Все, как безумные, стремятся к власти, Но не она меня прельщает, нет… Цюй Юань
Долгая жизнь – не всегда подарок Небес. Всё зависит от того, как её довелось прожить и сколько потерь выпало оплакать. Подчас долголетие становится лишь продлением агонии, сдобренной густой горечью сожалений и воспоминаний, которые редко бывают счастливыми. Да и счастливые воспоминания – непосильная ноша, ведь уже невозможно вернуться в то время, когда был счастлив. И эти воспоминания только разъедают душу, не принося и толики радости. А бессмертие – это и вовсе настоящее проклятие. Как наивен и жалок тот, кто мечтает о вечной жизни, не ведая, на что обречён не считающий лет и идущий в никуда! В любом случае сколько бы ни выпало прожить, потери неизбежны. Враги, друзья, любимые… Одних мы теряем походя. Другие исчезают, не касаясь нас в прощальном жесте, где-то за дымкой расстояния и времени. Но есть и те, кого мы провожаем сами, до последнего вздоха держа холодеющую руку в своей и наблюдая, как гаснет едва тлеющий огонь в глазах, уже смотрящих в вечность… Чхве Чжи Мон не считал своих потерь. Просто потому, что это грозило свести его с ума. И он предпочёл забвение в качестве иллюзорной защиты от шрамов на сердце, для которых уже, казалось, не осталось места. Ныне он провожал в мир иной короля Тхэджо, до чьей кончины оставались считаные часы. Звезда правителя Корё погасла, когда тот упал без сознания на празднике для глав влиятельных кланов, собравшихся во дворце. Во всеобщей суете и суматохе Чжи Мон поднял ищущий взгляд и увидел непререкаемую волю Небес – некогда яркая точка над Сонгаком, которая светила всё слабее, исчезла на его глазах. Время Ван Гона прошло. И вот теперь некогда грозный и великий правитель вытянулся на своём ложе, допустив к себе лишь генерала Пака и его, ближайшего советника и придворного звездочёта. – Неужели я уйду именно так? – с тоской проговорил король, едва приоткрыв затуманенные надвигающейся смертью глаза. Слабый голос Тхэджо напоминал ветер в сосновых кронах, но его шелест был потусторонним, как в ночь сошествия духов. – Куда же вы собрались уходить? – пытался приободрить его генерал, однако выходило у него плохо: он так и не овладел сомнительным, но весьма полезным при дворе искусством притворства и лицемерия. – Пожалуйста, не говорите так! Ваше время ещё не пришло. – Как же быстротечна жизнь, – не слыша его, выдохнул король. – И ради чего я жил все эти годы? – Вы создали великое государство, – сказал Чжи Мон. Он не мог и не желал размениваться на лживые слова: на грани миров они не имеют никакого смысла и лишь ещё больше удручают уходящего, отягощая его ненужными сожалениями и препятствуя его готовности к встрече с неизвестностью. – Государство… – далёким эхом, словно уже из другого мира, откликнулся Тхэджо. – А всегда ли будет существовать Корё? И правильный ли я сделал выбор, назначив наследником Му? И поскольку положительного ответа ни на один из этих вопросов у Чжи Мона не было, он предпочёл промолчать. Всё по той же причине: он просто не мог заставить себя лгать умирающему. Но зато сейчас на это был способен генерал Пак, разумеется, из лучших побуждений. Поэтому он ответил, поразив своей убеждённостью даже астронома: – Мы можем заверить вас, Ваше Величество, что это решение было верным. Наследный принц взойдёт на трон. Звуки, которые достигли слуха Чжи Мона, меньше всего напоминали смех, но это был именно он. – Я вижу, у меня есть хорошие друзья, – уголки губ Тхэджо дёрнулись в подобии слабой улыбки. Его не мог провести даже такой уверенный тон старого военачальника. – Моя война окончена. Теперь начинается ваше сражение. Присматривайте за наследным принцем. И за четвёртым тоже. Услышав это, генерал Пак не выдержал и заплакал: искренне, горько, открыто. Матёрый вояка, мужественно вынесший столько ранений, что его тело, да и искалеченное лицо, могли служить летописью объединения трёх государств. Верный товарищ, бок о бок прошедший с Ван Гоном весь непростой путь становления Корё, ни разу не усомнившись в своём великом короле. Близкий человек, отдавший свою единственную дочь в жёны сыну Ван Гона. Сейчас он так жалобно плакал, теряя друга, что видеть и слышать это было просто невыносимо. Чжи Мон сдерживался из последних сил. Он сам, едва проговорив пустое «Ваше Величество!», замер, глотая невыплаканные слёзы, которые обжигали горло: слова короля о друзьях полоснули его по сердцу безжалостным мечом. Тхэджо назвал его своим другом. Другом! Святые Небеса! Чжи Мон не позволял себе иметь друзей. Это было для него недопустимой роскошью и вдобавок чревато суровыми последствиями от разоблачения до лишней горечи потери. Но кем тогда приходился ему Ван Гон, которого он знал, понимал и поддерживал столько лет, если не другом? Ведь Чжи Мон до сих пор в мельчайших подробностях помнил их знакомство, с которого и началось его путешествие по эпохе Корё… Это случилось в день нападения армии генерала Ван Гона на Хупэкче. Шёл високосный 904 год, суливший большие перемены, потрясения и кровавые события. Недаром поле битвы вдруг накрыло солнечное затмение, которое заставило многих суеверных воинов обратиться в бегство или сложить оружие. И пусть армия молодого военачальника одержала победу, сам он лежал в соломенной хижине на окраине безымянной деревушки, умирая от раны в живот. Рядом с ним находился генерал Пак, на чём свет стоит ругавший беспомощного лекаря. Но тот лишь прижимал к ране плотную ткань, едва успевая менять пропитанные кровью клочки материи на новые без всякой надежды на смысл этих манипуляций. Слишком глубоко и нехорошо вошёл меч, слишком много крови потерял Ван Гон, прежде чем его отнесли в безопасное место подальше от затихавшего боя! Маленькая бедная хижина пропахла кровью и безысходностью. И тут ниоткуда появился Чхве Чжи Мон. Поговаривали, что он просто вышел из-за старой сухой сосны, одиноко растущей на берегу реки. Но мало ли что наплетут… У страха и невежества