовал, как это гложет правителя Корё и не даёт спокойно смотреть на принца, который мог себе позволить то, что уже не мог позволить себе король. Астроном помнил, как Ван Со смиренно стоял на коленях перед троном, где восседал Тхэджо, у кого в ушах ещё звучал траурный колокол по повешенной наложнице О. И как безропотно принц принял наказание, равносильное гибели, что привело в изумление даже его отца. – Ты не станешь противиться? – удивлённо переспросил Ван Гон. – Разве я могу не подчиниться королю? – безо всяких эмоций ответил четвёртый принц. Но он не был бы собой, если бы не продолжил: – Я покину Сонгак, как вы того пожелали. Однако Хэ Су не должна покидать Дамивон. Прошу вас о милости и понимании. И было очевидно, что Ван Со не просит, а ставит условие. В обмен на собственный отъезд и миссию во враждебных землях с риском для жизни он требовал безопасности и покоя для Хэ Су. Это не могло не вызывать уважения. – Ты всё ещё обворожён ею? – после тяжёлой паузы сердито проговорил король. – Я не могу отказаться от неё, – в тихом почтительном голосе четвёртого принца звучала такая несокрушимая твёрдость, что даже Чжи Мон взглянул на него так, словно видел впервые. Однако стоило Ван Со покинуть тронный зал, как астроном едва не сел на пол, причём буквально, услышав приказ короля: – Избавься от Хэ Су. – Что, простите? – уточнил Чжи Мон, донельзя поражённый внезапным вероломством Тхэджо. – Отправь её туда, где она не сможет видеться с принцами, – сквозь зубы пояснил король. – Если Ван Со не способен отказаться от неё, я сам позабочусь об этом. Вот это было уже жестоко и перекрывало любую ссылку на войну, в противоборствующий клан и куда бы то ни было вообще. Потому что это было не наказанием, а самой настоящей местью. Местью мужчины, который не смог защитить свою женщину, но имел власть, чтобы покарать того, кто на это отважился, даже родного сына. И пусть король требовал убрать Хэ Су за тридевять земель, запретив ей прощаться с принцами, Чжи Мон его не послушался: ему страшно было представить, что натворит четвёртый принц, если не найдёт её по возвращении. Да он же просто разнесёт ко всем чертям дворец, а потом придушит его, астронома! Или нет, сперва придушит, а потом разнесёт. Хотя какая разница… Поэтому Чжи Мон отправил Хэ Су не в какую-то захолустную провинцию, а всего лишь на окраину Сонгака, определив прачкой в кёбан. Да, из некогда благородной госпожи она превратилась в низшую из служанок, но астроном был уверен, что эта удивительная девушка справится с любыми трудностями, ведь не просто так он её выбрал! К тому же он не хотел терять Хэ Су из вида, ведь ей предстояло вернуться. И королевский запрет на прощание с принцами Чжи Мон истолковал на свой лад: со всеми нельзя, а с одним – можно и даже необходимо. Поэтому он сам проводил хромающую Хэ Су до своей башни, где собирался в дорогу Ван Со. Звездочёт понимал, что этим двоим нужно было увидеться и поговорить перед расставанием. Ведь его сердце вовсе не было каменным. А что до короля Тхэджо, то ныне, через двадцать шесть лет после вступления на престол, на троне сидел уже не тот величественный и грозный генерал Ван Гон, который твёрдой рукой объединил три государства и мудро правил молодой страной. Спустя долгие месяцы вялого и покорного угасания Корё возглавлял сломленный, ссутулившийся старик. Тхэджо было, в сущности, не так много лет, но он сдался и теперь устало смотрел на мир погасшим взглядом и бескровными губами равнодушно отдавал приказы. Чжи Мон наблюдал за ним со смесью сожаления, сочувствия и смирения: всё это происходило по воле Небес, что бы он там себе ни думал и ни был способен изменить. Однажды под вечер, выгнав из тронного зала бесполезного лекаря, у которого от страха и осознания собственной беспомощности тряслись руки, пока он пытался нащупать королевский пульс, правитель долго молчал, глядя куда-то в пустоту, а потом повернулся к Чжи Мону и едва слышно сказал то, чего астроном ждал от него, ждал уже очень давно: – Верни Ван Со в Сонгак.***
Год вдали от тебя прошёл, словно целая жизнь, Су. Так мне думалось тогда, ведь я ещё не знал, что это такое – целая жизнь без тебя, поэтому даже год мне казался вечностью. Как же наивен я был в то время! Я побывал в разных землях, видел и вынес много такого, о чём бы никогда не решился рассказать тебе, да и теперь не стану. Зачем? Ради чего тревожить тебя рассказами о нескольких новых ранениях, которые лишь прибавили шрамов на моём теле, о долгих зимних неделях в плену, об изнуряющей болезни, о потере моего отряда – всех воинов, одного за другим… Ведь главное – я выполнил свою миссию и вернулся к тебе. Живым. Я снова увидел и обнял тебя! Меня везде принимали с настороженной холодностью и даже враждебностью, не зная, чего можно ожидать от принца Волка из династии Ван, но опасения Чжи Мона не оправдались: несмотря на всё пережитое, на все трудности и столкновения, данные мне поручения я выполнял так, как и рассчитывал мой отец. А я постоянно ждал, когда же он сменит гнев на милость и позволит мне вернуться домой… В длительных конных походах, бесконечных месяцах в плену и похожих один на другой муторных днях на постели под присмотром военного лекаря у меня было много времени для воспоминаний, и все они были связаны с тобой. Долгими ночами, глядя на звёзды чужого неба, я думал о тебе и безумно скучал. Я скучал по той бойкой, дерзкой и смелой девчонке, которая ворвалась в мою жизнь свежим ветром и досаждала мне своими поучениями, незаметно пробираясь в самую глубину моего сердца. Я скучал по маленькой испуганной пичужке, в которую ты превратилась после ритуала дождя, пусть так и не понял, почему ты вдруг начала бояться меня. Я скучал по тихой печальной тени, которой ты стала после испытаний и смерти придворной дамы