♪♪♪
— Где ты? — голос Брайана прозвучал мягким и теплым среди шума дождя. Высокий и обнаженный, он осторожно ступал по комнате, и толстый ковер глушил шаги длинных белоснежных ног. Туалетный столик, ширма, шкаф. Брайан бесшумно скользил по комнате в поисках теплого и живого, в поисках затаившегося. За ширмой Фредди не оказалось, в шкафу — тоже. «Я чувствую — ты где-то здесь», — думал Мэй, зябко переступая по ковру. Повинуясь чутью, он замер посреди комнаты и принялся прислушиваться. Водопад за окном, перекрикивания Роджера и Дики внизу и звук собственного дыхания. Кажется, больше ничего, хотя… Брайан растянулся животом на пушистом ковре и заглянул под кровать. Радость от находки заставила сердце пропустить пару ударов. Под кроватью, на боку и свернувшись в недоверчивый клубок, лежал Фредди. Драгоценная пропажа, фамильное сокровище, найденное в хламе на чердаке, в коробке старых пластинок. — Ты здесь, Фредди. Ты расстроился? В чем дело? Выйди и скажи мне. — Брайан вытянулся на ковре, как удав, и чуть прополз вперед. Из-под кровати раздался судорожный вздох и бормотание. «Отъебитесь, мне надо побыть одному», — сумел разобрать Брайан. — Ты выбрал странное для этого место, — протянул он, приблизившись еще немного и заползая под кровать. Еще чуть-чуть, осталось протянуть руку, и можно коснуться тонкой спины. — Оставь меня тут, не говори остальным, где я, пожалуйста. — Протянул Фредди, плотнее сворачиваясь в клубок. Брайана кольнула жалость. Фредди раздирали страхи и сомнения, ловить его, как кролика, пожалуй, было не лучшей идеей. Брайан заполз под кровать полностью и обнял его, горячего и терпкого, как тернослив, крепко прижав к груди. — Пойдем к остальным, пойдем, малыш. — Брайан шептал ему в шею какую-то успокаивающую чушь и поглаживал нервные бока, словно Фредди был зверьком, которого принесли к ветеринару. — Мы все решим, мы все обсудим. — Продолжал Брайан, медленно вытаскивая Фредди на свет. Тот поддавался неохотно. Был колюч, угловат, норовил вырваться и заползти обратно. — Фредди, это, в конце концов, глупо. — Буркнул Мэй, полностью вытащив его, и, уложив спиной на ковер, уселся сверху. Звать остальных он решил не торопиться. Непослушные смуглые ладони, упирающиеся в голый живот, были пойманы. Брайан прижал его запястья повыше головы, на манер ушей — на макушке, и непроизвольно улыбнулся. Фредди, с огромными недобрыми глазами, дергающимися ноздрями и ладошками-ушками выглядел, как пойманный в поле крольчонок. И резцы, да — чертовски усугубляли сходство. — На тебе одежды нет, — прошептал он сбивающимся голосом, и пухлый рот расплылся в чуть похабной, кривозубой, но, на удивление, обаятельной улыбке. Брайан почувствовал, как дернулась у него в ладони правое запястье, прикрыть рот, очевидно. — Не холодно, Мэгги? — В данный момент, нет. Брайан не просто согрелся, а почувствовал жар. Не только чужого тела, но какой-то личный, собственный. Тот зародился в животе и упрямо устремился к паху, вызывая приятное напряжение. Фредди приподнял голову и, заметив набухающий член, мокро причмокнул красными губами. У Брайана стрельнуло в голове и пересохло во рту. Фредди толкнулся бедрами, и Брайан голой задницей почувствовал, как налился бугор под джинсами его друга. Не отпуская запястий, он, покачиваясь, проехался задом и мошонкой по нему, не переставая любоваться смуглым лицом напротив. Фредди потянулся навстречу, и Мэй не смог ему отказать. Отпустив ладони, он растянулся во всю длину, впитывая то самое теплое живое, то, что разливалось сейчас по венам. Тонкие смуглые руки, свободные теперь, гладили бледную спину, пухлый красный рот нетерпеливо целовался, кусая чужие губы и лаская розовый настойчивый язык. Фредди словно торопился, теплые руки упорно соскальзывали вниз, туда, где терся о плоский смуглый живот чужой член. «Ах, вот, что тебя взбодрило, — подумал Брайан, почувствовав гордость и досаду одновременно. — Сколько угодно, друг мой, сколько угодно. Может, повезет, и со временем тебя буду привлекать и я сам». Мэй стащил с Фредди задравшуюся рубашку, несмотря на недовольное мычание, целуя золотистые плечи и покрытую мягкой шерсткой грудь. Ему хотелось приласкать Меркьюри, но тот распорядился по-своему, опрокинув обнаженное тело друга на ковер. Брайан зажал рот, чтобы не вскрикнуть, когда жадный рот почти впился в член. Он укусил себя за кулак. Фредди сосал сильно, почти больно, словно жадный теленок. Резцы опасно задевали головку и ствол, и угрожающе покусывали крайнюю плоть. Немного страшно, чуть-чуть больно, очень хорошо и чрезмерно громко. Брайан эгоистично не хотел, чтобы остальные нашли их сейчас, не хотел делиться, а опасения, что Джон и Роджер придут просто на звук громкого хлюпанья, были обоснованы. — Тише, малыш, тише… — шипел он сквозь зубы, успокаивающе поглаживая буйный черный затылок. Ливень за окном превратился в белый шум, и было непонятно, вспыхивают ли молнии за окном, или у Брайана все белеет перед глазами. Он плыл на ковре, словно вселенная стала морем, а он — всего лишь стакан жидкости, который в нем растворили, почти весь. Почти, за исключением набухшего члена, который нежно покусывал жадный Фредди. «Черт, не могу больше, не выдержу, еще хочу, не останавливайся», — он почти бредил, чувствуя, как преисподняя чужого рта не ласкает, а всасывает его в себя, не собираясь отпускать обратно. — Люблю тебя… — простонал он, вцепившись в черные прядки и прижимая голову Меркьюри к своему паху. Жидкость, которой он себя ощущал, и которая, как он чувствовал, растворилась в океане космоса, уверенно сгустилась до размеров его тела, а затем и уточнилась в поток спермы, который ударил Фредди в глубину горла. Брайан выгнулся, вместе с сильной разрядкой чувствуя, как сопит нос, упираясь ему в лобок и зарывшийся в короткие волоски. Руки разжались сами собой. Брайан растянулся на ковре, как морская звезда, и сомкнул веки. Фредди, выпрямившись, тыльной стороной руки, словно кот, вытер губы и замер, рассматривая обнаженное тело перед собой. Взгляд его был растерян. «Люблю. Люблю. Люблю.» — билось в его голове. То, что началось, как ошибка, продолжилось, как шутка, стало странно и пугающе. Он быстро и бесшумно выскользнул из комнаты. Брайан остался лежать на ковре, тяжело дыша.♪♪♪
