Игрушка

Микаса скучающе сидела у окна, совершенно не зная, чем заняться в столь дождливый день. Одну к Изабель ее никто не пустит, а сам Леви несколько дней назад умотал в Разведкорпус на какие-то переговоры. Их штаб находился довольно далеко, так что смысла ехать меньше, чем на три дня просто не было. Как ни странно, взять ее с собой он не изъявил ни малейшего желания — скорее наоборот, приказал все время быть дома с Мартой. Аккерман уже тошнило от этих четырех стен, но иных вариантов у нее не было. Двери постоянно были закрыты — Микаса каждый час спускалась, чтобы проверить это, мало ли. Единственными ее занятиями были чтение и бесполезное скитание по дому: на второй день она уже порывалась самостоятельно убраться и приготовить поесть, но служанка остановила ее, сказав, что от такой работы портится кожа, и что господин не одобрит таких ее выходок. — Мог бы другое занятие мне придумать, раз с собой брать отказался, — недовольно пробубнила девушка себе под нос. — Сволочь. Правда, кое-что она все-таки делала. Изредка заходила в комнату Леви и протирала там пыль, иногда заваривала чай и пила у него за столом — это успокаивало, но в тоже время нервировало. С этой комнатой у Микасы были связаны не самые приятные воспоминания, но думать об этом она не хотела. По крайней мере, здесь окно большое, а не малюсенькая форточка и вечно запертая дверь балкона. Ночью третьего дня девушка проснулась от странного грохота, раздающегося с кухни. «Воры», — первым делом пронеслось в ее голове. Хотя, может, Марта до сих пор убирается?.. Осторожно спустившись на первый этаж и попутно захватив тяжелую статуэтку из гостиной, Микаса на цыпочках подошла к открытой двери, ведущей в столовую. Взломщиков она не боялась, поскольку на личном опыте знала, что все входы и выходы заперты на несколько замков. Стараясь контролировать прерывистое дыхание и унять дрожь в коленях, темноволосая выглянула из-за угла. — А, это ты… — с облегчением выдохнула она, увидев Леви, сидящего за столом и пьющего… коньяк? Да, пожалуй, что он. — Ночью что ли ехал? — Не твое дело, — грубо отмахнулся он срывающимся голосом. У Микасы даже слов на это не нашлось: Ривай никогда раньше не злоупотреблял спиртным и всегда держал себя в руках, даже если был не совсем трезвым. — Ты чего напился? На работе что-то? — несмотря на явное нежелание собеседника вести конструктивный диалог, Аккерман подошла ближе и заботливо положила руку на его плечо, однако тот мгновенно откинул ее от себя, словно заразу какую-то. — Уйди, — он налил себе очередную стопку и залпом выпил. Микаса всерьез начала опасаться, что случилось что-то серьезное. — А, впрочем, нет… Слегка пошатываясь, Ривай поднялся на ноги и подошел вплотную к Аккерман, навалившись на нее всем своим телом. Их губы соприкоснулись, и девушку вмиг затошнило от вкуса столь крепкого алкоголя. Чувствовать его оказалось совсем не тоже самое, что пить: человек, употребивший напиток самостоятельно, не будет ощущать этого отвратительного вкуса на своем языке, словно ржавую воду смешали с лекарствами и залили все это медицинским спиртом. — Леви, ты пьян, давай я тебя наверх отведу… — начала было Микаса, но тут же была награждена оглушительной пощечиной. Совершенно не ожидая от него подобных выходок, девушка слегка пошатнулась, но вовремя оперлась на столешницу и не упала. — Давно мы на «ты»? — властно поинтересовался он. — Сам сказал, что можно. — Я сказал не звать меня хозяином, — поправил ее мужчина. — Это омерзительно из твоих уст. Про «Вы» я ничего не говорил, а значит изменений нет. Микасу охватило гадкое чувство. Ей захотелось оказаться далеко отсюда — от него, от этой комнаты, от этого дома, в конце концов. Она словно пыталась очнуться после жуткого ночного кошмара и вернуться на землю, но никак не могла дотянуться до нее — и уже не была уверена, хочет ли: то, что ждало внизу, было не многим лучше; но Аккерман знала, что не может вечно оставаться в этом бесформенном, необъятном пузыре кошмара, ставшем самым большим облаком сожалений и самоненавистничества, когда-либо встречавшимся в небе ее жизни. — Расскажете завтра, что случилось? — тихонько спросила она, даже не рассчитывая услышать хоть какой-то ответ. — Да я и сейчас могу. Как это называется… влюбился? — задумчиво произнес он не своим голосом. Микаса впервые слышала от него это слово. — В кого?.. — растерянно пробормотала девушка, про себя надеясь, что он не скажет: «В тебя». Ведь если речь о ком-то другом, он непременно отпустит ее: зачем держать дома подстилку, когда есть своя, законная и гораздо более покладистая? — Месяц назад новобранцы приезжали, — начал Ривай. — Оформляли документы у нас. Из всех трех корпусов, — он нервно взъерошил волосы и опустился на ближайший стул. — Петрой зовут, служит в разведке. Уходить из нее упорно не хочет, мол, мечта у нее такая — помереть с честью. — Значит, вы к ней ездили? — удивленно спросила Микаса, все еще не веря своим ушам. Пожалуй, ради такой новости стоило помирать от скуки три дня. — Да, да… Она приедет через пару недель, к вылазке готовится. Скажешь, что сестра моя — фамилии, благо, одинаковые. — Конечно, — радостно отозвалась Аккерман. Все складывалось как нельзя лучше.

