Fated

Это место просто волшебное. Деревянные тротуары, древние, но ухоженные, почти на метр выше земли, и ему нужно перепрыгивать или искать лестницу. Колонны из тёмного дерева, такого же материала, как и пол, стоят высоко, поддерживая высокие потолки. Все двери — раздвижные, сделанные из дерева и какой-то ткани, которая достаточно толстая, чтобы скрыть детали, но всё ещё можно увидеть тени из-за неё, когда небо тёмное и комната освещена. Он ходит вокруг храма, широко раскрыв глаза, широко улыбаясь и не сдерживаясь. Он проведёт лето перед тем, как занять более высокий пост в их компании, здесь, у дальней ветви своей семьи. Это было предложение от его отца, который заметил, насколько сильно был напряжен Сокджин (или, возможно, что он таким стал), и тот неохотно согласился взять короткую поездку из Инчхона в деревню Букчон Ханок. Теперь, когда он здесь, относительно далеко от болтовни туристов, путешествующих по старому городу, он восхищается традиционными крышами пагоды, вдыхает запах старого дерева, а затем соглашается со своим отцом. Приехать сюда было хорошей идеей. Дворы и сады храма — это само по себе чудо. Растения в полном цвету, расположенные в нескольких местах, высажены так, чтобы быть в форме кругов, и часто окружены камнями, чтобы придать им естественный вид. Небольшой ручей пересекает территорию храма; два красных моста изгибаются над ним, хотя он достаточно мал, чтобы не мешать. Сердце Сокджина успокаивается, и остатки усталости от его последнего случая испаряются. Строительная зона в западной части привлекает Сокджина стуком, когда он идёт к главному входу. Торопливые шаги, затем несколько голосов, один из которых особенно привлекает его внимание. Что-то похожее на взволнованный визг, высокий, счастливый голос. Дверь скользит в сторону, и маленький человек улыбается ему, полные губы и полные щеки, его глаза полностью исчезли в полумесяцах. У него пушистые волосы, выкрашенные в ярко-оранжевый цвет, а одет он в просторную белую рубашку и чёрные джинсы. — Вы, должно быть, Ким Сокджин-ши, — говорит он, обладатель высокого пронзительного голоса. — Я Пак Чимин и- Прежде, чем он успевает закончить, кто-то прыгает, чтобы обнять его сзади. Новоприбывший выше Чимина на несколько сантиметров, волосы черные как смоль, а глаза большие, он закидывает подбородок на плечо и притягивает его ближе, затем смотрит на Сокджина и улыбается. — Чон Чонгук, — представляется он. — Дети, оставьте его в покое! — гремит чей-то голос. Чимин и Чонгук расходятся, и появляется высокий человек — не намного старше «детей» — с извиняющейся улыбкой и двумя ямочками на щеках. Сокджин улыбается ему в ответ. У мужчины короткие каштановые волосы, уложенные в виде беспорядочных прядей, он носит очки в толстой оправе и громко вздыхает, когда поворачивается к Чонгуку и отчитывает его за неподобающее поведение перед посетителями. — Мне очень жаль. Я Ким Намджун, я тут вроде менеджера. Вы, должно быть, Сокджин-ши, мне говорил ваш отец. Я надеюсь, что эти двое не причинили вам неприятности. — Намджун кланяется, и Сокджин делает то же самое. — Вообще никаких проблем. Это я доставляю вам неудобства, приезжая сюда так внезапно. Оба парня опустили головы, их щеки порозовели. Сокджин узнаёт стыд, когда видит его, чувствуя знакомый ощущение в собственном животе. — А вы двое очень милые, — добавляет он, наблюдая, как Чимин и Чонгук поднимают лица, чтобы придать им счастливое выражение. Линия плеч Намджуна расслабляется, и ямочки на щеках появляются вновь. — О нет, нет. Твоя семья владеет этим местом, мы все здесь просто работаем. — Намджун ведёт его внутрь. Длинный деревянный коридор освещается несколькими фонарями, прикреплёнными к стенам. Любопытство укореняется в его груди, и Намджун улыбается ему. — Мы здесь не пользуемся электричеством, это часть того, чтобы содержать дом в порядке. Наши жилые помещения — это большой дом, который не является частью храма, но связан с ним, ты можешь выбрать: или занять комнату в храме, или мы можем дать гостевую комнату в нашем