Великий вождь бледнолицых Роджер Тейлор по прозвищу Большой Член (в одних трусах с рисунком из дамских разбитых сердец, самоиронично добавил про себя Роджер Тейлор настоящий), копируя походкой львиную мягкую поступь, сотворив себе из воздуха и красочного воображения взрослого ребенка «всамделишный» лук и стрелы, бесшумно крался по дому. Выслеживая неуловимого возмутителя спокойствия по прозвищу Мистер Ртуть, он зорко подмечал каждую подозрительную мелочь, вроде загнутого уголка ковра в гостиной, отодвинутой портьеры на веранде второго этажа; подозрительного шороха впереди или скрипа позади. То и дело припадая к полу, сливаясь со стенами или вскидывая взъерошенную голову с соколиными перьями, зверски выдернутыми из огромного «ловца снов», украшавшего одну из стен, и остро вспарывавшими светлые пряди за ушами, он был преисполнен важностью доверенной ему миссии и гордился собой, чувствуя себя, то главным героем вестерна, то влиятельным индейцем реально существующего племени, и никак не мог определиться, какая же ипостась круче и наиболее его достойна. Как раз, когда он решил попеременно чередовать оба обличья, которые, конкурируя между собой, расплевались в пух и прах, и за это подверглись крепкому засыланию на хер с последующим немедленным возвращением обоих, Роджер заметил впереди себя тонкую шуструю фигурку, вырулившую из-за угла на втором этаже. Предвкушая грандиозную каверзу, Большой Член (Великий Большой Член) коварно потер ладошки, закинул «стрелу с белоснежным гусиным оперением» на «лук», небрежно проверив остроту и качество обработки парализующим ядом ее «наконечника», хорошенько «прицелился» и принялся красться, бесшумно, как полагал только он сам. Меркьюри, чуя засаду, ускорил шаг — приподнимаясь на узких ступнях на цыпочки и убегая, словно испуганный олень. Добежав до створок гардеробной, он пугливо обернулся назад и, обнаружив коридор пустым, нырнул в небольшую комнату, где приютился на низком красном бархатном пуфике, вытягивая вперед худые ноги. В коридоре послышались шаги. Кто-то приближался к гардеробной, топая, как еж, пыхтя и чертыхаясь на ходу. Фредди загрустил. Соскользнув с пуфа, он спрятался за стойкой увешанных в ряд пальто и прикрыл себя складками разноцветной шерсти. Дверь скрипнула, и Роджер (Фредди опознал его еще в начале) проник в полутемную комнату. Силуэт его был оригинален. Волосы взлохмачены, по бокам головы нелепыми ослиными ушами торчали, черт знает откуда вырванные, перья. Поводя ими в полутьме, словно антеннами, Роджер неловко, но неотвратимо приблизился к стойке с пальто. — Я шел по твоим следам, я чувствую твой запах. Не уйдешь. — Зловеще прошептал он. — Роджер, ты просто заметил мои ноги. — Фредди закатил глаза. — Возможно. — Не стал упираться Тейлор, хватаясь парафиновыми в полутьме руками за тонкие щиколотки. — Попался. Ты теперь моя добыча. — Радостно прошептал он, подтягивая Фредди на себя. — Что ж, самое время представиться. Мое имя — гроза морей, прерий и всяких там зловещих домов, типа этого, и зовут меня Роджер по прозвищу Большой Член. Великий Большой член. — Важно произнес Тейлор, натурально войдя в роль и приосанившись. — Но не время разводить церемонии. Теперь ты у меня в плену. — И что дальше? — казалось, Фредди нисколько не впечатлен важностью пленившей его персоны. — Так далеко я не планировал. — Несколько растерянным, своим обычным голосом признался Роджер. — Буду импровизировать. Что там индейцы делали с пленными? — Так ты индеец? — смуглое лицо Фредди блеснуло улыбкой якобы запоздалого озарения. — Ну да. А что, так непонятно? Я для кого тут распинаюсь? — искренне возмутился Роджер. — Я думал, ты изображаешь старую улитку с кривыми рожками или помятую котами белку. — Ах ты… — Роджер не договорил, с размаху уткнувшись в живот Фредди, щекоча и пачкая слюной. Тот, тихо хохотнув, вцепился во взлохмаченные волосы и попытался вырваться. — Не уйдешь, — протянул Роджер, хватаясь за смуглые бока и придавливая Фредди к полу, распластавшись вместе с ним на ковре и получая сдачи. Острые неровные зубы чувствительно укусили его за кожу под ухом, сильное жилистое тело извернулось, не желая слушаться. Фредди схватил его за плечи и оторвал от себя. Завязалась борьба. Получив в пылу битвы несколько толчков коленом в живот и утратив одно перо, Роджер, не желая проигрывать, пошел на подлость. Вцепившись рукой в пояс джинсов, он ловко просунул вторую ладонь под них, крепко, но не болезненно хватая чужую мошонку. Фредди тихо всхлипнул и на несколько секунд утратил волю. Этих мгновений было достаточно, чтобы Роджер закрепился на позиции, сдернув с противника джинсы и прижимаясь всем телом, чувствуя бледным плоским животом чужие жар и шерсть. Не теряя времени, он скрестил свой налившийся кровью томагавк с чуть привставшим членом Фредди, крепко сжимая ладонью оба ствола. — Не уйдешь. — Прошептал он неожиданно и неуместно серьезным голосом, целуя губы напротив. Фредди сдался, отвечая на поцелуй и толкаясь бедрами навстречу. Это было приятно, в Роджере под маской дурашливости чувствовалась какая-то странная решительность, словно оттолкни он его всерьез, и белокурый ангел разразится самыми настоящими слезами. Фредди поддавался навстречу ловкой ладони, скользящей по стволам их членов, чувствуя мозоли на сильных пальцах барабанщика, а Роджер улыбался, чуть лукаво наблюдая, как блестят черные глаза напротив, и как румянец, заметный даже в темной гардеробной, разливается по оливковой коже. Фредди был возбужден. Красные губы приоткрылись, мелкий бисер пота выступил на лбу, по виску скатилась прозрачная маленькая капля. Это победа. Фредди обнял его, целуя маленький, почти девичий, розовый рот, и зарываясь