О. Я тосковал по тебе любой, ведь, какой бы ты ни была, ты оставалась для меня чудом. Ты принесла в мою жизнь свет и надежду. Ты открыла мне, что невыносимая унизительная жалость в твоих глазах на самом деле была мягким состраданием и пониманием, в котором я так нуждался. Меня никто, никто не понимал так, как ты, Су! Тебе единственной на земле было не всё равно, что со мной, здоров ли я, хорошо ли я спал… Но моя тоска была ничем по сравнению с той, что душит меня сейчас! Та тоска по тебе была иной, ведь в душе я был уверен, что однажды вернусь к тебе и вновь увижу твои глаза. А теперь она изменилась: у неё другой цвет – серый, гнетущий, у неё другой голос – изматывающе безысходный и недосягаемый, как твои черты в моей памяти. Но тогда… Тогда всё было иначе, думал о тебе я иначе и надеялся на иное… Ты научила меня смотреть на звёзды, любоваться снегом, пить свежие струи дождя. Рядом с тобой я отогрелся и понял, что могу чувствовать радость, замечать красоту и улыбаться. Когда я видел тебя, говорил с тобой, меня окутывали умиротворение и покой. Как рассказать тебе, что это значило для меня? Как объяснить, насколько сильно мне тебя не хватало? Я не выпускал из рук ту самую шпильку с лотосом, которую ты вернула мне в нашу последнюю встречу, ведь когда-то в своих руках её держала ты. Я и не ждал, что ты придёшь ко мне, когда собирался в дорогу. Потому что намеревался разыскать тебя до отъезда сам. И знаешь, что потрясло меня даже больше того, что ты – пришла? Ты улыбнулась мне! Улыбнулась едва ли не впервые за долгие месяцы и не отказалась прогуляться у озера Донджи. Нашего озера. Ты говорила мне о том, что этот мир продолжит жить своей жизнью всегда, несмотря на все наши скорби и потери. А я, слушая тебя, надеялся только на одно – чтобы ты как можно скорее отпустила прошлое, хотя и знал, что это невозможно после всего, что тебе пришлось вынести. И я не поверил своим ушам, когда услышал, как ты просила меня забыть о тебе, как говорила, что не будешь меня ждать и протянула мне шпильку, которую я ни разу не видел в твоих волосах. Но ведь ты её и не выбросила! Я слово в слово могу повторить, что ты тогда говорила мне: – Вас отсылают за то, что вы пытались помочь мне. А я помню, каким счастливым вы были, когда стали жить во дворце. Вы вынуждены уехать, хоть и не хотите. И в этом моя вина. И я прошу вас, научитесь отличать дружбу от любви. Отдав всю любовь одному человеку, вы усложните свою жизнь. Ты опоздала в своих опасениях и предостережениях, Су, потому что я уже отдал всю свою любовь. Тебе. И назвал тебя своей, хоть ты и противилась этому. Но я знал, что всё равно тебя не отпущу, что бы ни случилось… Я хранил это серебряное украшение, мечтая однажды увидеть нефритовый лотос в твоих волосах, ведь если ты наденешь его, это будет означать, что ты приняла мой подарок и меня самого. Я сжимал в пальцах шпильку, а мои руки хранили тепло объятий, пусть прежде я обнимал тебя и против твоей воли. Глядя на луну, которая дарила мне твою улыбку, я просил у тебя прощения за то, что не умел контролировать свои чувства, не умел себя вести и, быть может, этим пугал и отталкивал тебя. Но ты была так нужна мне, что иначе я просто не мог… Я смотрел на звёзды, дышал луговым ветром и хотел, чтобы ты тоже почувствовала эту свободу – запах ночной прохлады, шорох травы в бесконечных цветущих полях, чтобы ты вырвалась из клетки дворца, улыбалась и любовалась небом… А со мной или без меня – неважно. Именно тогда я придумал, как освободить тебя. И если бы ты позволила, я был бы рядом с тобой, ничего не прося взамен. Осталось только вернуться...***
Ван Со стоял перед королём, тратя все силы на то, чтобы сохранить самообладание. Его колотило от гнева и обиды, и лишь Чжи Мон замечал его подрагивающий рот, сжатые кулаки за спиной и слышал прерывистое дыхание, с которым принц пытался справиться, что выходило у него весьма посредственно. Однако в остальном для всех присутствующих он являл собой образец сдержанности и почтительности. Такой железной выдержке можно было только позавидовать! Астроном знал, что, едва спрыгнув с коня, Ван Со бросился в Дамивон – и что же? Хэ Су не было ни там, ни где-либо ещё во дворце, а все, кого терзал расспросами обезумевший четвёртый принц, отводили взгляд и не могли ответить ему ничего вразумительного. Сам Чжи Мон благоразумно покинул свою башню ещё загодя, и принцу, который никого там не обнаружил, не оставалось ничего иного, как только явиться в тронный зал, где малодушно прятался от него звездочёт, оттягивая неминуемую расплату. Ван Со обстоятельно докладывал королю о положении дел в приграничье, но мысли его были далеки от территориальных распрей и возможного увеличения сил киданей. Он думал лишь о том, где искать Хэ Су, и так выразительно поглядывал на Чжи Мона, что тот явственно ощущал на своём горле железные пальцы Его Высочества и нервно сглатывал в предчувствии неизбежного разговора, в котором – он не сомневался – прежде чем выслушать, Ван Со хорошенько перетряхнёт все его внутренние органы без гарантии возвращения их на предусмотренное анатомией место. Однако тревоги Чжи Мона кратно возросли и приняли совершенно иное направление, стоило ему сосредоточиться на беседе отца с сыном и осознать неслыханное: принц в открытую перечил королю! – Я хочу, чтобы теперь ты отправился к киданям, – приказал Тхэджо. – Я отказываюсь, – холодно ответил Ван Со, не обращая никакого внимания ни на округлившиеся от удивления глаза генерала Пака, ни на заинтересованный взгляд астронома, ни, собственно, на самого короля, который даже ожил от подобной дерзости. – Вы нарушили данное вами обещание. И я не могу подчиниться вам. – Ты всё ещё испытываешь чувства к этой девке? – грозно привстал на троне Тхэджо, но Ван Со промолчал, чем