Кровавый ливень

Жестокость — это порождение злого ума и часто трусливого сердца. Л. Ариосто

      Огромные капли бешеного ливня с шумом бились о землю и сильный вой ветра заставлял мягкие ветви деревьев колыхаться так, что листья дотрагивались до корней. В этот день погода была крайне необычной: рассвет прошёл в нежных тонах и уже днём стояло жаркое солнце, от которого воздух становился душным. Вечером огненный шар, скрывающийся за горизонтом, приобрёл алый оттенок — пылающий закат напоминал пролитую кровь. Когда чёрное полотно волной накрыло небо, набежали не менее тёмные тучи, скрывая сияющие звёзды так, что кажется, будто их и вовсе нет. Уже сейчас реки бушуют и их быстрое течение подгоняет ледяной ветер. Острая полоса яркой молнии разрезает тучи, но они тут же восстанавливаются, сливаясь воедино с другими облаками, как будто раны, что они получили, не имеют никакого серьёзного последствия. Гром яростно рычит на землю, что стёкла маленьких домиков в деревушке начинают дрожать, еле выдерживая сильные капли, что так стучатся в тёплое помещение.       Единственная свеча, освещающая комнатушку, в которую кое-как умещается письменный стол да некоторые личные вещи вместе с футоном, посылала пламенные танцующие тени на потолок, иногда сбиваясь, потому что ветер врывался через слабое окно. Звук капель о стекло порядком раздражал, хотя хозяин скромного жилья всё-таки не может чувствовать что-то иное, чем не раздражение в такую то погоду. Его брови сведены к переносице и тёмные локоны длинной челки спадали на лицо так, что были видны жёлто-зелёные радужки и глазные яблоки кровавого цвета. Грозный взгляд направлен в окно, он наблюдает за тысячами капель и небесным драконом, который разрушает чёрные тучи. Поднялся ветер ещё выше, как если бы он был голосом — то на октавы две так точно, и слабое окно вмиг распахнулось, погасив огонёк свечи; за окном в двадцати метрах от дома, сверкнула молния, врезаясь в мягкую почву возле дерева. На секунду хозяину показалось, будто человек был в этом месте, но когда дракон вновь разгонял тяжёлые тучи, он тут же увидел силуэт, придерживающийся за дерево.       Безразличие в пустой душе одиноко ходило, потому ни один мускул на лице не дрогнул, когда несколькими минутами он наблюдает за, вероятно, потерявшимся человеком. Такую погоду нужно переждать, скрываясь где-то в пещере или в домике, но он прекрасно знал, что поблизости ничего такого на пути не встретится, кроме маленькой деревни, в которой остановился он сам. Его деревянный домик, который он снял специально для себя, чтобы отдохнуть от долгого пути, стоял в стороне всей деревни, окружённый высокими деревьями, где поблизости находился ручей. Такую спокойную обстановку он любил — никакие голоса в такой глуши совсем не слышно, лишь журчание того самого ручейка, который успокаивал. Вряд ли человек, едва дошедший до дерева сможет пройти ещё некоторое расстояние для того, чтобы переночевать у какой-нибудь старухи, которая с радостью накормит и постелит тёплый футон. Первым делом, человек обязательно обратит внимание на стоящий поблизости домик — Его домик. Но это лишь обычные рассуждения обладателя необычных глаз; его мысли прерывает сильный кашель за окном, и это заставляет его нахмуриться больше прежнего. Если этот человек так и будет раздражать его, то...       Определённо. Он безжалостно убьёт его, даже не моргнув; сожмёт своими сильными руками шею того человека, не посмотрев на его пол, хотя, судя по очертанию фигуры, гость является мужчиной. Ничто не остановит хозяина. Он холоден, как айсберг в Атлантическом океане, что погружаясь в него полностью, будет невозможно найти останки тёплых чувств или более; он пропитан кровью полностью и от него веет жаждой этой крови. Свернёт шею с хрустом громким, чувствуя, как гнев в его теле потухает, и как наслаждение разливается по венам; он обязательно получит награду за свою работу, больше ста двух миллионов йен точно.       Дух захватил его разум и он уже стоит под ливнем, капли стучат по плечам и прозрачной кровью стекают вниз, волосы вмиг становятся мокрыми, и это не может не раздражать. Уверенные шаги по лужам скрывает только проливной дождь, пока мужчина у дерева продолжает кашлять. Бровь нервно дёргается вверх, когда он взглядом строгим одаривает человека, который в грязи продолжает стоять на коленях, совершенно без одежды.             — Эй, — мужчина дёргается, переставая кашлять. Его тело дрожит от холода и в темноте невозможно рассмотреть его черты лица; хозяин всё ещё остаётся тем же головорезом, поэтому он одним движением руки заставляет его подняться и оторвать ноги от земли. Рука твердеет и приобретает тёмный оттенок кожи, как если бы она стала камнем, что по сути, может быть таковым. Жертва ногами дёргает и ртом последний воздух и дождь на вкус пробует.       Хруст... Кровь брызгами попадает на лицо и только ливень стирает всё до конца; капли становятся кровавыми. Тело падает в грязь и голова летит на то же место, а хозяин уже разворачивается, собираясь уходить и предвкушая своё раздражение, когда он будет выжимать свои локоны, но какие-то странные звуки раздаются за спиной. А ведь никого живого поблизости не было.       Этот приглушённый ливнем звук больше похож на то, как кто-то жадно пытается отдышаться. Головорез поворачивается и снова направляется к источнику своих денег. Тело неподвижно лежит на своём месте, да и голова рядом тоже... Если бы не снова кашель и какой-то голос, что бормочет что-то невнятное. Оказывается, приключения только начинаются. Он садится на корточки и хватает голову пятерней за волосы, уставившись в открытые и испуганные глаза. Такого он точно никогда не видел.             — Слыш, ублюдок, принеси моё тело обратно ко мне! — как можно громче и строже говорит жертва, но хозяин несколько секунд ранее точно увидел в его глазах страх. Он подымается и кидает голову к остальной части, не обращая внимание на недовольство его гостя и направляя руку на шею; со шва на предплечье вырывается одна плотная нить, которая, добравшись до разорванных участков, собралась их соединять. Грубо и резко затягиваясь, нить вскоре соединила голову с остальным телом, и мужчина, что лежал в грязи, сел, разминая шею и недовольно постанывая.             — Головой резко не двигай, швы могут разорваться. Пока идёт ливень, можешь остановиться до утра в моём доме. — Хозяин встаёт и с высока смотрит на мужчину. Тот что-то цыкает себе под нос, но встаёт и идёт следом.       Вновь танцующее пламя оставляет на стенах свои тени, и свеча совсем не греет, а ручки окна пришлось завязать тряпкой, чтобы оно не открывалось при каждом дуновении ветра. Хозяин молча сел на пол, уступая свой единственный футон гостю, который выглядел лет так на двадцать пять, не больше. Его волосы, длинною до плеч, слипались, будто бы их не мыли неделю. Они прядями падали на глаза, из-за чего парню приходилось их откидывать каждый раз, чтобы смотреть на хозяина этого «уютного» домика. Он выглядел устрашающе.       По всей смуглой коже расползались швы из той самой грубой нити. По рельефу тела можно было определить, что он весьма силён; его мышцы напряжены, а оттенок кожи вполне подходил к его лицу. В глазах ничего не читалось, да и выглядели они как-то странно, не так как обычно. В них чётко различалось хладнокровие и жестокость, как и в самом выражении его лица, впрочем, гостю этого не понять. Он смотрел на него, как на что-то интересное, что никогда не видел в своей жалкой жизни, прямо как маленькому ребёнку принести новую игрушку, он будет смотреть на неё таким же взглядом. Разглядывает каждый сантиметр, — нет, миллиметр, — будто бы хозяин и вовсе не человек, а какой-то новейший вирус, который изучают учёные под микроскопом. Этот взгляд будто бы и хотел разорвать все ткани его кожи, мышц и органов, чтобы добраться до самого наинтереснейшего — оболочки души, и то, чтобы и её в клочья порвать, изучая все её секреты. Однако, одновременно со всем этим, он выглядел настолько глупым и невинным, что удивляло: за все свои прожитые года Он не встречал таких взглядов уже давно. Вроде бы нечитаемые, да и предположение самим собой кажется обычной паранойей.       Не то, чтобы было интересно. Просто Он слишком раздражён в последние несколько лет, — может быть, десять, а то и пятнадцать, — и кроме этого чувства, кажется, будто он не способен ощущать нечто иное, например, радость или досаду. Ему важно лишь своё мнение и на этом он готов идти до конца, и безразличие на нём отражается очень кстати, особенно для такого головореза, который зарабатывает на трупах. В его сердце есть лишь отрицательные эмоции, впрочем... к чему вся эта чувствительность, если можно заменить её на профессиональный пофигизм? Хотя, всё-таки один вопрос его мало, конечно, но интересует.       Он чётко видел молнию, ударившую в пустое место, однако... никакой наукой не объяснишь, как появился этот чудак, да и к тому же бессмертный. Есть большая вероятность, что он какой-нибудь шпион или такой же головорез, охотившийся за большой долей золота, то есть, за головой хозяина домика; он может оказаться шиноби, каких не мало, но (всегда в таких мыслях есть одно «но»). Раз есть тот, кто заказал Его, то человек очень хорошо знает, какими техниками он владеет, и, подобрав хорошего бессмертного ублюдка, заказчик смог бы получить за его голову круглую сумму.             — Кто тебя послал сюда? — Своим холодным взглядом он зыркнул в сторону гостя, что тот от резкого движения вздрогнул. Чудик всё ещё сидел без какой либо одежды, на что хозяин почувствовал, как его бровь сама от нервов подскочила. — Знай, что в любом случае я убью тебя.       Парень фыркнул, отводя взгляд куда-то в сторону и весело усмехаясь:             — Ты уже пытался меня убить и теперь смотри, что из этого вышло. — Он указал на свою шею, на которой красовалось «искусство» хозяина. — Из-за тебя у меня шея и голова болит.       Странная вещь. При бессмертии чувствовать боль или что-то ещё, хотя, может быть, это уже для Него кажется таковым, потому что он прожил уже сколько?... Брови по привычке сводятся к переносице, ведь из всех выражений его лица, это — самое любимое. Внутри он снова ощущает никуда не девшиеся нотки раздражения. Он не любит много говорить, хотя иногда приходится; также не любит слушать всякий бред, наподобие того, что несёт этот парень. Ему мало что нравится, да и мало тех, кто ему угодит.       Он уверен, что у этого парня даже шанса нет.             — Ты думаешь, если бессмертный, то я не смогу тебя убить? Есть много разных способов, и для тебя обязательно найдётся подходящий. — Он кидает какой-то чёрный длинный плащ, который был тут ещё до аренды домика, и добавляет: — Надень это.       Парень молча укутывается в плащ, только сейчас замечая, как тело до сих пор мелко дрожит либо от холода, либо от всей ситуации. Размышляя о всяких вещах, которые его беспокоят, и задавая в голове вопросы, на которые не находит ответа, он не обращает внимание на то, как капли перестают стучать в окно. Хозяин сидит на деревянном полу, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди, с закрытыми глазами. Кажется, что спит, но по его нахмурившемуся лицу в это что-то слабо верится.       Может быть, это всё-таки привычка.