пальцами в светлые волосы. Прихватив несколько прядей, он ощутимо потянул голову Тейлора назад, открывая себе доступ к беззащитной шее. Роджер глупо заулыбался и распахнул глаза. Под потолком было маленькое, серое от непогоды окошко, по стеклу которого текли потоки воды. Окно в чужом доме, стойки с вещами, шум грозы, горячий язык, скользящий по шее, два члена в ладони, пачкающие смазкой пальцы — было удивительно уютно и тепло, и Роджер почувствовал благодарность Фредди и странную тоску — этот дождь, этот момент больше не повторятся. Рванувшись навстречу, он, словно щенок, принялся вылизывать покрытое солёным бисером смуглое лицо, нос, щеки, глаза. Фредди растерянно фыркнул и зажмурился. Отлетая, Роджер чувствовал, как горячие мягкие губы целуют его плечи и спину, оставляя влажные следы. Перо скользило по коже, заставляя улыбаться и чуть ёжиться. Фредди веселился, щекотно водя им по ребрам, скользя самым кончиком вдоль ложбинки позвоночника и нежно проводя им между ягодиц. Роджер доверчиво потягивался, проваливаясь в дрему. — Я смотрю, Фредди был здесь. — Голос Брайана прозвучал, казалось, отовсюду, показавшись резким и неприятным. Приоткрытые двери гардеробной распахнулись совсем, и Брайан вошел внутрь, рассматривая поле битвы. Роджер лежал лицом вниз, раскинув руки и ноги, насколько позволяли приспущенные трусы. Из белого, как луна, зада вызывающе торчало перо. — Злых духов отгоняешь? — спросил Мэй, осторожно трогая ногой розовую пятку Роджера.♪♪♪
Бесшумно, но стремительно Фредди ступал по паркету, открывая одну за другой двери и примеряя каждую неисследованную комнату на предмет потенциального укрытия. Именно сейчас ему, как никогда, требовалось уединение, которого его упорно, раз за разом, лишали. Подумать. Выпить. Выкурить сигарету. Две. Кокс. Может, поспать, выспаться, наконец, после всего этого беспорядочного, безумного и нежеланно-желанного траха с чертовыми королевами… Дождаться, пока все уснут. Позвонить Мэри — привычно и обязательно. Позвонить Барби — весело и жизненно важно. Первая — согреет искренней и горячей радостью просто от того, что слышит его голос за тысячи километров, окружит материнской заботой и порадует новостями с последнего аукциона Сотбис. Большая Мамочка — лучше всех поймет и немедля организует его эвакуацию, тайную, раз они не хотят по-хорошему, через гребанное окно второго этажа, в спасительные, крепкие объятия парочки меховых, огромных гризли. Он не останется здесь сегодня. Пусть даже все они думают по-другому. Своя спальня была забракована сразу. Именно там они будут искать его в первую очередь, да и замок там давно барахлит. Бесцельно пометавшись по этажу, Фредди остановил свой выбор на, кажется, никем не занятой крошечной гостевой спальне с золотистыми обоями, свернув в незаметный, на первый взгляд, закуток правого крыла. Он влетел в комнату суетливым мотыльком, будто босые пятки ему лизало не сухое тепло полов с подогревом, а жадное пламя, которое не мог потушить ни один пожарный гидрант, кроме его добровольной покорности воле трех королев. Он щелкнул замком и, для надежности подергав дверь, распахнул окно, в которое ворвался и оглушил шум дождя и свободы. С облегчением, полной грудью вдохнул тотчас вскруживший голову аромат озона и сырости, забрался на широкий подоконник с ногами и, подтянув к груди колени, принялся нервно шарить по карманам, терзая пересохшими губами сигарету. Да где же она… Раздавшийся из темного угла комнаты треск и последовавший за ним вспыхнувший рыжий огонек заставил его резко вздрогнуть и диковато оглянуться. Джон отделился от кресла, словно призрак, и приблизился к нему со своей зажигалкой. — Блять. Ты как здесь? — испуганно вскрикнул Фредди, подобравшись и обняв колени кольцом из рук еще теснее, будто боялся, что Джон сейчас насильно стащит его с подоконника. «Ну, это же бред, правда? — сам себя спросил он. — Это же Дики, его Дики, а не ублюдок какой незнакомый, в самом-то деле… бояться нечего…» Уговоры не помогли. Он по-прежнему боялся. Боялся взглянуть. Боялся прикосновений. Именно Джон сделал это с ним последним. Именно он прошлой ночью заставил его чувствовать себя таким беззащитным, как никогда. Таким защищенным, как никогда… Но это был лишь, хоть и волшебный, но сон. Чудес не бывает. Не в этой жизни. Мюнхен рано или поздно закончится, и они вновь его бросят. Все. В этом он ни на минуту не сомневался. — Я, вообще-то, не собирался искать тебя специально. Фредди покосился на него и недоверчиво хмыкнул, на короткое мгновение обнажив кроличью белоснежность, показывая, как он относится к подобному заявлению. — Они пошли тебя искать, а я, предвидя от ваших салочек слишком много шума, решил оставить тебя в покое и сразу пошел сюда по другой лестнице. Люблю побыть один. К несчастью для тебя, именно здесь. Только тут я чувствую себя в тишине, и могу спокойно поговорить с женой и детьми, будто никуда не уезжал. Ну, знаешь, испариться, будто в параллельный мир попасть, где кроме тебя и них никого нет. — Для меня такого места в этом доме, очевидно, не осталось, — с долей детской обиды, неразборчиво пробормотал Фредди, прильнув к яркому огоньку фильтром сигареты. — Ты можешь бегать от нас, сколько захочешь, но… ты же все понимаешь, мой хороший. — Спокойно и ласково произнес Джон, любуясь, как втягиваются острые скулы, как их обладатель пытается справиться с нервным, мелким подрагиванием точеных пальцев и пухлых, сочных губ. Не устояв перед искушением, Джон нежно коснулся скулы костяшками пальцев и провел ими до линии губ, но Фредди боднул его руку, отшатнувшись от ласки, словно обжегся. — Нет! — Тшш, хорошо-хорошо, я не буду. Не кричи. Я не причиню тебе вреда. — Это прозвучало успокаивающе, словно Джон ребенка утешал, и Фредди, часто и жалобно заморгав, кивнул. Ему действительно очень нравилось, когда Джон с ним вот так разговаривал, почти как Мэри, но по-отцовски. — В самом деле, Фредди… я считаю, ты излишне драматизируешь происходящее. — Вот