Драже на любой вкус

      Люциус уверенно вошёл в библиотеку поместья. Ничто в его внешности не выдавало внутреннего смятения. Он заметил своего возлюбленного, сидящего в углу и читающего одну из многочисленных книг. Мимолётная улыбка скользнула по его губам; он молча приблизился к нему, в который раз очарованный его красотой.       — Привет, любовь моя! Наслаждаешься библиотекой? — спросил он с улыбкой, забыв все тревоги при виде своего избранника.       — Люциус, ты вернулся. Как прошла встреча с Дамблдором? Чего он хочет?       — Может, сначала ответишь на мой вопрос? Не бери в голову. Встреча прошла хорошо — старик просто хотел поблагодарить меня за помощь во время войны. Сентиментальный гриффиндорский дурак!       — Эй! Никаких насмешек над гриффиндорцами! Что же ты тогда так долго? — спросил Гарри, не совсем убеждённый.       — После я отправился в Косой переулок. Мне нужно было кое-что забрать из Гринготтса. Это заняло больше времени, чем ожидалось. И даже не спрашивай — это сюрприз. Который я преподнесу тебе сегодня вечером.       — Но, Люциус, ты же знаешь, как я любопытен. Ты же не думаешь, что я буду ждать до вечера, — Гарри надул губы, пытаясь заставить Люциуса уступить. Малфой улыбнулся его выходке, но не сдвинулся с места, а после зацеловал его так, что все мысли исчезли из головы Гарри.       — В таком случае мне придётся найти другие способы развлечь тебя, — сказал Люциус голосом, в котором плескалось желание, от чего у Гарри сразу же привстал член. — Я собираюсь устроить тебе экскурсию по поместью.       Малфой снова рассмеялся, увидев разочарованное лицо Гарри. Это был густой, глубокий смех, которого он никогда раньше не слышал. Гарри это понравилось. Очень. Он пообещал себе, что будет чаще заставлять Люциуса так смеяться.       Поместье Малфоев было очень старым — оно было на два столетия старше Хогвартса. Во времена Салазара Слизерина Малфои были известны как одна из старейших чистокровных семей. Тёмные лорды приходили и уходили; создавались новые семьи и уничтожались старые; однако Малфои всё оставались.       Традиции и знания передавались от отца к сыну, поколение за поколением. Драко как-то сказал Гарри, что даже его мать не была посвящена в семейные тайны, за что Нарцисса так и не смогла простить Люциуса.       Когда Малфой сказал Гарри, что ему устроят экскурсию по поместью, он никак не ожидал, что Люциус будет рассказывать ему историю каждой комнаты и каждого портрета, которые им встретятся. За один день Гарри узнал об истории волшебного мира больше, чем за семь лет страданий на уроках профессора Бинса.       Он был очарован чувственным голосом Люциуса, его глубокими знаниями традиций и историй, таких древних, что было чудом, что они вообще остались в памяти: семейные распри, которые заканчивались войнами, рабством, похищениями, предательствами, убийствами, самоубийствами, политическими заговорами, революционными открытиями во всех магических областях, интригами, шантажом, неудачами и успехами.       Эти истории временами были печальными, временами мрачными, временами страстными, а по большей части полными крови, желания и амбиций. Тем не менее, у них было кое-что общее. Они опровергали холодный фасад, который Малфои представляли волшебному миру. Ледяная внешность и жестокие серебряные глаза служили лишь для того, чтобы скрыть страсть, которая, если вырывалась на свободу, не знала границ.       Интересно, помнят ли Уизли, что один из их предков около семисот лет назад похитил и изнасиловал Серену Малфой? Знал ли Рон, что именно Флавиус Малфой был ответственным за экономический крах семьи Уизли, который начался четыре столетия назад? Он сомневался, что кто-нибудь из них связывал действия Флавиуса с похищением Серены за триста лет до этого.       