Зарисовки. Майтимо в плену у Моргота.

Перед этой частью необходимо маленькое разъяснение. На эту тему написано уже довольно много. Но, я нашла недавно свой дневник школьных лет (в кремовой тетрадочке, с сушеной розой меж страниц), перечитала и не устояла перед искушением описать припомнить себя в счастливом щенячьем возрасте. Так что, естественно, присутствует юмор и самоирония. Также я пошла неверной дорогой Дарьи Донцовой и использовала в зарисовке анекдот, чуть приспособив его для своих нужд. Больно не бейте, пожалуйста. Салдринг повезло родиться в лучшем из миров: Крепости, под крылом самого Повелителя! Но, несмотря на это, тяжкая жизнь девы была заполнена неприятностями. И протекала под девизом «Салдринг опять что-то «отмочила»!» Взять, хотя бы, сегодняшний день. Ночью какая-то сумасшедшая мышь забралась в лютню и, пытаясь вылезти, зацепилась когтем за струну. Полночи дергалась, стремясь освободиться. И что оставалось делать той, кто до дрожи в коленках боится мышей? Лишь терпеливо ждать окончания «концерта». А утром Салдринг обвинили в том, что она ночь напролет играла на своей лютне, не давая никому спать. Дева пыталась объяснить, что это не она музицировала, а мышь проказничала. К сожалению, никто не хотел слушать. Этим неприятности лишь начинались! Почти сразу же после завтрака, на занятиях целительством Салдринг достался простейший случай: ожог. Ни мгновения не сомневаясь, дева предписала больному миндальное масло для смягчения и восстановления кожных покровов. Вся беда в том, что касторовое и миндальное масло на полке стояли рядышком. Совершенно естественно, Салдринг ошиблась бутылью. Во всем виноват глупый орк, который вместо того, чтобы слегка намазать обожженную лапу, выхлебал всю посудину! Разумеется, случился конфуз. В результате происшедшего, группе пришлось перебираться на новое место, пока убирали и проветривали. Свалили же вину на бедняжку Салдринг. Целитель выгнал невезучую деву, велев больше не попадаться ему на глаза. А то он, дескать, за себя не отвечает! К тому же, несчастная целительница наслушалась ехидных комментариев о новом способе лечения ожогов... Вначале дева от обиды аж всплакнула немножко в темном уголке. Потом утешилась и пошла бродить по коридорам. Все равно делать нечего. Ладно! Пусть сейчас над ней смеются! Когда-нибудь она станет великой целительницей, знаменитой и прославленной. Тогда все эти насмешники пожалеют и раскаются. Пред мысленным взором Салдринг поплыли картины... Вот она научилась так хорошо целительствовать, что поднимает почти мертвых. Со всех сторон ей везут больных и увечных. Обещают груды золота, серебра, драгоценных камней. Но, пренебрегая богатствами и славой, дева отправляется на фронт. На страшном поле боя лечит простых воинов. И они, уже уходившие в Великую Тьму, встают на ноги, берут мечи, снова вступают в битву. Дева столь прекрасно исцеляет, что не остается ни одного раненого, ни единого убитого. Благодаря ей, темное войско блистательно громит всех врагов и одерживает исключительную победу! Сам Повелитель удостаивает ее благодарности... Вот огромная, увитая лавром и остролистом, парадная зала Крепости. В потолочных светильниках горят толстые витые свечи, заливая все вокруг мягким светом и приятным запахом горячего воска. Музыканты играют торжественный марш. К стенами жмутся расфуфыренные, напомаженные, разукрашенные фигуры, подозрительно напоминающие учителей и однокашников. А она идет по самой серединке, вся такая гордая и смиренная, в изодранной, прожженной, залитой своей и чужой кровью полевой накидке. Вслед несутся слова, полные восхищения