доме, если ты хочешь. У Сокджина есть чувство, что предложение номера не распространяется на всех гостей, и он не знает, является ли это приветствие дружелюбием Намджуна, Чимина и Чонгука, или это отношение как к владельцу места. — Всё, что будет легче для вас, ребята, — отвечает Сокджин. Намджун смеётся. — Может быть трудно жить здесь без электричества, только свечи ночью и без подключения к интернету. Я скажу им, чтобы приготовили комнату для гостей. — Вообще-то, — начинает Сокджин, оглядываясь вокруг. — Я думаю, что хочу получить полный опыт «жизни в прошлом». Намджун останавливается, чтобы посмотреть на него с поднятыми бровями, потом улыбается, и ямочки появляются на его щеках. — Конечно. Ты кажешься очень милым человеком, Сокджин-ши. — Спасибо. И ты тоже. Они ведут его в комнату в конце коридора, она просторная и почти пустая, футон на полу, шкаф и, в стороне, низкий стол с матом для сидения. На столе масляная лампа, свечи, чернильница, кисточка и какие-то бумаги. Здесь много окон, все из которых открыты и впускают достаточно света, чтобы осветить место, воздух чистый и освежающий, и Сокджин глубоко вдыхает, наслаждаясь запахом травы и влажной земли. — Это место просто великолепно. Громкие шаги эхом раздаются, кто-то бежит к нему, потом кричит нараспев «Йяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяя» по пути. Намджун качает головой как раз в тот момент, когда дверь открывается. — Юхуу! Добро пожаловать! — тощий, чрезмерно возбужденный человек танцует в комнату и хватает руку Сокджина, пожимая её, пока произносит: — Я Чон Хосок, но они называют меня Джей-Хоупом, я так рад, что ты здесь, хён. Кстати, могу я называть тебя хёном? Я слышал, что ты на два года старше меня. И уже очень опытный юрист, это так впечатляет! Улыбка Сокджина упала, но он кивает Хосоку, не желая выглядеть грубым. — Спасибо, что пригласили меня сюда. — Мы будем только рады! Многие люди приходят по вечерам, но редко остаются, и, честно говоря, мне надоели эти идиоты. — он показывает большим пальцем на Намджуна, который пыхтит и скрещивает руки на груди. Сокджин знает, что он также включает Чимина и Чонгука в «идиотов». — Ты спишь здесь, но будешь есть с нами, и если тебе станет страшно одному, или ты захочешь вернуться в цивилизацию и подключиться к сети, то добро пожаловать обратно в дом. Давай здесь всё расставим, и я тебе всё покажу, хорошо? Сокджин оказывается истощён, просто слушая, как Хосок говорит так быстро, и его улыбка немного слишком яркая. Его волосы были выкрашены в ярко-рыжий цвет, подстрижены наподобие чаши, челка спадает на глаза, придавая его голове форму клубники. Он дружелюбен, хотя и немного взволнован. Сокджин любит всех четверых из них. Верные слову Хосока, они помогают ему распаковать вещи и устроиться, а затем Хосок ведёт его вокруг храма. Это место большое, хотя оно меньше, чем более популярные храмы. Огромный зал предназначен для богослужения и проведения церемоний, в задней части есть деревянная сцена, старомодные музыкальные инструменты выстроились в её дальнем конце. Там же Чимин и Чонгук, они чинят ленты и фонари. Чимин машет ему рукой. — Ты ведь придешь сегодня вечером, да? Мы делаем традиционное танцевальное шоу почти каждый вечер летом, приходят толпы туристов! — Я буду здесь, — отвечает Сокджин. — Отлично! Место выглядит потрясающе ночью, все свечи и фон- — Чимин-шшии! Возвращайся к работе, — шутливо ворчит Чонгук. Чимин отдаёт честь, бросает Сокджину улыбку, прежде чем повернуться, чтобы прикрепить украшение в своей руке к стене. — Чонгуки, не бойся, — говорит он, и Чонгук издевательски рычит на него, заставляя хихикать. Это давно отточенный, удобный юмор, и Сокджин скучает по Юнги. Он может чувствовать себя так же комфортно только со своим лучшим другом. — Да ладно тебе! — зовёт Хосок. Они продолжают свой тур вокруг храма, снова проходя через сады и мимо строительной площадки. Он предостерегает его от того, чтобы идти туда, говоря, что потолок находится в опасности крушения, и рабочие ещё не закончили его ремонт.

