Трое в лодке, считая собаку

— Не думаю, что у меня получится за кем-то присматривать, — удивленно выговорил Пауль. — А уж за маленьким ребенком — тем более. Свои горести даже как-то потухли и отпрыгнули на задний план перед открывшимися нерадостными перспективами. В голове сразу замелькали сценарии, как именно все может пойти не так. Ребенок убегает, спотыкается, ломает шею, умирает. Ребенок подходит к розетке и сует туда пальцы, умирает. Ребенок открывает окно, слишком сильно перевешивается через подоконник, теряет равновесие, падает, умирает. Ребенок крадет чьи-нибудь таблетки, думает, что это конфеты, принимает их… ну, вряд ли умирает, но приятного тоже мало. И это все — вина Пауля. — Ну, он не такой уж маленький и довольно смышленый, — возразила ему фройляйн Кристин. — Просто он до этого жил на космическом корабле, и ему тяжело тут освоиться. — А навигационная программа? — Дело не только в топографическом расположении кабинетов, я скорее про общее ощущение говорю. Думаю, ты понимаешь, как тяжело привыкать к совсем новому месту, если рядом никого, кто мог бы поддержать. У тебя хоть пёсичка есть. — Но есть ведь взрослые, сотрудники… — начал Пауль и сам смутился. Ну да, есть. Только сам-то он к взрослым лишний раз под дулом бластера бы не пошел, почему же этот незнакомый мальчик должен? — Есть-есть. Только мне кажется, что вы как-то легче общий язык найдете. Фройляйн психолог, не зная, что проговаривает его мысли вслух, отломила Бу еще один кусочек печенья. — Вы только ей облизывать себя сейчас не давайте, — встрепенулся Пауль, — иначе половина печеньки будет у вас на руках. — Да и пусть, — самоотверженно разрешила фройляйн Кристин. — Мне на самом деле уже ничего не страшно. Все равно потом умываться. Так что скажешь? Поможешь мне чуть-чуть? — Мера моей ответственности? — уточнил Пауль. Он не хотел подводить человека, которого сам окрестил приличным. Ну и, конечно, чуть-чуть льстило, что его признали пригодным для помощи, а не просто калекой. Если тот другой мальчик действительно смышленый, то почему бы и нет? Жил на космическом корабле, надо же… — Какая с тебя ответственность? — совсем не обидно фыркнула фройляйн психолог. — Ты и сам еще ребенок. Если ты не подобьешь Веньли на побег и не научишь курить, все будет нормально. Ну, и если Бу не залижет его до смерти. — Я без собаки не смогу, — сказал Пауль. Покривил душой, конечно, с навигационной программой можно было и без Бу обойтись, но фройляйн психолог сама сказала: с собакой не так страшно, как одному-одинёшенькому.  — И не надо без нее. Вот увидишь, они еще как подружатся. И правда, Бу ведь всегда нравилась детям, хотя Пауль редко разрешал ей общаться с посторонними. Даром, что служебная, Бу никогда не могла отказаться от подачки, да и лизнуть кого-нибудь в щеку было у нее обычным делом. Предварительно поставив этому кому-то лапы на плечи. Может, и неплохо, если она здесь с кем-нибудь подружится… Веньли переживал. Папа как-то умел общаться с людьми и заводить знакомства. Даже обманывать умел. Веньли точно знал, что тот подсвечник был новодел, а не приданное Марии Антуанетты, но папа все равно его продал, хотя и сам понимал, что в Европе нового времени подсвечников из керамопластика не было. Веньли же и когда правду говорил иногда стеснялся, путался и начинал бормотать под нос, теребя волосы на затылке. Сейчас из-за травмы дикция у него была и еще хуже, он гнусавил и задыхался, если говорил слишком быстро или был взволнован, а от этого смущался еще больше. Как общаться со слепым мальчиком, хозяином собачки, он не