Игрушка

Петра сказала, что погостит у них около семи дней, а потом ей непременно нужно вернуться в Разведкорпус. Два дня из положенных уже прошли, а на третий Леви навестил Микасу с весьма заманчивым предложением. — Тебе, наверное, скучно здесь, — задумчиво произнес он, прикрывая за собой дверь. Аккерман выжидающе уставилась на него, не понимая, с чего такой интерес. — Не хочешь съездить к Фарлану с Изабель? Доедешь на экипаже, побудешь там до отъезда Петры и вернешься. Азиатка, стараясь не выглядеть слишком счастливой — мало ли, вдруг передумает, — энергично закивала головой и даже позволила себе улыбнуться, глядя в глаза Риваю. Он тоже улыбнулся, но как-то натянуто. Его пристальный взгляд уже не был частью их дурачества — и вытеснил все, став отдельным, самостоятельным утверждением, однако ни один из них не хотел и не осмеливался о нем говорить. И да — глаза у Леви так блестели, что Аккерман невольно опустила взгляд; однако когда подняла его вновь, мужчина по-прежнему смотрел ей в лицо, словно насмехаясь, и потому она была вынуждена еще раз отвести глаза, будто задумавшись, хотя на самом деле судорожно перебирала в уме темы для разговора — точно барахтающаяся рыба в иссушенном жарой пруду. Этот его блеск она заметила еще во время того пьяного трепа, и он ни на секунду не исчез, наоборот — стал еще более заметным, когда приехала Рал. — Она хорошенькая, — как бы между прочим сказала Микаса, отвернувшись к зеркалу. — Да, верно. Я стольким отказал... и никогда никого не добивался. Девушка в смятении опустила расческу на твердую поверхность, не зная, что ответить на подобное откровение. С чего вообще он решил это сказать? Похоже, с появлением Петры Ривай действительно стал чуть более мягким, нежели раньше. — Вы добивались меня. — Да, но ты отказала. После этих слов в воздухе повисло гнетущее молчание, из которого можно было выйти только двумя способами: сказать, что Леви пора и без всяких объяснений выпроводить его из комнаты, либо продолжить эту натянутую беседу, полную каверзных вопросов и неловких ответов. Микаса остановилась на втором. — Вы правда ее любите? — тихо спросила она, вертя в руках заколку. — Не подумайте ничего, просто... я никогда никого не любила, вот мне и интересно. — Не знаю, возможно, — с легкой улыбкой ответил Ривай. — Но и ты мне дорога. Как человек. — Значит, не отпустите? — Значит, не отпущу. Микасе нравилось, когда мужчина повторял за ней то, что она только что сказала, и неважно, в каком контексте это прозвучало. Эта его привычка напоминала ей случайный ласковый жест, который во второй и тем более в третий раз делался уже осознанно. — Мне хочется, чтобы ты вернулась сюда. От его слов Аккерман слегка поникла. Она-то рассчитывала на то, что в ближайшем времени покинет этот дом и наконец устроит свою жизнь как подобает. Может, даже в кадеты подалась бы — возраст пока еще позволяет. — Ты только не говори им о Петре, — добавил Ривай. — Смысла в этом нет, тем более, что в отношениях мы не состоим. — Хорошо, — пожала плечами темноволосая. — И спасибо тебе, — между делом сообщил он, по обыкновению взъерошивая волосы. — Ты очень добра. — Добра? — Да, добра. Микаса не понимала, при чем тут доброта. А может, не понимала, к чему он клонит, и поэтому предпочла оставить все как есть. И снова тишина, пока мужчина сам не решит заговорить. Но он ничего не сказал, а просто развернулся и молча покинул ее спальню. Может, оно и хорошо. После этого Аккерман еще раза три слышала, как Леви ходит туда-сюда по коридору, не имея при этом никакой цели. Она узнавала его по звуку шагов, когда он поднимался по лестнице и шел к себе, не доходя до ее спальни. Знала, когда он на несколько мгновений останавливался у своей же двери, будто сомневаясь, войти или навестить Микасу, но потом раздумывал и все-таки входил. Знала, что это его лошадь стучит подковами о землю, приближаясь к трехэтажному особняку, останавливаясь в последний миг — резко, непоколебимо, — и послушно забегала в стойло, опустив морду в ведро воды. Она старалась всегда быть в курсе того, где он находится — если, конечно, он дома. Поначалу это было нужно, чтобы лишний раз не попадаться Риваю на глаза, а потом превратилось во вполне обыденную каждодневную привычку. Бывало, она радовалась, что он не придет на ужин, оставшись в штабе допоздна, и вдруг раздавался хлопок двери или Леви просто садился на свое место за столом — и сердце теряло привычный ритм, колотившись то ли от страха, то ли тоже приобрело привычку делать так в его присутствии. В конце концов она усвоила, что определенные желания стоит пресекать — точно обрезать крылья бабочке. А бывало, Микаса видела его днем и пребывала в полной уверенности, что он останется отужинать, однако вечером вновь слышала его высокомерное: "Работаю". К обеду все ее вещи были собраны, а экипаж уже дожидался около ворот. Перед отъездом Петра крепко-крепко обняла ее, даже как-то слишком доброжелательно. Аккерман уже хотела было уйти, но и Леви дал о себе знать. — А меня? — с притворной досадой поинтересовался он, разводя руки в стороны. Микаса улыбнулась. Не столько из-за действия Ривая, сколько от осознания того, что впервые за долгий период она хоть немного побудет в тишине и спокойствии, подальше от этого чертового особняка. Тишины ей в последнее время очень не хватало.