Люциус объяснил, что во времена Серены Малфой Уизли были политически более влиятельны, чем Малфои. Любое возмездие тогда было бы бесполезным или слишком опасным. Однако жажда мести передавалась от отца к сыну. Флавиус был тем, кто нанёс последний удар, но в течение этих трёхсот лет каждый Малфой внёс свой вклад для ослабления власти Уизли. Даже Люциус, живущий семь столетий спустя после инцидента с Сереной, всё ещё был полон решимости помешать Уизли стать такими же могущественными, как когда-то.       Осмотр поместья занял у них целый день. За ужином Люциус ответил на все вопросы Гарри, касающиеся того, что он услышал в тот день. После этого он оставил Гарри одного в библиотеке, чтобы всё обдумать. Из многих традиций, которые Люциус упомянул в тот день, была одна, которая запечатлелась в памяти Гарри. Никто за пределами семьи не был посвящён в секреты Малфоев. Единственные люди, в которых не текла кровь этого семейства и которые узнали что-то о них, были выбраны в качестве спутников жизни Малфоев, так что в каком-то смысле они уже стали семьёй.       Он понимал, что Люциус завуалированно предложил во время этой экскурсии, и понимал, что каким бы ни был его ответ, тот никогда не отпустит его. Даже если ему придётся держать его пленником в Западном крыле поместья, как это сделал Дивиус Малфой со своей возлюбленной четыреста лет назад.       Их любовь в ту ночь была страстной, граничащей почти с отчаянием. Серебристые глаза Люциуса прожигали его насквозь, словно раскалённый металл, пытаясь прочесть самые сокровенные мысли Гарри. Поттер же использовал свои руки, губы и тело, чтобы показать Люциусу свои чувства. Ответ на этот вопрос был ясен для Гарри. Был только один возможный ответ — да.       Обычно Люциусу нравилось терять свой нерушимый контроль, когда он был в постели с Гарри. Ему нравилось видеть, как его избранник, будучи младше его, берёт верх в их любовных утехах. Ему нравилось наблюдать, как Гарри наслаждается своей тёмной стороной; той частью души этого, казалось, до мозга костей гриффиндорца, которую мало кто когда-либо видел. Это была часть Гарри, принадлежащая исключительно Люциусу. Однако в ту ночь всё держал под контролем Малфой.       Его поцелуи клеймили Гарри, заставляя его изнемогать от слабости и желать большего. Его руки были повсюду, пробуждая новые ощущения, требуя, чтобы Гарри сдался, уничтожив любые сомнения, которые у него могли остаться, завоевывая его душу, заявляя на него права. Всё, что требовал Люциус, Гарри ему отдавал. Его спина выгнулась, чтобы получить больше тепла от Люциуса. Его мускулы дрожали в предвкушении и сдерживаемом желании; его надломленный и хриплый голос, прерываемый стонами и вздохами, умолял о большем. Он предлагал Люциусу всё, что у него было: тело, сердце, разум и душу. Твой. Твой. Твой.       Люциус дрожащими руками раздвинул ноги Гарри. Его серебристые глаза следили за каждой реакцией возлюбленного, выжидая подходящего момента.       Мир Гарри взорвался калейдоскопом красок, когда Люциус вошёл в него. Он даже не осознавал, что его тело словно обезумело под Люциусом. Как будто откуда-то издалека он слышал, как тот поёт на непонятном ему языке, голосом прерывающимся, но уверенным, и каждый его толчок служил якорем для усиления заклинания.       Мысли Гарри то появлялись, то исчезали из сознания. Левая рука Люциуса рисовала сложные узоры на его коже, используя сперму Гарри как чернила. Ни разу он не сбился с ритма, входя в жаждущую плоть своего возлюбленного. Гарри почувствовал, что снова начинает твердеть. Его магия проснулась и зашевелилась, словно надвигающийся шторм. Каждый раз, когда Люциус достигал того скрытого местечка внутри него, его контроль всё больше и больше повисал на волоске.       Гарри бессвязно заскулил, когда Малфой крепко сжал его ноющий член. Он открыл глаза и утонул в образе Люциуса, вбивающегося в него. Длинные светлые волосы закрывали его лицо, придавая ему вид падшего ангела. Гарри вновь прикрыл глаза и не был уверен, сколько времени прошло с тех пор. Это могли быть как секунды, так и целые часы — время утратило своё значение.       