как… и почему же, дорогой? — Фредди стрельнул в него влажным, обиженным взором и затянулся еще яростнее. Джон тоже закурил и пристроил рядом с его вмиг заледеневшими пальцами ног теплый джинсовый зад. Теперь можно было с полным на то правом погреть под ним ступни, но Фредди упрямо проигнорировал открывшуюся привилегию новой грани их отношений. Джон сам накрыл их ладонью, горячей и твердой, словно разогретый на пляжном зное камень. Это хотя бы было просто приятно, и совсем чуть-чуть волнующе, но от его заботы Фредди не захотел отказываться, поддавшись ей с беззаветностью ручного, хоть и одичавшего без долгого отсутствия хозяина, кота. — Во-первых, ты нам обещал. Мы все договорились. Вспомни, что ты нам ответил на наше общее предложение? — Хм… Не припомню, дорогуша, чтобы мое встречное предложение впредь ебать меня так же изумительно, означало согласие остаться с вами. — Фредди удивленно моргнул и картинно озадаченно почесал чернявый затылок. Джон хитро ему улыбнулся, сгреб его ноги за тонкие лодыжки к себе на колени и принялся растирать, поглаживать и разминать ступни ладонями и подушечками мозолистых, сильных пальцев. Меркьюри блаженно выдохнул белое облачко дыма и откинулся затылком на холодное оконное стекло. — Во-вторых, мы все тебя любим. — Тихо продолжил Джон и почесал ноготками нежную кожу стопы, вынудив Фредди коротко хихикнуть и расправить веером гибкие пальчики. — Очень. Взглянув на Джона с величайшим подозрением, он тотчас оборвал смех и спрятал улыбку за плотно сжатыми губами и шелковистой щеточкой усов. — Так любите, что забиваете огромный хуй на мои интересы, — полыхнуло Дикону в лицо горьким фавническим огнем, заставив вспотеть. — Да. — Невозмутимо поведя плечами, тот качнул ресницами. — Иногда. Порой кажется, что тебе самому на себя наплевать, а нам — нет, поэтому мы просто пытаемся тебя защитить, — жестко продолжил Джон, заставив Фредди осознать, что он свято уверовал в свою правоту и ни на секунду не сомневается в ней. Все они. — Вам — нет? — Нам — нет. — И снова этот металлический, холодный лязг чужой веры, с энтузиазмом агента Ми-6 и изворотливостью серого кардинала настоятельно призывающий поверить и его. А если понадобится, Джон не погнушается и чем-то покруче терпеливых уговоров и щекотки его холеных розовых пяточек, Фредди в этом нисколько не сомневался. — Я всегда мог сам за себя нести ответственность. Мне это не нужно! — А секс с нами нужен? Со мной. Трахаться со мной, Фредди. Тебе понравилось? Вот оно. Вкрадчиво и совсем тихо, ввинчиваясь в бездонный, черный бархат его глаз своей серо-зеленой топью. Джону не нужен был громкий и поставленный голос, чтобы забираться к нему в сердце хитроумной изумрудной змейкой. Но Фредди удивило не это. Он смотрел на Джона и впервые слышал, как тот открыто говорит с ним о сексе, и произносит свое «трахаться» с мягенькой интонационной поступью, но так уверенно и нахально, будто практиковал этот разговор каждый день, вплоть до сегодняшнего. Не верилось, что это тот самый засранец, якобы примерный семьянин, который на все его игривые, скабрезные остроты обычно отмалчивается и хитро-хитро (или смущенно?), загадочно улыбается, позволяя остроумию ее величества, пропитанному эротизмом и неприкрытым сексом, цвести и блистать, напомнил себе Фредди, изумленно хмыкнув. Чутко отозвавшись на такую разительную перемену в обычно немногословном парне, старательно, деликатно обходящем в разговорах тему постели, сердце Фредди забилось нетерпеливо и суматошно. Он мгновенно полюбил такого откровенного Джона, и алчно возжелал впредь слышать от него грязные слова так же, как и чувствовать его внушительный член в себе. — Ты больше ничего не получишь, если не перестанешь упрямиться, Фредди. — Так же умопомрачительно хлестко продолжил Джон, будто пощечину отвесил. — Можешь быть уверен. Я держу свое слово, ты меня знаешь. Но если останешься… Я всегда буду рядом. Мы будем рядом. Мягко сгрузив с себя его ноги, Джон встал коленями на подоконник, и подполз к нему, устроившись между бедер и ненавязчиво уперевшись поджарым коленом в пах. Взяв твёрдой рукой за подбородок, Джон безапелляционно затушил об подоконник и выбросил в окно его и свою недокуренные сигареты. Он посмотрел на плотно сжатые губы и прямо в глаза, в которых в причудливом коктейле смешались страсть, дерзость и неповиновение обстоятельствам. Жертвенность. Любовь. — А теперь, посмотри на меня и скажи, что ты не хочешь повторить то, что было. То, как я тебя трахнул. «Вот сволочь. Да он же знает себе цену… с таким-то!» Фредди часто задышал, словно загнанный зверек, и закусил нижнюю губку острыми зубами, сознательно сделав себе больно. Не помогло. Член реагировал на этого обновленного Дики, как высокочувствительный радар. Джон его, разумеется раскусил, и сильнее прижал его рвавшееся наружу напряжение. — Как бы ты не притворялся, тебе нравится чувство потери контроля и нравится, когда о тебе заботятся. Когда ты важен для тех, кто тебе дорог. Это так. Иначе бы не произошло то, что произошло той ночью. — Проницательно, с медовой победой в голосе закончил Джон, улыбнувшись спокойно и уверенно, явно сканируя его насквозь. Фредди издал отрывистый, нежный стон. Выгнувшись в пояснице, он усилил нажим и дернулся, стремясь тесно потереться об джинсовую твердость. Джон с готовностью проехался коленкой по ширинке, «потоптав» томящийся за ней член. Фредди отчаянно захотелось, чтобы его грубо и быстро взяли тут же, у этого, мать его, подоконника. Гадство. Блядство. Потрясающий, любящий, надежный, верный Дики, и его огромный ствол. Шах и мат вам, Черная Королева. — Наебал, значит, да? — Фредди сглотнул и дернул подбородком, скорее, из строптивости, чем желания избавиться от его захвата. — Ну давай, валяй, зови их, и покончим с этим. — Незачем. Ты сам к нам придешь. Если хочешь, поиграй с ними, раз тебе от этого весело, или ты видишь в этом какой-то смысл. А пока я тебя по чистой случайности поймал в свои сети, моя