***

Изабель встретила девушку около ворот. Микаса увидела ее, как только колесница выехала на участок, идущий вдоль улицы прямо к реке, и замедлила ход, почти касаясь невысоких кленов, которые она так любила и сквозь которые всегда проглядывало яркое полуденное солнце. Аккерман высунулась из окошечка и подставила свое лицо ветру, вглядываясь в силуэт подруги, приветливо машущий ей рукой издалека. — Здорово, что ты приехала. Фарлан тоже дома почти не бывает, все работает... — с нотками грусти сказала Изабель спустя полчаса, сидя за кухонным столом. — Это потому что выпуск недавно был, скоро все разбегутся по своим корпусам и станет как всегда. — Шарлотта скучает, наверное, — Микаса старалась хоть как-то поддержать беседу, но касаться Леви совершенно не хотела, поэтому заговорила о том, что первым бросилось в глаза. — Скучает, конечно, но вариантов-то и нет, — Магнолия перевела взгляд на дочь, молча собирающую что-то наподобие башен из кубиков, разбросанных по всей комнате. — У вас все нормально? — То есть? — Ты как будто избегаешь говорить о Леви, — Изабель нахмурила брови. — Ладно тебе, я ему не скажу. И Фарлану не скажу. Микаса задумалась. Еще во время первой встречи она хотела рассказать Магнолии обо всем, но сдержалась лишь потому что не хотела портить их приятный визит. Сейчас же обстановка вполне располагала для того, чтобы выложить всю правду. Только вот говорить об этом ей совершенно не хотелось, тем более, что она пообещала Леви молчать. — Ерунда, — заверила она подругу, слабо улыбнувшись. — Мы часто из-за мелочей грыземся, вот и в этот раз. Помиримся. — Ну, хорошо, — Изабель вряд ли поверила, но спорить не стала. Не хочет говорить — не надо. Главное, чтобы это действительно была ерунда. Вечером Микаса решила спуститься к реке и подышать свежим воздухом. Идти было всего-то около десяти минут, погода стояла просто превосходная, да и не воспользоваться своей временной свободой было бы как-то глупо. Усевшись на одну из холодных каменных плит, прямо под которыми течение разбивалось о небольшой обрыв, девушку вдруг осенило, для чего был весь этот спектакль а-ля "Я хочу, чтобы ты сюда вернулась", "Ты дорога мне" и все в таком духе. Здесь, в Джинайе, за ней никто не смотрит — впрочем, было бы странно просить об этом Изабель, — но и не спровадить ее вариант не из лучших, поскольку она мешала бы Леви с его новой любовью или кем там он ее считает. И все-таки он неисправимый мерзавец. Мерзавец и к тому же лицемер. Пожалуй, эти пять дней были лучшими за последние несколько месяцев. Большую часть времени Микаса была одна, наслаждаясь тем, что никому нет дела до ее перемещений по городу; по вечерам помогала Изабель с уборкой и готовкой, иногда сидела с маленькой Шарлоттой. Один раз даже сходила с Фарланом на мелководье и выловила крошечного карасика, правда, сразу же и отпустила. Магнолия не выразила особого желания пойти с ними, но им и вдвоем было очень даже весело. К вечеру пятого дня своего пребывания у них, Аккерман решила в последний раз прогуляться по вечернему Джинайу и насладиться запахом свободы. Леви должен был приехать за ней через пару часов, побыть до утра и забрать ее обратно, в Каранес. Но пока его нет, можно делать что угодно и идти туда, куда несут ноги. Она спустилась к подножью реки и села под какое-то невысокое дерево, скрывающее ее от глаз тех, кто был сверху. Прохладный ветер растрепал все волосы, но Микасе было плевать. Здешняя атмосфера невероятно успокаивала.

