Барни и Метрокоп

      Все не привыкну к узким улочкам, да малоэтажным домикам. Складывается ощущение, что за тобой постоянно кто-то наблюдает из мутных окон, из незримых щелей, из темных подворотен. Давит атмосфера угнетенности, и дело не в настроении и не в погоде. Тут присутствует какой-то шарм ушедшей навсегда эпохи, запечатленной в камне мощеных дорог, бетоне стен, стекле фонарей. Город-вампир. Город страданий… Я постоянно блуждаю по лабиринту, по многому из его рукавов. Поворачиваю снова и снова. Декорации меняются, но не глобально: дьявол всегда в деталях…       Сегодня времени на прогулку не остается: и так опаздываю, в восемь нуль-нуль заступаю на смену. Улица расширяется; становится многолюднее. И вот она — вокзальная площадь. Первым в глаза бросается обелиск, на верхушку которого Альянс закинул полупрозрачный экран. С него как всегда вещает Уоллес Брин — наш добряк-администратор, не позволявший плохишам-пришельцам добить бедных людишек. Гордимся тобой, старина, едрить тебя семеро…       «…вы не понимаете, какую возможность упускаете, ведь более никогда вам не представится шанса обрести бессмертие. Не физического тела, нет, а иное - бессмертие вашего разума, раскрепощенного и необременённого, жаждущего познания, стремящегося к истине и безудержному исследованию. Для меня, как для бывшего ученого, таковой дар — величайшее счастье. Одумайтесь! Перемены пойдут на пользу каждому…»       Вянут уши. Как же достало слушать эту продажную скотину! Он совершил сделку истории, эксплуатировал всю планету. Что нам с его пустозвонства, если война проиграна? Если города разрушены, остатки населения порабощены?..       А на площади неспокойно, сотни четыре гражданских построены в три шеренги: и случайные прохожие, и жильцы окрестных домов, судя по всему. Затевается какая-то облава. Или произошел незапланированный эксцесс. Займу-ка я позицию у колонны вокзала: осмотрюсь, пораскину мозгами.       Значит так… Главный вокзальный вход и блокпост у силового поля контролирует ГОшники. Никого не пускают и не выпускают, на все вопросы молча покачивают головой. Они выводят из шеренг небольшие группы людей, опрашивают, проверяют документы и возвращают обратно. Ситуацию контролируют и летающие сканеры, несколько десятков.       Словно в подтверждение моих догадок, по кварталам эхом прокатывается Голос Патруля:       «Вниманию боевому отделению! Объект Главный вокзал, требуется подкрепление Особых частей. Код: подавить, сопроводить, экспортировать».       «Вниманию граждан! Содействие Гражданской Обороне награждается полным пищевым рационом! Изоляция сектора. Отмена пропускного режима. Ожидание дальнейших инструкций».       Прислушиваюсь. Звуки дополняются протяжными воями синтетов и системой оповещения Цитадели. Ситуация очень серьезная, сюда направляются Особые части — элитный спецназ Альянса, состоящий из глубоко модернизированных людей. Но им поручено весьма «деликатное» задание — доставка живого нарушителя (или нарушителей) в Нова-Проспект. Любопытно…       «...недавно мне задали вопрос касательно одной животрепещущей темы: «позволит ли Альянс восстановить людскую популяцию?» К сожалению, я не могу с полной уверенностью утверждать, что Покровители заинтересованы в этом. Однако, Они понимают всю значимость данной проблемы, и пути ее решения всесторонне прорабатываются. Я даю гарантии, что человечество не вымрет, а преобразится — это моя вера в светлое будущее нашего вида. Сейчас культивируется новый порядок, основанный на прогрессивном общественном институте…»       Чтобы там не подавлял Альянс, но им никогда не одолеть главный человеческий инстинкт — жизнь. Им никогда не подчинить жизнь, не побороть ее основные этапы: рождение, развитие и смерть. Подавляющее поле лишь грубый прием, ничем не лучший хирургического вмешательства или химической стерилизации. Все, что ждет поддавшихся соблазну людей — пустое существование в обличии биомеханической машины. Безжалостной, бесчувственной и бесперспективной…       «Бессмертие разума»... У него совсем шарики за ролики заехали?..       Итак, незаметно за размышлениями минует еще минут десять. Оцепление продолжается. Пару раз пролететают воздушные транспортники, а они не мелочь шугают, как ГО. Похоже, Альянс копит резервы на случай прорыва.       