глаза велики, а когда землю накрывает кровавая волчья луна – становятся и того больше. Чжи Мон по-хозяйски вошёл в хижину, выгнал оттуда всех, кроме растерянного лекаря и озадаченного генерала Пака, и принялся за дело. Для начала он дал Ван Гону выпить что-то пахучее, мгновенно погрузившее раненого в крепкий сон. Потом велел принести чистой воды, долго и тщательно скоблил руки, после чего ловко обработал рану, наложил снадобье из трав, подозрительно пахнущее вовсе не травами, и туго перевязал её чистыми полосами ткани, коих в его бездонной сумке нашлось с избытком, словно он знал, куда и зачем шёл. Что странно, никто не решился перечить этому незнакомцу, который действовал быстро и так уверенно, что даже не возникало сомнений, что он помогает, а не вредит. – Я умру? – еле слышно спросил Ван Гон, очнувшись поздним вечером того же дня. – Как и все, – смиренно откликнулся Чжи Мон и, подняв голову, долго смотрел на звёздное небо. Так долго, что сидевший рядом генерал Пак не вытерпел и бесцеремонно пихнул его в бок: отвечай, мол, когда тебя спрашивает военачальник. Чжи Мон недовольно покосился на него и с уверенностью продолжил, обращаясь к раненому: – Но вы, господин, умрёте точно не сейчас. Ваша звезда горит удивительно ярко, поэтому вам рано умирать. Вам предстоит ещё много великих деяний. – О чём ты? – уже громче поинтересовался Ван Гон, которому ощутимо полегчало. – Хотя бы о том, что вы ещё должны объединить три государства и возглавить новое. Пак и Ван Гон недоумённо переглянулись. – Откуда ты знаешь? – удивился будущий основатель Корё, даже привстав на постели. – Мне подсказали звёзды, – невозмутимо пояснил Чжи Мон. – Я умею читать их послания. А вам, господин, не стоит пока так себя утруждать, если вы хотите поправиться и продолжить свой славный путь. Отдыхайте, а о вашем будущем я позабочусь. С тех пор Чжи Мон сопровождал Ван Гона повсюду: и в его многочисленных морских сражениях, и во время заговора с целью свержения власти бывшего повстанца Кунъе, и после, уже когда властитель Корё обосновался в Сонгаке, откуда правил страной. Чжи Мон стал придворным звездочётом, ближайшим советником и надёжной опорой королю Тхэджо. Но – другом? Неужели? Он никогда не задумывался о себе в таком качестве. И то, что Ван Гон впервые назвал его другом, находясь на смертном одре, Чжи Мона просто раздавило. Будь проклята стылая вечность, не дающая счастья забвения! В ту ночь только звёзды на сумрачном небосклоне Корё видели слёзы придворного астронома…***
На рассвете королевский дворец был оцеплен верными солдатами армии генерала Пака. Наследный принц находился в отъезде в Хупэкче, и Чжи Мон с генералом тянули время, чтобы как можно дольше скрывать состояние короля от кого бы то ни было. И в особенности – от остальных принцев, каждый из которых мог оспорить или отобрать право Ван Му на трон. Необходимо было во что бы то ни стало дождаться наследного принца для объявления воли правителя Корё! И пока генерал охранял вход во дворец со своими воинами, внутри его стен Чжи Мон встал на защиту покоев короля. Тхэджо был прав: их сражение началось. И главными противниками были не кидани, не влиятельные кланы, а собственные сыновья и жёны Ван Гона, которые стремились к власти в обход законного наследника. Чжи Мон презрительно скривился, вспомнив, как накануне праздника, где правитель лишился чувств, восьмой и третий принцы ломали комедию в тронном зале, продолжая убеждать всех, в том числе и отца, что между ними множатся разногласия. Астроному всё это казалось детскими играми в песочек: уж больно старательно Ван Ё настаивал на том, чтобы король не явился на праздник, а Ван Ук – наоборот, чтобы тот почтил глав кланов своим присутствием, пусть и недолго, для отвода глаз. Именно они, а точнее, третий принц, задумали покушение на короля в тот вечер, покушение руками У Хи – той несчастной девочки из Хупэкче, бывшей принцессы из знатного рода, попавшего под гнев Тхэджо. Её семью уничтожили, и сердце её было переполнено ненавистью к королю. Но насчёт неё Чжи Мон даже не переживал, ведь там рядом маячил Бэк А, кому, собственно, и довелось принять на себя удар вместо отца... Звездочёта больше беспокоил сам король, что еле дышал, и Ван Ё, который при поддержке восьмого и девятого принцев в данный момент пытался прорваться во дворец, намереваясь использовать завещание в свою пользу. А ведь когда-то все они дружили, вместе проводя беззаботные часы досуга! Но наступило «завтра», о котором в прошлом столько раз грустно размышлял Чжи Мон. Воинствующие кланы буквально растащили принцев по своим углам, разрывая братские узы и превращая их в недругов. Алая королевская кровь не водица, она – знамя в войне за власть, и поделать тут ничего нельзя: хочешь не хочешь, но будешь втянут в эту борьбу. А на войне, как известно, все средства хороши и пожертвовать можно чем угодно и кем угодно, в том числе родными братьями. Поэтому генерал Пак и объявил явившимся поутру принцам, что любой, кто ступит во дворец без позволения Его Величества, будет считаться государственным изменником независимо от статуса. Генерал, как всегда, преданно и самоотверженно закрывал собой своего друга, своего короля и свою страну. А в это время Чжи Мон с первым министром и несколькими солдатами защищали вход в спальню короля от его же собственных жён, у которых также были свои, отнюдь не бескорыстные интересы. – С дороги! – визгливо требовала королева Ю, наступая на астронома. – Я должна лично увидеть короля! Но Чжи Мон с каменным лицом стоял у дверей, всем своим видом показывая, что двери эти останутся закрытыми для кого бы то ни было. – Чжи Мон, – вступила в разговор молчавшая прежде королева Хванбо. – Ты утаиваешь от нас состояние короля? А что насчёт принцев? Они в безопасности? Вы ведь им не навредили? – Нет, Ваше Величество, – ответствовал звездочёт, по-прежнему не двигаясь с места. – Принцы разошлись по своим домам. И вам я советовал