знал. В его образовательной программе был модуль про доступную среду и почему она важна, было даже очень-важное-слово «то-ле-рант-ность», определение которого пришлось учить наизусть. Да только все неинтересные, но обязательные модули Веньли бегло просматривал, чтобы написать итоговый тест на проходной балл, а то и вообще решал все наугад, пока не набирался нужный результат. Теперь память не могла подкинуть ему ни одного подходящего совета. Мисс Кристин в ответ на высказанные опасения посоветовала не заморачиваться и просто быть самим собой. Мол, Пауль нормальный парень, и не надо с ним как-то по-особенному. Но Веньли все равно переживал. Он так мучительно размышлял, как будет вести себя при встрече, что потерялся во времени и на обед приплелся под самый конец, уже во вторую смену, да и то только потому, что медсестра напомнила. — Ну и кого это у нас сегодня поднять подняли, а разбудить забыли? — ахала она, провожая его в столовую. Веньли видел, что ее рука потянулась растрепать ему волосы на затылке, но остановилась на полпути. — Я, — прогнусавил он. — Садись, соня, — вздохнула женщина. — Голова не болит? Что тебе принести? Сегодня на второе либо рыба, либо курица. — Курицу, — подумав, решил Веньли. — А первое не надо. На этот раз мягкая рука все-таки растрепала ему волосы. И как же приятно это было… ох. — Суп — обязательно, а то расти не будешь. Медсестра не знала, что на корабле за восемь лет жизни Веньли суп не варили ни разу, а праздничным ужином считалось все, что не сухпаек. — Ну, суп так суп, — согласился он. Здесь кормили вкусно, а все взрослые были такие хорошие и внимательные, что спорить лишний раз не хотелось. Жевал он тоже медленно и слово с неохотой, хотя был голодным, оживился только когда медсестра принесла ему вазочку с десертом. Веньли недоверчиво потыкал ложечкой завитой белый конус. — Это мороженное что ли такое? А почему мягкое? — Чтобы из автомата выдавливалость, — объяснила медсестра. — Ешь осторожно, а то простынешь. — Не простыну, — пообещал Веньли, расплываясь в улыбке. Он представил, что будет, если из его бедного носа еще и сопли потекут. Его и не вытереть сейчас — даже пальцем потрогать больно. — Я аккуратно. — Посуду сам унесешь? Вижу, вкусняшки тебя немножко взбодрили. Веньли кивнул, медленно и осторожно, чтобы голова не заболела. — Ты по одной тарелочке носи, чтобы не уронить. — Да, я так всегда и делаю, — сказал Веньли. Он хоть и был неуклюжим, никогда ничего не разбивал. И попробовал бы он что-нибудь разбить… Некоторые папины тарелки стоили дороже их корабля. После обеда сил у него прибавилось, и посуду к раздатке он переносил быстро. Сначала отнес кружку и вазочку, потом миску и столовые приборы, а когда вернулся за тарелкой и косточкой от куриной ножки, увидел, что косточку у него уже стащили. И не только у него. И не только косточку. — Эй! — возмутился он, очумело разглядывая, как большая бежевая (по правильному — палевая) собака вылизывает оставленную на столе вазочку его соседа. — Фу! — Бу! — тут же рявкнул мальчик в черных очках, шедший по ребристой желтой дорожке с подносом в руках. — Что бы она ни делала, извини, пожалуйста. Собака убрала передние лапы со стола и, понурившись, потрусила к своему хозяину. — Да ничего, — Веньли почесал затылок, — ничего очень плохого она не сделала. Просто косточку стащила. Ей от этого плохо не будет? — Если это была первая съеденная косточка, то нет, — ответил хозяин собачки, когда та аккуратно прижалась к его бедру. — А если не первая… — То сама виновата? — Точно так. — Я Ян Веньли, — было глупо