Что же, мать вашу, там происходит?! Профилактика? А на кой хрен им боевые соединения? Перегон поездов с заключенными из других Сити? Возможно, а тревогу подняли из-за какого-нибудь сбежавшего прохвоста. Операция по перехвату? Тоже адекватная гипотеза. Но кого? Почему я ничего не знаю, хотя обладаю всей полнотой информации о движении и составе экспрессов? Санкцию явно отдали сверху. Проворачивают дела без посторонних, с участием прямых подчиненных — комбайнов. Кхм... К чему такая осторожность? Я более чем уверен, что Альянс привлек «серьезную артиллерию» не для показухи…       Слишком много сил вовлечено, слишком большая секретность. Очень интересно, даже чересчур, аж в ложечке засосало от предвкушения. Рискнуть и попробовать разобраться? В конце концов, это моя работа: сувать нос туда, куда и барнакл побрезгует.       Вздыхаю как-то сдавленно, чувствую же, что плохая идея. Но не торчать же истуканом, когда Альянс всего лишь за несколькими стенками мутит воду...       Главная проблема — проникновение. Через главный вход? Чтобы меня скрутили в баранку те грозные ребята? Нет, спасибо. У них строгий приказ не пропускать никого, как и у всех ГОшников на площади. Мне приказов не давали, я же на дежурство так и не вышел. Значит, на данный момент меня не контролируют и не знают моего местоположения. Кхм… В обход через дом Кляйнера идти долго и опасно: могут остановить те у только что прикатившего бронетранспортера и поинтересоваться о выполняемой задаче, номере патруля. Вентиляция? Невозможно. Там изнутри все запечатано.       Перебираю вариант за вариантом, но без толку. Либо чрезмерный риск, либо полное безумие. Например, отвлечь внимание ГОшников ложным вызовом в соседнем квартале. Хотя… Вокзал… Ж/Д пути, перрон… Нет, нет! Никак, все просматривается сканерами…       Шарю взглядом по домам, по их изогнутым стенам и стеклянным окнам, в поисках ключа, да даже любой зацепки, что подскажет решение… Балконы… На балконах сидят голуби… А если взять выше?..       Быстро запрокидываю голову в попытке рассмотреть крыши — на них десятки голубей — и невольно завораживаюсь громадиной Цитадели. На ее фоне любое человеческое сооружение ничтожно также, как муравейник на фоне жилого дома. Отличная обзорная площадка…       Хороший обзор сверху... С крыши! С крыши вокзала! Через оконные панели я смогу наблюдать за перроном и залом ожидания! Гениально, черт подери!       На радостях хочется станцевать лютое танго, но, пожалуй, не то место и время. Но ведь как выходит! Иногда достаточно одного момента, и мысли раскручиваются в правильном направлении, как магнитофонная лента. Пожинай плоды!       Дом с вывеской, что стоит по левую мою руку, построен совсем вплотную. С его карниза легко перелезть на вокзал. Раз, два и готово!       Но как пройти ребят в серой форме? Какую толкнуть легенду? Сочиняй, Барни. Как умеешь, змея ты изворотливая, как умеешь…       Набрасываю простенькую «песенку». Так и так, два куплетика. Ну, вроде неплохо, остается выбрать жертву. Очень желательно одиночную. А вот и она: стоит у кривой подъездной двери, переминаясь с ноги на ногу, проверяет документы старухи, которая отвечает совсем тихо и нечленораздельно, так что я слышу только низкий «обработанный» электроникой голос ГОшника:       — Эй, гражданка, ваш номер?.. Порядковый номер, конечно!.. Фиксирую… Вы свободны.       Старуха отходит к скамейке, а я решительно подхожу к рослому ГОшнику со словами:       — Здаров! Не пропустишь своего, а? Вызов по дому, проверить бы.       — Ну, привет, — бесцветно говорит он. — Вы что, не в курсе? Сектор закрыт, в жилые дома проход запрещен…       Все слова, произносимые как в эфир, так и «наружу», не различаются по тону, только по громкости. Писк передатчика сигнализирует о переключении режима внутренней коммуникации на внешнюю — и ты волен говорить с окружающими. При внутренних же переговорах предписывается держаться в строгих рамках профессиональной этики. Огнестрельное ранение ли, потеряна конечность или разодрана плоть до самых костей — неважно. Когда выходишь в эфир Центральной станции - говоришь кратко, по существу. И точка…       — По информации Центра, в доме укрылись подозреваемые.       — Как это? Мы проверили: отклонений численности нет, все элементы зарегистрированы.       Ожидаемо. Нужно заставить его сомневаться.       — Так они не зарегистрированы. И их не обнаружили сканеры.       — А откуда информация?       — Центр не уточнил.       