прелестная, южная золотая рыбка, и ты сейчас только мой, я могу загадать любое желание… Иди ко мне. Джон жадно вторгся языком в обжигающий шелк его рта, одновременно рванув на Фредди верхнюю пуговицу и ширинку. Спрыгнув на пол, он стиснул бедра Меркьюри и стащил его обмякшее, успевшее замерзнуть, влажное от дождя, тело с подоконника. Развернув спиной к себе, без излишнего уважения, будто тряпичную куклу, он вынудил Фредди опереться на него руками, воплощая наяву лакомую для него фантазию. Лизнув его пушистый загривок, Джон грубо стащил с пленительно округлой задницы светлые джинсы, под которыми не оказалось белья. Спустив свои джинсы, Джон шлепнул эту вечно дразнящую его слабость, заставив Фредди вскрикнуть и запросить еще. Но выносить пытку близостью больше не было сил. Дикон обильно плюнул на ладонь и размазал слюну по стволу. Фредди прогнулся сильнее и лег грудью на подоконник, слепо тычась вздернутыми ягодицами, и Джон взял его, одним резким движением, полностью войдя и с силой держа за бедра. — Любишь меня? — с проникновенной деспотичностью рыкнул он и взял Фредди за горло, заставив его приподняться, входя быстрыми, глубокими рывками. — Любишь трахаться со мной? Сдавив пальцами горячее горло, он сорвался в галоп со смачными, пошлыми шлепками, слушая его дивно согласный, трогательный скулеж течной самочки. Казалось, Фредди чем хуже, тем круче, он начал со стонами подмахивать беспощадным толчкам, передергиваясь от каждого всем пластичным телом, и Джон с облегчением отдавал ему свои накопившиеся боль и удовольствие, до синяков вцепившись в скользкую оливковую кожу, вновь надеясь, что вместе с ними пройдет и его вечный голод по возлюбленному фронтмену. Но Фредди, которого насквозь прострелила сладостная судорога от насильственной ласки чувствительной точки внутри, возмутительно нарушил его планы, бурно кончив на теплую батарею первым, дыша так по-собачьи часто, будто только что выиграл спринтерский забег. Джон замер, войдя в него до корня и надеясь на немедленное продолжение, но Фредди, спустя минуту придя в себя, аккуратно высвободился и повернулся к нему лицом. Сев голой задницей на подоконник, он сгреб бедра Дики сильными ногами и прильнул к нему всем телом, благодаря игривым покусыванием мочки уха. Джон настойчиво нашел его губы и прильнул к ним требовательным поцелуем. Утонув на мгновение в его удушающе прекрасном, многолетнем голоде и крепко сжав в кулаке его влажный, возбужденный член, Фредди внезапно опомнился и с нечеловеческим усилием воли выдрался обратно в шумную темноту комнаты, разжал ладонь и отвернул лицо. — Нет! Губы Джона вхолостую мазнули по пышущей жаром, чуть небритой щеке, и он снова попытался прибегнуть к сладкому принуждению, напористо напав на желанные губы. — Нет, Дики, нет! Чутко уловив в голосе ее величества знакомые истерические нотки, он звонко чмокнул подставленную часть несговорчивого Меркьюри, покладисто пожал плечами и, тяжело, неудовлетворенно дыша, неохотно отпустил его. Фредди выскользнул из его объятий, поспешно натянул джинсы и немного неуклюжей, после спонтанного, слишком жесткого секса, быстрой походкой, преодолел расстояние до двери. — Фредди! — успел его окликнуть Джон. — М? — Меркьюри резко обернулся, окинув его поникший силуэт лихорадочно блестящими черными глазами. — Мы будем тебя ждать. Я буду тебя ждать. Я слишком долго тебя ждал. Что ж, подожду еще немного. Выделив последнюю фразу тоскующей, любовной интонацией, от которых пушистый загривок своенравного беглеца покрылся колючими мурашками, Джон позволил раствориться Фредди в темноте коридора, Джон, не отказав себе в удовольствии кратко выругаться, влез в свои джинсы, не застегивая, и нервно потянулся в карман за новой сигаретой.♪♪♪
Очередной раскат грома, казалось, потряс все здание, и оно заходило ходуном не хуже шпиля берлинской телебашни на ветру. Или, может, у Фредди от бесконечных метаний просто закружилась голова. Он не знал этого наверняка, но все равно летел по коридору, в котором, как ему казалось, уже был, как вдруг почувствовал тонкий свежий аромат парфюма Брайана и, словно кролик, почуявший хищника, затаившегося в засаде и готового вонзить в его нежную шею острые клыки, тут же ломанулся в другую сторону, в ближайший проход. Он попытался открыть темно-коричневую деревянную дверь в самом его конце, в царящем полумраке и вовсе казавшейся окном в бездну, как раз в человеческий рост. Взялся за холодную круглую ручку и попытался повернуть. Ничего не произошло — замок был заперт. Хитрые говнюки все предусмотрели и закрыли и эту комнату тоже. Они продолжали с играть с ним в свою гребаную игру, не понимая, что ему это совершенно не нужно, что их чертова забота абсолютно не сдалась ему именно в этот момент, когда его жизнь потекла в новом, интересном русле. Барби сейчас, наверное, нежилась в теплой постельке в их квартире, курила что-то крепкое и едкое, и смотрела по телеку «Завтрак у Тиффани», одновременно с этим разговаривая по телефону с Винни и очаровательно накручивая спираль провода на палец, не забывая закатывать глаза, когда он начинал слишком быстро тараторить. Фредди поежился от этих мыслей, его передернуло, как от удара током. Пришлось сжать зубы, чтобы тоска не начала захлестывать с головой, утягивая все дальше в темную чащу уныния, подобной тому непроходимому болотистому лесу, который виднелся на горизонте из окон особняка. Притихнув и пригнувшись, Фредди замер у двери, как любопытный клерк, решивший подслушать начальство на совещании, прислушался и, к своему удивлению, не уловил никаких звуков чьего-либо приближения. Лишь стихия так и продолжала бушевать за окном, впрочем, не отказывая ему в помощи и зажигая вспышки молний, как раз тогда, когда это было нужно. Справа от двери обнаружилась лестница, ведущая наверх, и он вспорхнул по ней, хватаясь рукой за шершавые перила, силой воли заставляя себя не перепрыгивать через ступеньку, чтобы не наделать много шума. В голове вдруг звучал