лишь подтвердил предположение правителя. – Король обязан быть готов пожертвовать всем ради защиты семьи или страны! Ты должен благодарить за то, что я вообще не избавился от неё! – Я не король, – невозмутимо парировал четвёртый принц, поднимая глаза на разбушевавшегося владыку. – И не стану им. А вам, если вы желаете сохранить союзника наследного принца, не стоит затягивать петлю на моей шее. И теперь я буду жить и поступать так, как считаю нужным. Заявив это, Ван Со покинул тронный зал в гробовой тишине. Чжи Мон почувствовал, как у него жутко зачесались ладони: ещё чуть-чуть – и он бы зааплодировал в ответ на такое фееричное сольное выступление четвёртого принца. Ну до чего хорош, наглец, а! Неужели это всё-таки произошло и он огрызнулся в ответ на очередную попытку унизить и использовать его «на благо государства»? А мальчик-то вырос и в свои восемнадцать наконец-то научился защищать собственные интересы без наносного подобострастия и соблюдения надуманных дворцовых правил. Однако в следующую минуту Чжи Мон едва не захлопал… королю. Потому что, выслушав вежливые утешения генерала Пака, пытавшегося выгородить своего любимца перед его же собственным отцом, Тхэджо вдруг довольно рассмеялся и проговорил голосом, полным гордости и удовлетворения: – Ван Со давно должен был сделать это. Теперь он не проиграет, кому бы ни пришлось противостоять. Если он будет таким и дальше, я покину этот мир со спокойной душой. И вновь астроном не удержался от улыбки. Во-первых, его весьма позабавило вытянувшееся лицо генерала, который явно не ожидал подобного выпада от принца и уж тем более – такой неожиданной реакции его отца. А во-вторых, Чжи Мон наконец-то услышал от короля то, что таилось и зрело у того в душе долгие годы. Король Тхэджо с малых лет растил Ван Со как будущего императора и рассчитывал на него больше, чем на наследного принца. Ван Гон обладал острым умом, иначе он не стал бы тем, кем являлся сейчас, а ещё он был на редкость прозорлив, и Чжи Мон вполне обоснованно опасался, что король однажды разоблачит его. Однако многоходовка Тхэджо по воспитанию из увечного униженного изгоя будущего великого правителя поразила даже такого ушлого проныру и стратега, как придворный астроном. Да, король Корё видел после себя на троне именно наследного принца, но в нём говорили отцовская любовь и традиции. При этом он не был глупцом и понимал, что Ван Му долго не усидит на золочёном стуле, и, чтобы сохранить государство таким, каким создал и возвеличил его Ван Гон, следом должен прийти сильный и мудрый преемник с боевыми навыками, опытом переговоров и умением подавлять неизбежные дворцовые интриги и мышиную возню кланов. Именно таким преемником Тхэджо и видел своего четвёртого сына. Все трудности и испытания, через которые прошёл Ван Со, должны были закалить его, и это случилось. Не зря король держал его подальше от дворца, ведь таким образом он защищал Со, понимая, что влиятельный клан королевы Ю неизбежно попытается использовать принца для своих корыстных нужд. Не напрасно он определил ему в наставники давнего боевого друга – генерала Пака, который превратил своего подопечного в искусного и опытного воина. Не просто так он попросил генерала приучать мальчика к ядам. Не ради тщеславия велел Чжи Мону штудировать с вернувшимся из Шинчжу четвёртым принцем историю и науки. Не только в качестве наказания отправил во вражеские земли именно Ван Со. Это был весьма мудрый и прозорливый шаг: умный, хладнокровный, несгибаемый, четвёртый принц мог постоять за себя и словом, и мечом, и одним своим неприступным видом в маске, которая вновь словно приклеилась к его лицу и наводила страх, даже когда Ван Со просто молчал. Никто из принцев не смог бы выполнить эту миссию настолько толково, безупречно и, в конечном итоге, выигрышно для Корё, как он. То, что выглядело как расправа и неприкрытая мужская месть, было гораздо глубже и имело далеко идущую цель – воспитать из четвёртого принца достойного правителя государства, который способен сберечь великие достижения отца. И теперь Чжи Мон мог со спокойной душой проводить короля Тхэджо в иной мир, зная, что тот ушёл вслед за своей О Су Ён без сомнений и напрасных тревог: Корё останется в сильных руках и будет процветать. Всё, чего удалось добиться отцу, сохранит и приумножит его сын. Однако все эти патетические мысли, какими бы они ни были возвышенными и позитивными, притупили бдительность звездочёта, который, покидая тронный зал, на время забыл о самом четвёртом принце, и, как оказалось, совершенно напрасно. Потому что Ван Со никуда не исчез и поджидал Чжи Мона у бокового выхода, налетев на него чёрной фурией, стоило тому выйти в коридор. Астроном и сам не понял, как, едва перешагнув порог, оказался припёртым к стене, а перед глазами у него вместо картин славного грядущего Корё возникло разъярённое лицо его будущего правителя, кто, не ведая своей судьбы, думал лишь об одном. – Где она? – рычал четвёртый принц, не заботясь о том, что через весьма символическую бамбуковую стену король беседовал с первым министром. – Куда ты дел Хэ Су? Отвечай! Да что же это такое, в самом деле, мысленно причитал Чжи Мон, барахтаясь в безжалостных тисках. Время идёт, а звериные повадки не меняются! Не он ли восхищался возмужавшим Ван Со не далее как десять минут тому назад? И вот, пожалуйста, – всё то же самое! Методы четвёртого принца доискиваться до правды не претерпели никаких сколько-нибудь существенных и благородных изменений. Не то чтобы Чжи Мон рассчитывал на всестороннее эстетическое просвещение Ван Со в его посольской миссии, но над манерами нужно работать, и над сдержанностью тоже. Придётся не забыть это и учесть в процессе дальнейшего культивирования характера будущего короля. Если бы Ван Со мог читать мысли, он бы, скорее всего, тут же придушил астронома. И ему даже не потребовались бы особые усилия: Чжи Мон и без того уже посинел, достаточно было всего лишь покрепче сжать пальцы, чтобы выплеснуть гнев и получить мрачное удовлетворение. Но тогда бы принц не выяснил, где Хэ Су. И, противясь жгучей жажде расправы, ослабил хватку на горле своей жертвы. – Говори, где она! Я же предупреждал тебя, я просил, я доверял тебе! А ты... Ну, говори! Звездочёт, приходя в себя от удушья, без преувеличения видел в почерневших глазах четвёртого принца огненные всполохи и, пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, сдавленно прохрипел: – Ваше Высочество… С ней всё в порядке… Услышав это, Ван Со разжал пальцы, и Чжи Мон медленно сполз по стене на пол, добавив уже из-под ног четвёртого принца: – Ещё немного – и вас просто некому было бы к ней проводить…***