***

Как и обещал Чимин, ночью здесь действительно потрясающе. Освещённый мягкими огнями от многочисленных висячих фонарей и разбросанных по полу свечей, а также драматических факелов. Перед сценой собралась большая толпа, в основном иностранцы. Сокджин стоит рядом с кулисами, ближе к исполнителям, чем кто-либо другой. Рядом с ним Намджун разговаривает с одним из многих музыкантов, пока они готовятся выйти на сцену. Звучат тамбурины, затем громкие барабаны и высокие флейты, мелодия устрашающая, как будто объявляющая войну. На сцену поднимаются несколько исполнителей, одетых в современную интерпретацию традиционной корейской одежды, в масках и с деревянными мечами в руках. Они бьют ногами, стоя бок о бок до тех пор, пока не образовывают длинный ряд, вытаскивая свои мечи, которые они направляли, и с внезапным движением они все падают на землю. Грациозный танцовщик перепрыгивает через них, и толпа ликует. Танцовщик — Хосок, одетый во что-то похожее на традиционную одежду, но скроенную так, чтобы быть более подходящей для движения. Он танцует и прыгает мощными движениями, которые захватывают дух зрелищностью, а затем достаёт из-за пазухи большой веер и отбрасывает его в сторону. Чимин ловит брошенный Хосоком веер и открывает его. Он размахивает им вокруг себя, крутится с изогнутой назад шеей, а затем падает назад, позволяя танцующим поймать его и перевернуть в воздухе. Они снова опускают его, и он ведёт потрясающий танец с поклонниками, его движения текучие и красивые. Он закрывает веер, задние танцоры образуют что-то вроде стула, и, прежде чем сесть, он развязывает белую ленту, которая была прикреплена к его поясу, и бросает ее в сторону. Огненные эффекты взрываются, и ещё одна группа танцоров стекается на сцену, в середине появляется Чонгук, держа две большие белые ленты. Он танцует в полной противоположности Чимину: в то время как Чимин — плавный и лёгкий, Чонгук — интенсивный и мощный. Два следующих друг за другом выступления — это что-то потрясающее, сердце Сокджина бьётся вместе с барабанами. На сцене Чонгук делает серию прыжков и вращений, как будто он борется, танцоры кружатся вокруг него, как будто он контролирует их. Они поднимают его, и один из них дарит ему маску, и он закрывает ею свое лицо в драматическом финале. Факелы складывают вместе, затем снова зажигают, и все танцоры во главе с Хосоком, Чимином и Чонгуком встают в ряд, чтобы поклониться толпе, которая совершенно обезумела с аплодисменами. Сокджин ничем не отличается, он хлопает и кричит, пока его руки не краснеют, а горло не становится влажным, а он легким, возбужденным и вдохновленным. Эти трое совершенно потрясающие. Толпа уменьшается, рассеиваясь, чтобы посмотреть, что ещё город может предложить им, Сокджин поднимается на сцену с Намджуном. — Вы просто чудо! — говорит он. Хосок улыбается ему, а Чимин бежит обнимать. — Впечатлило? — спрашивает Чонгук. Сокджин горячо кивает. — Очень! Это было… вау! Намджун смеётся над его реакцией, протягивает руку и спрашивает: — Хочешь, я сфотографирую тебя с ними на сцене? Сокджин протягивает свой телефон, и танцоры выстраиваются в линию. Он стоит посередине, Чонгук и Чимин — справа от него, Хосок — слева, а за ними — множество танцоров-дублеров. Намджун делает несколько снимков. Большинство танцоров разбегаются, неся музыкальные инструменты или снимая повешенные фонари. Сокджин помогает им очистить сцену, несмотря на то, что Намджун настаивает, что ему не нужно этого делать. Они ужинают в доме, о котором всё время говорили. Это двухэтажное здание, построенное в старом стиле, но обставленное современно. Здесь есть четыре комнаты: Намджуна, Хосока и Чимина, делящего мастерскую с Чонгуком. Четвёртая — гостевая комната на втором этаже, которая, по словам Намджуна, принадлежала Чонгуку до того, как он и Чимин встретились и решили, что хотят спать в одной постели. Намджун благодарит его за его комментарий к Чимину и Чонгуку, говорит, что несколько гостей, которые останавливались у них раньше, не были такими хорошими, и еще раз предлагает ему дополнительный номер. Сокджин любит их, но он не стремится нарушить их уединение или своё. Никто не пострадает от нехватки удобств, никакое электричество не может быть ему полезно. За ужином они рассказывают друг другу много разных историй. Они делятся частью себя с Сокджином. Хосок и Чимин были друзьями навсегда, оба они учились танцам в Сеуле, так