Драже на любой вкус

      Очень сердитый Люциус Малфой разъярённым смерчем мчался по коридорам Хогвартса. Он ненавидел школу! Он как-то уже и подзабыл, как надоедает учиться и делать домашние задания. Не говоря уже о «проявлении должного уважения к старшим».       Люциус кипел от злости на Макгонагалл, которая имела наглость сказать ему, что он недостаточно хорошо трансфигурировал собаку. Ну и что, что она не лаяла и не бегала вокруг? Всё-таки это было похоже на собаку, пусть и спящую. По сравнению с камнем, которым она был первоначально, это был огромный прогресс. Лучше и нельзя было сделать.       Он всё ещё не мог до конца осознать, что эта идиотка отняла у Слизерина семьдесят баллов и назначила ему наказание только потому, что он сказал ей, что она — назойливая гриффиндорка с вызывающими манерами, которые он был бы рад исправить. И это была истинная правда.       Он чересчур идеализировал то, каково это — быть шестнадцатилетним. Мало того, что школьные задания и властные учителя уже действовали ему на нервы, так ещё и Поттер сводил его с ума. Этот невыносимый мальчишка не упускал возможности смотреть на него томным, похотливым взглядом своих бесстыжих глаз. Время от времени он видел, как Поттер облизывает губы так, что Люциусу тотчас хотелось наброситься на него. Он страстно желал овладеть этим соблазнительным ртом, пока его губы не станут такими блядски красными и податливыми. Он хотел оттрахать мальчишку так жёстко и быстро, пока тот не начнёт молить о пощаде, о большем; о том, чтобы Люциус не останавливался.       Он выругался себе под нос, когда понял, что у него снова встал — в последнее время это было уже обычным явлением. Он попытался взять своё тело под контроль. Он ненавидел Хогвартс, и больше всего он ненавидел Поттера. Да неужели, спросил насмешливый голос у него в голове. Он не особо удивился, когда даже его внутренний голос прозвучал подозрительно похожим на голос Поттера.       Ему хотелось убить кого-нибудь, предпочтительно Макгонагалл; в идеале — Поттера. Но и любой другой тоже сгодится — он был не в настроении перебирать. Если ему будет позволено сначала подвергнуть их Круциатусу, он будет просто счастлив. Люциус скучал по ощущению абсолютной власти, которое приносила ему тёмная магия. Единственным, что его останавливало, были сигнальные заклятия, срабатывающие на такую магию в пределах Хогвартса.       Он вошёл в Большой зал и сел на своё обычное место за слизеринским столом. Поттер уже был здесь и сидел рядом со своими дружками. Малфой прикрыл глаза и попытался вспомнить, как выглядел этот мальчишка на кладбище, кричащий и извивающийся под Круциатусом. Однако воображение Люциуса нарисовало под Поттером не твёрдую землю, а его собственную мягкую кровать с балдахином, а кричал и извивался мальчишка в муках удовольствия, а вовсе не боли.       Его предательское тело откликнулось на этот образ с такой силой, что он испугался. Он не мог позволить себе увлечься этим мальчишкой. Но, как истинный слизеринец, он сделает всё возможное, чтобы получить то, что хочет. Если Люциус решит, что хочет мальчика, то ничто не остановит его, пока он не получит его, даже Тёмный Лорд.       Он был не слишком уверен в том, какова будет реакция его повелителя на то, что он хочет мальчишку. Когда дело касалось Поттера, хладнокровный, рациональный ум Лорда всякий раз уступал место чистому, незамутнённому наваждению.       Серебристые глаза встретились с зелёными.       Поведение Люциуса, впрочем, было не намного лучше. Возможно, это тёмная метка, связывающая его с Волдемортом, была ответственна за это внезапное безумие. Но, опять же, его интерес к мальчику был совсем другого рода.       Если это было только начало его второй недели в школе, то он не знал, как собирается выдержать здесь целый месяц. Он решил начать своё расследование сразу же после отработки. Чем скорее он покинет Хогвартс, тем лучше. Его размышления прервала сова, приземлившаяся перед ним. Он взял протянутую записку и прочёл её.       Сегодня вечером после твоей отработки. Коридор третьего этажа, на нашем обычном месте. Не заставляй меня снова ждать — это в твоих же интересах.       Она не была подписана. Очевидно, приехав на каникулы, его сын забыл упомянуть, что он завёл какой-то роман. Хотя в этом нет ничего удивительного. Драко был хорош собой. Внешность была одной из немногих вещей, которые он унаследовал от Люциуса. Устало вздохнув, Малфой понял, что ему придётся отправиться на это «обычное место». Возбуждать ненужные подозрения совсем не хотелось. Отвергнутые любовницы имели тенденцию становиться непредсказуемыми, особенно если они со Слизерина. Что ж, его поиски информации должны будут подождать ещё один день.       