Такого предательства от отца он не ожидал. Чего угодно: унижения, презрения, равнодушия – ко всему этому Ван Со давно привык и уже научился принимать если не со смирением, то, по крайней мере, с достоинством. Но – предательство? Это не укладывалось у него в голове. Лишившись женщины, которую любил, король решил и у сына отнять его любимую? Это что – такая кара, месть или очередной урок выживания во дворце? Как тогда сказал правитель – ради сохранения более важной жизни нужно уметь жертвовать незначительной? Ван Со горько усмехнулся. Неужели О Су Ён настолько мало значила для Ван Гона, что он вот так просто принёс её в жертву, чтобы защитить наследного принца? Нет, за этим крылось что-то ещё. Что-то, что Ван Со ещё предстояло постичь, только он вовсе не был уверен, что хочет этого. А сейчас он хотел только одного – увидеть и обнять Хэ Су. Ему не пришлось долго ждать, как в те вечера, что он провёл под окнами её ханока в Дамивоне, не решаясь войти. Да и повторись это вновь – он бы вошёл к ней, не раздумывая. Ван Со сразу узнал её, стоило ей появиться на заднем дворе кёбана с корзиной выстиранного белья. Хэ Су показалась ему ещё более хрупкой, чем он её помнил. И ещё эта хромота, что не исчезла даже год спустя... В нём вновь поднялась волна унявшейся было злости на бестолкового астронома, который додумался определить Хэ Су в прачки со сломанной ногой! Однако сейчас всё его внимание было приковано к тонкой девичьей фигурке в потрёпанной униформе. Хэ Су развешивала мокрое бельё на бамбуковых перекладинах, отвернувшись от принца, поэтому не заметила, как он подошёл к ней сзади, и лишь вздрогнула всем телом, как только Ван Со заговорил: – Ты никогда не слушаешься, да? Я велел тебе оставаться в Дамивоне. Работа там подходит тебе больше, чем труд прачки. Принц обнял её со спины, чувствуя, как его наполняет почти забытое тепло, по которому он так отчаянно тосковал. – Я скучал по тебе, – проговорил он, сжимая худенькие плечи, вздёрнувшиеся от его прикосновения. – Вы не должны быть здесь, – откликнулась Хэ Су, вырываясь из его объятий. – Забудьте меня. Она наклонилась, чтобы взять пустую бельевую корзину, но Ван Со схватил её за руку, разворачивая к себе, – и обомлел. Он жадно вглядывался в её лицо, не узнавая прежние любимые черты. Его потрясённый взгляд скользил по впалым щекам Хэ Су, обтянутым сероватой кожей, погасшим, безжизненным глазам, потрескавшимся губам и тусклым волосам, убранным в простую растрепавшуюся причёску. Его нежный, наполненный жизнью цветок превратился в сухой увядший бутон, а всему виной – пережитые страдания, потери и непосильный труд. Всему причиной – дворец, будь он проклят! – Ты всё такая же красивая, – улыбнулся Ван Со, ласково поглаживая огрубевшие от работы пальцы, что когда-то в невесомой заботе касались его лица. Лица, в которое испуганно вглядывалась Хэ Су, не слушая, что говорит ей принц: – Почему вы снова в маске? – воскликнула она. – Неужели вы забыли, как делать краску? Или шрам стал ярче? Вы же так ненавидите её, так зачем опять надели? Ван Со снял маску, под которой не было и намёка на шрам. Но тревога Хэ Су была ему приятна. Ей было не всё равно! Она беспокоилась о нём! – Я надел её, чтобы помнить о тебе, – просто сказал он, не вдаваясь в пространные объяснения. – Я мечтал вернуться и увидеть тебя. – Я больше не придворная дама из Дамивона, а прачка из кёбана, – потупилась Хэ Су. – И не в том положении, чтобы видеться с вами. Вы вернулись целым и невредимым и видите, что я в порядке. Этого достаточно. Она подняла пустую корзину и, сильно припадая на правую ногу, пошла прочь. Ван Со настолько опешил и от её вида, и от её слов, что даже не сразу бросился за ней. – Хэ Су, – догнал он её и схватил за руку, заставляя смотреть ему в глаза, – тебе здесь не место! Пойдём со мной, я с этим разберусь. Он настойчиво тянул её за собой, но Хэ Су отняла свою руку и закричала, уже не сдерживаясь: – Да оставьте же вы меня в покое! – в её глазах вскипали слёзы, а голос рвался на мелкие клочки. – Я здесь потому, что просто не могу ни жить дальше, ни умереть! Будь то моя вина в смерти наложницы О или страх пребывания во дворце, где за каждым углом таится опасность, забыть это я могу, только работая до полусмерти. Вы должны перестать беспокоиться и заботиться обо мне. Оставьте меня ради вашего же блага! – Я буду заботиться о тебе так же, как и ты обо мне когда-то, – перебил её Ван Со, подходя ближе. – Ты сможешь забыть всё это, не изнуряя себя работой. – Даже если тот, кого я хочу забыть, – это вы, Ваше Высочество? – выпалила Хэ Су, заливаясь слезами. Ван Со вдруг почувствовал страшную пустоту внутри и умолк, неверяще вглядываясь в её лицо, побелевшее так, что сильнее, казалось бы, некуда. – Видя вас, – продолжала Хэ Су, раня его каждым словом, – я вспоминаю всё то, что хотела бы забыть… Уходите, Ваше Высочество. Я жива, и у меня всё хорошо. А вы, прошу вас, живите в