бы сделать то же самое. Наберитесь терпения. Когда негодующие королевы удалились вместе со своими служанками, Чжи Мон неслышно вошёл в покои Тхэджо и привычно встал за ширмой, наблюдая за тем, как Хэ Су готовит для короля свой живительный чай – единственное средство, способное поддержать силы умирающего до приезда наследного принца. Звездочёт мог воспользоваться собственным снадобьем, которое бы подняло короля на ноги. Мог – и не мог. Не имел права делать это, оставаясь безучастным наблюдателем. Его задача заключалась в бездействии, за которое он себя просто ненавидел. Когда-то он стоял у постели спящего четвёртого принца и просил у него прощения за то же самое. А теперь он мысленно просил прощения у короля, зная, что уже получил его, и казнил себя за это. Тем временем Тхэджо пошевелился и открыл глаза. – Ваше Величество! – бросилась к нему Хэ Су, хромая и спотыкаясь на ступенях, ведущих к возвышению королевского ложа. – Даже аромат твоего чая схож с ароматом чая Су Ён, – прошептал Тхэджо, в слабом усилии втягивая в себя воздух. – Как вы себя чувствуете? – заботливо склонилась над ним Хэ Су. – Я скоро умру, – король закрыл и вновь с трудом открыл глаза. – Приведи ко мне наследного принца, пока ещё не слишком поздно. – Я? – изумилась девушка. – Я могу попросить кого-нибудь поскорее привести его сюда. – Нет, – возразил правитель. – Это сделаешь ты. Никто за пределами дворца не должен прознать о моей кончине до прибытия сюда наследного принца. Когда покинешь эту комнату, к тебе непременно обратятся с вопросами о моём состоянии. Тому, кто спросит об этом, скажи, что я попросил подать ещё чаю. А того, кто спросит, мёртв ли я, остерегайся: это тот, кто желает заполучить трон, – голос Тхэджо прерывался и угасал. – Ступай и никому не доверяй. Судьба Корё лежит на твоих плечах… Возможно, именно по этой причине ты здесь. Когда за Хэ Су закрылась дверь, Чжи Мон выдохнул: король не ошибался. Именно по этой причине Хэ Су и находилась во дворце. Разумеется, сама она, простая служанка, к тому же ещё и хромая, никак не могла отыскать Ван Му в Сонгаке или отправиться за ним в Хупэкче. Но она могла найти того, кто был способен это сделать за неё. И такой человек как раз находился во дворце.***
В то утро я пытался вырваться из Сонгака. Я не знал, что с королём, жив ли он, и если жив, то сколько продержится ещё. Отгоняя мрачные мысли о находящемся при смерти родном отце, я торопил коня: мне нужно было как можно скорее привести во дворец наследного принца во избежание измены и государственного переворота. Но даже если бы я гнал коня без отдыха, только на то, чтобы известить Ван Му и вернуться с ним обратно, ушло бы целых два дня. Ведь ровно столько мне потребовалось, когда ты, Су, стояла на коленях перед дворцом, умоляя короля помиловать наложницу О… Я должен был спешить! Однако как только я покинул пределы столицы, дорогу мне преградили солдаты во главе c… моей родной сестрой. Она злорадно заявила мне, что никому не позволено покидать Сонгак, все пути из которого перекрыты. Это приказ Ван Ука – сомнений не было. Ведь прошлой ночью, когда я встретился с тобой и просил выйти за меня замуж, нас прервал Ук, одетый в доспехи. И это во дворце. В мирное время. В день праздника! Ён Хва что-то говорила о троне и наследниках… Она искушала и провоцировала меня, спрашивая, не желаю ли стать королём я сам, гарантировала мне поддержку семьи Хванбо, если я решусь на этот шаг, сулила мне безграничное владение миром, обещала, что я буду обладать всем, чем только пожелаю… Но я желал только одного – тебя, Су! Кроме тебя, мне ничего не было нужно в этом мире. Рядом с тобой мне было тепло и спокойно, мне хотелось дышать, улыбаться и просто – жить! И если бы трон подарил мне твоё сердце, то я согласился бы стать королём! Других причин стремиться к власти у меня не было. Я вынужден был ни с чем вернуться во дворец. И весь обратный путь думал об этом разговоре с принцессой и о том, что сказал ей. Я не был столь наивен Су, чтобы надеяться, что ты полюбишь меня только за то, что я сяду на трон. Но, обладая королевским могуществом, я подарил бы тебе свободу, о которой ты так мечтала, оградил тебя от любого зла. Я стал бы твоей защитой, ничего не прося взамен. Я дал бы тебе всё, чего бы ты только ни пожелала, всё, о чём бы ты ни попросила меня. Зачем мне иначе нужна была власть? Я просто хотел, чтобы ты была счастлива, Су! И тогда, быть может, ты перестала бояться, избегать и… приняла бы меня? Сейчас, сидя на троне, который без тебя стал моим негасимым погребальным костром, я осознаю, как заблуждался… Но пойми меня, Су, я отчаянно хватался за любую возможность помочь тебе, вернуть в твоё сердце покой и свет, а в твои глаза – улыбку. Да, я мечтал назвать тебя своей со всем правом, мечтал стать твоим мужем, твоим мужчиной, просто – твоим. Если бы ты только захотела… Но гораздо важнее для меня было видеть тебя счастливой, и ради этого я был готов на всё, даже стать королём. Именно тогда я впервые задумался о троне и власти. Тот разговор стал поворотным моментом во всех моих стремлениях. Но смысл и цель у всего этого была лишь одна – ты…***