Он снова почувствовал на себе взгляд Поттера и, не выдержав, облизнул свои губы, бессознательно подражая движениям розового языка мальчишки. Тот имел наглость улыбнуться ему, и эта улыбка контрастировала с хищным взглядом его глаз, к которому Люциус уже начал привыкать.       Его тело снова, на этот раз почти болезненно, напомнило ему о своих потребностях. Собрав последние остатки самообладания, он сумел отвести взгляд. Может быть, этот выявившийся роман сына и к лучшему. По крайней мере, это поможет ему расслабиться, и он снова сможет рационально мыслить. А если ему повезёт, то у любовницы его сына могут даже оказаться чёрные волосы.              Он уже знал, что попросит у Тёмного Лорда, когда они завоюют Хогвартс. Ему нужна Макгонагалл. А ещё он хотел заполучить в свою власть Филча. Он заставит их кричать до тех пор, пока они не забудут, как их зовут; до тех пор, когда забвение смерти покажется им благословением. Благословением, в котором он будет отказывать им снова и снова.       Он провёл целых два часа на коленях, скребя грязные полы, без магии, как какой-нибудь домовый эльф. Единственное, что облегчало эти страдания, было его собственное воображение. Он успел придумать довольно изобретательные способы отомстить Макгонагалл и Филчу и, думая об убийствах, пытался сосредоточиться на том, чтобы не думать об изобретательных способах трахнуть Поттера. Без толку, если судить по его эрекции.       Внезапно он оказался перед портретом Салазара Слизерина. Он понял, что ноги сами принесли его к заброшенной потайной комнате в коридоре третьего этажа, которую он обнаружил ещё на пятом курсе. Год назад он рассказал Драко об этой комнате. Это было отличное место для того, чтобы встретиться с другими студентами и остаться незамеченными профессорами. Он предположил, что это и было то самое «обычное место», упомянутое в таинственном письме.       — Власть чистокровных, — сказал он портрету с небрежной лёгкостью человека, привыкшего, чтобы ему повиновались.       — О да! Мы все стремимся к достижению этой цели. Мне уже давно никто такого не говорил. Молодёжь нынче больше заинтересована, как бы потрахаться, чем в чём-то другом. Однако не могу на это пожаловаться, — сказал портрет Салазара, не сдвинувшись при этом ни на дюйм.       Драккл подери! Должно быть, его сын сменил пароль.       — Слизерин. Драконье пламя. Тёмный Лорд. Снитч. Квиддич. Траходром. Любовное гнёздышко. — Портрет всё так же оставался на своём месте, глядя на него с таким снисходительным фирменным слизеринским превосходством, что Люциусу захотелось проклясть его. Он с возрастающим гневом продолжал пробовать пароль за паролем.       — Вот что я тебе скажу! — устав от его бесплодных попыток, начал портрет. — Если ты позволишь мне продать билеты на шоу, которое вы двое тут устраиваете, другим портретам, которые тоже хотели бы посмотреть, то я впущу тебя, — предложил Слизерин с жадным блеском в глазах.       — Билеты? — недоверчиво переспросил Люциус.       — Именно. Уверен, смогу не продешевить на этом, ведь у портретов не так уж много источников развлечения. Конечно, если бы я был ещё жив, то присоединился бы к вам! — задумчиво произнёс он. — Я так и не смог убедить Годрика попробовать разные интересные позы, — продолжал говорить Слизерин. — Этот глупый дурак был таким скучным! Конечно, был один раз, когда я подсыпал ему в питьё афродизиак, который заставил его потерять самообладание. Было бы здорово, если бы он пришёл ко мне, чтобы удовлетворить свои потребности. Вместо этого он пошёл к грязнокровке! Когда он пришёл в себя, то признался, что у него всегда была тайная склонность к сексу с магглами. После этого ты можешь понять, почему я больше не хотел видеть в школе этих грязнокровок. Годрик был мой! Но сейчас это уже не имеет значения. Как только мой наследник позаботится обо всех магглах и грязнокровках, Годрик вернётся ко мне. Я уверен.       — Ты хочешь сказать, что каждый Тёмный Лорд, когда-либо существовавший, пытался убить магглов и грязнокровок потому, что Годрик Гриффиндор предал тебя? — ошеломлённо спросил Люциус.       — Именно! Никто не смеет брать то, что принадлежит мне! А почему же ещё ты думал, они это делали?       — Конечно, потому, что чистокровные волшебники лучше, чем кучка грязнокровок!       — Нет, если то, что мне сказал Годрик, правда. Он сказал, что они были лучше и определенно больше! У меня не было другого выбора, кроме как убить конкурента — увеличивающие чары действуют недолго, — мрачно изрёк Слизерин.       — Послушай, меня не интересует твой жалкий роман с Гриффиндором. Уже неважно, каковы были первоначальные причины. Единственное, что важно, это то, что как только нынешний Тёмный Лорд победит, миром будут править волшебники, как это и должно было быть. Вот каковы истинные причины, а не какая-то презренная любовная интрижка. — «По крайней мере, я на это надеюсь», добавил он про себя. — А теперь открой проход! — приказал Люциус.       — Ты позволишь мне продавать билеты?       — И думать забудь!       — Тогда я не впущу тебя без верного пароля, — мстительно констатировал Салазар.       — Я его не помню! Впусти меня сейчас же, или я сожгу тебя дотла.       — В последнее время мы очень забывчивы, да? — пробормотал низкий голос рядом с его ухом. Люциус отпрыгнул назад, держа палочку наготове, и обвёл взглядом пустой коридор.       — Кто здесь? — самоуверенно спросил он. — Покажись! — Единственным ответом ему был низкий смешок справа от него. — Визибилис! — Ничего не произошло.       — Значит, вот как ты хочешь поиграть. Я удивлялся, почему ты не пришёл, но это всё объясняет. Если ты хочешь играть грубо, тебе нужно только попросить. Экспеллиармус!       Палочка Люциуса покинула его руку и исчезла слева. Он лихорадочно обдумывал, что же ему делать, когда голос снова заговорил.       — Ступефай! — Это было последнее, что он услышал перед тем, как его окутала тьма.              Люциус очнулся, чувствуя лёгкое головокружение. Он открыл глаза, но вокруг оставалась всё та же чернота — у него были завязаны глаза, понял он. Малфой попытался пошевелиться, но его руки оказались связаны. Он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться и позволить своему рациональному разуму взять всё под контроль. Он уже не в первый раз оказывался в безвыходном положении — не зря же он был Пожирателем Смерти. Люциус сможет освободиться от удерживающих его пут. Без волшебной палочки это займёт много времени и сил, но задача вполне посильна. Однако сначала ему нужно было оценить текущее положение дел.       Либо таинственное свидание оказалось сорвано, даже не начавшись, либо его сын был вовлечён в отношения, которые включали в себя игры с контролем и подчинением. Последнее казалось более вероятным, хотя и довольно неожиданным. Это могла быть также и ловушка, но если бы кто-то догадался, что он самозванец, то Люциус уже сидел бы в камере Министерства или подвергался бы шантажу.       Он решил дать понять своему похитителю, что очнулся, а потом посмотреть по обстоятельствам. Если это будет всего лишь какой-то мальчишка, играющий в Хозяина, Люциус непременно покажет ему, как это делается по-настоящему; его член слегка воспрял от этой мысли.       — Ну, похоже, мой маленький дракончик проснулся. — Голос показался Люциусу странно знакомым, хотя он и не мог точно вспомнить, где слышал его. Он почувствовал, как прогнулась кровать, когда его медленно накрыло другое тело. Призрак дыхания коснулся его губ, словно дразня. — Ты был очень плохим мальчиком, Драко. Думаю, ты будешь наказан. Ты не только игнорировал меня всю прошлую неделю, но и заставил изнывать от нетерпения все выходные. Это было совсем не мило с твоей стороны, особенно после того, как ты меня так разгорячил во время того матча. Совершенно очевидно, что тебя нужно наказать, — произнёс низкий хрипловатый голос.       Прежде чем Люциус успел что-то сказать, на него уже накинулись жадные губы. Карающий язык грубо прорвался внутрь, разбойничая у него во рту, перехватывая дыхание, вынуждая сдаться. Вскоре Люциус уже не замечал ничего вокруг, кроме поцелуя с неким незнакомцем, оказавшимся весьма горячим и таким требовательным. Он рванул свои путы, разрываясь между желанием большего и неожиданной потребностью в продолжении этого контроля над его телом.       Люциус даже не сознавал, сколько длится поцелуй — несколько минут или даже часов. Этот тёплый, влажный рот завладел всем его вниманием; он услышал чьё-то хныканье и едва сумел осознать, что этот звук исходит от него.       Грубый язык незнакомца прекратил свои атаки на его губы и отправился ниже. Люциус в отчаянии заметался — он хотел ещё больше этих жёстких требовательных поцелуев. Его рваная просьба превратилась в стон, когда зубы впились в его ключицу, а затем начали покусывать её, пока не достигли чувствительной кожи открытых подмышек.       Изо рта Люциуса вырвался крик, когда огрубевшие пальцы безжалостно скрутили его соски, и он выгнулся дугой. Горячий рот тут же успокоил боль, вызванную пальцами, и его соски затвердели; член дёрнулся и воспрял, затвердевая в ответ на грубое обращение с телом, которое сейчас горело огнём.       Он безостановочно, словно мантру, повторял попеременно то «прекрати», то «ещё», тщетно пытаясь высвободить руки, не зная, то ли оттолкнуть любовника сына, то ли притянуть ближе. Слизеринец в нём побуждал его сдаться на милость превосходящей силе; Малфой в нём напоминал ему, что это был всего-то какой-то мальчишка, пытающийся подчинить его. Его тело хотело сдаться в обмен на удовольствие; разум отчаянно боролся за то, чтобы не потерять контроль.       Алчущие руки касались его повсюду, чередуя трепещущие поглаживания и жёсткие прикосновения. Они касались его рёбер, живота и бёдер, каждый раз неизменно обходя стороной средоточие его желания.       