и зависти: это она! Величайшая целительница! Как она проста... Неприхотлива... Даже не скажешь, что это творец нашей победы, Салдринг! Легендарная Салдринг! Дева так ясно услыхала свое имя, что вздрогнула и очнулась от грез. Навстречу ей быстро шла Наставница вместе с самим Господином Майроном, Комендантом Крепости. Ох! Наставница упоминает ее имя! И каким образом! «Наша Салдринг послушна, тверда и целиком предана Повелителю, хоть и не обладает острым и блестящим...» Увидав деву, Наставница закашлялась, повелела идти к себе. Салдринг беспрекословно повиновалась, лелея в душе восторг. Деве и во сне не снилось, что Наставница так замечательно отзовется о своей невезучей воспитаннице! Комендант знает теперь, что из себя представляет сия дева. И никакие наветы не поколеблют его знания. Нет, но какова Наставница! Все-то ей известно, все-то ведомо. Даже то, что Салдринг совершенно забросила свой поясной кинжальчик. Дева решила немедленно почистить и наточить оружие. Пусть оно вновь станет острым и блестящим, дабы никто больше не мог ее упрекнуть! За этим занятием деву и застала Наставница. Прошлась по комнате, глянула в окошко, поправила покрывало на узкой девичьей кроватке. Села напротив и взяла пальчики воспитанницы в свои натруженные руки. Заговорила. Глуховатый голос звучал проникновенно. - Милая Салдринг. Тебе оказывается высокое доверие. Не посрами моих наставлений. - Ни в коем случае... Я буду полна благочиния, словно сосуд терпкого вина.... – Дева волнительно сглотнула и закивала. Наставница дернула щекой, будто сгоняла муху, и продолжила. - В тяжелом бою Господином Майроном был взят в плен сын злейшего врага Повелителя и сам злейший враг наш. В неизреченной милости своей, Повелитель не стал наказывать преступника, но, напротив, повелел исцелить его раны, сострадая побежденному. И, как знак особого доверия, тебе предлагается стать при раненом враге сидельницей. Твои обязанности будут несложны: подать воды, напоить лекарством. Главное, находиться рядом и наблюдать. Больше ничего делать не придется. Чуть что, сразу же зови целителей и стражу. Помни: это опаснейший преступник, закоренелый злодей и ужасное создание, валарский выкормыш. Не слушай его: он может попытаться обманом влезть в твое сердце, чтобы поколебать девичью верность, смущая незрелый ум. - Сие никак невозможно! – Твердо отвечала дева. - Моя жизнь, сердце и ум устремлены лишь ввысь, к Повелителю! Никто не перенацелит их на другого. Наставница отвернулась и закрыла лицо платком, видимо, впечатленная словами Салдринг. Из-под платка сдавлено прозвучал тихий голос: - Пойдем, дорогая, я провожу тебя во вражескую палату. По дороге начинающая сидельница получала последние указания: - Ты должна внимательно следить за происходящим. Запомни, девочка, сам он просить ничего не будет. По мере надобности, предложи воды. Или наоборот. – Пауза, дабы Салдринг осмыслила сказанное. - Вода в глиняном кувшине, на тумбочке у изголовья. Чаша рядом. Ночной горшок, естественно, под кроватью. Маковый отвар, уже готовый, стоит в зеленом котелке с крышкой. Когда пленник проснется, постарайся сделать так, чтобы он выпил хотя бы три глотка - это снимет боли. Чистые салфетки лежат в тумбочке, на верхней полке. Если у раненого поднимется жар, вода с уксусом и льдом в заговоренном от тепла ковше с длинной ручкой. Намочишь салфетку, положишь ему на лоб и вызовешь целителей. Сама делать ничего не пытайся. - Приостановилась, покачала головой, тяжело вздохнула. – Ох, боюсь, напутаешь... Может, лучше Ульвирэ... - Нет! – Горячо заверила Салдринг. – Ты можешь на меня положиться! Еще не