мире, не таите обиду или ненависть, просто забудьте всё, и тогда больше никто не пострадает. С этими словами Хэ Су отвернулась от него, и ушла, хромая сильнее прежнего. Я смотрел тебе вслед, Су, раздавленный твоими словами, и ничего не понимал. Ничего! Мою радость от встречи с тобой, о которой я столько мечтал, словно засыпали пеплом. Что ты такое говорила? Почему? Ты столько раз спасала меня, помогала мне, беспокоилась обо мне. Ну почему же ты вновь отталкивала меня? Я хотел всего лишь вытащить тебя из кошмара, в котором ты жила все эти месяцы. Но ты отвергла и меня, и мою помощь! За что? В чём я был виноват перед тобой? Виноват настолько, что ты не выносила даже моего присутствия? Да, ты не любила меня, боялась и не желала видеть рядом, но ведь я просто хотел помочь тебе, ничего не прося взамен! Неужели ты думала, что я смогу уйти, увидев тебя такой несчастной и измученной, и ничего не попытаюсь сделать? Или начну требовать что-то в благодарность за заботу? Неужели ты могла подумать обо мне такое? Ты была солнцем на моих небесах, и я знал, что даже если погаснут все звёзды, твой свет будет направлять меня и дарить мне надежду. И я бы остался рядом с тобой безмолвной тенью, чтобы подхватить тебя, если ты оступишься и упадёшь. Я бы стал твоим укрытием от любой бури, защитой от любой беды. Но ты вновь отталкивала меня. Почему, Су? Всё это не укладывалось у меня в голове, и сначала я даже не знал, куда мне теперь идти и что делать. Но решение пришло само, и я вернулся во дворец. Я был готов на что угодно, лишь бы ты покинула унылые прачечные кёбана, где тебе было не место, и вернулась к жизни. А со мной или без меня – это не имело значения…***
Чхве Чжи Мон как раз заканчивал составлять свежий гороскоп для Ван Му, сидя на северном, затенённом уходящим солнцем балконе своей башни, который остался ему после интервенции четвёртого принца, когда этот самый интервент возник в дверях. Ван Со надсадно дышал, видимо, после скачки или стремительного подъёма по лестнице, а может, и того и другого. И выражение его лица звездочёту совсем не понравилось. Ну вот опять, пожалуйста! Святые Небеса! – Ваше Высочество, стойте там, где стоите! – Чжи Мон прытко отскочил к перилам балкона, подальше от принца, чувствуя, как у него уже привычно сжимается в удушье горло. С лабильностью собственной нервной системы надо было что-то делать, причём срочно, пока его не хватил удар при одном только виде будущего правителя Корё. – Ты видел её? – грозно наступал на него Ван Со, игнорируя нелепую просьбу. – Кого? – глупо переспросил Чжи Мон, непроизвольно выставляя перед собой карту звёздного неба в виде щита, не замечая, что эта карта не просто полноцветная, но ещё и ламинированная (Климат тут такой капризный, так что же, вещи ценные портить, что ли?). Но Ван Со, на его счастье, ничего не замечал. Прижав астронома к перилам, он вырвал у него из рук бесценную карту и швырнул её с балкона, лишив Чжи Мона иллюзорной защиты и важного артефакта, за который тот легко мог распрощаться с жизнью. Всё зависело от того, кто первым обнаружит упавшую карту во дворе и как ею распорядится. – Хэ Су! – выкрикнул принц прямо в лицо звездочёту, отчего у того зашевелились усы и сбилась на бок борода. – Ну, разумеется. Я же… Она же… Мы же с ней знакомы, как-никак… – очевидная чепуха, которую нёс Чжи Мон, легко объяснялась свирепым видом Ван Со и высотой башни, с которой астроном имел все шансы полететь вслед за своей картой. Неудивительно, что от страха его мозги обернулись айвовым киселём. – Она превратилась в тень! Она не похожа сама на себя! На неё больно смотреть! – принц на мгновение закрыл глаза и тряхнул головой, отгоняя от себя образ измождённой Хэ Су. – Как ты мог так с ней поступить? Неужели нельзя было позаботься о ней, пока меня не было в Сонгаке? Она явно голодает и изнуряет себя работой до полусмерти! Ты видел её руки? Они же стёрты в кровь! – Ваше Высочество, но Его Величество… – проблеял звездочёт, всё опаснее перегибаясь через перила, лишь бы подальше отклониться от нависшего над ним принца. – Мне плевать на Его Величество! – Весьма опрометчиво, – дипломатично заметил Чжи Мон. – Вам не следует… – Верни Хэ Су во дворец! – потребовал Ван Со, не дав ему закончить неуместную воспитательную мысль. – Но как… – Так же, как убрал её отсюда! Меня не интересует, как именно ты это сделаешь. Но чтобы она вернулась в Дамивон, и чем быстрее, тем лучше. Уяснил? Иначе… Руки Ван Со потянулись к горлу звездочёта, но он вдруг опомнился и, сжав кулаки, покинул балкон, оставив Чжи Мона приводить в порядок дыхание, нервы и затёкшую спину. А заодно соображать, как выполнить приказ. Хотя была у него одна мыслишка…***
Ван Со растерянно смотрел на принцессу, не совсем понимая, что она только что ему сказала. Может, он неверно расслышал её? Она хочет – что? – Я хочу, чтобы ты женился на мне, – повторила Ён Хва, прямо глядя ему в глаза. И пока принц собирался с мыслями, его сестра что-то говорила ему о себе и о своей мечте получить награду за все скитания и унижения, которые вытерпела семья Хванбо в прежние времена. Она говорила о троне Корё как о единственном способе заглушить её ненасытный голод власти. Ван Со слушал её и никак не мог сообразить, при чём здесь он. – Я никогда не стремился быть королём, – скупо улыбнулся он Ён Хве. Ему неприятны были все эти разговоры о троне, который приносил его обладателям только несчастья. Он не желал ничего слышать о скорой смерти короля и преемнике престола Корё: и без того был сыт по горло слухами и сплетнями во дворце, откуда сбежал в башню звездочёта, дожидаясь, пока тот вернёт Хэ Су в Дамивон. А просьба принцессы о браке вообще застала его врасплох. С чего вдруг ей пришло в голову выйти замуж, и тем более с учётом её амбиций, замуж именно