Видимо, незнакомцу надоело то, что Люциус продолжал брыкаться ногами, и сильным движением рук он заставил Малфоя утихомириться, в то же время принявшись трахать его пупок своим распутным языком в молчаливом обещании того, что ещё будет. Никто и никогда так не прикасался к Люциусу, не помечал его тело своей собственностью, как будто имел на это право. Никто не был настолько храбр, чтобы попытаться это сделать. Какая-то маленькая часть его мозга, всё ещё способная связно мыслить, задалась вопросом, почему, но даже этой маленькой вольности он вскоре был лишён, когда горячее дыхание коснулось его напряжённого члена, отгоняя прочь все мысли. Он осознавал лишь несколько бессвязных фактов: руки, которые держали его бёдра так сильно, что обещали оставить синяки на его бледной коже; драккловы магические путы, не дававшие запустить пальцы в волосы его любовника; и возбуждающий контраст между влажными шёлковыми простынями под ним и огнём, обжигающим его изнутри.       Мучительная влажность, дразнящая его пульсирующую плоть, заставляла отчаянно желать большего, наконец, освобождая в нём неконтролируемое желание прекратить борьбу, уступить, сдаться.       Осторожные касания блуждающего языка заставляли его стонать в голос, в то время как его бёдра по-прежнему тщетно пытались вырваться из своего заточения. Восхитительный рот незнакомца вновь отпрянул и тут же прижался к чувствительной коже внутренней части левого бедра, на которой поочерёдно запечатлевал укусы, облизывания и поцелуи бабочки. Люциус бессознательно раздвинул ноги, открывая более широкий доступ к этому сводящему с ума исследованию его плоти. К тому времени, как оно было перенесено уже на правое бедро, он перестал бороться. За криками «Ещё!» последовали всхлипы и стоны, нарушающие безмолвие тихой комнаты.       Тёплые губы вновь оставили его кожу, и Люциус почувствовал себя беззащитным. Кровать снова прогнулась, и он почувствовал, как горячее дыхание коснулось его уха, а через несколько секунд последовало сводящее с ума ощущение зубов, покусывающих мочку уха.       — Умоляй меня трахнуть тебя, Драко. Скажи мне, как сильно тебе это нужно. Умоляй меня! — Это было сказано мягко, но Люциус понял, что это приказ.       Он уже открыл было рот, чтобы произнести слова, которые положат конец его мучениям, но Малфой в нём выбрал именно этот момент, чтобы вновь заявить о себе.       — Нет, я… не буду умолять… не сейчас… никогда в жизни. Я… Лю… Малфой, — произнёс он, тяжело дыша, собрав последние остатки своей гордости.       — Должно быть, я делаю что-то не так. К этому времени ты обычно уже мало что соображаешь, чтобы волноваться о своей фамилии. — Рот сильно укусил его за мочку уха; член Люциуса дёрнулся, словно только и ожидая подобной грубости. Послышался хриплый смешок, а затем этот сводящий с ума мягкий, влажный рот снова начал медленно двигаться вниз и остановился, не дойдя до паха.       Малфой услышал тихий шёпот, но не смог разобрать слов. Основание его члена на секунду кольнуло. Заклинание. Без всякого предупреждения Люциус оказался поглощённым словно жидким огнём. Он закричал, бесконтрольно вскидывая бёдра, пока сильные руки не заставили их опуститься. Неспособный двигаться или что-либо видеть, весь его мир сейчас был сведён к окружающему его жару. Сейчас он мог только ощущать.       Люциус был ошеломлён тем, что сейчас с ним происходило. Никогда ещё он так не отдавался удовольствию; так полно, без остатка. За этим всегда что-то стояло. Секс для него был просто ещё одним способом обрести власть или удовлетворить свои непосредственные плотские потребности. Это было своего рода упражнение в самоконтроле. Его партнёры по постели не видели в этом ничего особенного — слизеринцы были слишком хорошо осведомлены о последствиях, которые создавало проявление какой бы то ни было слабости.       Весь его накопленнный к этому времени опыт в постельных делах не мог подготовить его к той грубой силе, которую несла в себе истинная, ничем не сдерживаемая страсть. Он был настолько возбуждён, что, казалось, достаточно было ещё раз почувствовать, как эта узкая глотка сглотнёт вокруг его члена, и всё будет кончено. Ему нужно было кончить сейчас больше, чем дышать. Но как бы близко он не подходил к пику и что бы ни вытворяли эти губы и язык, в этом ему было отказано.       Произнесённое шёпотом заклинание было заклинанием кольца на член. Осознание того, что он не может кончить, только усиливало отчаянную потребность Люциуса в этом.       Горячая влажность отступила, и он от огорчения застонал. Холодный воздух, тут же окутавший его член, вместо того чтобы погасить желание, только сделал его более осознанным. Он кусал свои губы, чтобы не сорваться и не произнести вслух то, о чём молило его тело, пока не почувствовал вкус крови. Да, он потерял контроль над своим телом, но не собирался позволить совершенно незнакомому человеку лишить его контроля и над своим голосом. Он не сдастся, даже если первым же и умрёт от неудовлетворённости и отчаяния.       