и дальше делать вид, что он не понял, кто перед ним. — Я как раз собирался к вам идти после обеда. — Пауль фон Оберштайн, — церемонно представился мальчик. — Полагаю, теперь нет никакой необходимости идти в парк, мы и так нашли друг друга. — Да, спасибо собачке. — Ты и правда никогда раньше не видел лабрадоров? — В живую — никогда, только на картинке, — Веньли от смущения опять зарылся пальцами в шевелюру. — На картинке — это немного не то, — согласился Пауль фон Оберштайн. — Если хочешь, я скажу Бу посидеть с тобой, пока я отношу посуду. — Мне тоже нужно еще к раздатке, — спохватился Веньли. Да и страшновато было оставаться с собачкой. Лабрадоры, конечно, добрые, это во всех книжках написано, но все же… — Я тарелку не успел отнести. — Ну так ставь ее на поднос, — предложил Пауль. — Я все равно туда иду. — Да что ты будешь за меня носить, давай уж тогда вместе. Они немного помолчали, оба испытывая неловкость от этих бестолковых расшаркиваний. «Интересно, в империи все такие церемонные? — подумал Веньли. — Боря вроде бы такого не рассказывал». Он представил, как его новый знакомый, надушенный, в чулках на подвязках и в парике раскланивается с каким-то серьезным дяденькой, потом представил себя в таких же условиях — и невольно улыбнулся. Права была мисс Кристин: лучше всего вести себя как обычно, а то только смешнее получается. Он пошел рядом с желтой дорожкой, невольно разглядывая Пауля. Если бы не слова мисс Кристин, Веньли бы, пожалуй, и не понял, что тот слепой. За черными очками ничего было не разглядеть, да и мало ли кто носит очки, а шагал он так, будто точно видел, что там впереди — Веньли за ним едва успевал. — Смотри под ноги, пожалуйста, — сказал Пауль. — Упадешь. — А? — Я слышу, как ты ногу подволакиваешь, — он остановился как раз перед окошком. — Так бывает, если идешь с повернутой головой. Поднос можно поставить? — А? — Ставьте, ставьте, — девушка с другой стороны раздатки смахнула к себе сразу шесть стаканов. — Свободно. Веньли пристроил с краю свою тарелку. — Извини, — буркнул он. Пауль повернулся вокруг своей оси, собачка развернулась с ним вместе, словно прилипшая к ноге и подняла морду, ожидая команды. — Ничего страшного, — Пауль хлопнул себя по бедру и указал пальцем вперед. — Я не испытываю неудобств, если на меня смотрят. Меня больше беспокоит твоя безопасность, тебе сейчас нежелательно падать. — Вот уж точно, — немножко оттаял Веньли. — А ты откуда знаешь, что мне падать нежелательно? — Оттуда же, очевидно, откуда ты знаешь, что у меня собака есть. Идем, заберем мою трость да и пойдем куда-нибудь, сейчас тут убирать начнут, и мы будем мешать. — Давай в парк тогда, пока не жарко, — предложил Веньли. Пауль кивнул, стоило ему сделать шаг с желтой дорожки в сторону стола, возле которого прислонилась его трость, и движения у него сразу стали другими, медленными и аккуратными. — Выход А-7, — сказал он в коммуникатор. — Бу, гулять. — Поверните налево, — тут же порекомендовал мелодичный голос программы-навигатора. Собачка, которую Пауль взял за ручку на шлейке, повернула в нужную сторону. — А ты правда живешь, на космическом корабле? — спросил Пауль, когда они вышли из корпуса. Веньли все это время плелся за ним тихо, как мышка, и даже сначала не понял, что это к нему обращаются. — Ну да, — он откашлялся и добавил. — Мы с папой летаем то тут, то там. — И как? Веньли пожал плечами, но тут же сообразил, что для Пауля это не ответ, и сказал: — Ну, у нас хороший корабль, перегрузок не бывает, навигационную программу мы купили лицензированную, хотя с нашим пилотом