***
Консервная банка, играющая роль пепельницы, переполнена. Окурки вываливаются из неё со всех сторон, Андрей подбирает их брезгливо и вываливает эту гору в мусорное ведро. Как только он возвращает банку обратно на стол, Миха расплющивает о её дно новый бычок. Окно на кухне запотело. Считая сползающие капли, Андрей встаёт возле окна, и Миша подходит, обнимает сзади. Они молчат. — У нас всё хорошо? — прерывает молчание Миша. — У нас? У нас хорошо, — отвечает Андрей. — Тогда я уйду ненадолго, мне по делу надо. Андрей закрывает глаза и просит, в который раз просит, уже безо всякой надежды: — Перестань, Мишка, пожалуйста, остановись! — Да ладно тебе, всё нормально будет, — уверяет его Миха. Целует Андрея в макушку и быстро уходит.***
В бльшом семейном кафе, как всегда по субботам, было не протолкнуться и со всех сторон смеялись, пищали и болтали дети. Двое из четверых юных исследователей, работавших над проектом и участвовавших в конференции вместе с Ксюшей, уже прихватили свои свеженькие дипломы и разъехались по домам с родителями. Сама Ксюша и Дима, её одноклассник, серьёзный рыжий мальчик в очках, ушли вместе с Балу играть в настольный футбол. — Ну что, — улыбнулась Ася, Димина мама, — отмечать успех остались только те, кто ведёт слишком беспорядочный образ жизни, чтобы иметь планы на выходные? Марин, даже не думай достать свои бумаги и зарыться в них. В кои-то веки мы выбрались дальше пиццерии у дома, твои подзащитные это переживут. — Как ваш папа? — поинтересовался Андрей. — Вы сегодня без него. — Уехал в заповедник. — Марина отпила кофе. — Там у них родился кто-то жутко редкий, — сообщила Ася, набирая в ложечку мороженое, — и наш папа устремился на крыльях восторга, любви и научного интереса. — А тёзка мой как поживает? — спросил Миша. — Чё тут кофе такой разбодяженный? Если у них едят родители маленьких детей, они должны подавать ядерное топливо! — Мишка шлёт привет из Америки и, кажется, ему там нравится. И учиться, и жить. Скучает только, особенно по брату, конечно. Едва заметно улыбаясь, Андрей наблюдал, как Миха кривится, пробуя недостаточно крепкий кофе. — Сколько лет у вас разница между детьми? — обратился он к Марине и Асе. — Я смотрю, они неплохо ладят. — Шесть лет, — ответила Ася и усмехнулась. — Неплохо — не то слово! Миша с братом возился почти наравне с нами, сразу влюбился в него, как увидел. Мы боялись, вдруг он переживать будет, что приёмный, а Дима нет, но всё хорошо получилось. — Извини, что спрашиваю такое. Почему второй раз вы решили родить, а не усыновить? Горшок поднял взгляд от чашки, вмешался в разговор: — Да, и как вы вообще поняли, что вам нужен ещё один? Марина засмеялась: — Мы решили родить, потому что у нас обеих есть вагина и мы это можем! — Марина! — одёрнула её Ася, тоже, однако, смеясь. — Знаете, это немного грубо, но, по сути, правда. Мне хотелось почувствовать, каково это. Испытать своё тело, узнать, на что оно способно. И вот что я могу сказать: к чёрту такие испытания. Я люблю нашего Димку, но если бы знала тогда, на какие страдания подписываюсь, ни за что бы не стала беременеть и рожать. — К тому же нашёлся помешанный на науке одинокий гей, согласившийся подрочить в баночку, — добавила Марина. — Почему вас вдруг это заинтересовало, кстати? — Оооо, мальчики!... — догадалась Ася, заставив смутиться обоих. — Вы хотите второго? Мы за вас рады! А как же вы думаете справляться, с вашим-то графиком? — Сначала, наверное, сделаем перерыв, — ответил Андрей. — Потом будем брать мелкого с собой, иногда у родителей оставлять. С Ксеней так было. — Вы хотите совсем малыша? Ксюша ведь не была крохой, когда вы взяли её. С младенцем всё по-другому. — Мы догадываемся. Поэтому пока ничего и не... Подбежавшая к столу Ксюша не дала им договорить: — Папы! — закричала она. — Я уделала их! И Шуру, и Диму! Порвала, нахрен, в клочья! Я здесь главная атаманша! Глядя на смеющихся Асю и Марину, Андрей ткнул пальцем в Мишину сторону: — Я тут ни при чём! Это он её учит плохому. * — Ксюх, ты пристегнулась? — спрашивал Миша, выглядывая из-за своего сиденья. — Да пристегнулась она, отец-паникёр! — ответил за Ксюшу Балу. — Андрей, заводи ваш драндулет. — Это не драндулет, — оскорбился за машину Князь. — Это семейный автомобиль! Ксень, ты точно не хочешь к бабушке? — Не, пап, на репетиции интереснее. — Видал? Папина доча! — гордо заявил Шуре Горшок. Ксюша поманила к себе Балу и зашептала ему на ухо: — А ещё, когда папы на репетиции слишком ругаются друг с другом и очень матерятся, то думают, что со мной случилась психологическая травма, и поэтому сочиняют мне кучу разных сказок перед сном и разрешают спать в их кровати, вот. Под громкий хохот Шуры они выехали со стоянки. Казалось, погожий