Человек повинуется

      Раньше Джек много думал о каждом убитом монстре. Жалость, почти стыд за вынужденные меры, которые нельзя остановить. И, если раньше он избегал драк, проходя мимо, стараясь обыскать всё как можно тише, никого не тронув, то теперь шёл напролом.       Холодные тёмные коридоры Восторга в любом месте, в любое время наполнены сумасшедшим сбродом. Словно проклятые, мутанты ходят из стороны в сторону и оглядываются в поисках новых жертв. Нового Адама. Изуродованные лица, громкие дрожащие голоса в глубине тёмного помещения. Зачастую с потолка осыпался слой пыли, сопровождаемый громким топотом. Монстр ползал на руках или тащил по потолку живот.       Теперь, когда город умер вместе с Эндрю Райаном, а Джек шатался по комнатам и залам, остальные его обитатели окончательно потеряли рассудок. Некоторые выли, некоторые разучились даже хрипеть. Тихое приближение толпы сопровождалось только звуком передвижения ног.       В удачу такого расклада верил исключительно Фонтейн. Теперь город полностью в его руках, даже мутанты выслуживаются перед ним, избавляясь от последних выживших. Монстры разрывают друг друга в приступе злости. Однако это неважно, ведь «Восторг будет жить и без жителей».       Когда коридоры и башни опустеют, когда крики стихнут и на полу останутся бесполезные тушки, Фрэнк может запустить в город новых людей. Кто сможет помешать ему? А кто помешает обмануть их на деньги и сбежать? Он думал о «второй волне Восторга», как о мутантах в новой одежде и новом безумии.       Он не щадил людей. Кому вообще в наше время нужны люди?       В кабинете множество камер, и все они вырывают из реальности по кусочку. На большом экране, ребящем от повреждений, крупным планом изображён Джек. Пусты взглядом смотрит вниз. Он курит, потом курит снова и сбрасывает сигареты под ноги. Стреляет, снова стреляет или бьёт гаечным ключом. Забавно, что за время путешествия так его и не выбросил.       Когда один из мутантов подкрался сзади, Джек уничтожил его быстрым умелым выстрелом… Застыв, он несколько мгновений смотрел на труп. Осознание, что битва окончена, вспыхнуло в голове, искрами ударив по вискам.       На этом всё. Больше ничего. И рядом ни единого безумного голоса.       Убийства становились для него лекарством. Новые смерти расслабляли, битвы выпускали гнев и ненадолго возвращали броню безразличия. Она то появлялась, то исчезала, заставляя приближаться к истерике.       Пусто. Везде пусто. Он не знает, где выход, не знает, что сделать, чтобы вернуться. Ни одного нового задания. Ни одного приказа, заменяющего внутренний голос. И если раньше что-то внутри Джека говорило, а мысли звучали разгорячённо и ярко… теперь мыслей не было. Словно сквозь сон отдалённо прорывался собственный голос. И возвращался в полной мере лишь тогда, когда требовалось убивать.       Постепенно мутанты на пути кончились. Их меньше, гораздо меньше, чем в местах, где Джек уже побывал. Порой он даже задумывался о том, чтобы попробовать вернуться в Форт или затопленные здания. Там, далеко позади, были те, кто должны умереть. Джек чувствовал жажду, невыносимую, горькую. Она пускала корни из лёгких и неумолимо лезла в голову.       Больно, больно, больно.       Даже Папочки встречались всё реже. На огромных открытых пространствах, на десятки километров Джек один. Один в своей чёрной жажде и невыносимом голоде.       Джек оправдывал себя зависимостью от Адама. Она сводила с ума всех, кто долго находился здесь. Свора живых мертвецов. Они тоже хотели убивать. Тоже хотели заполучить немного Адама. В этом весь смысл. В этом его маленькая надежда на собственное здравомыслие. Потому что сойти с ума в этом месте легко. И эти плазмиды, эта красная жидкость контролирует его и без того ослабленные движения.       Однако, в отличие от одержимых Адамом мутантов, Джек интересовался плазмидами в последнюю очередь. Кровавый след из опустошённых и нетронутых тел тянулся отпечатками его ботинков. Он не хотел Адам, лишь хотел чувствовать себя живым.       На холодном полу, грязном от пыли и сажи, лежало только что убитое существо. Гаечный ключ выпал из его ладоней, и под головой скрывалась тонкая струйка крови от умелого выстрела. Джек убил монстра, рефлекторно защищаясь, но этого было недостаточно. Голод не утолён. Нетронутая жажда загорается ненавистью.       Требуется несколько секунд для того, чтобы он поднял оружие с пола и со всей силы ударил по неподвижному врагу. Фонтейн смотрит на него растерянно, явно не понимая в чём дело. Атаковать мертвецов — то, что его «ищейка» хочет?       — Что это ты делаешь? — выдаёт он с заметной усмешкой. Голос искривляется в издевательской интонации.       Но Джек не слышит, продолжая отчаянно поднимать и опускать ключ. Удар за ударом, ещё и ещё, пока руки не начинают дрожать от бессилия. Жажда не угасает, и гнев становится сильнее. Бледное лицо покрывается холодным потом.       — Что ты делаешь?! — повторяет Фонтейн уже заметно растеряннее. Однако непонимание быстро сменяется заинтересованностью. Брови приподнимаются в вопросительном жесте и хриплый голос сопровождается прищуром.       Удар.       По рукам пробегает дрожь, и он чувствует, как леденеют кисти.       Ещё один.       Покрасневшие костяшки пальцев начинают болеть от бесполезных усилий.       Ещё один.       Стук сердца ускоряется, и Джек отбрасывает ключ, бессильно падая на пол. Тело парализует дрожью, и он закрывает лицо руками, пошатываясь и всхлипывая.       Ему нужно ещё. Нет-нет-нет, ему нужно совсем другое…       Тихий плач ненадолго затихает, и Джек почти скулит от слабости и нежелания вставать. Силы постепенно оставляют его, краснеющие глаза, впервые за всё это время, выпускают слёзы. Вдохи застревают глубоко в горле, отзываясь едва слышным сипом. И коридор погружается в тишину.       Ему нужна помощь. Ему срочно нужна помощь, пока что-то, что так долго мучает его, не сожрало его окончательно. Пожалуйста, ему очень нужна помощь. Пожалуйста.