Чжи Мон выплакал ночью все слёзы по уходящему в другой мир человеку, который – один из немногих! – был ему другом. Глядя сквозь завесу жгучей влаги на далёкие равнодушные звёзды, он вспоминал весь путь, что ему пришлось пройти плечом к плечу с правителем Корё: каждый день, каждую победу и поражение. И чувствовал он при этом не тоску и сожаление, а неизмеримую гордость, осознавая, что жизнь его не напрасна, даже если в её бесконечности и не встретится больше таких великих людей и подобных свершений. А он точно знал, что встретятся. Уже повстречался – королевская звезда этого человека разгоралась всё ярче. Значит, всё, что он, Чжи Мон, делал во имя Небес, было не зря… Он простился с Ван Гоном, в одиночестве стоя у его холодеющего ложа, когда последний рассвет нынешнего короля занимался над Сонгаком. Большего Чжи Мон себе позволить просто не мог. Отныне его скорбь была надёжно спрятана в самой глубине души, куда никто и никогда не сможет добраться. Именно поэтому сейчас звездочёт был спокоен и собран, поражая всех, кто видел его, своей невозмутимостью, граничившей, по мнению многих, в том числе и генерала Пака, с вопиющим неприличием. Однако мнение окружающих о нём было последним, что когда-либо беспокоило Чжи Мона. По его распоряжению королеву Ю и королеву Хванбо так и не выпустили за пределы дворца. И сделано это было не из бездушия астронома, а лишь для того, чтобы избежать распространения информации и вспышки мятежа. Сторонники Ван Му продолжали тянуть время. Но поскольку обе королевы смиренно приняли свою участь и не порывались покинуть дворец, Чжи Мон перестал скрывать от них правду. Он вошёл в спальню правителя вслед за ними и скромно встал в изножье кровати. Королева Ю, присев на край постели, с приветливой улыбкой принялась расспрашивать супруга о самочувствии, но тот её уже не видел. Он никого не видел, кроме… Заглянув ему в глаза, Чжи Мон вздрогнул. – Су Ён… – на последнем вздохе прошептал король, прощаясь с этим миром. Осознав, что случилось, королева Ю просто обезумела. Она рыдала, трясла Тхэджо за плечи, просила его не оставлять её, вернуться к ней. А Чжи Мон старательно отводил от неё взгляд. И дело было не в скромности или вежливости. Он просто не мог видеть её страданий – страданий несчастной нелюбимой женщины, потерявшей любимого мужчину. Ведь именно равнодушие Ван Гона сделало королеву Ю той, что наводила ужас на весь дворец, начиная от самых ничтожных слуг и заканчивая её собственными детьми. Отчаявшаяся согреться взаимностью женщина стала чудовищем не по своей вине: её страсть превратилась в ненависть из-за нелюбви. Зная, что в сердце Тхэджо живет одна-единственная другая, она ненавидела мужа настолько же сильно, насколько продолжала его любить. И Чжи Мон даже не хотел представлять себе, что чувствовала сейчас королева Ю, когда на её руках Ван Гон умер с именем другой женщины на устах. Он поднял взгляд на королеву Хванбо, которая, как всегда, скромно держалась поодаль и молча кусала губы, не смея иначе выразить свою скорбь и прикоснуться к королю, возле которого безутешно рыдала его первая жена, всё так же умоляя его вернуться. Астроном закрыл глаза и увидел, что Тхэджо вернулся. Вернулся к своей Су Ён. Единственная любимая женщина короля шла ему навстречу, молодая и счастливая, с букетом полевых цветов. Она улыбалась, наконец-то дождавшись его в ином мире, как верно и преданно ждала в этом. И Чжи Мон, благодаря которому два любящих сердца соединились, прежде потеряв друг друга, вновь почувствовал, что его жизнь струится по лабиринтам времени и миров не напрасно. Пройдя через все жертвы и потери, Ван Гон и Су Ён выстрадали свое право быть вместе, теперь уже навсегда. Это было меньшее, что Чжи Мон мог сделать для своего друга.***
Вернувшись в Сонгак ни с чем, Ван Со тотчас же бросился на поиски Чжи Мона, чтобы посоветоваться с ним и узнать новости. Но дворец был оцеплен, внутрь, к королю, никого не пускали, и принц стоял, размышляя, что ему теперь делать. Как вдруг, не заметив его, мимо пробежала Хэ Су, запыхавшись и хромая сильнее обычного. Он схватил её за руку и увлёк в безопасный угол, где никто не мог их обнаружить. – Король скончался, – жалобно выпалила Хэ Су без приветствий и других лишних слов. – Что? – Ван Со даже не сразу понял, что она сказала, а когда понял, почувствовал, как ему в лицо пахнул порыв ледяного ветра. – Когда я видела его в последний раз, он был близок к смерти, а сейчас… – Хэ Су печально покачала головой. Отец… умер? Его отец, король Корё, умер? Несмотря на болезнь Тхэджо, на все события последних дней и внутреннюю готовность к неизбежному, Ван Со стоял, поражённый этим свалившимся на него известием, и не слышал, что говорила ему Хэ Су. И только когда она, привлекая внимание, схватила его за руку, вновь взглянул на неё, с трудом осознавая её слова: – Он велел тайно привести к нему наследного принца! Завтра принц Ван Ё нападёт на дворец! – Как ты об этом узнала? – Ван Со, с усилием выбираясь из пут скорби, лихорадочно соображал, как действовать дальше. А действовать нужно было быстро. Если бы Ён Хва не перехватила его по пути, сейчас бы он уже приближался к Хупэкче! – А разве это важно? Он заглянул в глаза Хэ Су и понял, что она не обманывает его, а ещё – что она доверяет ему. Она доверяет ему! Это неожиданное открытие ободрило Ван Со и придало сил здраво мыслить и действовать: – Наследный принц в Хупэкче. Все дороги из Сонгака перекрыты. Но мы должны найти способ попасть туда, и как можно скорее! – В Хупэкче? – переспросила Хэ Су, и по её лицу, которое внезапно озарила надежда, принц понял: ещё не всё потеряно, что подтвердили её слова: – Я знаю того, кто сможет нам помочь! Она потянула его за собой в глубину фруктового сада, где в старом ханоке, недалеко от дворцовых ворот, на время праздника разместили кисэн, приезжих артистов и музыкантов. Там, на веранде, Ван Со увидел Бэк А, который о чём-то просил одну из кисэн в скромной дорожной одежде. Глядя на неё, четвёртый принц смутно припомнил, что где-то видел её, но где и когда? – У Хи! – бросилась Хэ Су к этой девушке, очевидно, зная её. – Ты ведь говорила, что родом из Хупэкче! – А почему ты её об этом спрашиваешь? – вмиг насторожился Бэк А, пряча кисэн за спину. – Мы должны привести оттуда наследного принца, – пояснила Хэ Су. Вопросительный взгляд Бэк А переместился на Ван Со, который остановился поодаль. – Как я могу доверять ей? – обронил четвёртый принц, подозрительно разглядывая У Хи, чьи знакомые черты не давали ему покоя. – Она мой друг! – принялась убеждать его Хэ Су. – Ей можно доверять. – Не знаю, о чём вы, но да, ей можно доверять, – поддержал её Бэк А. Ну что ж… Если и Хэ Су, и тринадцатый принц могли положиться на эту девушку, значит, и