Барни и Метрокоп

      Час X, Инцидент, изменивший ход истории. Кажется, что с тех пор прошла целая вечность, а не пятнадцать лет...       И я изменился вслед за миром, приспособился к новым реалиям: скудной пище, недосыпу и вечному страху за свою жизнь. Нет, я не считаю себя трусом, но даже такой прожжённый до мозга и костей циник, повидавший все боли и страдания всего мира, порой не выдерживает и ломается. Эмоции берут вверх, но их приходится скрывать, от чего становится только тяжелее…       Но одна вещь, похоже, никогда не поменяется — моя работа. Нудная, неблагодарная, изматывающая…       …Тишину разрывает противное пиликанье электронных часов, выводящее меня из сладкой дремоты. Молниеносно вырубаю адскую пищалку кулаком, лежу неподвижно с минуту-две, после — лениво потягиваюсь, зеваю и размыкаю слипшиеся веки.       В комнате темно, видно только очертания штор из-за рассеянного света с улицы. Поворачиваю голову с хрустом, уставляюсь на тусклый дисплей с моргающими циферками семь и нуль-нуль. Резко вскакиваю, но тут же сажусь на край кровати — кружится голова. Массирую виски, хлопаю щеки, пытаясь взбодриться. О себе дает знать тугой узел в животе. В чугунной черепушке звенит маленький колокольчик. Тошнит.       «Дерьмо!!! Котелок совсем не варит!..» — первая связная мысль сегодняшнего дня.       Не наглотался ли чего-нибудь? Бутилированную воду не пил? Да нет… Вчера ел суп своей кухни и мясной пирог повара-вортигонта Эндрю. Готовит он страстно и безопасно… А положенный рацион ГОшника? Да, точно: отдал одному парню-путешественнику со статусом анти-гражданина… Так, ну пошли воспоминания. Вроде легчает. Если теперь аккуратно подняться… Все равно покачивает, но нужно приводить себя в порядок и завтракать. Впереди ответственный день.       Выхожу из комнаты — теперь я в Т-образном коридоре. Шагаю прямо по курсу к ванной, совмещенной с уборной. В ней нет излишеств: стены облицовывает потрескавшийся кафель голубого цвета, над дверью висит светильник в виде полумесяца, на полу лежит чугунная ванна с бурыми пятнами ржавчины и с потемневшей эмалью. Унитаз отсутствует. А воняет как! Непристойно дерьмово! Было бы неплохо убраться, пол помыть, но когда найдешь время? Работа, работа, работа…       В углу стоит непримечательное ведро, в которое я и отливаю. Эффект замечательный: тошнота задвигается куда-то на второй план, а на первом проявляется легкая эйфория. Переставляю ведро под раковину и открываю скрипучий кран. Еле-еле, словно в замедленной съемке, льется холодная как лед вода. Горячей же воды — потерянного чуда цивилизации — по этим трубам не течет лет двенадцать. Делать нечего: кропотливо набираю воду с тонкой струйки в ладони, сложенные «лодочкой», и умываюсь, дабы хоть как-нибудь освежиться. Гляжу в мутное зеркало — отполированное овальное блюдце, прислоненное к стене.       Хех, надо же… Года идут, а на меня глядит все такая же самодовольная рожа, только порядком потрепанная, как будто по щекам наждачкой провели, а лоб паяльником прижгли. Немного морщин, мешки под глазами… Ладно, старина, не все так плохо. Спишем все на рабочие метаморфозы.       Итак, следующая остановка — пункт питания, элитная пролетарская столовая «Волчья засада», если выражаться на местный манер. Заведение, где можно не убирать за собой со стола, не беспокоиться за свой желудок и главное — просто, сытно и бесплатно покушать.       Беру наполовину наполненное ведро в ванной и, шаркая еще спросонья по дерьмовому ламинату, упираюсь в остекленную дверь. Открываю ее не без труда, но с энтузиазмом.       Маленькая комнатушка приветливо встречает меня, обрушивая на нос целый букет вони. Ну, с такой репутацией «чистюли» немудрено, что тут творится полный бардак. Тем более, кто бы позаботился убрать кастрюльку со вчерашним супом в холодильник? И лампочка, похоже, перегорела… Супер! Темно, как в заднице у булсквида!.. Ладно, хрен с ним, оставлю пока тут ведро… Вечером разберусь… Да где же эта ручка?!       