день поздней осени каким-то магическим образом выманил весь город на улицы, и поток автомобилей плыл, будто бы сам не зная куда. На пассажирском сиденье «семейного автомобиля» Мишка раздражался всё сильнее: — Поворачивай здесь! — Я веду, мне виднее, где поворачивать! — теряя терпение, отвечал ему Андрей. — Не, ну ты смотри, куда он прёт, а? Куда лезешь, придурок! Я ж говорил, надо было поворачивать! Там, может, таких придурков меньше. — Придурки везде, Миш, хватит бесить меня! Цепляясь за слова и утренний недосып, взаимное недовольство приклеилось к ним, приехало вместе с ними на точку. Они пробовали что-то играть, ругались, спорили, разбирали до дна то, в чём не совпадали друг с другом, и начинали спорить снова. Ксюша тихо сидела в углу, водила карандашом по извилинам бумажного лабиринта. Вечер давно укрыл собой город, когда, громко хлопая дверями, они сели в машину. Домой ехали в молчании. — Надо еды купить, — вспомнил Андрей. Миша согласно кивнул, немного расслабившись в спокойной тишине автомобиля. — Купите мороженого, — попросила Ксюша. — Ты же сегодня в кафе его налопалась на три месяца вперёд, — обернулся к ней Миша. — Мороженого много не бывает, па. Супермаркет приглашал ярким светом посреди черноты осеннего вечера. Людей было много, и Мишка ругнулся: — Да ё... моё, куда вам всем надо сегодня? Возле холодильника с мороженым Ксюша затормозила: — Паааап. Толкая перед собой тележку, Миша вслед за Андреем обогнул стеллаж с продуктами: — На обратном пути, Ксень. Ксюша шагнула за ними, на ходу выискивая среди лежащих вперемешку рожков, стаканчиков и брикетов своё любимое мороженое, и чуть не врезалась в проезжающую мимо высокую башню из коробок с товаром. — Осторожнее, барышня! — улыбнулся ей пожилой грузчик, протискиваясь вместе со всем этим добром в узкий проход между полками. И Ксюша остановилась, дожидаясь, когда путь будет свободен. — Мне не нравится этот чай, — кривился Горшок возле полки с чайными коробками. — Какая разница? — Андрей бросил чай в тележку. — Мы с Ксеней его пьём, твоего ещё дохуя дома лежит. Они отодвинулись немного, пропуская грузчика с товаром. — И правда, какая разница? — в очередной раз завёлся Миха. — Тебе вообще есть разница, что я предлагаю?! — Хочешь сказать, мне нет дела до твоих идей? Так что ли? — разозлился Андрей. — Ну сегодня точно не было! — Можно подумать, ты со мной во всём соглашался! — Я, блядь, просил доработать текст! А ты что сделал? — А я, блядь, его доработал! — зашипел на Миху Князь. — Бери уже свой чай, хуяй или что там у тебя и пошли! Где там Ксеня? Но Ксюши не было. Миша бросил тележку и быстро зашагал между стеллажами: — Ксень? Ксеня! Они не нашли дочь у холодильника с мороженым, у полки с чипсами, у разной мелкой ерунды возле касс. Они нигде её не нашли. — Куда она могла деться? Как мы не заметили? — повторял Мишка. — Почему мы за ней не смотрели? — Она уже не маленькая, чтобы постоянно за ней смотреть! — отвечал Андрей, оглядываясь по сторонам. — Но если бы мы не ругались, мы бы не выпустили её из виду!.. Давай спросим у охранника. Охранник топтался на выходе. — Извините, вы не видели... — обратился к нему Андрей. Мишка вдруг рванул с места и бегом бросился к машине. — Ксеня!! — закричал он, кажется, перекрывая своим голосом даже шум автомобилей на ближайшей дороге. Ксюша упала, рыдая, в его объятия, и он подхватил её, успокаивающе шепча на ухо бессмыслицу; Андрей подбежал и ткнулся лбом в его плечо, обнимая обоих. — Я не нашла вас, — всхлипывала Ксюша. — Я почему-то не нашла вас! — Что же ты не осталась на месте, малыш, ну? — спросил Андрей. — Мы говорили с тобой об этом, помнишь? — Я так испугалась, пап... Это было... было... как будто я осталась совсем одна! Тут она разрыдалась ещё сильнее. — Милая, Ксеня, Ксенечка, разве мы можем оставить тебя?! Разве можем?! — твердил ей Миша. — Садитесь, — устало сказал Андрей. — Поехали домой. * Ксюша спала, свернувшись калачиком посередине родительской кровати. Миша поправил ей одеяло и сел на край матраса, спрятал лицо за ладонями. Андрей подсел к нему, прижался, обхватил руками. — Она помнит своё детство и никогда не забудет, да? — тихо спросил Мишка. — Ты не виноват, Миш. — Я виноват, и ты это знаешь. Если бы не я, с ней бы не случилось тогда... то, что случилось. — Ты был болен, Миша. Но ты справился. Давай спать, м? Они легли, дыша с двух сторон в растрёпанные Ксюшины кудри. — Я виноват перед дочерью, — шёпотом сказал Миша. — И перед тобой. Перед... всеми. Андрей нашёл в темноте его руку, бережно обнимающую тёплый дочкин бок и накрыл своей: — Никто из нас не обвиняет тебя. Мы любим тебя, Миш. Ксюша всхлипнула во сне, и Миша ответил Андрею почти неслышно: — А я вас... Прости меня.