Зарисовки. Майтимо в плену у Моргота.

Заключительная часть. Этот сборник рассказов наконец-то окончен. Майтимо пробыл на допросе восемь перемен звезд без перерыва и вымотался просто ужасно. Едва ноги таскал. Кое-как, подбадриваемый болезненными уколами коротких копий, добрел до камеры. Пока надзиратель, звеня ключами, отмыкал двери, эльф стоял с полузакрытыми глазами, слегка покачиваясь. Даже сам Агидиш, незлой, в сущности, урук пожалел узника. - Эк тебя замордовали-то… Майтимо хотел огрызнуться, но из пересохшего горла вырвался только хрип. Агидиш внимательно глянул на эльфа, поцокал языком, отошел. Пока надсмотрщика не было, Майтимо прислонился к стенке, провалился в забытье. Очнулся от легонького тычка в бок. Над заключенным стоял Агидиш. - На ходу спишь, Рыжий! На-ка, испей. Майтимо тряхнул тяжкой головой, отгоняя сонную одурь. Принял в задрожавшие руки кружку воды. Последним усилием заставил себя пить медленно, по глотку, а не вылить всю кружку разом в горло. Вода была прохладная, почти совсем свежая. Хотя, Майтимо сейчас и болотной жижице обрадовался бы. - Хватит пока с тебя, - буркнул Агидиш, отбирая у заключенного пустую кружку. – Вырвет. Иди к себе, передохни. Отворил дверцу, чуток подтолкнул эльфа меж лопаток. Майтимо наконец-то упал на свою привычную кучу соломы и провалился в глубокий, словно обморок, сон без сновидений. А жизнь в подземельях текла своим чередом. Агидиш неторопливо сдавал дежурство. - Так. В камерах порядок, все спят. В третьей вот ушастый из атаманов из ихних что-то взгрустнул. Гляди, чтоб не откинулся. Если что – сразу Коменданту кричи, никому другому. Если в угловой Борода орать будет, дай ему по роже, чтоб народ не тревожил. Если он все равно орать будет, ты ему кипяточком на спину плесни, тогда Борода заткнется. Рыжего не буди, все одно не проснется – он с допроса, перемен пять, а то и больше, мордовали. Пущай отлеживается, только воды ему побольше оставь. Утром костоправ придет. Первым делом покажешь ему ушастого, со сломанной ногой и перебитыми ребрами. Пущай поглядит. А с отбитой селезенкой, скажешь, не дождался, околел ночью. Вроде все. Ну, бывай! Сменщик, одноглазый урук средних лет со старым шрамом через щеку, равнодушно кивнул, принимая ключи. О привычке Агидиша долго и нудно давать ценные указания он был прекрасно осведомлен и пропускал болтовню товарища мимо ушей. Принял дежурство, прошелся. Все было тихо. Борода сидел, ежился. Видать, еще от старого кипяточку спина не зажила. Небось, потише будет. Ушастый с переломанными ребрами уже не стонал – тихонько хрипел, тоже, видать, отходит - костоправа не дождется. А и ладно, хлопот меньше. Рыжий спал, закинув голову и распахнув руки, с едва заметной улыбкой. Будто бежал навстречу чему-то очень хорошему, радостному. Надзиратель передернул плечами. Ему стало муторно. В голову полезли непрошенные мысли: «Эх, Рыжий,Рыжий, бедовая твоя голова… Спишь вот, радуешься чему-то… бежишь по своим веселым делам… А проснешься – снова застенки кругом, каменье, да плетки с дыбами. Только крысы шмыгают… Эх! Жизня наша…» Надзиратель обошел заключенных. Проследил, чтобы все было в порядке. Вернулся в свою каморку, разжег жаровню. Уселся поудобнее, завернувшись в старую накидку из заячьих шкур, сшитых вместе. «Для сугреву» немножко пригубил красного вина, предварительно разогрев на жаровне. В самый глухой, сонный час, когда даже надзиратель закемарил, его разбудил сильный тычок в плечо. Урук поднял голову, собираясь разразиться площадной бранью. Но слова замерли на губах. Перед надсмотрщиком стоял сам Господин Майрон и с ним трое орков. Один из них держал небольшой, яркий факел. Господин Майрон приказал отпереть камеру Рыжего и разбудить узника, но так, чтобы тот не издал ни звука. Надсмотрщик подошел, придерживая ключи, чтоб не звенели, открыл камеру. Тряхнул Рыжего за плечо, другой рукой закрывая ему рот. Ушастый открыл глаза. Надсмотрщик прошипел: «Тссс!» – и отошел в сторону. Орки подхватили полусонного эльфа под локти, привычно вздернули и увели на Тангородрим. Где Майтимо ждала высокая скала и вплавленный в камень наручник с зачарованной нерушимой цепью… Через какое-то время по Крепости пошли разговоры… - Слыхал, Овсяной Нос, Рыжий-то наш пропал! Извели, говорят, с концами… - Да нее, Дугор. Хто ж его изведет-та? - Известно кто - Господин Майрон по Повелителеву приказу. То ли повесил, то ли утопил… - Ха! Нашли дурака! Так он и дастся себя извести! – Овсяной Нос разгладил косматые