за него? – Я знаю о том, что ты не мечтаешь о троне, – продолжала Ён Хва без тени смущения. – Поэтому я и держалась поодаль. Но я тоже женщина. Я очень давно люблю тебя и думаю, что быть вместе – это наша с тобой судьба. Ван Со смотрел на неё и со странным удивлением думал о том, что ничего не чувствует. Абсолютно ничего. Если бы раньше кто-то сказал, что любит его, он бы отдал за это весь остаток жизни. Ему никто и никогда не говорил, что любит его: ни мать, ни отец, ни братья – никто. И мальчишкой он часто мечтал о том, каким это будет счастьем – услышать «Я люблю тебя» хоть от кого-нибудь, как бы он сам ни относился к этому человеку. И вот ему говорят эти слова, и говорит его родная сестра, которая всегда выказывала ему своё расположение, не оскорбляла и не унижала его, не боялась и не шарахалась при встрече с ним, которая была юна и очень красива. Но при этом он не ощущал вообще ничего. Так странно... А может, как раз наоборот. – Однажды в детстве, – заговорил Ван Со после короткой паузы, – мне сказали о том, что я любимец короля. В тот день на моём лице появился шрам. И я перестал быть принцем Корё. И чьим-то любимцем, – он криво усмехнулся, глядя, как окаменело хорошенькое личико принцессы. – Говоришь, нам с тобой суждено быть вместе? А я не верю в судьбу. К тому же мои мысли сейчас о другой. – Ты говоришь о Хэ Су? – поникла Ён Хва и тут же, встрепенувшись, заговорила с горячностью, так непохожей на её прежний смиренный тон: – Она приносит беду! Она разрушит твоё будущее! – Без неё у меня его вообще нет, – твёрдо осадил её Ван Со. – И раз я сказал это прямо, надеюсь, ты поняла меня. Я не смогу без неё жить. Разговор с принцессой лишь укрепил его в мысли, которая пришла ему в голову в одну из бессонных ночей, ещё когда он был послом. Ван Со смотрел на бледный лик луны и любовался её далёкой туманной улыбкой, которая так напоминала ему Хэ Су. Он лежал в густой молодой траве, дышал запахом полевых цветов, наслаждаясь ощущением покоя и свободы, и мечтал, чтобы Хэ Су почувствовала то же самое. Теперь оставалось только убедить её принять его предложение.***
Король Тхэджо ощутимо сдавал. Он то и дело отменял ежедневные встречи с министрами, не в силах высидеть до конца их перепалок. А склоки среди его приближённых множились с каждым днём: все понимали, что правителю осталось недолго и не просто так он призвал во дворец глав влиятельных семей и давал им наставления в приватных беседах. Каждому клану хотелось не прогадать при скорой смене власти и урвать кусок пирога Корё, охочих до которого оказалось слишком много. Мало кто понимал, на кого следует делать ставку: на Ван Му с его странным равнодушием к трону, частым отсутствием на совещаниях и слабым семейством жены, не раз запятнавшим себя перед королём, или на какого-то другого принца. На третьего? Или, быть может, четвёртого? Неспроста же он вернулся в Сонгак как раз в это смутное время заката Тхэджо. Да и ритуал дождя провёл именно он… Дворец походил на растревоженный улей. По всем его углам сквозняками бродили слухи и домыслы, и это весьма удручало короля, никак не способствуя его душевному покою и телесному здравию. Выгнав всех прибывших глав кланов, он устало закрыл глаза и сидел на троне, напоминая Чжи Мону древнего старца-отшельника в горах Чжуннань, с которым астроному как-то довелось провести целую зиму. Только в отличие от Тхэджо, старый мудрец был полон сил и жив до сих пор… Но сейчас не время было вспоминать о собственном прошлом. Нужно было заботиться о будущем государства. И Чжи Мон, неслышно приблизившись к трону, налил королю свежего чая. – Ваше Величество, – обратился он к правителю, придвигая к нему чашку, – это целебный чай из дворца Дамивон. – Я ничего не хочу, – равнодушно откликнулся Тхэджо, игнорируя напиток. – Мне уже ничего не нравится. – Новая придворная дама сделала свежую смесь, – не сдавался звездочёт. – Хотя бы вдохните аромат. Он выдержал испытующий взгляд короля и с напряжённым вниманием следил за тем, как тот неверной рукой подносит чашку к лицу, вдыхает терпкий пар, делает глоток и… замирает, поражённо глядя на чайник. Это был любимый чай Тхэджо. Рецепт травяной смеси знала только О Су Ён. И передать его она могла лишь одному человеку. – Его сделала та девушка, Хэ Су? – проговорил король, не глядя на Чжи Мона. – Я хотел всего лишь вернуть вам аппетит. Прошу прощения, – принялся оправдываться астроном, стараясь скрыть радость: его уловка сработала! Не зря вчера он навестил Хэ Су в кёбане и попросил её явиться утром во дворец. Король не забыл вкус своей прежней любви. Этот вкус был способен одним глотком возродить его к жизни. – Приведи её ко мне, – потребовал Тхэджо, крепче сжимая в руках остывающую чашку. И Чжи Мон её привёл. Этим же вечером. Благо он рассчитывал на подобную просьбу короля и велел Хэ Су задержаться в Дамивоне. И пусть идти туда она наотрез отказалась, но зато смиренно ждала своей участи на берегу озера Донджи, сидя под старыми платанами в зарослях можжевельника. Эта часть дворцового комплекса была далеко от башни звездочёта, поэтому встретиться с четвёртым принцем она не могла, что в данный момент очень устраивало Чжи Мона: сначала нужно было подготовить Хэ Су, дать ей понять, что не стоит уговаривать Ван Со отказываться от власти и стремиться покинуть дворец. Принц нужен был здесь, нужен как никогда. И то, о чём он мечтал, что хотел предложить Хэ Су, о чём собирался просить её, никак не вписывалось в планы короля и звездочёта. Ван Со и Хэ Су ещё рано было встречаться, потому что она могла принять его предложение. Поскольку, как показали все бесплодные попытки Чжи Мона направить помыслы Ван Со к трону, на упёртого принца ничто иное не действовало, эта девушка должна была стать основным рычагом. Да, это было жестоко, но