хватало, чтоб на этом почетном посту вместо нее оказалась вредина Ульвирэ, язва и насмешница. - Ну, ладно, пусть будет так... – неуверенно протянула Наставница. – Уж хотя бы тебя-то, надеюсь, не прошибет его обаяние. А то мы дежурных менять замучились. Собираясь с духом, дева немножко постояла перед опасной дверью. Набрала воздуху в грудь, словно готовилась нырнуть в холодную воду. Вошла. И... ничего не случилось. Обычная палата. Беленые стены и потолок. Выцветший, затоптанный, но чистый коврик. Металлическая больничная кровать неплотно придвинута к стенке напротив двери. Тумбочка, покрытая облупившейся желтой краской. На восточной стене маленькое окошко, задернутое легкой светлой занавеской. У кровати гнутый стул с клетчатой подушкой-думочкой. На постели под серым больничным одеялом лежал кто-то, укрытый по самую шею. Одеяло чуть подрагивало в такт неровному сонному дыханию – видимо, пленнику снились не самые радужные сны. Салдринг уселась на приготовленный стульчик, благопристойно сложила руки на коленях, стала чопорно глядеть перед собой, дабы не поддаться искушению. Время шло, злодей спал, ничего не происходило. От скуки Салдринг принялась разглядывать собственные руки. Ни капли нового обнаружить не удалось. То же, что и с утра: чисто вымытые, розовые пальцы, полукруглые, обкусанные до корней, ногти. Тот же шрамчик у мизинца – след давнего пореза. Те же застиранные льняные манжеты с завязочками. Ничего интересного. В конце концов Салдринг начала бросать краткие, быстрые взгляды на врага. На первый взгляд, ничего злобного и порочного в пленнике не наблюдалось. Обыкновенный молодой эльф. Короткие, неровно срезанные волосы. Очень светлая кожа; то есть, была бы светлой, не окажись сплошь покрыта синяками, ссадинами, кровоподтеками. Ах, да! Его же в бою захватили! Естественно, невредимым лицо не осталось. Злосчастный юноша... Как же бедняге, наверное, худо... А он ничего, милый даже. Беззащитный какой-то... От спящего легонько, едва уловимо веяло земляникой и полынью... На щеки черными крыльями легли ресницы.... Э, нет! Куда ее повело?! Вот так глупые девы и теряют бдительность, становятся легкой добычей врага! Но она, Салдринг, не такова! Она не поддастся на вражеские уловки! Вон, губы все искусаны. Неженка и истерик! Каков позор! Он явно не умеет держать себя в руках, не то что здешние жители. Неожиданно враг охнул и рванулся во сне, немного сбив одеяло. Салдринг шарахнулась. Потом сообразила, успокоилась. Снова предалась наблюдениям. Ведь ее посадили сюда ради этого, не так ли? Вот она и постарается все запомнить. В раскрывшемся вороте полотняной рубахи спящего виднелось забинтованное горло. И запястья перевязаны. Точно. Истерик! Попав в плен, видимо, пытался покончить с собой. Вместо того, чтобы принять испытания, как подобает мужчине. Таких можно лишь презирать и ненавидеть. Придя к столь решительному выводу, Салдринг успокоилась, разгладила юбку на коленях и глубоко задумалась. Истерик-то он истерик, конечно, но как жаль, что такой молодой и интересный эльф предан злу. Его необходимо срочно спасти! Внезапно дева поняла, зачем она оказалась тут. Наставница и Комендант возложили на ее хрупкие плечи непосильную задачу: вернуть заблудшего на путь истинный. Это будет очень и очень непросто, но дева справится! Салдринг задумалась. С чего бы начать? Это самое трудное. А потом пойдет само собой. Дева, словно воочию, увидала... Под градом разъяснений, просьб и увещеваний, склоняется непокорная голова с волосами странного, но очень даже эффектного медного оттенка. Искусанные губы жалобно лепечут, прося мудрого