Очередной приглушённый крик вырвался из его горла, когда любовник сына всосал его яйца. Он ещё шире развел бедра, даже не осознавая этого, как вдруг его ноги повисли в воздухе на невидимых верёвках, оставляя его донельзя уязвимым и открытым. Он попытался вспомнить заклинание, чтобы выбраться из этого положения, но не смог отыскать его в том хаотичном беспорядке, в который превратился теперь его разум.       Грубые пальцы раздвинули его задницу, обнажая скрытое там сморщенное отверстие. До этого момента Люциус был охвачен всепоглощающим удовольствием, однако теперь он с внезапным опасением понял, к чему всё это ведёт. Осознания вполне реальной возможности того, что кто-то овладеет им прямо сейчас, было достаточно, чтобы подавить его желание. Всё его тело вмиг напряглось.       — Тише, Драко. Почему ты так напряжён? Да что с тобой такое? — Голос звучал действительно озабоченно, хотя и немного грубо.       Драко.       Он был Драко.       Ему нужно действовать, как Драко, если он не хочет быть раскрытым; как Драко, который не возражал бы, чтобы его трахнул этот мальчишка. Он не мог бояться того, что его сын делал регулярно.       Нет, это был не страх. Малфои не испытывают никакого страха. Просто Люциус Малфой всегда контролировал всё, что происходило в его постели. Только вот сейчас он не был Люциусом Малфоем. Тело, которое он сейчас имел, тоже не принадлежало Люциусу.       У него не было особого выбора, особенно если он хотел довести до конца то, ради чего находился в Хогвартсе. Он намеренно проигнорировал тихий голосок в своей голове, говоривший ему, что выбор есть всегда. Он позволит этому парню — кем бы он ни был — трахнуть Драко. Что бы ни случилось с телом его сына — это не его забота. Сам Люциус Малфой останется нетронутым всей этой историей.       — Ничего такого. Возможно, я немного перестарался, изображая жертву. Правда, не беспокойся. Я просто хотел посмотреть, как ты будешь меня соблазнять. — Теперь, когда безжалостные исследования его тела прекратились, разум снова начал работать, как раньше, и он в два счёта придумал это вполне правдоподобное объяснение.       — Ты уверен? Мы можем остановиться, если хочешь.       Что же это за слизеринец? Он говорит как дракклов гриффиндорец. Никто на змеином факультете не предложил бы остановиться после того, как уже связал своего партнёра, когда он был так беспомощен и готов к траху.       — Всё в порядке, правда. Продолжай. — Он не мог поверить, что успокаивает это отродье. Он собирался прикончить Драко. Мало того, что его сын был ужасен в квиддиче — у него даже не было приличного вкуса в выборе партнёров. Это было уже слишком.       Обдумывания Люциуса, как бы наказать сына, резко прервались, когда невероятно влажный язык лизнул складку между его ягодицами. Вся кровь в теле Люциуса прилила обратно к члену. Когда язык лизнул его в четвёртый раз, он уже хныкал. Когда этот горячий язык, наконец, прорвался внутрь, проникнув так глубоко, что он подумал, что сейчас умрёт, Люциус совершенно забыл, кто он такой. Он просил. Он умолял. Пригрозил. Пожалуйста. Ну же, мне нужно. Ещё. Быстрее. Глубже. Ну давай.       Он с новой силой забился в своих путах, когда язык выскользнул наружу, оставляя его таким пустым. Как он хотел сейчас схватить своего любовника и заставить его закончить то, что он начал! Вместо этого в него до упора проник один скользкий палец. Это была далеко не лучшая замена, но всё же приятнее, чем пустота, которая, как он впервые осознал, существовала внутри него.       За ним последовал второй палец. Он издавал ободряющие стоны и вздохи, чтобы показать своё одобрение происходящего. Вдруг пальцы коснулись чего-то внутри, и Малфой от удовольствия подпрыгнул и завыл. Это было похоже на мини-оргазм, проходящий через всё его тело. Пальцы продолжали гладить это место внутри него снова и снова. Люциус был уверен, что тут замешана какая-то магия.       Третий палец присоединился к двум другим, невероятно широко растянув его и открыв для любовника, но Люциусу было всё равно. Он уже хотел, чтобы его использовали. В какой-то момент мысль о том, что в него вонзится твёрдый член, стала возбуждающей. Никогда ещё у него не стояло так крепко.       Он уже давно перестал просить. Он только отдавал приказы. Внутрь. Ну же. Ещё. Пальцы отступили; прежде чем Люциус успел возразить, он почувствовал, что головка члена его любовника ещё больше раздвигает края его отверстия. Одним сильным толчком тот вошёл в Люциуса.       