***

В начале августа Микаса знакомится с Петрой, с прелестной хрупкой девушкой с рыжими волосами — не такими яркими, как у Изабель, но все же, — и небольшим ростом. К ее глубокому удивлению, Леви поначалу и не желает представлять их друг другу, никак это не комментируя. Пришлось выкручиваться самостоятельно. Они сразу нашли общий язык и уже через час болтали как давние знакомые. Забавно, что все, кого Ривай приводит в дом, весьма коммуникабельны — полные его противоположности. А как известно, противоположности притягиваются лучше всего. Из диалога становится ясно, что у них что-то вроде взаимной симпатии. Петра любит длинные сарафаны, жареных цыплят и грозу, имеет удивительно хорошие показатели в сравнении со своими сокурсниками и с детства мечтала поступить в Разведкорпус, что, впрочем, и сделала по наступлению совершеннолетия. Ночью первого же дня ее пребывания в особняке Микаса несколько часов подряд не могла заснуть, слушая ее пронзительные стоны за стенкой. Спасибо Леви, ее комната находилась справа от его, а слышимость в доме просто отменная. Она не винила его в этом, даже в какой-то степени понимала его ситуацию: есть она, совершенно не разделяющая его взглядов на жизнь и решительно отказывающаяся признавать его своим мужчиной; а есть Петра — милая, добрая, еще и любит его, кажется. Странная штука, любовь… Микаса даже не знала толком, что это значит. Наверное по-особенному сильная привязанность или около того. И все-таки противно было думать, что буквально пару недель назад она сидела на той же кровати абсолютно голая, а Леви жульничал, незаметно достав нетасованную колоду карт. В любом случае, лезть в их дела она не собиралась. — Вы давно встречаетесь? — тихо спросила Микаса за завтраком. Ривай все еще был наверху. — Ну… Мы не то чтобы встречаемся, — пожала плечами рыжеволосая. — Это было бы трудно, учитывая, что мы служим в разных корпусах, один из которых — разведка. К вылазкам надо готовиться очень серьезно, все-таки на смерть идешь. — Я тоже раньше хотела податься в солдаты, — как бы между прочим сообщила Аккерман, поправляя растрепавшиеся волосы. — А чего же не подалась? — Петра заинтересованно подняла на нее взгляд. Видно, не каждый встречный горит желанием умереть ужасной смертью за стенами. Ответить на этот вопрос, одновременно скрывая свое положение было крайне трудно, но Микаса как-то умудрилась вывернуться. — Леви мне не дал. На кого я его здесь оставлю? — отшутилась она. — Фарлан с Изабель своими делами заняты, а ему поддержка нужна как-никак. — Тоже верно. Вы, наверное, очень дружны, — подметила Рал, чем весьма развеселила темноволосую. — Да как-то не особо, если честно. — Он на тебя так смотрит снисходительно, будто в любой момент готов по головке погладить, — улыбнулась Петра. — И этот его всепрощающий тон… — Пару раз хотела из дома убежать, вот он и ждет чего-то такого, — пожала плечами Микаса. Все-таки приятно поговорить с кем-то не столь меланхоличным и эгоистичным, как Леви. — Почему? — Ссоримся мы часто, — Аккерман вдруг поняла, что пора бы уже закрыть эту тему. Вдруг Ривай тоже сболтнет что-то, а их версии разойдутся? Он же ее до конца жизни запрет в комнате, и тогда свободы ей точно не видать. — Слушай, расскажи мне про то, как в разведке все устроено. Мне правда интересно. И Петра стала рассказывать. Об инструктажах, об их веселом настрое, о том, что даже на поле боя ее товарищи умудряются шутки шутить. О своих друзьях, трагично погибших на прошлых вылазках и о том, что она и сама в прошлый раз чуть не попалась в лапы гиганта, когда отвлеклась на закачку газа в УПМ. Девушка слушала все это с неподдельным интересом, поскольку не врала: ей и правда всегда хотелось вступить в Разведкорпус. Жаль только, что мечта эта несбыточная. Интересно, как там Эрен поживает?.. Надо бы спросить у Петры, знакома ли она с ним. Может, пересекались в кадетском корпусе или где-нибудь еще. Ей вдруг стало немного стыдно: Микаса ведь ни разу не написала ему за последние два года, хотя до этого они были очень дружны. Его энтузиазму, конечно, можно только позавидовать — Аккерман ни секунды не сомневалась в том, что этот юноша когда-нибудь прославится своими успехами в истреблении мерзких титанов. И все же искать его сейчас — дело гиблое. Столько времени прошло… Потом в комнату вошел Леви, и они с Рал слились в крайне нежном поцелуе, каких с Микасой у него никогда не было. Он всегда целовал ее грубо и страстно, не давая взять инициативу на себя; и вот сейчас, нисколечки не смущаясь своей якобы сестры, он ласково скользил языком по губам возлюбленной, позволяя касаться ладонями его щек. Чтобы избежать дальнейших конфликтов по поводу его лицемерия, Аккерман по-быстрому убрала приборы со стола и поднялась к себе, очень надеясь, что они не будут заниматься этим прямо на столе.