Тело Гарри обволокло красно-золотым туманом, который по краям приобрёл насыщенный тёмный оттенок зелёного. Он сразу же узнал его: это была физическая материализация его магической силы. Люциус был покрыт такой же дымкой, но она состояла из смеси лесной зелени и чистейшего серебра.       Гарри посмотрел на Люциуса, и ему показалось, что он тонет в омутах ртути. Он чувствовал, как их магия становится единым целым, так же, как и их разумы. Внезапно восприятие Гарри изменилось, и уже его бёдра толкались в податливую плоть. Его бледные аристократические руки прочерчивали хорошо знакомые узоры на золотистой коже любовника.       Как во сне, Гарри видел тело поменьше, которое неудержимо билось под ним. Он видел зелёные глаза, глядящие на него остекленевшим от смеси отчаянной любви, невинности, жажды и усталости взглядом. Он был поражён своими сильными чувствами к этому мальчику, Гарри. Его Гарри. Собственничество, покровительство, желание, потребность и любовь, настолько сильная, что граничила с одержимостью. Он сделает всё, что в его силах, чтобы защитить своего Гарри, чтобы навсегда удержать его рядом с собой. А когда его силы не хватит, он найдёт новые способы увеличить её. Ничто и никто не удержит его вдали от того, что принадлежит ему.       Руки Гарри сжались вокруг бёдер его возлюбленного, и с новой силой он ускорил толчки. Он свяжет своего любимого с собой навсегда, даже после смерти. Светлая магия, тёмная магия — всё это не имело значения, пока это служило его целям. Его губы произнесли мощное заклинание, связывающее жизни, на древнегэльском языке. С удивлением он понял, что всё это время повторял заклинание. Он услышал, как другой голос произнёс заклинание в унисон с ним. Его Гарри. На самом деле его не удивило, что его Гарри знал заклинание, которое было семейным секретом на протяжении веков. Сейчас он был Люциусом, так же как Люциус был Гарри.       Пение достигло своего пика. Последние остатки его жёсткого самоконтроля разлетелись вдребезги. Багрянец и золото вокруг них сливались с серебром и зеленью, и нельзя было сказать, где кончается одно и начинается другое. Магия витала вокруг них с захватывающей силой. Их тела приподнялись над кроватью, в то время как магия вокруг них разрушала и переделывала всё, в бесконечной демонстрации своей грубой силы.       Серебро и зелень боролись за превосходство, как молния, ветер и дождь в разгар бури. Красное и золото поглощали и сжигали всё на своем пути, как лава. В итоге получилось и то, и другое: ураган и вулкан.       Он был Люциусом, входящим в своего возлюбленного, отмечающим его, заявляющим на него права, и в то же время он был Гарри. Он чувствовал грубые толчки любовника глубоко внутри себя и горячее семя, которое клеймило его лучше, чем любая магическая связь. Когда первые спазмы их оргазмов сотрясали его тело, он выкрикивал имя своего любимого, или своё собственное, а может быть, и то и другое — он уже не был уверен. Магия, окружавшая их, вспыхнула, лопнув. Они кричали, даже не зная, от боли или удовольствия. Среди хаоса, поглотившего всё вокруг, их тела без сознания упали на кровать.              Гарри медленно приходил в себя. Люциус смотрел на него, и улыбка освещала его лицо, резко контрастируя с беспокойством в глазах. Гарри огляделся, ожидая увидеть полный разгром, однако комната была цела, почти наводя жуть своей тишиной. У него не осталось сил, чтобы гадать, как долго он был без сознания.       — Ты в порядке? — спросил Люциус приглушённым голосом. Когда Гарри кивнул, его поза сразу расслабилась. Он лениво провёл пальцами по контурам губ своего избранника, поднимаясь ими к бархатистой коже щёк. Гарри прильнул к этой ласке, издавая счастливый вздох.       — Ты не сердишься, — заявил Люциус, хотя его глаза выдавали удивление.       — Нет, — без всякой необходимости заверил его Гарри. Его голос был хриплым, а горло болело от слишком сильных криков. — На самом деле я не ожидал магической привязки, но это меня не беспокоит. Напротив, я… Я никогда не думал, что ты захочешь такой самоотдачи. С Нарциссой ты никогда…       — Не сравнивай себя с ней, любимый. Она была удобством; ты же, с другой стороны, глубоко укоренившаяся потребность. Я не смогу жить… Я никогда не отпущу тебя. Я слишком сильно люблю тебя. Ты ведь это знаешь, не так ли?       — Да, знаю. Я тоже тебя люблю. И тоже не хочу, чтобы ты меня отпускал. На какое-то время я понял, что ты чувствуешь. Я был тобой. Это был самый невероятный опыт в моей жизни. Ты… ты тоже меня почувствовал? — спросил Гарри, внезапно почувствовав неуверенность.       — Да. Это было… Для этого действительно нет слов, — ответил Люциус и поцеловал Гарри. Это был долгий, сладкий, нежный поцелуй, который передал его чувства лучше всяких слов. — Подожди здесь. У меня есть кое-что для тебя. — Он обошёл постель и открыл один из ящиков прикроватного столика.       — Вот почему я был в Гринготтсе. Оно было в нашей семье с самого начала. Я хочу, чтобы оно было у тебя, — сказал Люциус, протягивая Гарри маленькую платиновую коробочку.       Сердце Гарри ёкнуло, когда он услышал, как Люциус сказал «наша семья». Однако, когда он увидел коробочку, оно забилось так быстро и сильно, что он был уверен, что Люциус слышит его стук. Он взял её дрожащими пальцами, надеясь, что это именно то, о чём он думал, и боясь, что это окажется не так. Зелёные глаза впились в Люциуса, полные надежды, страха и уязвимости.       — Не собираешься открыть её? — спросил тот с насмешливой, почти снисходительной улыбкой, хотя Гарри уловил намёк на ожидание.       Очень медленно он открыл коробочку. Внутри не было никакого кольца. Разочарование Гарри отдавало горечью во рту. Он не сводил глаз с маленькой серебряной змейки с двумя изумрудами вместо глаз, тщетно пытаясь сдержать слёзы. Он не хотел, чтобы Люциус видел, как он плачет. В любом случае, глупо было надеяться. Когда его пальцы коснулись змейки, она начала двигаться. Гарри ахнул от удивления.       С любопытством он снова прикоснулся к ней. Серебряная змея скользнула к нему. Она поднялась по его руке, опираясь на указательный палец Гарри. Затем она заскользила, пока не достигла его безымянного пальца и медленно обвилась вокруг его основания. Змейка прикусила ртом кончик собственного хвоста, образовав идеальный круг. После этого подвигалась ещё, пока не заняла удобное положение, а затем замерла.       Гарри счастливо рассмеялся, и недавняя боль совершенно забылась в свете неожиданного развития событий. Как он мог сомневаться в Люциусе! Он вскрикнул от радости и обнял Малфоя, страстно целуя. Люциус снисходительно улыбнулся, прекрасно зная, какой была первая реакция Гарри на его подарок.       — Я так понимаю, ты всё-таки хочешь на мне жениться. Был момент, когда я был не слишком уверен в этом, — поддразнил он.       — Ты болван! Откуда мне было знать, что змея превратится в кольцо? — возмущённо спросил Гарри.       Люциус снова рассмеялся тем тёплым смехом, от которого сердце Гарри забилось быстрее.       — Может быть, потому, что ты волшебник. Ты должен знать, что лучше не принимать вещи за чистую монету. Ничто не является тем, чем кажется в волшебном мире. — Затем Люциус начал целовать его собственнически и решительно, как бы стирая все возможные сомнения, которые Гарри ещё мог питать относительно его любви к нему.       — Теперь нам надо поспать. Завтра мы отправимся в Хогвартс и попросим Дамблдора сделать союз официальным. Весь мир узнает, что ты принадлежишь мне, — сказал Люциус, обнимая своего юного возлюбленного.       Гарри улыбнулся и придвинулся ближе к нему, засыпая под биение сердца любимого. Жизнь была прекрасна. Завтра он поделится своим счастьем с друзьями. Перед тем, как уснуть, он успел представить лицо Драко, когда тот узнает, что Гарри теперь официально его отчим.              Однако свадьба Люциуса и Гарри на следующий день не состоялась. Они прибыли в Хогвартс утром и попали в какую-то суматоху. Повсюду были авроры и чиновники Министерства. Классы были пусты. Профессоров нигде не было видно. Дети собирались небольшими группами; большинство девочек и некоторые мальчики помладше плакали от горя, а старшие ученики пытались утешить их с мрачными выражениями на лицах.       