голос, уж очень напоминающий Джона: «Ты только посмотри на себя! Устроил эту возню, бегаешь, прячешься, а все ради чего? Ради того, чтобы оттянуть сладостный момент, когда они снова возьмут тебя? Потому что ты хочешь этого, и только твоя чертова гордость мешает тебе это признать!» — Отъебись, — сквозь зубы зашипел Фредди, тут же понимая, насколько глупо это выглядит — он уже стоял на верхней площадке деревянной лестницы, вглядываясь в полутьму внизу, и разговаривал сам с собой. Блеск, ничего не скажешь. Походкой, достойной примы-балерины, он на цыпочках пересек узкий и совсем маленький коридор, разделенный на две части, и оказался перед очередной дверью. Эта была не такой, как все остальные двери в доме — над ней основательно потрудилось время, заставив старую краску треснуть и выцвести. Густая сетка трещин покрыла всю деревянную поверхность, делая ее похожей на лишившуюся влаги почву, и почему-то своей безжизненностью напоминая о скоротечности времени и об увядании всего сущего. Почему-то Фредди был уверен, что до этого места никто из троих охотников до его теплого мясца не добрался. Он обернул пальцы вокруг длинной прямоугольной ручки и начал медленно опускать рычаг. Бабах! Резкий удар по стеклу веток стоящего у дома дерева чуть не выбил из него дух. Фредди, вскрикнув, подскочил на месте. Забывая о том, что хотел сделать. Казалось, все органы вмиг провалились куда-то вниз, утянутые на дно колодца его собственного страха, оставляя внутри чувство непроницаемого вакуума. — Блять, — тихо выругался он, делая глубокий вдох, а затем медленно выдыхая. Стало чуть легче. Сердце, работавшее, как многоцилиндровый двигатель гоночного Шевроле Корвет, сжигающий топливо в своих недрах, начало постепенно успокаиваться. Фредди предпринял новую попытку открыть дверь, и на этот раз та поддалась, со скрипом отворившись и открыв взору достаточно просторное, но заставленное всякой всячиной помещение. Справа от входа грядой неустойчивых небоскребов громоздились какие-то коробки, наверняка покрытые толстым слоем пыли, слева — ряд разного рода упаковок, мешков и старых сумок, соседствующих с объемными ведрами и мотками толстой проволоки. Фредди не смог разглядеть ничего в подробностях, и просто прошел вглубь комнаты, не забыв закрыть за собой противно застонавшую дверь. На противоположной от входа стене теснились три больших окна, позволяющих мелким вспышкам грозы рябью испорченного телевизора показывать ему внутреннее убранство этого места. Фредди обошел длинную очередь коробок и повернул налево, пытаясь рассмотреть громоздкий предмет, стоявший почти в самом углу, но занимавший порядочное количество места. Яркая молния озарила высокий светлый силуэт, словно нависший совсем близко над ним большим нерушимым монолитом, тут же придавившим всю его былую смелость мраморной плитой. В груди снова затрепыхалось, и отчаянные толчки где-то под ребрами умоляли его застывшее, парализованное ледяным ядом страха тело, прийти в движение и спасать себя. Однако было и что-то еще. Смутное понимание, узнавание. Измученный мозг поразило осознанием, и он подошел ближе, неуверенно, осторожно протягивая руку, и ощутил под пальцами мягкую тонкую ткань. Потянув за складку, Фредди стащил легко шуршащий кусок материи вниз, и перед ним предстала большая гипсовая статуя девушки, водружённая на скромный постамент из выкрашенного в красный цвет дерева. В многочисленных, словно щелчки агрегатов папарацци, всплесках света, ему удалось рассмотреть прекрасную нимфу, застывшую в танце, изящно выставив руки перед собой, привстав на носочки и выгнувшись в воздухе белоснежным гипсовым росчерком. — Красотка, я бы пригласил тебя на съемки своего клипа, — нервно усмехнувшись, сказал он, разглядывая красивое лицо с тонкими, точеными чертами, — и познакомил бы тебя с Браем. Он так иногда глубоко уходит в свой космос, что становится, почти как ты… Собственный голос в этой комнате звучит слишком глухо — совсем не так, как он привык, и от этого ему немедленно хочется замолчать и не производить больше ни звука. Даже дышать хочется тише. Новая молния, судя по тут же последовавшему за вспышкой оглушающему раскату грома, ударила совсем близко, и Фредди, нечаянно оступившись, запнулся за что-то и чуть не потерял равновесие, а когда вновь посмотрел на статую, то ему показалось, что статуя смотрит на него. Нет. Бред. Он тряхнул головой, и та немилосердно закружилась. Он прижал кончики длинных музыкальных пальцев к вискам, словно пытаясь предотвратить головокружение, но вместо этого снова пошатнулся и увидел, как бледная рука, словно растягиваясь в длину, приближается к нему. Фредди видел, как тонкий палец с идеально ровным ногтем показывал на него, подбираясь все ближе, пока все остальные предметы, которые он мог видеть в продолжающихся отблесках, отдалялись, приобретая искаженные черты, как будто он вот-вот отправится в путешествие с варп-двигателем, когда время и пространство… Фредди падает. Второй раз за вечер он приземляется на задницу и, не желая оглядываться, ползком пробирается к двери, по пути задевая и без того неустойчивые коробки, и те падают вниз, как домино, ломая и пережевывая внутри себя что-то хрупкое, что-то стеклянное и керамическое. Он уже почти добрался до выхода, когда комната снова осветилась, выхватывая вспышкой содержимое нескольких сумок, в которых оказались старые детские игрушки: куклы в порванных платьях, с разными глазами, пусто глядящими в потолок, плюшевые мишки, испачканные в старом варенье, с вылезающей из швов набивкой, зайцы с оторванными ушами и другие жертвы времени, оставленные и забытые на этом универсальном кладбище никому не нужных вещей. Ручка стала опорой, которую Фредди благодарно использовал, чтобы подняться, и тут же выскользнул наружу, захлопнув дверь за собой и поморщившись, как от боли, но не столько от звука, сколько от ощущения того, как в один миг с плеч свалилась каменная глыба, давившая на него долго и сильно, мешая