***

Очнулась она оттого, что кто-то легонько хлопал ее по щеке, требуя проснуться. — Барышня, с вами все в порядке? — обеспокоенно спросил какой-то дедушка, держа в руках ведро с пойманной рыбой. Должно быть, очередной рыбак, допоздна сидевший на берегу — Фарлан рассказывал, что таких здесь много, поскольку вечером начинается самый клев. — Да, спасибо... Я просто уснула. Мне пора, — Микаса вскочила на ноги и, оглянувшись, увидела, что солнце уже скрылось, а значит прошел не один и не два часа. — Ничего, со всеми бывает, — пожав плечами, ответил незнакомец. Но Аккерман уже не слышала. Стремительно вбежав обратно на холм, она быстрым шагом направилась к дому, очень надеясь, что Леви еще нет. И только подходя к калитке Микаса окончательно поняла, что не желает его видеть. Не желает подстраиваться под его переменчивое настроение, закрывать глаза на всевозможные упреки в свой адрес и безмолвно сносить все удары судьбы. За те несколько секунд, что она шла от ворот к дому, через ее сознание пронесся весь спектр эмоций, начиная от ненависти и заканчивая глубокой печалью. Она безрадостно усмехнулась тому, что по глупости не собрала вещи и не уехала отсюда к чертям назло Леви — пускай попробует найти. А там будет, что будет. — Нагулялась? Микаса вздрогнула, услышав знакомый голос откуда-то из темноты. Оказалось, Ривай стоял, оперевшись на забор и держал в руках зажженную сигару, дым от которой чувствовался еще в трех домах отсюда. Стоило догадаться. — Прости, я уснула под деревом, — тут же пролепетала она, нервно сглатывая подступившую слюну. — Не знаю, сколько меня не было. — Поди, успокой Изабель, — вдруг сказал Леви, проигнорировав ее слова. — Соседи сказали, что видели, как ты к реке пошла, а потом пропала на пять часов. Она думала, ты топиться решила, пока никто не видит. — А искать не пробовали? Я же у подножья была. — Искали, — Ривай подошел ближе и приложил ладонь к ее щеке, легонько поглаживая. — Я уж было поддался на ее истерики, причина-то есть. — Сводить счеты с жизнью из-за тебя? Еще чего, — усмехнулась Микаса, попытавшись отстраниться, но Леви не дал. — Иди сюда, не выделывайся... И прижал ее к себе, обдавая шею брюнетки горячим прерывистым дыханием, будто после долгой пробежки. Она чувствовала быстрый ритм его сердца, но упорно не хотела признавать, что он, кажется, и впрямь за нее переживал. Правда, долго им так стоять не пришлось, поскольку из дома с радостными возгласами вылетела Магнолия. "Дурдом", — подумала Микаса, прежде чем попала в рыжеволосый обеспокоенный вихрь, именуемый «Изабель».