Нахожу ручку, отфутболив по неосторожности несколько пустых бутылок, решаюсь и заглядываю в холодильник. Так, тут у нас пресловутая колбаса, ящик «Красного» и «Башкирского» пива не самого плохого разлива, пачка брикетов пищевой массы про запас, называемой «запеканкой» за характерный вкус, и сладкий порошочек в пакете. В общем, не густо…       Альянс после всемирного переселения в Европу не стал разрушать остаточные производственные мощности. Они были освоены, модернизированы в соответствии со «стандартами качества» и вновь запущены, только уже на военный лад. Для граждан оставили только порядком обедневшую пищевую промышленность, с явными следами химической…       Воспоминания сопровождают мой скромный завтрак в спальне: жесткий сухарь, вымоченный в воде, да пару кругляшов сервелата со вкусом мяса. Неспешно пережёвываю этот деликатес, в полной мере наслаждаясь химическими добавками, ведь мяса тут — хаундай наплакал.       Теперь, подкрепившись, можно и горы сворачивать! Но, для начала, было бы неплохо приодеться.       Пока достаю комбинезон ГО из шкафа, прогоняю паука с насиженной паутинки. Да-а-а… Тут живности, если разобраться, в каждом темном углу, в каждой трещинке полно. И тараканы, и муравьи, и, вот, паучки. Прямо рассадник насекомых.       Может, человечество станет для громадного и всемогущего Альянса вот такими вот мелкими животинками? Живучими, как тараканы; организованными, как муравьи; мобильными, как пауки…       Уже уставшая куртка с потёртостями и пятнами встает мне в пору, как и зеленые мешковатые штаны. Теперь шлем. Без этого маскарада, к сожалению, некуда.       Запрещается Уставом расхаживать без спецодежды не то что при людях — мы в ней спать разве что не должны. Запрещается снимать противогаз, кроме всех «учтенных случаев». Запрещается выключать передатчик на дежурстве. Запрещаются продолжительные разговорчики с коллегами. И так далее и так далее…       Прихожую едва освещает единственная лампочка из «многодетного семейства» кучи оголенных проводков. Скоро и она погаснет, и придется выменивать какую-нибудь полезную побрякушку из стеллажа на новую у подпольных торговцев. Или излазить всю лабораторию у Кляйнера, чего совсем не хочется из-за одной мерзкой твари…       Ловко обуваю в полутемноте высокие берцы, зашнуровываюсь и надеваю, пожалуй, важнейший элемент экипировки — пояс на двойной застежке. На нем висит портативный передатчик широкого диапазона, дубинка, фонарик, кобура с «Глоком», две запасные обоймы с оболочечными и одна обойма с бронебойными — заурядный комплект ГОшника. Доукомплектовываюсь легким противоосколочным жилетом, который никогда никакой пули не словит и, наконец, выхожу на лестничную площадку. Стоит невыносимая вонь, в любом случае без противогаза не выйти. Хотя чему тут удивляться? Какие жители — такой и подъезд.       Провожу ключ-картой по сканеру блокиратора двери. Пилик-пилик. Заперто. Теперь за безопасность своей неприкасаемой квартирки я могу быть спокоен.       Производная темной энергии — экзотическая материя — используется Альянсом повсеместно. И в технике, и в оружии, и в быту…       Подъезд не закрывается даже в холодные дни, на радость ветру, воде и стуже. И я, с огромным облегчением, пулей вылетаю из кирпичной клоаки.

      До выхода на дежурство остается еще с полчаса. Что же, успею заскочить к Кляйнеру, благо, его дом напротив.       Перебегаю улицу и вхожу в достаточно чистый подъезд, откуда дальше преодолеваю лестницу, коридор и оказываюсь в светлой комнатке с лифтом. Спуск и еще один коридор. Теперь я в задумчивости стою у торгового автомата… Какая же там комбинация кнопок? Ах да, точно…       Автомат проглатывает монетку и пускает меня внутрь, в лабораторию. Отовсюду пиликают, трескают, шуршат различные приборы. На телевизоры у гаражной двери передается изображение с камер видеонаблюдения, для безопасности и контроля. У заколоченных окон расположен стеллаж с коробками, баллонами, какими-то причудливыми деталями. В дальнем углу — установка с парой больших резервуаров с булькающей жидкостью. В условном центре лаборатории — стол, на котором нагромождена куча оборудования, в том числе и видавший виды компьютер, листы с записями.       Хозяин начинает работу спозаранку. Вот и сейчас он вдумчиво вглядывается в коробку монитора, щурясь сонными глазами, стоя в извечно наклоненной позе.       — Так… Дисперсионное поле… Проверим-ка уравнения…       Болтовня под нос уже давно превратилась из безобидной привычки в фирменный почерк. Порой он погружался в свои расчеты настолько, что мое прибытие замечал только спустя какую-то четверть часа…       — Док.       Ноль реакции.       — Кляйнер! — несдержанно рявкаю я.       Кляйнер, не поднимая взгляда, приветливо поднимает руку.       — О, доброе утро, Барни… я тут немного занят…       — Доброе. Я отвлеку тебя на минутку?       — На минутку? Подожди, тут несостыковка… Куда же запропастился журнал…       Пожимаю плечами, снимаю шлем и сажусь на пыльный ящик у стеллажа. Бессмысленно что-либо требовать от рассеянного дока, пока он целиком витает в переменных.       Примечательна еще воротина, выкрашенная в серо-бетонный оттенок. Она скрывает за собой портал, пройти к которому единолично может только Кляйнер из-за старого сканера сетчатки глаза, не поддающегося перепрошивке. Единственное, что мне известно про этого монстра научной мысли, — он чертовски дорого обходится Сопротивлению. Во всех отношениях.       На доске как раз висит чертеж портала, но моего образования явно не хватит для того, чтобы разобраться в нюансах устройства. Тем не менее, подхожу к доске. Черточки да линии, циферки да буквы. Тьфу! Зато сухую картину красят рисунки, явно вымазанные детской рукой. Присматриваюсь: на одной уже пожелтевшей бумажке контурно нарисована девочка, на другой разукрашены члены семьи с натянутыми до «ушей» улыбками и заштрихован домик на заднем плане. Что это? Наверное, художник находился под впечатлением от рассказов о прошлом мире, где вот так для ребенка беззаботно проходили дни. Сейчас некому рисовать подобное. Все художники выросли, огрубели, а новых не завезли…       — …боже мой, какие сложные уравнения! На их проверку уйдет непозволительно много времени! — прерывает поток размышлений возглас Кляйнера.       Я разворачиваюсь в надежде, но тщетно: док продолжает гребаную проверку. На всякий случай оглядываю стеллаж и вентиляцию, но Ламар не видно. Притаилась где-нибудь за ящиком, зараза… Задолбал уже док выпускать ее из клетки. Ему что, нравятся постоянные погромы? А потом еще говорит, что я отвлекаю от работы. Надо же!       Самописец начинает выплевывать с треском распечатку. Это мой шанс! Опережаю медлительного дока и загораживаю собой прибор.       — Чертова гарнитура в подшлемнике барахлит, не починишь? Да еще и с передатчиком какие-то траблы… — говорю я скороговоркой.       Кляйнер впервые поднимает свой ясный взгляд на меня.       — Барни, обратись лучше к Аликс. Это по ее профилю дело.       — Но она может быть в любой точке города! Что… что твоя квантовая частица! Понимаешь?       — Абсолютно. Но ты же прекрасно знаешь, как отыскать ее?       М-да, не срослось же у меня с физикой в детстве, но почему я вынужден всю свою взрослую жизнь иметь дело с учеными? И привязался к ним настолько, что, иногда, непроизвольно вставляю во фразы всякую научную дребедень…       Кляйнер намекает на древний радиоприемник у телевизоров слежения. Подхожу к нему и кручу регуляторы, в попытке словить связную частоту Аликс, хоть чью-нибудь частоту из наших. Кручу-верчу, а без толку. Лишь противные помехи и треск, вместо приятного девичьего голоса. Странно, очень странно…       — Как успехи? — спрашивает Кляйнер.       — Да так, что-то не могу с твоим барахлом управиться… — лукавлю я.       Спросить или нет? Не пожалею ли потом?       — Еще что-то?       Я утвердительно кашляю в кулак.       — Что там с порталом? Давно не слышал новостей.       Док как-то устало вздыхает. Снимает очки, протирает их полою лабораторного халата и водружает обратно на нос. Обычно он так настраивается на откровенный разговор.       — Печально. Проектируем шестую версию, основывающуюся на частичной переработке пятой, не прошедшей контрольные испытания на… живом объекте.       Неужели…       — Ламар? — высказываю я свои догадки.       Док неожиданно по-старчески заливается хохотом.       — Да что ты! Она — ценнейший образец! Первый прирученный хедкраб! Я не мог так рисковать.       — И кто же тогда? — Я оглядываю телевизоры — все они на удивление выключены. — Крыса? Одуванчик?       — Нет-нет, слишком маленькие биологические системы. Кошка!       — Кошка? Гениально.       Я возвращаюсь обратно к самописцу.       — Именно! Испытуемый достаточно крупный и достаточно сложный в строении.       — И что приключилось?       — Ее разорвало глюонным полем. Мощность излучения оказалась чрезмерной.       Я наигранно морщусь.       — Понятно… А мощность понизить не пытались?       Наступает неловкая пауза.       — Мощность подобрана оптимальная. Установка должна воспроизводить стабильный и чистый сигнал для ретранслятора частиц. Ста-биль-ный! — Кляйнер поднимает указательный палец. — В противном случае, будут наблюдаться скачки сигнатуры… Вот, погляди!       Док отрывает и всучивает мне распечатку. Он водит пальцем по скачущей линии, останавливаясь в моменты «подъемов» и «падений».       — Такие микросекундные «пики» очень серьезно влияют на качество итоговой передачи. Объект начинает как бы вибрировать и только часть его атомов регистрируются и переносятся. Предположительно, виной служат помехи извне, ведь в модели учтены и обстоятельства расположения лаборатории, и масса объекта, и продолжительность передачи.       — Кхм… И как собираетесь решать проблему?       — На текущем этапе нашей работы я провожу всестороннюю проверку новых расчетов Аликс, дабы убедиться в правоте дополненной теории Линдхольма.       — Кого? — озадачиваюсь я.       — А ты не знаешь? Госта Линдхольм — старший научный сотрудник программы аномальных материалов Черной Мезы. Первопроходец Зена. Именно он впервые заговорил об опосредованном влиянии других миров на наш мир через Зен. Он доказал, что Зен фокусирует и накапливает энергию миров, в частности, в кристаллах.       — Почему же его имени нет в списке приоритетных персон? Который, между прочем, составлялся как Илаем, так и тобой? Или он погиб?       — Видишь ли, Барни… Весьма вероятно, что ему удалось выбраться из Черной Мезы. У него был доступ к комплексу Лямбды — сектору F — и возможность сбежать. Но… его часть команды Аномальных Материалов тесно сотрудничала с администрацией Мезы. У нас было много разногласий касательно будущего развития программы: я, Илай, Гордон и еще несколько видных ученых придерживались мирного пути, а они боролись за оборонные гранты Правительства. Да, испытания того образца — прерогатива Министерства обороны… В общем, если подводить некую логическую черту, Госта — не на нашей стороне. А Илай, как бы я ему не объяснял сложившейся ситуации, не приемлет работать с близким к Брину ученым, пусть и таким гениальным, но явно преследовавшим личные преступные цели. Илай никогда не простит Госту поставленной им тогда подписи под документом проведения тестового испытания Образца, даже если тот готов будет всецело отдаться совместной работе над порталом сейчас…       Кляйнер явно разболтался. Оно и понятно: сидит безвылазно в четырех стенах, как канарейка в клетке. Но преподнес информацию к размышлению. Значит, Линдхольм выступал как доверенное лицо Брина в программе АМ. И внутри коллектива явно существовал раскол. Я слышал про вмешательство Министерства обороны в ход программы, но чтобы оно было настолько существенным… Что-то не так. Неужели Линдхольм, единственный человек, который в полной мере осознавал потенциал образца, пошел на поводу у недалеких вояк? Или его заставили? Надавили? Пригрозили?       — …и пока наша модель расходится с его теоретическим обоснованием. Не хватает какой-то переменной. Скрытой силы… — как-то таинственно проговаривает Кляйнер.       Он знал! Знал, как и Брин последствия, но, в отличии от главного администратора, остался в комплексе. Чтобы успокоить сотрудников, показав видимость контроля над ситуацией. И им пожертвовали в этой сложной игре…       Ненароком смотрю на настенные часы и ужасаюсь: семь пятьдесят! Оказывается, прошло целых двадцать минут! Называется, забежал на пару словечек, тьфу, блядь!       — Ладно, удачи с поиском «скрытой силы», мне пора, — небрежно роняю я по пути на выход.       — Поверь, ты не представляешь, на что способно вкупе время и упорство. Проблема квантовой телепортации будет решена, и совсем скоро! — возбужденным тоном пытается уверить Кляйнер.       — Да-да, не сомневаюсь. Кстати… — Я останавливаюсь в полом корпусе автомата. — У тебя не найдется запасной лампочки накаливания? Очень выручишь.       Ученый не отвечает. После пары минуток отвлечения он снова погружается в расчеты, с упорством пытаясь разгадать тайны мироздания на листочке бумаги, и до моих лампочек ему нет никакого дела.       Пожимаю плечами, прощаюсь:       — Продуктивного дня, док!       Спешно выхожу из лаборатории со шлемом под мышкой. И только нажимая «единичку» в лифте, из-за закрывающейся дверцы торгового автомата доносится:       — И тебе продуктивного дня, Барни.       Что же, да будет так. Тема с Линдхольмом, конечно, интересна и щекотлива, но почему нет связи ни с Аликс, ни со станциями Сопротивления?