как им было семнадцать, и переехали сюда с возможностью трудоустройства, хотя Хосок говорит с тоской о городе, как будто он может захотеть вернуться когда-нибудь. Чонгук недавно закончил колледж. Он изучал фотографию, кинематограф и танцевал на стороне. Чимин шутливо добавляет, что Чонгук делает всё на стороне, от рисования и живописи до тхэквондо, в то числе чтобы приблизиться к профессиональному уровню в керамике. Намджун имеет бизнес-степень, Чонгук хвастается этим достижением, как своим собственным. Он говорит Сокджину, что Намджун окончил школу с отличием и получил предложение занять должность в престижной компании. Намджун уводит тему разговора в сторону от этого, и Сокджин не спрашивает, как он оказался здесь, на работе, которая не имеет никакого отношения к его профессии. Намджун — гений. Он хорошо разбирается в поэзии, литературе и истории и даже пишет стихи. Некоторые из них публикуются под его псевдонимом RM. Сокджин вспоминает, что однажды читал одну из них в журнале, и это произвело на него большое впечатление. Сокджин рассказывает и некоторую информацию о себе: окончание юридической школы и вступление в фирму своего отца. Про всё то давление, которое он испытывал, унаследовав её, что толкнуло его близко к срыву и заставило его отца предложить ему провести некоторое время вдали. Он опускает настоящую причину, по которой он так против наследования компании, но то, как они все смотрят на него, говорит ему, что они понимают, что это ещё не всё. К счастью, никто из них не спрашивает. — И? — спрашивает Намджун, — Тебе здесь нравится? — Да, я думаю, — говорит Сокджин с удивлением в голосе. — Я колебался насчет этого, но уже чувствую себя лучше, — он улыбается Намджуну, и тот отвечает ему тем же, на щеках у него появляются ямочки. Хосок делает их селфи с пустыми тарелками просто так. Сокджин отправляет фотографии Юнги. Юнги мгновенно обрезает фотографию, поэтому там теперь есть только Хосок и подпись к нему: Что это за услада для глаз? Сокджин закатывает глаза. Он совсем не по твоей части, неудачник. Дай мне его номер или я заблокирую твою задницу. Нет :) Иди к чёрту, Ким Сокджин. Он ещё раз закатывает глаза и закрывает чат. Когда он поднимает голову, то видит четыре пары сверкающих глаз и многозначительные улыбки. — Это твоя девушка? — спрашивает Намджун. Сокджин фыркает. — Это мой лучший друг. Я послал ему несколько фотографий, и он уже планирует поставить меня в неловкое положение. — Ох? — спрашивает Хосок. — Вообще-то он просит у тебя номер телефона, извини. Хосок вскидывает брови. — Он горячий? — Э. Я думаю, что он больше ворчливо-милый? — Сокджин достает свой телефон, чтобы показать ему несколько фотографий, Хосек делает жест «дай мне» рукой, и он передает телефон. — О боже мой! Дай ему мой номер сейчас же. Чимин хлопает Хосока по рукам: — Ты такой падкий. — тот молча показывает ему телефон. Чимин задумчиво хмыкает и кивает. — Не в моем вкусе, но я понимаю. Прежде чем он отправит номер, Сокджин получает обещание от Юнги, что он должен ему навсегда. Он делает скриншот разговора на случай, если Юнги попытается опровергнуть это позже. Он засыпает в своей комнате в храме с легкой грудью и улыбкой на лице. Когда лето закончится, будет о чём беспокоиться, но прямо сейчас, когда он натягивает одеяло до подбородка и смотрит на деревянный потолок, он находится в мире фантазий, и все его страхи находятся за много миль, спрятанные в метафорической коробке где-то в Инчхоне.

***

Он просыпается от смутного сна. В горло пересохло, в ушах звенит. Он не помнит, что видел, но там был кто-то, пойманный в ловушку, зовущий на помощь. Он морщит нос, потирает лицо. Тянется за бутылкой воды, которую поставил рядом со своим футоном, прежде чем заснуть, и глотает воду, закрывая глаза и наслаждаясь прохладой у своего воспаленного горла. Такое чувство, будто он кричал. Его кожа покрывается мурашками, и он дрожит. В комнате никого нет, и всё же, когда он закрывает глаза, он слышит шепот далекой песни. В этом есть какая-то горькая сладость. Голос сочится мёдом, Сокджин вздыхает глубоко и меланхолично. Он откидывает одеяло и зажигает свечу, затем идет на звук. Песня доносится с восточного конца храма. Сокджин идёт дальше, пока не видит силуэт человека, сидящего на толстых перилах. Он подходит ближе, человек становится более видимым, когда облака движутся и позволяют Луне осветить путь. Сокджин задыхается.