руководства и наставлений. Дева почти слышала восхищенный шепот окружающих: «Это она, наша Салдринг! Кто бы мог подумать! Лучшие умы Крепости отступились, а она... Она сотворила невозможное! А мы еще смеялись над ней!» И сокрушенные однокашники бегут к деве с предложениями дружбы, любви, приглашают погулять, несут цветы и яблочки. Злючка Ульвирэ в слезах умоляет простить ее выходки, называя безумными. Салдринг будет добра. Она склонится к бывшей вредине, ласково возьмет ее за подбородок... В это месте девичьи грезы прервал легкий вздох. Злодей просыпался. Дева отчаянным взором впилась в лицо врага. Пушистые ресницы ненавистного трепетали, медленно поднимаясь... Скрывая естественное отвращение к мерзавцу, Салдринг налила в чашу маковый отвар. Точно, эльф – припадочный. Ни с того, ни с сего дернулся, стоило деве подхватить его затылок, чтобы помочь выпить лекарство. К счастью, тут же успокоился. Стал пить. Увы, сразу попер капризный и неуживчивый нрав подопечного. После двух глотков отвара пленник отвернулся, буркнув: - Хватит дурмана. Я желаю иметь ясную голову. - Но, это же просто болеутоляющее, – удивилась Салдринг. – Чтобы твои раны не болели. - Они уже не болят, – с этими словами эльф откинулся на подушки. Так, в безмолвии, прошло некоторое время. Салдринг сидела прямая, будто копье проглотила, сосредоточенная, готовая ко всему. Эльф смирно лежал на спине. Тишина окутывала палату. Лишь где-то отчаянно жужжала запутавшаяся в паутине муха. Да занавеска на окне всплеснулась под порывом ветра. По комнате пробежал ощутимый холодок. Больной зябко передернул плечами, но не сказал ни слова. Салдринг тоже молчала. Дева ждала, когда коварный примется льстивыми уговорами и сладостным обманом пытаться залезть в ее сердце. Но злодей, видимо задумав что-то еще более ужасающее, молчал. В конце концов Салдринг начала искоса поглядывать на лежащего, стремясь определить намерения врага. И в один кошмарный момент столкнулась с неожиданным, спокойно-любопытным взглядом зеленых глаз. На миг дева замерла. Вот оно! Началось! - Я тебя раскусила! Ты желаешь обманом залезть в мое сердце, дабы отвратить от Повелителя! Прекрати! Перестань глазеть! Лежащий молча повернулся к стене. Дева напряглась. Грубиян! Можно подумать, она с тумбочкой беседует! - Не смей отворачиваться, когда с тобой разговаривают! Эльф безропотно развернулся. В этой кротости отчетливо сквозила злая насмешка. Салдринг же не такова, чтобы разрешить какому-то негодяю безнаказанно изгаляться над ней! - Что ты себе позволяешь?! Я запрещаю нахально пялиться на меня! Смотри в другую сторону! Отвернулся. Правильно. Все в порядке. Но ведь известно, что скрытые и, наверняка, зловещие замыслы преступника невольно отражаются в его глазах... таинственных, чуть раскосых... Тьфу ты, глупость какая в голову лезет! Но все же... Предусмотрительность не мешает. - Сделай так, чтобы я видела твои глаза! - Послушай, - не выдержал лежащий, - нельзя ли сначала как-то определиться, а уж потом приказывать? Я все-таки не веретено, если ты не успела заметить. И тут Салдринг осенило, как она будет возвращать заблудшему источник святой правды. - Нет, ты отнюдь не веретено, – последовал серьезный, почти торжественный ответ. – Ты – эльф, и ты обратился ко злу. В этот момент чуть слышно скрипнула входная дверь. На пороге появился Комендант Крепости. Пленник фыркнул: - Обратился к козлу, говоришь? Но я же этому, - кивок в сторону темного майа, - ничего еще не успел сказать. Салдринг обмерла. Комендант сердито дернул уголком рта, мгновение простоял молча. Выдохнул, недобро усмехнулся. Еще мгновение – и Господин Майрон находится у изножья кровати. Дева затрепетала. Два раза в день удостоиться чести лицезреть великого! И так близко! Лежащий эльф пробормотал что-то враждебное. Он, кажется, чести не оценил. Господин Майрон неожиданно сердечно улыбнулся, показав великолепные зубы. Повернулся к пленнику и заговорил высоким, мелодичным голосом. - Здравствуй, Майтимо. Как твое самочувствие? Эльф ничего не ответил. Темный майа нахмурился. - Почему ты не здороваешься, принц нолдор? - Потому что не хочу, чтобы ты здравствовал, предатель, – скандальным тоном отозвался глупец. Комендант не обратил внимания на оскорбительные слова. - А я, напротив, желаю тебе бесконечно долгой жизни! «Какое голубиное милосердие, какое чУдное всепрощение!» - про себя удивилась высокому сердцу Господина Майрона Салдринг. – «Что за контраст с... мелким и желчным валарским выкормышем!» - Но мы отвлеклись, - тем временем продолжал майа. – Я хотел бы знать о самочувствии пленника, дабы Повелитель мог навестить его, проведать и переговорить на кое-какие животрепещущие темы. Если ты уже достаточно окреп, конечно. Некоторое время эльф хмуро смотрел на майа, покусывая нижнюю губу. Затем тихо и холодно заговорил. - Знаешь, Гортхаур, тут дети, – при этих словах Салдринг завертела головой, разыскивая непонятно откуда взявшихся малюток. А пленный продолжал. – Поэтому я не могу сказать все, что думаю. Но могу предложить тебе заняться тем, что у тебя получается лучше всего. Иди и полижи своему смердящему повелителю филейные части. А мне с вором и убийцей Моринготто разговаривать не о чем. Все, что я мог сказать, было озвучено на наших переговорах! Негодяй отвернулся к стене, задыхаясь от злобы с ненавистью. Майрон опустил сверкнувшие глаза, облизал внезапно пересохшие губы. И тут Салдринг не выдержала. Задрожав, вскочила с места, вздела кулачки и тоненько закричала, выплескивая омерзение. - Замолчи! Не смей поганить своим грязным языком высокое имя Повелителя! Ты недостоин целовать прах у ног его! Он тебя, врага, пленил в честном бою! - Не слишком-то честном. - С обоих сторон, между прочим, - невинно заметил темный майа. – Просто мы оказались предусмотрительней. - Скорее, я наивней, - презрительно морщась, отрезал эльф. Салдринг, в запале никого не слыша, кроме себя, продолжала кричать: - Но ты, жестокий, коварный и лживый враг, не гниешь в зловещей темнице в обнимку с кровожадными крысами! Напротив, тебя лечат, выхаживают, заботятся! А ты платишь за милосердие черной неблагодарностью! Ты делаешь больно своими грязными словами мне и Господину Майрону, желая сделать больно самому Повелителю! И, если ты не замолчишь, я тоже сделаю тебе больно! Очень больно! Я тебя ударю! Или ущипну! – Тут Салдринг напоролась разъяренным взглядом на широко распахнутые от удивления глаза «противника». Запал девы как-то внезапно испарился. Целительница смешалась и едва слышно договорила упавшим голосом. - Может... даже... укушу... Эльф задумался, озадаченно вскинув бровь. Перевел вопрошающий взгляд на Майрона. Тот растерянно дернулся. Как-то беспомощно пожал плечами. Мужчины переглянулись, замерли... И внезапно разразились дружным хохотом. У пленника метались ресницы, текли слезы, высокие скулы покрылись слабым румянцем. Майрон запрокинул черноволосую голову, упал на кровать в изнеможении, держался за мощные бока, всхлипывал: - Трепещи, несчастный! Она сделает тебе больно! Укусит! - Ломаный треснет от зависти... – вторил пленник. – Устарел, бедняга! Его теперь только в распыл пустить... А Салдринг стояла и хлопала глазами, смутно догадываясь, что вновь что-то «отмочила»...