он тоже может. – Судя по всему, король скончался, – сообщил Ван Со, с изумлением глядя на то, как внезапно подкосились ноги у этой знакомой незнакомки и как его брат бережно подхватил её и прижал к себе. – Ты в этом уверен? – растерянно пробормотал тринадцатый принц, меняясь в лице. – Да. Нам нужно защитить трон. Совсем скоро Ё и Ук попытаются захватить его. Ван Со сделал вид, что не заметил, как при имени восьмого принца на него испуганно взглянула Хэ Су. Правильно, ведь она ничего не говорила ему о Ван Уке. Но в этом не было нужды: и без того всё было ясно. Все события последних дней: недуг короля, боевые доспехи под праздничным одеянием восьмого принца, Ён Хва с кордоном солдат – сложились в целостную картину, которая весьма недвусмысленно указывала на зачинщиков мятежа и заставляла готовиться к худшему. – Я их остановлю, – продолжил Ван Со, обращаясь к брату, – а ты поезжай за Му. Тебе потребуется два дня, но Ук перекрыл все дороги. Ему не удалось сдержать вздох сожаления. Если бы король был ещё жив! – Есть одна дорога, о которой известно только мне, – вдруг подала голос У Хи, до этого молчавшая за спиной Бэк А, и все с надеждой посмотрели на неё. Теперь исход зависел от того, как быстро тринадцатый принц сумеет добраться до Ван Му, и сколько удастся продержаться Ван Со в завтрашней битве за законного наследника престола.***
Ты помнишь, Су, как мы встретились с тобой тем вечером в пустом тронном зале? Я не ожидал увидеть тебя там, да и сам не собирался любоваться троном, где ещё недавно восседал король Корё – мой почивший отец, с которым мне не суждено было больше говорить и спорить, подчиняясь и сопротивляясь его воле, доказывать свою преданность престолу и наследному принцу и надеяться на то, что когда-нибудь король назовёт меня сыном. Ещё хотя бы раз… Бродя по ночному саду в плену скорбных мыслей, я не понял, как очутился во дворце, но я был там не первым и не единственным. Что заставило тебя прийти в королевский зал для приёмов? Ты так и не сказала мне, а я не спросил, просто радуясь тому, что именно ты оказалась рядом со мной в тот мрачный и тревожный час. Глядя на пустой трон, ты говорила о том, что ради него все рискуют жизнью, король предал наложницу О, мне предстояло сражаться с родными братьями… А я думал о своём решении завладеть им однажды, чтобы вместе с ним получить и твоё сердце. Потому что это стоило всего остального на свете, любых усилий и жертв. Для меня – стоило, Су! И моя уверенность в правильности принятого решения только крепла. Я не знал, что произойдёт на следующий день, успеет ли вернуться наследный принц, сумею ли я выстоять в битве за него. Да и кто мог это знать наверняка? Ты тревожилась о том, подниму ли я руку на родных братьев, смогу ли убить их, если этого потребует защита престола, а я слышал в твоих словах беспокойство об Уке. Вновь и вновь – только о нём! Как же я мог тогда не разглядеть тогда, что за этим крылось не просто участие в судьбе бывшего родственника, а чувства к нему, какими бы угасающими они ни были в то время? Как я мог не понять, Су? Видимо, не хотел, не был готов принять и поверить. А следовало бы! Знаешь, что в тот вечер накануне сражения успокоило меня? Что придало мне сил и мужества, несмотря на потерю отца? Твои слова о том, что со мной всё будет в порядке. Вот чему я поверил тогда – простым словам, сказанным с тихой улыбкой и открытым взглядом: «Ваше Высочество, с вами всё будет в порядке. Я это знаю точно». Это обещание и твоя улыбка согревали меня, когда наутро я облачался в доспехи и выходил на битву. Откуда бы ты ни знала это – я верил тебе…***
Чжи Мон поджидал четвёртого принца у входа в тронный зал и, когда тот вышел вслед за Хэ Су, поймал его за рукав и приложил палец к губам, давая знак молчать и следовать за ним. Ван Со растерянно оглянулся на уходящую девушку, но та, казалось, не заметила его исчезновения, понуро направляясь в комнатку, выделенную ей во дворце. События и волнения минувших дней измотали её, и сейчас она еле двигалась, глядя себе под ноги и едва слышно вздыхая. Принц хотел проводить её, побыть с ней ещё немного, но звездочёт настойчиво тянул его в противоположную сторону, одними губами беззвучно проговорив: «Не сейчас». Подчинившись ему, Ван Со не сразу сообразил, куда ведёт его Чжи Мон, а когда понял, застыл посреди коридора в шаге от дверей в королевские покои. Астроном печально кивнул ему и проговорил: – Это должны сделать вы, Ваше Высочество. Что это, принц осознал, когда, распахнув двери, с колотящимся сердцем ступил в королевскую спальню. Там, у постели почившего Тхэджо, ссорились две королевы. Мать Ука хотела накрыть тело супруга белым ритуальным ханбоком с вышитыми золотыми драконами, тем самым приняв его смерть и попрощавшись с ним уже навсегда. Но королева Ю отталкивала её, отчаянно цепляясь за руку Тхэджо, и никак не желала признать, что его больше нет. Королева Хванбо призывала ту к здравомыслию, но всё было бесполезно: первая жена короля обезумела в своём горе. – Уходите отсюда! Он мой! Не трогайте его! – повторяла она вновь и вновь, неотрывно глядя в лицо своего мужа, который никогда не был по-настоящему её. – Его Величество не хотел бы, чтобы вы вели себя так, – пыталась успокоить её королева Хванбо. – Да что вы понимаете? Вы когда-нибудь любили его? – отвечала королева Ю с высокомерием, которое казалось здесь и сейчас настолько же неуместным и оскорбительным, как и сама ссора. – Не трогайте его! Отойдите! Она оттолкнула королеву Хванбо в порыве гнева, отчего сама упала на пол. – Ваше Величество, – холодно проговорил наблюдавший за этим безобразным зрелищем Ван Со. – Позвольте мне увидеть его. Он на негнущихся ногах приблизился к ложу короля и откинул траурную вуаль полога. – Как ты сюда попал? – удивилась королева Ю, поднимаясь с пола. Но, заметив за спиной принца астронома, тут же забеспокоилась о другом: – Что с Ван Ё? А Чжон здесь? Ей никто не ответил. Ван Со опустился