ГОшник снова переминается с ноги на ногу. Он понимает, что я могу накатить на него «телегу» за отказ в содействии задержанию. Но он наверняка отдает себе отчет и в том, что его провоцируют нарушить прямой приказ. Прямой приказ — это не жалобная бумажка, за него разменивают жизнь, а не стимуляторы. Но он колеблется, дергается, иначе послал бы давно на три буквы, а то и запросил инфу по делу у, непосредственно, Центра.       — Мужик, я теряю время, — пытаюсь я поторопить события.       — Согласно Уставу, я должен сопроводить уполномоченного сотрудника до места вызова, — пословно говорит он. — Но мне запрещено покидать пост без ведома командира отряда. Значит…       — Ты идешь со мной! — договариваю я, тыкая пальцем ему в грудь.       «Санкции подчиненных ГО» — это не просто Устав, это внутренняя культура, к которой приучают с первых дней работы. Там настолько длинный и развернутый список наказаний и поощрений, настоятельных рекомендаций и правил, что я его и на треть не выучил…       — А… а как же?..       Пора выкладывать козыри. Если я правильно все оценил…       — Не ссы, быстро отыщем засранцев. Оп, и готово, никто даже ухом не поведет! Зато представят потом к награде, знаешь, сколько дадут настойки? А психоделические стимуляторы? О-о-о, за год столько не наработаешь на дежурке.       — Эмм…       Он попался на крючок. Остается подсечь — то есть затащить в этот чертов дом. Я продолжаю подначивать:       — Давай, давай. Запрем дверь изнутри…       — Ну-ну…       — Послушай, всем до тебя фиолетово. Вот как кашу эту разгребут, ты поймешь, какой шанс проебал. Последнее предложение: со мной или без бонусов.       Еще одна заминка. Он выбрал, не сомневаюсь. Теперь размышляет, каковы будут последствия.       — Идем. Все обойдется.       Я без сопротивления вхожу в темное нутро дома. Оборачиваюсь, приглашающе махая рукой.       Он входит следом, щелкает щеколдой.       — Идем, — соглашается он. — Я за тобой.              Следуя пресловутым инструкциям Устава, прикрывая друг друга, мы поднимаемся на четвертый этаж. Возникает препятствие: лучи фонарей обводят контуры старой мебели, наглухо забаррикадировавшей коридор. Практически наглухо.       — Нам точно сюда?       — Да. Сорок восьмая квартира. Вот, смотри, там можно проползти. — Я указываю фонариком проход под столом. — Я первый, как дам знак, ты следующий.       — А не проще обойти через третий этаж?       — Проще, проще, так дилетанты и поступают. Ты же не из них?       Он отрицательно мотает головой и замирает.       — Чего встал? Контролируй коридор!       — Хорошо.       Пара движений по-пластунски — и я за баррикадой.       — Ползи, я прикрываю…       …И только ГОшник показывает свою тупую башку, как я врезаю по ней изо всех сил носком ботинка, ломая передатчик и, наверняка, пол-лица. Не давая времени очухаться, я рывком, за шкирку, вытаскиваю одной рукой бойца из-под стола, другой — «Глок» из кобуры. Буквально вдавливая заложника в стену, я с расстановкой говорю:       — Закричишь — убью. Промолчишь — убью. У тебя маловато вариантов, говнюк. Выкладывай, из-за чего суета? Что видел, какие переговоры слышал?       ГОшник мычит, как корова. Вот умора! Я скидываю противогаз с его головы, свечу фонариком в глаза, не давая отвернуться. И про себя присвистываю.       Совсем юнец, лет восемнадцать, не больше. Это многое объясняет: и непрофессионализм, и чрезмерную любопытность, и наивность. Работает буквально с неделю, с две. Устав почитает как Библию, запуганный донельзя, но все-таки не глупый, не фанатичный, пачкаться лишний раз не хочет. Интересный экземпляр, выражаясь языком Кляйнера… И лицо смазливое, несмотря на кровотечение из носа. Не сильно он и пострадал от удара, на самом деле.       Его зрачки уставляются на черное жерло пистолета, которым я вожу из стороны в сторону убаюкивающе.       — Тебе уши прочистить дулом? Говори!       Сглотнув, он судорожно лепечет:       — Не знаю, меня на пост поставил командир. Сказал, чтобы не пропускал никого и о подозрительном докладывал ему лично.       Последние слова юнец произносит, опустив глаза. То-то, обосрался ты, малой!       — Смотри на меня! Ты видел комбайнов? Их транспортники зависали над вокзалом?       — Нет, этих пока не видел.       — А внутри остался кто?       — Нет, всех вывели… Голос приказал охранять периметр от вторжения…       — Умничка.       