Это было ошеломляющее ощущение, к которому Малфой эмоционально не был готов, несмотря на то, что его сын физически привык к этому. В нём был другой человек. Он чувствовал пульс своего любовника глубоко внутри. Он чувствовал себя уязвимым и в то же время невероятно сильным. Первый же робкий толчок вырвал из горла пронзительные звуки, о существовании которых он до этого дня и не подозревал. Его бёдра двигались в такт движениям любовника, встречая их толчок за толчком.       По всему телу выступил пот; мышцы были напряжены до предела в стремлении кончить. Он сжал внутри себя член и был вознаграждён стоном, за которым последовал ещё более сильный толчок. Тогда Люциус понял, что не он один находится на грани потери контроля. Их толчки участились и сделались сильнее. Раздался хриплый шёпот, и его член освободился от кольца.       Всё его тело напряглось, находясь уже на грани. Вся кровь прилила к члену, и он закричал от боли и удовольствия. Очередной толчок попал по тому скрытому местечку внутри, и он кончил, вскрикнув в последний раз. Бёдра нескладно дёрнулись, а горячее семя выплеснулось на грудь и живот. За ним последовал и его любовник. Он погрузился в него в последний раз так глубоко, как только мог, и кончил внутрь. Их языки и губы сплелись друг с другом, а тела всё ещё подрагивали от столь бурных оргазмов.       Последней связной мыслью Люциуса перед тем, как удовольствие захлестнуло его, было то, он должен приготовить столько Оборотного зелья, чтобы хватило на всю жизнь. Даже угрозы Азкабана было недостаточно, чтобы заставить его отказаться от этого неожиданно обретённого блаженства.              Позже той же ночью он лежал на своей кровати в слизеринской спальне. Все его соседи по комнате спали, даже не подозревая о том потрясающем открытии, которое он только что сделал. Гарри Поттер. Гарри Поттер, золотой мальчик Гриффиндора, только что оттрахал его до полусмерти.       Ему пригодились все годы самодисциплины, чтобы сдержать удивление, отразившееся на его лице, когда повязка с глаз была снята и он увидел, как зелёные глаза Поттера пристально на него смотрят. Гарри Поттер. У его сына был тайный роман с Гарри Поттером. Более того, сам Люциус переспал с мальчиком-который-выжил, и ему это понравилось. Да что там, он был просто в восторге!       Это уже само по себе было достаточно большим открытием, мешающим ему заснуть, не говоря уже о Поттере. До этого дня он даже не задумывался о том, что ему может понравиться быть снизу. Всю жизнь его главной заботой было постоянно контролировать себя и окружающих. Даже когда он присоединился к Тёмному Лорду, у него всегда были готовые планы и контрпланы того, как выйти из той или иной ситуации при разных вариантах её развития, и многие из этих планов действовали и по сей день.       Его удивило, что ему потребовалась всего одна ночь с Поттером, чтобы начать обдумывать, как бы соотнести это с его текущими планами. Мальчишка по-прежнему был опасен, да. Эта мысль просто-таки заставляла кипеть, однако, не от ярости, а от желания. Он хотел обладать мальчишкой, сделать его своим, по крайней мере до тех пор, пока он не надоест ему — тогда от него можно будет отделаться.       Убийство Поттера перестало казаться привлекательным. Мальчик показал ему совершенно новую грань самого себя, и Люциус знал, что без посторонней помощи он никогда бы её не обнаружил. Эта грань ему очень нравилась — не было никакого смысла отрицать это. Он мог быть помешан на контроле в каждом аспекте своей жизни, но с этого дня он не будет притворяться, что ему действительно нравится контролировать всё в постели, особенно когда альтернатива была намного более приятной.       За свою жизнь он имел бесчисленное множество любовников и шлюх обоих полов. Каждая из этих встреч дарила ему наслаждение, хотя некоторые были более запоминающимися, чем другие. В то время он думал, что нет ничего лучше, чем знать, что он может держать себя в руках, пока они теряются в муках страсти. Теперь он знал, что это не так. Терять голову самому от любовных ласк было гораздо приятнее. Жаль, что ему понадобилось так много времени, чтобы выяснить это.       Люциус был не из тех людей, которых особо беспокоило чужое мнение, главным образом потому, что у него были деньги и власть, чтобы купить эти мнения, если понадобится. Ни один из его партнёров никогда бы не осмелился комментировать его сексуальные предпочтения. В тот единственный раз, когда одной из них хватило ума, чтобы попытаться сделать это, она пропала при довольно загадочных обстоятельствах.       Нет, никто и никогда не посмеет ничего сказать. Как только он вернёт себе собственное тело, он будет исследовать своё новое сексуальное открытие с более опытными любовниками. А пока что с этим вполне справится Поттер. Люциус заснул с довольной улыбкой на устах. Его сны были полны зеленоглазых мальчиков, которые выглядели как точная копия мальчика-который-выжил.       На следующее утро он шёл на занятия в полусонном оцепенении. Его тело отменно ныло в тех местах, о существовании которых он раньше даже не подозревал, но он не потрудился наложить какое-нибудь исцеляющее заклинание. Он принимал эту лёгкую боль как напоминание о том, что прошлая ночь была не сном.       