на колени возле постели, борясь с подступившими слезами. Значит, Хэ Су не ошиблась: король Тхэджо умер. До этого момента принц касался этой чудовищной мысли какой-то частью сознания, не понимая до конца, не принимая страшную правду. И вот теперь он смотрел в безмятежно спокойное лицо отца, который больше никогда не назовёт его сыном, не скажет, как надеется на него, как гордится им… Никогда! – Его последние слова, – мягко обратился Чжи Мон к Ван Со, стоя за его спиной, – «Жизнь так коротка!» Он сказал, что жизнь коротка, быстротечна и мимолётна. Проглотив горький комок, мешавший ему дышать, принц почувствовал, что слёзы всё-таки прорвались наружу с первым полноценным вдохом, и перестал им сопротивляться. Он поднялся на ноги и аккуратно, с почтением накрыл тело отца белым ханбоком, навсегда прощаясь с тем, кого любил несмотря ни на что и от кого до последнего момента ждал хотя бы слова любви... Астроном был прав: это должен был сделать именно он. – Чжи Мон, – Ван Со не отрывал затуманенного слезами взгляда от сияющего в свете свечей золотого дракона на белой ткани, непреодолимой преградой отгородившей Тхэджо от этого мира, и говорил жёстко и твёрдо, как говорил когда-то его царственный отец, отдавая приказы: – cколько войск сейчас находятся во дворце? Проверь с генералом Паком. На восходе солнца третий принц Ван Ё и восьмой принц Ван Ук поднимут мятеж. Король хотел передать трон наследному принцу, и мы выполним его волю. – Да, Ваше Высочество, я сейчас же поговорю с генералом Паком, – откликнулся астроном и спешно покинул комнату. Как только за ним закрылась дверь, королева Хванбо, до этого растерянно смотревшая на Ван Со, коснулась его рукава: – Почему ты упомянул Ван Ука? Надеюсь, я неправильно расслышала тебя. – Прошу прощения, – не глядя на неё, прошептал Ван Со, подтверждая свои прежние слова о брате. – Мятеж? – набросилась на него с расспросами королева Ю. – А что с Ван Ё? Ну конечно же, он придёт за мной. Они придёт и увидит, что вы держите меня взаперти! – Вцепившись в уходящего четвёртого принца, она зашипела ему в лицо: – Не смей вредить Ё! Если хоть волос упадёт с его головы, я сама тебя убью! И это говорила ему женщина, которая его родила! – Думаете, он останется в живых, совершив измену? – презрительно сощурился Ван Со. – Вы слишком жадная до власти! Он оттолкнул мать и направился к выходу. Больше ему здесь нечего было делать.***
Над Сонгаком разливалось серое безрадостное утро. Тяжёлый туман властно спускался с гор в долину, заполняя её непроглядной тусклой мутью, несмотря на восходящее солнце, чьи робкие лучи слепо прощупывали окрестности в надежде на торжество силы света. Так же сумрачно было на душе у Ван Со, и точно так же он пытался найти в себе стойкость и силы противостоять неизведанному и, если придётся, смириться с неизбежным. Он и генерал Пак в полном боевом облачении стояли перед дворцом во главе небольшого отряда воинов. Защитников воли короля было не так уж и много, поскольку основные войска находились с Ван Му в Хупэкче для подавления очередного восстания. Ван Со окинул взглядом неподвижные ряды солдат. Мало, очень мало! Но, как бы там ни было, он выполнит наказ отца и будет биться за наследного принца до последнего своего вздоха. В его сознании растревоженной птицей промелькнула мысль о Хэ Су, оставив тень сожаления: неужели так ничего и не случится?.. Но принц упрямо тряхнул головой и крепче сжал рукоять меча: о собственной судьбе он подумает после. Если останется жив. Его ладонь не успела согреть холодный, спящий в ножнах металл, когда во двор ступили третий и восьмой принцы, а за ними красной рекой потекла бесчисленная армия, против которой не было шанса устоять нескольким десяткам защитников дворца. – Ты посмел привести армию во дворец короля! – грозно закричал генерал Пак, обращаясь к Ван Ё. – Это измена! – Моя матушка находится там уже вторые сутки, – отвечал ему третий принц. – Мне необходимо знать, почему дворец закрыт. – Я уже сказал вам вчера, что королю нужен отдых, – отрубил генерал, оценивая силы противника, которые всё прибывали и прибывали, так что вскоре весь двор был заполнен воинами. Третий принц криво усмехнулся: – И ты думаешь, я поверил твоей наглой лжи? – его лицо не выражало ни капли почтения великому военачальнику, возглавлявшему армию Корё – армию почившего короля, его отца. – Позвольте моей матушке уйти. Или я сочту, что вы решились на измену и собираетесь захватить трон. Последние слова Ван Ё адресовал стоявшему рядом с генералом Ван Со, который всё то время, что шёл разговор, неотрывно смотрел в ледяные немигающие глаза Ука и видел там приговор. Себе. Ван Ук пришёл сюда не за властью. Ему нужен был он, Ван Со. Четвёртый принц не боялся его. Он думал лишь о своём вчерашнем обещании Хэ Су не убивать Ука, случись им сойтись в открытой схватке. Он не хотел множить её страдания ещё одной потерей, но не мог поручиться, что сдержит слово. В его голове прошелестел печальный голос Хэ Су: «Если восьмой принц пострадает, это будет мучить меня всю оставшуюся жизнь…» Он должен! Должен оставить Ука в живых! Ради Хэ Су. Ван Ук не выдержал первым. Он бросился на Ван Со, обнажив меч, и завязался бой. Каждый, кто наблюдал за схваткой принцев, мог сказать, что это противостояние равных по силе воинов. Четвёртый принц был силён и искусен, но восьмой почти не уступал ему в силе, и в лучах рассветного солнца, наконец-то взобравшегося на крышу дворца, то и дело драконьими искрами вспыхивали в ударах мечи. Ван Ук был быстр и хитёр, его обманные манёвры и выпады могли положить на землю любого воина. Однако Ван Со не был любым. Боевой опыт, мастерство и звериная ловкость раз за разом уводили его из-под удара, изматывая Ван Ука и вытягивая из него силы вместе с самоуверенностью. Наконец они намертво сцепились мечами и взглядами, замерев посреди площади пылающим сгустком ненависти. Скрещённые мечи, раскалившись в бою, звенели от