брови подбоченился и придал себе молодецкий вид, как бы намекая на лихость Рыжего. - А я слыхал, будто заточили его в серебряный шар и поместили в высокую башню, - вмешался еще один урук со шваброй. Имени этого урука никто не помнил. - Когой-то? – издевательски наморщил нос суровый Дугор. - Да Рыжего! – уборщик отставил свою швабру. Улыбнулся. Темное, нечистое лицо его пошло волнами, словно лужа, в которую кинули камень. - Зашли в евонную камеру сорок мудрецов в золотых шапках до потолка с самим Повелителем во главе. Прочитали сорок мудрецов по сорок тайных заклинаний, а сам Повелитель еще одно, наособицу. Лишь только опосля того и удалося Рыжего в шар заточить… - Гонишь! Зачем это надобно Рыжего в шар-то заточать? – холодно вопросил незаметно подошедший стражник Ворг. - Чтоб воду не мутил, да орков не смущал, - уборщик покачал головой, снова берясь за свою швабру. – Говорят, из-за евонных речей орчата стаями к ушастым сбегают… - Брешешь! – встрепенулся Овсяной Нос. Уборщик изо всех сил стукнул шваброй в пол для убедительности. - Собака брешет! Чтоб мне ни крошки хлебца не отведать! - Сказал бы лучше, ни капельки самогоночки не выдуть, я б поверил, - заржал Ворг. Уборщик вскинул свою швабру на плечо, словно знамя. Загривок его покраснел от злости, став лиловым. Дугор, молча слушавший перебранку, покачал головой. - А я верю! Рыжий и не такое загнуть могет! - А я не верю! Не дастся Рыжий, чтоб его, как простого ушастого, ухайдакали! На то он и Рыжий! – отозвался Овсяной Нос. Незаметно подошедший ушлый орк Гридиш-Глык обнял двух товарищей за плечи и таинственно прошептал. - Ребя, за уголок, зайдем, я вам потихоньку всю правду расскажу… Овсяной Нос с Воргом послушно отошли к обвалившейся стенке. Гридиш-Глык многозначительно завел глаза, два раза вздохнул, оглянулся и потеребил себя за ухо. Нетерпеливый Ворг не выдержал. - Ну, колись, Гридиш-Глык, ежиная твоя душа! Да брехать не вздумай. Мы уши развешивать не будем, не соплястики! - Не ори ты так, луженая глотка! – одернул громогласного Ворга Гридиш-Глык. - Коль нас с этим заметут, все одно на месте кончат, потому, как держится эта история в тайне-претайне. - С чего бы? – заставить поверить во что-то Ворга, это надо уметь! - А чтоб никто не знал, что нашего Повелит… - Гридиш-Глык оглянулся кругом, ударил себя по губам и замолк. Но желание поделиться услышанным пересилило, - сами знаете кого, безнаказанно кинуть можно. - Ой, брешешь, собачья морда! – в очередной раз ухмыльнулся Ворг. - Не хошь слушать, так уходи, не мешай. Аль заткнись! – вызверился на товарища Гридиш-Глык. - И вправду, Ворг, помолчи-ка! Говори, Глык, - рык Овсяного Носа заставил забияк отпрянуть друг от друга. - Ну, так слухайте, товарисчи. Рассказал это мне один человечек, из здешних. Ему дружок близкий проболтался по пьяному делу. У того дружка сестрица в подружках состоит у зазнобы одного орка. Тот орк у Пове… - Гридиш-Глык в очередной раз оглянулся и перешел на таинственный шепот, - сами знаете, у кого в стражниках ближайших служит. Стражник-то по ночному делу зазнобе своей обмолвился. Та – подружке на ушко нашептала. А бабы-то, вы ж знаете, у них вода промежду булок не держится… Так что сведения наивернейшие. Только молчите. Коли узнают, что вы проведали… Тут же на распыл пойдете, чтоб более никто до истины не докопался. - Ты лепишь-лепишь, а по делу ни слова не сказал! - Ой, Ворг, вечно ты скажешь, как в лужу перднешь… - кривится Гридиш-Глык. - Ща я те так пердну по рылу-то! - Заткнитесь, оба! Ты, Ворг, сделай рожу кирпичом и заткнись. А ты, Гридиш-Глык, говори, не телись, не томи душу. -Ты, Овсяной Нос, навозом-то в меня не кидай! Я по делу говорю, это все Ворг лягается. Ушел, говорю, Рыжий, в самом деле ушел. Встал лицом на восток. Приложил руку к груди. Молвил такие слова: «Позади – тьма, впереди - свет. А где я был, меня уже нет». Глядят, а где он стоял – пустое место. И даже следу сыскать не могут. Такие вот пироги с волколачьими яйцами… - Орки говорят, видали Рыжего на скале Тангородримской за руку прикованного, - припомнил опять же (ах, какая неожиданность!) Ворг. – Висит, говорят, ровно покойник, и глазки закрыты. - Это видимость одна, - авторитетно объяснил Гридиш-Глык. - Мороку навели, чтоб нам ничего крамольного в голову не пришло. А Рыжий боздно где обретается! - Не знаю, правда, аль нет! – горячо отозвался Овсяной Нос, - что ты сказал Гридиш-Глык. Только попомните мои слова, найдется Рыжий. Не помер он. Праву руку в заклад даю!