других вариантов, увы, не осталось: дай четвёртому принцу волю и свободу действий, он прямо сейчас посадил бы Хэ Су в седло и ускакал в закат. И тогда – всё, прощай, великое будущее Корё! Ван Со нужно было привязать ко дворцу любой ценой: цепями любви, канатами лжи, нитями надежды – чем угодно, лишь бы он остался в Сонгаке. Цепями, конечно, было бы надёжнее всего... Размышляя так, Чжи Мон стоял за шёлковой ширмой в тронном зале, откуда мог наблюдать за королём и Хэ Су без риска быть обнаруженным. Он переводил взгляд с болезненного, землистого лица правителя на бледное истаявшее лицо девушки и ловил себя на том, что судьба государства зависит в данный момент только от того, чем закончится разговор этих уставших от жизни людей с искалеченными душами, пусть одному было за шестьдесят, а другой не исполнилось и двадцати. – Ты думаешь, что у меня осталось не так много времени, верно? – невесело усмехнулся Тхэджо, заметив, с каким волнением Хэ Су следила за дрожавшей в его руках чайной чашкой. – Откуда ты вообще взялась? После случившегося с наложницей О я наблюдал за тобой. Я узнал всё о твоей семье и друзьях, о том, где и когда ты родилась. Я опросил всех в окружении Ван Ука. И по моим выводам выходит, что ты неожиданно стала другим человеком. Ты внезапно изменилась. И я отчётливо вижу, что ты похожа на Чжи Мона. Вы оба знаете будущее, в отличие от нас. Челюсть звездочёта упала одновременно с приоткрывшимся в изумлении ртом Хэ Су. Она ничего не сказала, но на её лице и без того было написано: король не ошибался. И, как оказалось, истинную природу вещей в Корё знали как минимум трое. Чжи Мон полагал, что Ван Со унаследовал от отца острый ум и непробиваемое упрямство, а выходит, удивительная проницательность принца тоже была заслугой Тхэджо. Вот это генетика! Астроном покачал головой, заставляя себя сосредоточиться на тихом голосе правителя. – А тебе известно о том, что четвёртый принц родился под звездой Короля? – продолжал тот. – И Ван Му, и Ван Со – им обоим суждено править государством. Никто достоверно не знает, что и когда произойдёт в этом дворце. А ты сможешь быть этому свидетельницей, но тебе не стоит увлекаться и поддаваться чувствам. – Ваше Величество, – вдруг подала голос молчавшая всё это время Хэ Су. – А не могли бы вы просто отослать меня подальше отсюда? Не думаю, что я смогу здесь жить. Услышав её, Чжи Мон едва не выдал себя: он всплеснул руками и весь подобрался в ожидании ответа короля. Нет-нет! Её ни в коем случае нельзя было отпускать из дворца, иначе всё пойдёт прахом и уже наверняка! Но Тхэджо Ван Гона не зря называли мудрым правителем. Он и без подсказок своего советника осознавал, какое влияние имеет эта девушка на его четвёртого сына: тот себе на беду весьма явно дал это понять. И теперь не только звездочёт делал ставку на Хэ Су, чтобы она привела Ван Со к власти. Она должна была, вольно или невольно, заставить принца захотеть сесть на трон! – Просто закрой глаза на то, что тебе неподвластно, – ответил король, и Чжи Мон с облегчением выдохнул. – Если не сможешь не обращать внимания на происходящее здесь, куда бы ты ни отправилась, ты окажешься в таком же положении. Чжи Мон тревожно поморщился, увидев, как Хэ Су прижала руку к груди, и прислушался: её сердце, и без того слабое и больное, сейчас ощутимо сбоило, заставляя девушку переводить участившееся от переживаний дыхание. Плохо. Очень плохо. Ей нельзя было так волноваться! Кто же мог предположить, что Го Ха Чжин, девушка из будущего, попав в это тело, своим неугомонным характером, беспокойством и страданиями настолько усугубит врождённый сердечный недуг Хэ Су! Нет, ей предстояло пережить и сделать ещё очень многое, а её непростая болезнь могла на всём этом поставить крест. Прав был четвёртый принц: идея с прачечной была губительной для хрупкого здоровья Хэ Су, на голову которой свалилось слишком много всего. Нужно подумать, как поддержать её и помочь восстановить силы, иначе можно просто не успеть... – Боясь будущего, – продолжал между тем Тхэджо, глядя на то, как безуспешно пытается успокоиться Хэ Су, – ты можешь потерять что-то важное в настоящем. – Он вдруг улыбнулся, и голос его потеплел. – Су Ён назвала тебя своей дочерью. Поэтому, как своей дочери, я и даю тебе этот совет. Чжи Мон перевёл взгляд на Хэ Су и понял, что слова короля достигли цели. Девушка услышала то, что говорил ей правитель, и теперь поступит так, как следует: привяжет Ван Со ко дворцу и не позволит ему перечить воле Небес. Несмотря на то, какую непомерную цену придется заплатить за это и ей самой, и четвёртому принцу.***
Встреча глав могущественных кланов во дворце Корё завершалась большим праздником, но Ван Со даже не собирался там присутствовать: cлишком свежа была его обида на короля! Принц не мог заставить себя улыбаться и почтительно смотреть в глаза правителю Тхэджо, которому ещё вчера утром поставил ультиматум, невзирая на родственные узы и разницу в положении и возрасте. Простить такое предательство он был не в состоянии. К тому же ему совершенно не хотелось видеть всех этих стервятников, слетевшихся делить прах того, кто был ещё жив и сидел на троне. При мысли об их лицемерии и интригах, которыми Ван Со был сыт по горло и в Корё, и в тех землях, где ему довелось побывать в качестве посла, он чувствовал омерзение и неодолимое желание немедленно покинуть дворец, чтобы никогда больше сюда не возвращаться и не мараться в этой придворной грязи и крови. Если бы только здесь не оставалась Хэ Су, с которой были связаны все его надежды и без которой у него не было будущего ни во дворце, ни где-либо за его пределами! Эта девушка словно приковала его к себе невидимой цепью, приковала намертво, навсегда. И Ван Со физически ощущал: чем настойчивее Хэ Су отталкивала