напряжения. А Ван Со, глядя в застывшее злобной маской лицо Ван Ука, думал лишь о том, что вот-вот нарушит своё обещание Хэ Су… Внезапно над их головами пролился дождь из стрел – и воины за спиной третьего принца один за другим красными каплями начали падать на каменные плиты двора. Ван Со поднял глаза – и не поверил им: ко дворцу в сопровождении Бэк А шёл наследный принц. Это его лучники усеяли двор трупами мятежных солдат. Это его армия прибыла в Сонгак, чтобы утвердить его право на престол. Опустив меч, Ван Со склонился в поклоне. Его сердце неистово билось о рёбра, разгорячённое недавней схваткой и воспылавшее радостной надеждой на торжество справедливости. Но он никак не мог ожидать, что при появлении наследного принца Ван Ук вдруг приставит свой ещё не остывший меч к горлу Ван Ё. – Ты… – прошептал третий принц, с изумлением глядя на брата. – Ты предаёшь меня? – Мы никогда не были на одной стороне, – холодно ответил Ван Ук. Его голос сочился уничижительным превосходством. – Это не предательство. – Я узнал о твоём мятежном плане от Ука, – подойдя к ним вплотную, заявил Ван Му третьему принцу. – Я выехал в Сонгак после получения письма, – он перевёл взгляд на застывшего с мечом в руке восьмого принца. – Ук, ты доказал свою верность трону. – Это честь для меня, – откликнулся Ван Ук, не сводя глаз со своего пленника. Ван Со гадливо поморщился. Его трясло от презрения и бессильного гнева. Вот, значит, как! А восьмой братец в дополнение к своему лицемерию и скрытности оказался весьма изворотлив и хитёр! Что ж, выходит, между ними ничего не закончено. И придётся защищать наследного принца ещё и от козней Ван Ука, который только что весьма выгодно выставил себя героем в глазах будущего короля. Подлец… Ван Со тяжело вздохнул, переводя дыхание, как вдруг над площадью, окутанной гулкой тишиной, словно раскат грома, разнёсся голос Чжи Мона: – Его Величество только что скончался! Последней волей правителя наследный принц Ван Му становится королём! Королевы, получив приказ, признали волю Тхэджо Ван Гона. Я передаю её вам, Ваше Высочество! – Отец! – побелел Ван Му, бросившись к ведущим во дворец ступеням, но ему преградил путь опустившийся на колени Ван Ук: – Да здравствует новый король! Долгих лет жизни королю! Его слова повторил Ван Со, склонив голову перед законным властителем Корё. А вслед за ним и все присутствующие во дворе пали на колени, подтверждая право Ван Му на трон и клянясь ему в верности. Над Сонгаком взошло осмелевшее солнце, возвещая о наступлении нового дня.***
Озёрная гладь мерно дышала под плотным покровом из лотосов и водяных лилий. Редкий всплеск от разыгравшихся карпов или случайного дуновения ветра тут же угасал меж листьев кувшинок. Ван Со сидел на берегу и в оцепенении смотрел на воду. Хотелось бы ему, чтобы его горести так же легко и просто исчезали, утешенные чьей-то тёплой и ласковой ладонью… Но он был совсем один. Как всегда. И в тягостных раздумьях, скованный давящей болью, пытался осознать, что же он сделал. Этим утром третий принц сбежал из-под стражи. Как и с чьей помощью Ван Ё сумел выбраться за пределы дворца, Ван Со не знал. Он и Ван Ук присоединились к погоне позже, бросившись на конюшню по тревоге из тюремного двора. Третьему принцу не удалось далеко уйти: он был пеш и изранен, отряд солдат гнал его сквозь редколесье к высокому скалистому обрыву. Оказавшись в ловушке на самом его краю, Ван Ё развернулся и, хищно осклабившись, принял бой, не тратя время на бесполезные попытки уйти от преследователей иным путём, которого попросту не было. Солдатам пришлось нелегко: сила и мастерство третьего принца, помноженные на злое отчаяние и безысходность, творили невероятное. Когда четвёртый и восьмой принцы, спешившись, подбежали к краю поляны, обрывавшейся вниз зазубренной скалистой стеной, на земле вокруг уже лежали с десяток раненых и убитых. Несмотря на прибывший конный отряд, Ван Ё сдаваться явно не собирался. Ван Со зарычал от возмущения: он не мог спокойно смотреть, как человека, даже не будь он его мятежным братом, травят, загнав в ловушку, словно дикого зверя. Это было бесчестно и омерзительно. Как и то, что восьмой принц вдруг взял в руки лук и уверенно положил стрелу на тетиву. Перехватив рукоять лука и направляя его вместе со стрелой в землю, Ван Со брезгливо процедил: – Ты не на охоте. Из-за его плеча вдруг вынырнул невесть откуда взявшийся Ван Чжон: – Я остановлю его! Бездумная горячность юного четырнадцатого принца грозила обернуться против него: в пылу схватки, будучи зажатым в угол и не имея надежды на помилование, Ван Ё не пощадит и младшего брата. – Нет, – отрезал Ван Со. – Ты уверен, что справишься? Он же твой родной брат! Сказав это, он решительно шагнул вперёд, туда, где среди груды тел неистово бился за право погибнуть свободным обречённый третий принц. Ван Со шёл не карать брата, ведь он не был ему ни судьёй, ни палачом. Он хотел лишь остановить и образумить Ван Ё, сохранив жизни людей. А спиной он явственно ощущал оценивающий взгляд Ван Ука и взволнованный – Ван Чжона. После короткой схватки один на один, в которой он, даже не обнажив свой меч, мощным натиском отбросил третьего принца к обрыву, Ван Ё долго пытался отдышаться, схватившись за грудь, а Ван Со потребовал, не надеясь на то, что будет услышан: – Сдавайся! – А ты бы сдался? – огрызнулся его старший брат и выпрямился в боевой стойке, всем своим видом демонстрируя непокорность. Иного Ван Со и не ожидал. На месте третьего принца он, не раздумывая, поступил бы точно так же. Другое дело, что он никогда бы не оказался на его месте. Измена и предательство – эти вещи были за гранью его понимания. Он медленно вынул меч из ножен, давая Ван Ё возможность опомниться, которой тот, разумеется, не воспользовался, и одним стремительным ударом выбил оружие из рук брата, пригвоздив того к месту остриём меча, вошедшим третьему принцу на палец в грудь, чуть ниже ключицы. Рана была неопасной, и