можно и без программы летать — у него чутье. — А двигатель у вас какой амплитуды? Веньли запнулся, попытался что-то вспомнить, но потерпел неудачу. — Я такого еще не знаю, — проговорил он, давая себе зарок обязательно расспросить механика про двигатель. — Понятно, — не стал допытываться Пауль. — Ну, а вообще? Не скучаешь по дому? — Не особо, — признался Веньли. — Если бы жил у тети, а не с отцом, пришлось бы в школу каждый день ходить, я попробовал — это просто ужас. Ты только не подумай, что я там неуч или что, просто я когда в обычную школу ходил, постоянно случалось что-то. То пенал забуду, то Фрэнк Дюваль коробку с ланчем у меня стащит, то сам кабинеты перепутаю и хожу потом по коридорам, как в лесу. По планшету легче учиться. — Это уж точно, — согласился Пауль. — Мне по планшету тоже больше нравится. Ты ищи место, куда сесть, а то тут навигационная программа уже не работает. Сначала Веньли подумал пойти к той же лавочке, где они накануне сидели с мисс Кристин, но потом заметил высокое дерево на полянке и повернул туда. — А Бу у тебя давно? — когда они сели на траву под деревом, Веньли наконец решился погладить собачку за бок. Бу блаженно вывалила язык и плюхнулась на бок. — Уже семь лет, — Пауль положил руку ей на голову. — А подарил мне ее на седьмой день рождения. Она поначалу плохо себя вела, долго учила маршруты, родители уже хотели отдать ее обратно в центр подготовки, но я к ней привык и упросил не отдавать. — Она славная, — Веньли потрепал бархатное ухо. — Я хотел бы собаку, но на корабле животное не заведешь. Разве что кота, но кота нельзя. — Аллергия? — Ага. У пилота. — Тогда никак. От аллергии и умереть можно, да даже если не умрешь — приятного мало. — Эй! Подосиновики! Почему на земле сидите? — Пауль узнал голос Дэвида, а вскоре услышал и шаги в траве. — Штаны потом не достираться. Чем вам лавочки не угодили? — Бу на лавочке не поместится, — отшутился Пауль. Ему было стыдно, что он сразу не сообразил, что на земле сидеть нельзя. Хотя было совсем не холодно, Веньли, не привыкший к планетарной погоде, все равно мог простыть. — А вы, выходит, из чувства солидарности? Мальчики дружно кивнули. — Сейчас попрошу кого-нибудь вам плед вынести, — пообещал санитар. — Пёсичка может лежать, где хочет, на то она и пёсичка, а вы двое только на пледе. — Не стоит беспокоиться, мы скоро уходим, — попытался отговориться Пауль. Дэвид странно помолчал, и Веньли показалось, он хочет что-то сказать, но не может выбрать слова. — Тут ты, дружище, не прав, — мысль наконец-то обрела форму. — Дети — наше все, слышал о таком? О чем же тогда вообще беспокоиться, если не о вас? Они успели наговориться обо все на свете. Странно так получилось: вроде сначала было очень неловко, а потом оказалось, что они оба такие интересные и друг на друга непохожие, что так и тянет что-нибудь друг у дружки спросить. А что это за шоколадка почти без шоколада, которая продается в автомате? А почему тебе и трость нужна, и собачка, и навигационная программа? А правда, что на Хайнессене терраформация еще идет? А какие у вас праздники в имперском календаре? Ты на скольких планетах был? А ты? А сколько лет у вас в школу ходят? Собачка спокойно спала на травке и, кажется, даже похрапывала. Когда солнце вылезло из-за облаков и принялось припекать, ребята засобирались обратно в корпус. Веньли приотстал, потому что складывал принесенный для них плед, а бежать потом все же побоялся — помнил про лягушку на темечке. Они пошли по дорожке. Фигурки из травы и правда были занятные. Вон та похожа на слоненка, а эта на