Отпускаю шкирку комбеза и парень падает на пол навзничь: оказывается, я здорово сбил ему дыхалку ударом.       — Прошу, не убивайте! — хрипло умоляет он. — Я… я подам на увольнение по состоянию здоровья. Сегодня же!       Я смотрю на него, — он и вправду готов бросить все ради туманной перспективы? Ведь кто знает, что может быть у таинственного собеседника на уме. «Не проще ли покончить со всем здесь и сейчас, перестраховаться?» — думал бы я на его месте. Но он наверняка рассуждает другими категориями, верит в мое сострадание… или тупость.       — А где гарантии? Какой вообще резон оставлять тебя в живых?       — Я… я умелец! Техник! Я очень полезный человек! Очень!!!       — Да? А чем докажешь?       Парень поднимает свой противогаз, словно желая заслониться им от агрессии.       — Дайте несколько минут, и я починю переговорное устройство! Одной отверткой!       Он выхватывает из-за спины отвертку. Я делаю шаг назад, покрепче берусь за рукоять «Глока».       — Без резких движений! Мои условия: если за три минуты откалибруешь мое устройство, то поверю в твои способности.       — Да-да-да, хорошо, мне достаточно двух минут!       И тут уже колеблюсь я: «Не дурачат ли меня? Есть ли подвох и в чем?..» Но, не найдя поводов для беспокойства, я снимаю и бросаю шлем умельцу.       — Вам знакомо Сопротивление? — осторожно спрашивает он, сидя в позе лотоса, иногда вскидывая на меня пугливый взгляд. На мой силуэт в темноте, если быть точнее.       — Да. Лично знакомо, — даю я прямой ответ.       — Я слышал, что оно в последнее время набирает мощь. Расправляет крылья.       — Сопротивление в том или ином виде существует с тех пор, как ты под подобный стол ходил, еще до Вторжения. Ну и твоя правда: еще никогда мы за пятнадцать лет не были так сильны.       Паренек хмыкает.       — Да уж, ловко вы меня… Я хотел вызвать моего… командира, но боялся, что он отчитает. Мол, чего непонятного, срочный вызов у коллеги, берешь да пускаешь. Еще бы наказал, выдал предупреждение для воспитания…       — Не переживай, ты поступил правильно.       — Позволив подпольщику себя заболтать, а потом избить?       — Человеческий фактор, — отмахиваюсь я. — Кто в наше время откажется от двухнедельного рациона? Это надо быть либо конченным дураком, либо преданным фанатиком. Ты поступил как недалекий, но умный человек. Находишь?       — Нет.       — Ну, значит, дурак, — укоризненно сплевываю я. — Нет надежды.       Парень молчит и правильно делает — пререкаться в сложившейся ситуации равносильно самоубийству. Лучше сосредоточиться на деле, а не на пустые разговоры.       И результат не заставляет себя долго ждать:       — Готово! Испытывайте! — радостно восклицает он.       — Кидай.       Ловлю шлем, натягиваю на голову… Удар и еще один. Писк, помехи, шипение.       — Плевое дело, — улыбается паренек.       В эфире Центра тишина.       — Когда ты вышел на пост? - спрашиваю я.       — Точно не знаю… Час назад где-то…       Значит, дежурному отделению было велено занять посты, следить за порядком еще до того, как я вышел из собственной квартиры, в ожидании дальнейших инструкций. Да, вот это везение с передатчиком! Но одно плохо: связи с повстанцами как и не бывало. Единственный вариант — попробовать словить хоть какой-нибудь захудалый сигнал с крыши.       — Довольны?       Да, Барни, стареешь, каким-то мягкотелым становишься. Раньше бы хлопнул ГОшника и ни возраст, ни пол не остановили бы. Он свидетель, он враг. Рядовая единица, абсолютная заурядность. Он бесполезен и опасен, его никогда нельзя оставлять без присмотра. Но тут, похоже, особый случай, тут заложен какой-то фундамент, тут имеется какой-то потенциал. Сложно объяснить в чем именно, но за годы я привык доверять и использовать интуицию наравне со вполне сознательным мышлением. А интуиция подсказывает, что с паренька выйдет толк. Вроде порядочный, дотошный, хотя так, конечно, с уверенностью сейчас говорить нельзя. Нужна объективная проверка.       — Ты идешь со мной. Шлем захвати.       — А как же…       — Нет уж, извини, если собрал чемоданы — путь назад отрезан. Ты надолго запомнишь этот стол, надолго. Залез под него боевитым ГОшником, а вылез беспомощным сопляком. Ха! Да, ты подумай на досуге, — решил добавить я самодовольно, — как я тебя перевербовал, за одну минуту? И без лишних травм.       Мой коварный электронный смех смущает юношу окончательно.