…

      Долго ли думал Джек над предложением сотрудничать? Потребовалось меньше секунды для слепого согласия на что угодно, лишь бы узнать собственное предназначение. Пройдя огромный путь, он понял лишь одну маленькую, но очень громкую и простую истину.       «Тот, кто создан подчиняться, не может выбирать».       Готовность выполнять приказы без пресловутого «будь любезен» проявилась быстро. Лишь первое время непривычно вязкое чувство задерживалось глубоко в груди. Почти незнакомый голос приказывал, выдавая очередное задание. Фрэнк не был тем, кто звучал достаточно дружелюбно, чтобы идти за ним, однако недоверие вскоре угасло.       Человек выбирает. Раб повинуется.       Один из первых приказов -- уничтожить Тененбаум. Из огромного простора подводного города лишь она пыталась уйти на поверхность, и исключительно она знала тайны, охраняемые здравомыслием.       Несколько раз Бриджит умоляла не обижать малышек и отпустить их, но чем ближе Джек подходил к месту укрытия, тем понятнее становилось, что в живых не останется никого.       По самой едкой на свете иронии Тененбаум почти добралась до батисферы. От спасительной капсулы отделяла лишь плотно закрытая дверь, заблокированная кнопкой Фонтейна.       Пахло сыростью. По коридорам бродил холодный кислый воздух. Свежесть смешивалась с запахом мерзости. Однако мутантов в округе не было. Словно расступились перед продвигавшимся по городу Джеком. Его сопровождал лишь тихий гул труб и редкие, едва слышные разрушения зданий среди толщ тёмной воды.       Человек выбирает. Раб повинуется.       Когда Джек подобрался к пункту назначения, Тененбаум уже ждала его, пряча девочек за спиной. Её лицо побледнело, тонкие руки сжимали оружие. Небольшой револьвер, направленный прямиком на нового врага. Сестрички растерянно выглядывали, придерживаясь за её ноги. Для них, маленьких и наивных, пришествие Джека значило спасение. Ещё недавно они приветствовали его, улыбались, перешёптывались и направляли вперёд. Без них он не смог бы открыть ни одну из множества дверей, прячущих Фонтейна.       — Я знаю, чего ты хочешь, — опасливо проговорила Тененбаум, поджав губы. На бледном лбу проступили редкие капельки пота. Взгляд, острый, полный гнева и опасения, не отпускал Джека ни на секунду. — Открыть дверь и помочь нам.       Несмотря на уверенность, её голос вздрагивал. Сделав сбитый вдох, Тененбаум чуть приподняла оружие в ожидании реакции. Джек молчал.       — Пожалуйста. Можешь остаться здесь, но отпусти их, — теперь замолчала уже Тененбаум, сглотнув. Они смотрели друг на друга, грязные, покрытые слоем пыли. Однако, если Тененбаум ожидала слов, то Джек не ждал уже ничего. — Отпусти их!       Голос Бриджит сорвался. Она дёрнула руками, словно угрожая мелким оружием. Прицел в голову.       Человек выбирает. Раб повинуется.       — Я… я не понимаю, что с тобой случилось, — тихо добавила та, пытаясь уловить во взгляде хотя бы искру сострадания. Ничего. Он был пуст. Бледное лицо и холодный взгляд не выражал ни одной эмоции. От прежней благодарности, надежды и доброты, осталось только пустое полотно. Теперь Джек напоминал отключённую турель и подавал признаки жизни лишь приподнимающимися от дыхания плечами.       — Мне жаль.       Голос Джека потух так же быстро, как и проявился. Он так редко говорил раньше, что заставил Тененбаум вздрогнуть.       — Пожалуйста, опустите оружие, — добавил тот совсем тихо, сопроводив слова мягкой улыбкой. — Я помогу.       Человек выбирает. А раб повинуется.       Руки Бриджит дрогнули. Несколько секунд молчания и улыбка, холодная, но почти убедительная, заставила медленно опустить оружие. По плечам Тененбаум пробежали мурашки, и та, захватив мелкий вдох, тут же выдохнула, коротко обернувшись на девочек. Когда она повернулась, улыбка исчезла с лица её невольного собеседника.       — Джек… — тихо позвала Тененбаум, но вскоре и её выражение лица изменилось. Она всё поняла. Было сложно не понять. — Ты можешь идти. Но не трогай их. Они ничего не сделали. Я останусь, и никому ничего не скажу.       Джек продолжал молчать.       — Уходи, — уже настойчивее повторила Бриджит. — Уходи, будь лю…       Выстрел.       Человек выбирает, раб повинуется, а Джек не собирался отступать от приказа. Быстрое умелое движение руки, законченное мелким движением пальца. Он выстрелил, и пуля оказалась там, где должна быть.       Человек выбирает. Людей здесь больше нет.