Гарри (Поттер, непреклонно напомнил он самому себе), продолжал бросать на него те долгие взгляды, от которых бросало в жар. Разница заключалась лишь в том, что теперь он знал их истинный смысл. Он распознавал в них собственничество, а ещё скрытые обещания. Его тело ощущало это не менее остро. Физическая реакция на эти взгляды была очень сильной и раньше, когда он мог руководствоваться только своими фантазиями; теперь же, когда он знал, чего ожидать, её интенсивность возросла в сотни раз, как будто глаза Гарри имели какую-то прямую магическую связь с его пахом.       Сдвоенные зелья с гриффиндорцами были настоящей пыткой, которую, однако, в отличие от Круциатуса, он добровольно прошёл бы, не задумываясь. Зелья всегда были одним из его тайных увлечений. Именно благодаря этому ему удалось в совершенстве приготовить Веритасерум, хотя весь урок он был погружён в свои мысли. Это принесло ему семьдесят баллов, так как он был единственным студентом, который смог правильно сварить зелье.       Люциус принял комплименты Снейпа с пренебрежительной улыбкой, уже обдумывая, как бы снова встретиться с Гарри. Если бы он не был так рассеян, то мог бы заметить оценивающий взгляд, который бросил на него Снейп. Как бы то ни было, единственное, что его беспокоило — это попытаться ли ему связаться с Поттером сегодня же или лучше подождать. Приняв решение, он направился к совятне, мысленно формулируя своё письмо Поттеру. Он был готов начать ещё одно путешествие к самопознанию. Все мысли о зельях, Снейпе и хогвартской защите были позабыты.       Ему нравилось быть шестнадцатилетним!              — Северус, прошу, входи. Присаживайся. Чаю? — вежливо спросил Дамблдор, указывая на стул перед своим столом. По мановению его руки из ниоткуда появились поднос с печеньем, чайник с кипятком и две чашки. Северус взял предложенную кружку чая, зная по опыту, что Дамблдор не будет слушать его, пока он не сделает этого.       — Ну, а теперь, мальчик мой, о чём ты хотел со мной поговорить?       — За последние две недели я заметил некоторые странности в поведении Драко Малфоя. Вы недавно проверяли карту Грюма?       — Ты имеешь в виду Карту Мародёров, — поправил его директор с намёком на улыбку, прекрасно понимая, что Северус пытается отрицать любые успехи своих врагов детства. Его улыбка превратилась в тихий смешок при виде потемневшего лица Северуса.       — Какая разница! — пренебрежительно отреагировал профессор зельеварения. — Так Вы смотрели или нет?       — Да, и я не нашёл ничего подозрительного в отношении мистера Малфоя. А какие странности ты заметил? — спросил Дамблдор снисходительным тоном, который действовал Снейпу на нервы.       — Для начала, эта игра в квиддич. Навыки ловца у Драко не так хороши. Клянусь Салазаром, он почти обыграл Гриффиндор!       — Северус, я удивлён! Такое неверие в свою команду… Если я правильно тебя понял, при обычных обстоятельствах Слизерин проиграл бы Гриффиндору. Я начинаю думать, что…       — Я этого не говорил. У Слизерина самая лучшая команда по квиддичу в школе. Однако мы оба знаем, что способности Поттера как ловца… — Северус разочарованно вздохнул.       Он терпеть не мог, когда Дамблдор так делал — искажал его собственные слова, пока он не заканчивал тем, что признавал вещи, которые не хотел. Однако скорее драконы начнут выдыхать воду вместо огня, чем он произнесёт какую-нибудь похвалу Поттеру. Понимающая улыбка Дамблдора только ещё больше разозлила его. Он сделал успокаивающий вдох. Потеря самообладания не принесёт ничего хорошего.       — Ладно, забудем про квиддич. Возьмём, к примеру, зелья. За последние две недели он не совершил ни одной ошибки, ни одной. Сегодня ему даже удалось успешно сварить Веритасерум — даже Грейнджер не смогла.       — Северус, я не понимаю, почему это так тебя удивляет. Ведь оценки мистера Малфоя по зельям всегда были выше, чем у мисс Грейнджер. Кажется, у мистера Малфоя самые высокие оценки по зельеварению во всей школе. Так что, если все эти слухи относительно твоих предвзятых методов оценки — правда, я не вижу, почему…       — Прекрасно! Ваша взяла! И разве Вы сами не поступаете так же? — раздражённо прорычал Снейп. — Послушайте, я бы не продержался так долго в качестве шпиона, если бы моя интуиция меня хоть раз подвела. Все мои инстинкты просто-таки кричат мне, что с Драко что-то не так. Этот человек — не Драко Малфой. Никто не может измениться так радикально за такое малое время. Вы уверены, что с этой картой всё в порядке? Мои инстинкты никогда не ошибаются, клянусь Слизерином!       — Полно, Северус, мальчик мой, ты же знаешь, что я никогда не усомнюсь в твоих инстинктах. И нет, карта вовсе не неисправна. Я абсолютно в этом уверен. Я могу заверить тебя, что мистер Малфой — это действительно мистер Малфой. С ним всё в порядке, — успокаивающе заметил директор.       — Альбус, возможно, здесь замешаны очень сильные заклинания, поэтому карта не видит подвоха. Я знаю, что она была создана Вашими любимыми гриффиндорцами, но они не были идеальны, несмотря на то, что Вам хотелось бы думать иначе. Существуют магические способы маскировки, которые чрезвычайно трудно распознать.       — Я прекрасно знаю об этом, но я могу разоблачить любую магическую маскировку, если она не создана с помощью зелий. Поскольку карта распознаёт Оборотное, то никакой проблемы нет. С мистером Малфоем всё в порядке, — продолжал пояснять Дамблдор. — Да, возможно, он ведёт себя немного нехарактерно для себя. Впрочем, это не слишком-то удивительно. Он только-только начинает понимать, что в жизни могут быть и другие вещи, более важные, чем тёмные искусства. Не беспокойся о нём. Пусть он сам найдёт свой путь. Он был бы большим подспорьем в нашем деле. Просто будь осторожен, когда находишься рядом с ним; твоя работа под прикрытием важнее всего остального. Нам нужен наш человек на собраниях Пожирателей Смерти.       — Прекрасно! Пусть так! — раздражённо бросил Снейп. — Я всё равно буду присматривать за ним, но не смогу открыто противостоять ему, не раскрывая своей легенды. Я надеялся, что это сделаете Вы. Как оптимистично с моей стороны было думать, что на этот раз Вы меня послушаете! В конце концов, Вы же никогда не делали этого раньше — ни с Квирреллом, ни с Локхартом, ни с Люпином, ни с фальшивым Грюмом, ни с кем другим! Делайте что хотите, Альбус. Но не жалуйтесь, когда в конце концов выяснится, что он вовсе не Малфой, а какой-нибудь Пожиратель Смерти, проникший в Хогвартс, и не говорите мне тогда, что я Вас не предупреждал. И на случай, если Вы не знаете: у Вашего драгоценного мальчика-который-выжил роман с Драко или кто там выдаёт себя за него. Поттер будет первым, кто заплатит за последствия, если моя правота будет доказана, — закончил Снейп, вконец разъярённый.       — О! А я и не знал, что ты об этом знаешь, — удивлённо заметил Дамблдор.       — Конечно, я знал! Да и как я мог не знать? Это происходит с самого начала учебного года. Поттер, — Снейп выплюнул это имя, как будто оно оставило неприятный привкус у него во рту. — Драко мог бы найти кого-нибудь намного лучше. Я не могу даже поговорить с ним о его глупости, не раскрыв своё положение. Как верный Пожиратель Смерти я должен был бы доложить Волдеморту, если бы узнал, что сын его правой руки стал любовником мальчика-который-выжил. Но я не могу этого сделать. Они тут же убьют Драко.       Дамблдору потребовался весь его многолетний опыт общения с профессором зельеварения, чтобы услышать скрытую боль в этом последнем заявлении. Похоже, Снейп действительно заботился о Драко. Иногда было очень трудно — даже для него — определить, когда Снейп притворялся, а когда нет.       — Послушай, Северус, я понимаю твои причины для беспокойства, но уверен, что с Драко всё в порядке. Во всяком случае, Люциус не допустит, чтобы его единственный наследник пострадал. Ты же сам знаешь, что Малфои очень заботятся о продолжении своего рода. Если что-то случится, Люциус защитит его, — успокаивающе сказал директор.       Снейп никак это не прокомментировал. Он знал, что Драко — это не всё, на что возлагал надежды Люциус. Однако старший Малфой, несмотря на некоторое недовольство сыном, не колеблясь сделает всё возможное, чтобы защитить своего отпрыска. Этого должно быть пока достаточно. Он в любом случае будет следить за своим крестником или самозванцем под его личиной. Теперь он уже не был так уверен, что Драко — не Драко на самом деле.       Он отлично знал, что Дамблдору не стоит доверять на все сто — он вполне мог лгать ему. Тем не менее, он не мог придумать причину, по которой Альбус сделал бы это в таком серьёзном вопросе. Однако без поддержки директора он мало что мог. Если Драко действительно самозванец, то открытое столкновение с ним только докажет Тёмному Лорду, что он — шпион.       — Будь по-Вашему, Альбус, — сказал Снейп с разочарованным вздохом. Через несколько минут он вышел из кабинета Дамблдора, бормоча себе под нос о старых гриффиндорских дураках и всем своим существом источая гнев.       Довольно улыбаясь, Дамблдор достал Карту Мародёров из одного из карманов своей мантии. «Нет, Северус, твои инстинкты действительно отлично сработали, но дальновидность у тебя оставляет желать лучшего». В пустынном коридоре третьего этажа он увидел две приближающиеся друг к другу точки, одна из которых была помечена как «Гарри Поттер», а другая — «Люциус Малфой». Он засунул карту обратно в карман и озорно улыбнулся. «Что ж, посмотрим, удастся ли Гарри Поттеру победить в очередной раз там, где многие другие, включая меня, потерпели неудачу».