двигаться и дышать. Вздохнув, Фредди на ватных ногах подошел к окну. Ливень на улице сменил направление и теперь хлестал прямо в стекла, превращая пейзаж за ними в одно сплошное размытое пятно. Фредди нестерпимо захотелось подойти и стереть эту рябь, эту чертову неопределенность, чтобы увидеть полноценную и четкую картинку. Он понимал, что потом, когда буря закончится, мир предстанет ему уже обновленным, не таким, как он был еще несколько часов назад. Его поглотят изменения, которые сначала не будут заметны, но которые будут расти и множиться, ломая привычность, изменяя реальность. От философских мыслей, посетивших голову, снова стало хуже. Никак, дурное влияние Брайана сказалось. Он криво усмехнулся. Из-за рамы сильно потянуло холодом, заставляя его поежиться. Стоя здесь, в небольшом коридорчике старого особняка, замерзший и пораженный собственным одиночеством, как опасной молниеносной стрелой, он вдруг почувствовал непреодолимое желание бежать. Куда угодно. И плевать на все. Отчаяние и паника стремительно захватывали его в свои липкие сети. Он сорвался с места так резко, что чуть не врезался в перегородку, миновал лестницу, по которой поднялся наверх, шумно стуча фавническими копытцами по каждой ступеньке, пронесся мимо коричневой двери и с разбегу налетел на Джона, который, отреагировав так стремительно, словно всю жизнь тренировался ради этого момента, словил его в свои теплые, ласковые и потрясающе родные объятия. — Ух ты, поймал! — лукаво улыбаясь, Джон крепко прижал его к себе, успокаивающее поглаживая трепыхающееся, вечно ищущее свободы тело по замерзшей спине, плавно скользя ладонями по сильным мышцам, перекатывающимся под шелковой и немного влажной от пота кожей. Фредди зло зашипел рассерженным котом, слабо дернулся еще пару раз, но, все же, затих, негромко рыкнув напоследок, позволяя себе чуть расслабиться и отдаться ощущениям, медленно, но верно уносящим его подальше от того жуткого места, в котором он побывал. Казалось, что все внутри постепенно возвращалось туда, куда положено. Обезумевшее сердце, с надрывом качавшее кровь по венам, наконец-то начало понемногу замедлять бег, вместо адреналина запуская по артериям сладкое умиротворяющее тепло. Его как будто оборачивало в уютный кокон, словно вымазывало медом его раны и выливало тонны до боли обжигающего, но, все же, животворящего бальзама на душу. Фредди глубоко вдохнул, но вдруг замер, забывая выдохнуть, застигнутый неожиданным зовом из самых глубин своей многомерной сущности. Ему казалось, что он слышит нервный стук в голове, словно цокот копытцев живого существа, пойманного хитроумным охотником, оставленного на привязи в ожидании своей дальнейшей участи, но отчаянно рвущегося на волю. Он выдохнул, чуть встряхивая головой, пытаясь отделаться от ярко явившегося перед глазами видения. Но такой маневр словно еще больше обрушил ряд и без того нестройных мыслей. Существо внутри, жаждущее лететь вместе с грозовым ветром, принюхалось и опасно притаилось в ожидании. — Кажется, куда бы ты ни шел, все равно приходишь ко мне, — тихо произнес Джон, тепло дыша ему в ухо, как конь ганноверской породы, и Фредди сжал губы, слыша в его голосе такое нетипичное прежде самодовольство. Странно. Этот мужчина был для него определенно кем-то совершенно новым. Его прежний Дики был сдержан, молчаливо-скромен и не особо склонен к авантюрам. Этот, другой Джон, требовал тщательного изучения, словно необычный музыкальный инструмент, он соблазнял своей внутренней уверенностью и, вопреки любым доводам разума, заставлял тело отзываться жарким томлением. А еще он провоцировал. — Не обольщайся, — ответил Фредди и, вдруг почувствовав непреодолимое, прорвавшее теплую прослойку желание оказаться подальше от него, отстранился, словно выпустив из себя иголки, с резким, почти металлическим звуком вылезшие наружу и исколовшие Джону руки, которые тот тут же отдернул, поднимая ладонями вверх, — до тебя я успел тесно пообщаться с дружком кудрявого друга и соколиным пером пощекотать индейского вождя по прозвищу Большой Член (ах да, Великий, мать его) в самых легкодоступных местах. Фредди нервно усмехнулся от своих же слов, не замечая, что дрожит от внезапно вернувшегося холода и вновь накатившего страха, но весело ему было не от смысла сказанного, а, скорее, от осознания того, что образ саркастичного ублюдка за все эти годы так прочно склеился с ним самим воедино, смешался, как чай с молоком, и говорил его ртом даже тогда, когда весь его прежний мир грозил в одночасье с божественным грохотом сверзиться с обрыва в темные и плохо изученные, но яростно бурлящие воды, зовущие его пением трех сладкоголосых сирен. — И ты так испугался в процессе, что решил кроликом проскакать половину дома, пытаясь от них убежать? — в голосе Джона беспокойство смешалось с какой-то долей любопытства. Он немного наклонил голову, внимательно разглядывая Фредди, заставляя его обхватить себя руками, но не делая попыток подойти, — неужели, они явили собой настолько страшное зрелище? Фредди многозначительно фыркнул, мельком вспоминая Брайана, выгнувшегося в оргазме от его ласк, и совсем мальчишеское, умиротворенное лицо Роджера, сладко задремавшего с пером в заднице. — Так что случилось? — спросил Джон, продолжая безжалостно сверлить его взглядом. — Ты дрожишь, Фредди. — Холодно, — он зябко поежился, словно слова Дики напомнили ему об этом, и крепче стиснул ладонями собственные плечи. Казалось, что волосы на всем его теле встали дыбом. — Я пойду, хорошо? Он знал, что звучит жалко, знал, что Джон никуда его не отпустит и уже наверняка придумывает, как, следуя по стопам Роджера и Брайана овладеть его телом и вместе с этим попытаться забраться в его мысли, а заодно уж и закончить начатое в той комнате, где Фредди оставил его ранее — жаждущего и неудовлетворенного. — Фредди, давай поговорим. — Это поезд в никуда дорогуша, — устало ответил Меркьюри, обводя глазами коридор, со странным мрачным удовлетворением