Ван Со это знал. Он давал брату ещё один шанс! Ещё одну попытку признать поражение и сдаться с достоинством, потерпев неудачу в открытом бою из-за ранения. Но Ван Ё дёрнулся, сбрасывая меч, и Ван Со рефлекторно перевёл сбитый замах в подсечку, которая оказалась роковой: по изодранной на груди третьего принца одежде растеклось багровое пятно, а сам Ван Ё, качнувшись назад, не удержался и рухнул с обрыва. Отшвырнув меч, Ван Со бросился к нему, протягивая руку, но было уже поздно: там, далеко внизу, лишь угрюмо шевелились кроны деревьев, приняв на своё зелёное ложе тело третьего принца. Что происходило потом, Ван Со едва осознавал. Всё вокруг для него превратилось в вязкий туман, откуда один за другим выплывали и тут же ныряли обратно смутные образы: люди, кони, скалы, обрывки голубого савана неба… Он видел перекошенное в ужасе лицо младшего брата, который на коленях подполз к краю обрыва, отчаянно взывая к Ван Ё, а потом оглянулся на Ван Со с такой ненавистью, какой четвёртый принц и предположить в нём не мог… Он видел бесстрастное лицо Ван Ука, где насмешливо блестели чёрные иглы глаз, как будто восьмой принц радовался такому трагическому исходу погони и издевался над пламенем вины, сжиравшим Ван Со изнутри. Он видел испуг напополам с облегчением на лицах солдат, сливающихся для него в одно неузнаваемое лицо, пену на морде своего коня, шарахнувшегося в сторону от запаха крови на одежде хозяина, бурую кашу деревьев, сменившуюся серой мутью дворцовых камней… …а после он увидел зелёное покрывало водяных лилий и понял, что сидит на берегу озера Донджи во дворце, на том самом месте, где когда-то ночью в отчаянии бросился за утешением к Хэ Су, но лишь отпугнул её своей звериной страстью и поцелуем, вырванным насильно, против её воли. Хэ Су… Он не представлял себе, как сможет посмотреть ей в глаза после того, что сделал. И пусть это был не Ук, но суть от этого не менялась: он своими руками убил родного брата. Как он сумеет сказать об этом ей? Когда-то на берегу моря он говорил Хэ Су, что никогда не убивал просто так. А что, в таком случае, он сделал сегодня? И пусть он этого не хотел и предпринял всё, чтобы избежать гибели Ван Ё, разве это что-то меняло и имело значение? Третий принц погиб, поверженный его мечом. И изменить уже ничего было нельзя. Невыплаканные слёзы жгли ему глаза, но он никак не мог выплеснуть из себя боль, горечь и страх, и они тугим клубком змей шевелились у него в груди, жаля и наполняя всё его существо смертельным ядом, противоядия от которого у Ван Со не было, и избавиться от которого не представлялось никакой возможности… Лёгкий шорох травы и едва заметное прикосновение заставили его повернуть голову – и он захлебнулся волной мягкого сострадания в ореховых глазах, которые были так близко от него, что казалось, одним незаметным движением можно погрузиться в их тёплую бездну, смыв с себя всё, что терзало душу. – Что-то случилось? – спросила Хэ Су, глядя на него с таким ласковым участием, на которое была способна лишь она одна. – Я не думаю, что ты простишь меня, – еле выговорил Ван Со, чувствуя себя так, словно ступал по тонкому льду, – но надеюсь, что хотя бы поймёшь. Он отвернулся, не в силах говорить дальше, глядя в эти чистые, невинные глаза. «Пожалуйста, пойми и прости меня, Су! Прошу тебя…» – Я… убил старшего брата, – слова царапали ему горло волчьими когтями, не желая выползать наружу, но он не мог ей лгать. И молчать тоже не мог. Вот и всё. Он сказал ей. И, опустив взгляд на робко притихшую, неподвижную воду, принц и сам замер, ожидая, что Хэ Су отшатнётся от него в отвращении и уйдёт, больше никогда не приблизившись к нему. Вот сейчас поднимется неловко, припадая на изувеченное колено, – и исчезнет… И вдруг Ван Со почувствовал на своём плече прикосновение маленькой тёплой ладони. Хэ Су качнулась ему навстречу, протягивая руки, и он потянулся к ней, обессиленно припав к её груди. А когда Хэ Су в ответ обняла его, истончившаяся оболочка его самообладания лопнула. Ван Со затрясло в рыдании, и слёзы наконец-то прорвались наружу вместе с тихими горестными стонами. Сломленный невыносимым чувством вины, ослабевший от напряжения последних дней и чёрной вереницы потерь, Ван Со безутешно рыдал в кольце тёплых рук Хэ Су, завернувшись в них, будто в мягкое одеяло. Она молчала и лишь тихонько покачивалась, давая ему возможность выплакаться и отпустить боль, а её маленькая ладошка ласково поглаживала его по спине, успокаивая и прощая его. В этих нескончаемых слезах было всё, что так мучило Ван Со и никак не могло найти выход: и безмерная скорбь по почившему отцу, и чудовищная вина за смерть старшего брата, и тоскливые мысли о матери, которая, поседев за одну ночь, сходила с ума во дворце, лишившись мужа и сына, и страх, что Су не простит его, и облегчение от того, что простила… Ты спасла меня, Су! Просто спасла тогда… Снова. Знаешь ли ты, догадываешься ли об этом? Если бы ты не пришла, если бы не обняла меня и не исцелила своим прощением, я не знаю, что бы со мной было, в кого бы я превратился. Только благодаря тебе из дикого волка я стал человеком, только благодаря тебе остался им. Всю мою жизнь, на каждом шагу, при каждом вздохе, что бы ни происходило, ты защищала меня, понимала меня и успокаивала одним своим присутствием, ласковым молчанием, таким знакомым и родным прикосновением руки… Где же ты теперь? В каком из тысяч миров улыбаешься новому дню? Почему не возвращаешься, чтобы утешить меня? И как мне заставить тебя вернуться? Только Небеса знают это, знают, как мне не хватает тебя, моя Су! И как трудно мне без тебя оставаться человеком… Чжи Мон как-то сказал: «Если бы вы могли забыть, Ваше Величество! Если бы только вы могли позабыть всё, вам стало бы легче». А я не хочу забывать, Су! Я просто не могу без тебя даже в своих воспоминаниях. Как можно добровольно отказаться от того единственного, что заставляет тебя дышать? Даже если это мучительно больно…