его, тем крепче натягивалась эта цепь, чем сильнее отдалялась от него, тем больнее было чувствовать разлуку, чем надёжнее пряталась от него, тем острее ему хотелось быть рядом, чтобы видеть её, говорить с ней и хотя бы изредка касаться, убеждаясь, что она не плод его воображения. Ему невыносимо было видеть, во что превратилась Хэ Су после всех перенесённых страданий и изнуряющего труда. Если бы только он не уехал, покорившись воле короля, доверившись ему! Он бы ни за что не позволил, чтобы с ней так обходились, чтобы она плохо ела, мучилась ночными кошмарами и таяла день ото дня, балансируя на грани жизни и смерти. Но сейчас у него был план, веру в осуществление которого укрепил тот неожиданный разговор с принцессой. Призрачная идея обрела реальные формы и затеплила в душе Ван Со надежду, что всё получится и ему удастся вызволить Хэ Су из дворцового плена, как ей и мечталось. Лишь бы только она согласилась! Именно поэтому он бродил по дорожкам парка, поджидая Хэ Су там, где ему велел Чжи Мон. И его ожидание было вознаграждено: как только отгремели праздничные барабаны, возвещая о том, что король прибыл на праздник в церемониальный двор, на мостике через ручей появилась та, что занимала все его мысли. Заметив его, Хэ Су опустила глаза и хотела прошмыгнуть мимо, но Ван Со решительно преградил ей путь и протянул шпильку с лотосом: – Хэ Су, выходи за меня замуж. У него не было ни желания, ни времени на пространные объяснения, поэтому он сразу начал с главного. – Что? – прошептала она, поднимая на него потрясённый взгляд. – Поженившись, мы сможем оставить дворец, как ты и хотела. Согласна? – он и сам не ожидал, с каким трепетом будет ждать, что она скажет ему в ответ. И хотя он готовил себя к любой её реакции, но не мог предположить, как больно ударит его её отказ. – Я не могу, – испуганно отшатнулась от него Хэ Су. – Если ты не любишь меня, – борясь с горьким разочарованием, как можно спокойнее продолжил Ван Со, – после отъезда мы расторгнем брак. Я хочу сделать это для твоего благополучия. Похоже, первый шок Хэ Су прошёл, поскольку она заговорила спокойнее, всё так же игнорируя серебряное украшение – этот символ любви в его протянутой руке. – Вы нужны здесь, Ваше Высочество, и не должны уезжать из-за меня. К тому же король беспокоится о вас. – Он всегда испытывает своих детей, – помрачнел Ван Со. – Он король, а не отец. И я не хочу быть на его стороне. – А что если вы сможете стать королём? – неожиданно спросила Хэ Су, и странное пытливое выражение в её глазах почему-то совсем не понравилось принцу. – Вы и тогда захотите уехать? – Будь я королём, ты осталась бы со мной? – вопросом на вопрос откликнулся Ван Со и, не дождавшись ответа, продолжил: – Когда я ездил послом в другие страны, я ощущал настоящую свободу и постоянно думал о тебе: хотел, чтобы и ты чувствовала себя так же. Пойми, я просто хочу быть с тобой рядом, даже ничего не получив взамен, иначе быть королём не имеет смысла. Он вложил тяжёлую шпильку в её руку, крепко и нежно сжимая холодные дрожащие пальцы: – Пойдём со мной! Ты же принадлежишь мне, помнишь? Ван Со улыбнулся, глядя в её огромные, бесконечно любимые глаза, но Хэ Су оттолкнула его руку, не принимая подарок и отвергая его самого. – Нет! – воскликнула она. – Я не выйду за вас только ради того, чтобы покинуть дворец! Она бросилась прочь от него, едва не столкнувшись с Ван Уком, который слышал конец их разговора, если не всё с самого начала. И если бы не Ван Ук, Ван Со не дал бы ей уйти. Но его остановила рука восьмого принца и ядовитые слова: – Принц женится на прачке? – исподлобья глянул на него Ван Ук. – Не стоит так лгать Хэ Су. – Я всегда держу своё слово, – отчеканил Ван Со, сбрасывая с груди удерживающую его руку. – Она в опасности. Из-за тебя. Ван Со застыл, услышав столь нелепое обвинение. Хэ Су в опасности из-за него? Что за бред? А Ван Ук продолжал, забрасывая его словами, которые густо сыпались и били Ван Со, как камни во время ритуала дождя: – Она пострадала, потому что вмешалась в твою борьбу с королевой Ю. Ты это начал. И теперь хочешь жениться на ней? Я никогда не прощу тебя. Злая улыбка расчертила лицо четвёртого принца: – Я то же самое могу сказать и о тебе, – ответил он обвиняющим тоном. – Я просил тебя доказать невиновность Хэ Су. У тебя была такая возможность. Но ты не смог даже этого. Твоя бесполезность и беспомощность просто выводят из себя! Миг – и братья сцепились, словно два свирепых волка, с ненавистью глядя друг другу в глаза. – Прекрати притворяться, что заботишься о ней и отвернись, как делал это прежде! – с холодной яростью выплюнул Ван Со в лицо Ван Уку. – Вы больше не родственники. Хэ Су не имеет к тебе никакого отношения! Он выразительно посмотрел на доспехи, выглядывающие из-под праздничного одеяния восьмого принца, но ничего не сказал, лишь брезгливо отшвырнул от себя брата и пошёл прочь. Ван Ук снова помешал мне. Он помешал нам, Су! Если бы не он, я бы не дал тебе уйти так просто и принялся уговаривать, убеждать, умолять тебя покинуть Сонгак вместе со мной. И пусть ты не любила меня тогда, я не стал бы насильно привязывать тебя к себе, ведь мне достаточно было знать, что ты спокойна и здорова вдали от дворца, что тебе не угрожает никакая опасность. Я бы заботился о тебе и берёг тебя всю жизнь, если бы ты только позволила! А Ван Ук… Каждый раз, когда я мысленно касаюсь его имени, я не знаю, что испытываю больше: ненависть, ярость или презрение. Его имя для меня – это пропасть между тобой и мной, которая расколола земную твердь, оставив нас по разные стороны непреодолимого непонимания. Его имя для меня – это чёрная бездна нашей разлуки. И за это я никогда не смогу его простить. Никогда! Как не смогу никогда простить себе то, что просто разжал руки – и отпустил тебя…