осознавая, что находится в тупике. Что ж, значит, этот спектакль приближается к своему завершению. Зрители замерли в напряжении, ожидая желанной развязки. Действие наспех принятого кокса заканчивалось, освобождая внутри место для страхов и сожалений, мгновенно хлынувших широким потоком, как лавина покупателей на праздничной распродаже в Хэрродс, стремящихся растерзать друг друга за что угодно, начиная от костюма Вествуд и заканчивая безделицей из сувенирной лавки. Курить хотелось адски. Его пальцы нервно дрогнули, отзываясь на внутренний импульс. Джон, чье внимание было приковано к его лицу, этого не заметил. — Я так не считаю, — упрямо, но спокойно противопоставил ему Дики, — мы все еще можем понять друг друга. Он подошел чуть ближе, заставляя Фредди потесниться и отойти почти к самой стене. Фредди почти почувствовал собственными лопатками лакированную и прохладную деревянную поверхность позади себя. Фантомное ощущение того, как его могли бы прижать к этой стене, заставляя спину впечататься в жесткий материал, который за несколько секунд нагрелся бы от его кожи, заставило член дернуться в штанах. — Не бойся меня, — Джон остановился, больше не наступая, а Фредди поймал себя на молнией мелькнувшей мысли, что все же ждал от него совсем другого. Волна смятения накрыла его так резко, что одним махом сбила дыхание. Он посмотрел на Дики, пытаясь обнаружить во взгляде похоть, но не смог, сколько бы ни старался. Только любовь и восхищение. — Прислушайся к себе, Фредди, — произнес Джон. Его спокойный, негромкий и мягкий голос удивительным образом просачивался сквозь колючий частокол иголок, миновал все внутренние барьеры, проходил сквозь стены отчуждения и непонимания, покоряя и оборачиваясь вокруг сердца, разливая в груди островки долгожданного тепла. Он вытянул вперед руку, и Фредди уже почти был готов к прикосновению, но его не произошло. Джон лишь очертил его плечи, скользя ладонью в паре сантиметров от кожи. Это было настолько необычно, непривычно и интимно, что по спине Фредди побежали колкие мурашки, заставляя чуть вздрогнуть. Чужая теплая рука продолжила свой путь, поглаживая воздух у его груди, потом спустилась к животу, который тут же инстинктивно поджался и, наконец, на несколько секунд замерла возле напрягшегося члена. Фредди, стоя, затаив дыхание, даже не заметил, как у него встал. — Чего ты ищешь? — задумчиво спросил Дики, не прекращая свои необычные ласки без прикосновений. — Компании? Друзей? Внезапно он убрал руку, но, видимо, заметив разочарование на по-детски эмоциональном лице, вернул ее снова, на этот раз бесшумно проскальзывая над одетыми в тугие джинсы сильными бедрами. Фредди, сам до конца не осознав, что делает, поддавшись сразившим его наповал чарам и отдавая, тем самым, дань изобретательности Джона, коротко кивнул. — Я тебя понял, — Джон кивнул ему в ответ, и переключился на покрытую черной шерсткой грудь. — Чего еще? Боли? — его пальцы сжались совсем рядом с маленькими аккуратными темными сосками, красноречиво отражая смысл его слов. Все внутри вдруг пришло в движение, протестуя против выдачи одной из сокровенных тайн, но мозг уже отключал все защиты одну за другой, снова заставляя утвердительно покачать головой. — Еще? — тихо и настойчиво продолжил Дики. — Унижения? Подчинения? Освобождения от мыслей? — рука с длинными пальцами замерла рядом с шеей. Кадык под тонкой золотистой кожей тут же дернулся, и Джон принял это за ответ. — Или же ты пытаешься сбежать от самого себя? — его глаза испытующе сузились, голос стал совсем тихим и вкрадчивым, а ладонь больше никуда не двигалась. Фредди поднял на него ошалевший взгляд и встретился с ярко блестящими в темноте темно-зелеными омутами, в мгновение ока пропитавшись очередной волной теплоты с ног до головы. Он чувствовал себя одновременно и кроликом, замершим перед удавом, и древним божеством, которого превозносят, которому поклоняются. Которому, если нужно, принесут в жертву все самое дорогое. — Джон, я… — с трудом разлепив губы, он попытался объяснить, что, на самом деле, все стало так сложно, что он запутался в лабиринте событий, поступков и мыслей, который все ширился и рос, покуда его не заботило то, как он потом станет искать из него выход, но Джон прервал его: — Мы не просто твоя семья, Фредди. Мы — твоя стая. И, если иногда тебе нужно, чтобы твое тело и разум терзали жадными зубами, чтобы ты чувствовал себя живым, то мы сможем дать тебе и это. Фредди так и остался стоять, не отрывая от него взгляда и мелко дрожа. Последние слова Дики прошили его разрядом тока, со статическим треском прокатившимся прямо по позвоночнику. Не выдержав, он подался вперед, отчаянно ища защиты и умиротворения в спасительном прикосновении одного из его самых родных людей, но вместо того, чтобы сомкнуть длинные, сильные пальцы на смело подставленной длинной шее, Джон аккуратно положил ладонь на его лицо, поглаживая большим пальцем едва колючую щеку. Фредди закрыл глаза. Теперь все было именно так, как нужно. Правильно. Идеально. И с нарастающим восторгом он вдруг обнаружил, что вместо пустынного холода, он снова возвращался в свое привычное состояние вечно веселого арлекина, разливающего свой сарказм, как шампанское, и периодически отмачивающего фривольные трюки, вызывающие у общественности вопросы о нарушении правопорядка и некоторых норм морали. Он возвращался к себе самому, словно протаскиваемый в реальность из страны своих страхов через игольное ушко. Потеревшись о подставленную ладонь, словно домашний кот, он хитро улыбнулся, погружаясь в пучину неземного блаженства от того, что смог это сделать, и выдал добродушно: — Чертов лисий ублюдок! Снова переиграл меня! Джон в ответ очаровательно смутился, опуская пушистые ресницы, и негромко рассмеялся: — Ты не пожалеешь, Фредди, обещаю. — Да вы уж постарайтесь. Внезапно на лестнице послышался тихий шепот, но такой быстрый и резкий, что больше напоминал спор. Фредди и Дикки переглянулись и прыснули со смеху.