Кляксу Хью, героя одного мультика — Веньли его смотрел, пока жил у папиного партнера. Вернее, Лючия и Инес смотрели, а он с ними за компанию. Веньли задумался, не написать ли им письмо, может, мистер Суарес будет на Феззане в этом месяце и зайдет к нему в гости? Или можно Боре Коневу написать — у него тут и вовсе порт приписки. Он так задумался, что не сразу заметил, что чуть впереди на перекрестке с боковой аллейкой лежит большой камень, и Пауль идет прямо на него. Веньли хотел было окликнуть его, но застеснялся. Все же у Пауля есть трость и собака — что ему чужие подсказки? Обидится еще, что Веньли с ним, как с маленьким. Туда не ходи, тут не садись, опасно, опасно, упадешь — кому такое приятно слушать? Камушек был все ближе, а Пауль не отворачивал. Веньли уже было забеспокоился и набрал в легкие воздух, но тут Бу забрала немножко вправо и плавно обошла преграду. — Вау! — вырвалось у Веньли. — Что-что? –Пауль повернулся на звук. — Бу тебя вокруг камушка обвела, — смутился Веньли. — Извини, я тебе про него не сказал. Он перепугался, что сейчас Пауль решит, будто Веньли это специально — захотел посмотреть, как он на дорожке растянется. Но тот вроде не обиделся. — Ну я же с тростью, — немножко даже самодовольно хмыкнул он. — Мы с Бу даже по Одину так ходили, а там и люди, и ландканы, и маршруты сложные, она попрошайка и лентяйка, но хороший поводырь. — А ты на Одине бывал? — Ну да, в прошлом месяце. — Вот это тебе повезло! Пауль в глазах Веньли сразу вырос сантиметров на двадцать и прибавил в весе на столько же. Самому Веньли на Один, понятное дело, путь был заказан, он же гражданин Союза, но вот Боря Конев туда летал и рассказывал, как там здорово. Вернее, сам Боря рассказывал о той поездке даже как-то пренебрежительно, мол, подумаешь какая невидаль — имперская столица, а Веньли прямо заслушивался. Боря ему тогда от щедрой души задарил все рекламные проспекты, которые ему в космопорте дали — а там чего только не было: и музеи, и парки, и публичные библиотеки и рестораны всякие тематические. Да и вообще все такое удивительное — не как в Союзе. — Я на обследование летал, — признался Пауль как будто с неохотой, — так что так себе везение. — Я бы даже на обследование согласился, — вздохнул Веньли, не слишком-то большой, на самом деле, любитель иголок. — Даже второй раз нос сломать. — Ну и дурень ты, — поджал губы Пауль. Веньли подумал минуточку и решил, что, и правда, дурень. Глупость сморозил. — А ты на Одине где был? В какой префектуре? — он попробовал перевести тему, как папа обычно делает, если случайно спросишь о чем-то не том. — Нойе Кёниксберг, — ответил Пауль. Он вроде не сердился. — Но я, если честно, не так уж много где бывал. В клинике, в гостинице, в супермаркет пару раз с Бу сам ходил, ну и транспорт, конечно, метро там, трамвай. Она меня здорово выручала. — В Нойе Кёниксберг есть музей военного костюма, — припомнил Веньли. — Вот бы посмотреть. — Ну, в музей мне точно незачем было ходить, там же ничего руками трогать нельзя, — ответил Пауль. — Точно, — Венли представил, как ходит по музею военного костюма с завязанными глазами, и пригорюнился. Выходило форменное издевательство. — Да, не повезло тебе. — Он еще немножко подумал над ситуацией. — Но это ведь ничего страшного, верно? Скоро у тебя будут протезы, и ходи хоть куда, даже в музей. — Ага, — чуть кивнул Пауль. Мимика у него была странная, запоздалая, будто он не по своему желанию кивает там или улыбается, а вспоминает, что так надо, и делает. — Ну да, конечно. Пауль на секундочку поверил, что так все и будет.