Гарри не стал ни у кого спрашивать, что случилось. Вместо этого он бросился к кабинету директора, и с каждым шагом его дурные предчувствия усиливались. Люциус последовал за ним с более достойной его статусу скоростью. Лестница, ведущая в кабинет Дамблдора, была открыта. Гарри слышал голоса, доносившиеся из кабинета Альбуса — он узнал голоса Артура Уизли и Северуса.       Внутри находилось несколько авроров; некоторых он знал ещё с войны, других — нет. Гарри перевёл взгляд на Северуса. На обычно бесстрастном лице профессора зельеварения отразилась глубокая печаль; даже его вездесущая злая ухмылка исчезла, а в уголках рта появился некий намёк на отчаяние.       — Что здесь происходит? Где Дамблдор? — спросил Гарри, хотя умом он уже догадывался обо всём, но боялся, что это окажется правдой.       Снейп не ответил ему. Он просто смотрел на Гарри с отсутствующим выражением лица. На какое-то мгновение между ними установилось полное понимание. Северус открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал и отвёл глаза в знак поражения.       — Нет! Нет! Этого не может быть! Это неправда! Ты лжёшь! Скажи мне, что ты лжёшь! — закричал на него Гарри. Сильные руки окружили его в защитном объятии. Он попытался вырваться из захвата, но руки только крепче прижимали его к себе. Откуда-то издалека донёсся знакомый голос, говоривший, что всё в порядке, что всё будет хорошо.       Но ничего не было в порядке. Дамблдор был мёртв. Даже если вслух он отрицал это, Гарри знал, что это правда. Его колени подогнулись, не в силах удержать его на ногах, но руки, обхватившие его, не дали ему упасть. Его развернули лицом к мощной груди, обтянутой дорогим шёлком. Он почувствовал, как руки успокаивающе пробежали по его волосам и спине. Тёплый голос продолжал говорить ему, что он никогда не будет один, потому что владелец голоса всегда будет рядом, что бы Гарри не делал.       Он услышал прерывистые рыдания и с ужасом понял, что они исходят от него. Гарри ненавидел плакать на людях, но не мог остановиться. Он ещё глубже зарылся лицом в эту грудь, отдаваясь во власть успокаивающих голоса и запаха сандаловой эссенции.       — Как это случилось? — спросил Люциус Северуса, перехватывая Гарри в более удобное положение.       — Он умер во сне. Я пришёл сюда утром, чтобы узнать, почему он не пошёл завтракать. Он лежал в своей постели. Моей первой мыслью было, что старый дурак решил на этот раз поспать подольше, — Снейп слегка рассмеялся, и Люциус услышал в этом смешке лёгкую истерическую нотку. — Я позвал его и, когда он не ответил, встряхнул. Он был холодным и окоченевшим. И тут я понял, что он совсем не дышит. Я… Я пытался заклинаниями… вернуть его к жизни, но… уже всё… всё, — закончил Северус, в отчаянии глядя на Люциуса. Ему вспомнился мальчишка, которым был Северус, когда только попал в Хогвартс, а сам Малфой был тогда на седьмом курсе. Как и тогда, Люциус почувствовал иррациональное желание защитить его.       Он должен был взять ситуацию под контроль — Северус был явно не в состоянии сделать это. Он и не подозревал, что смерть директора так сильно огорчит его друга. Однако времени на раздумья не было. Кроме того, во всей этой неразберихе у него не оставалось особого выбора. Гарри тихо плакал у него на плече. Он ещё раз мысленно выругал Дамблдора. Во всей этой ситуации виноват был только старик. Ему следовало оставить всё как есть, тогда бы ничего этого не случилось.       — Северус, мне нужно, чтобы ты отвёл Гарри в свои покои. Боюсь, эта новость подействовала на него слишком сильно. Могу я попросить тебя пока присмотреть за ним? — Как только он позаботится о Северусе с Гарри, то сможет разобраться с Министерством, прессой и аврорами.       Снейп был слишком горд, чтобы признать, что он не в состоянии справиться с ситуацией. Он, вероятно, смог бы отложить свою боль на второй план, пока не будут решены все проблемы, но с присутствием Люциуса в этом не было никакой необходимости. Малфой знал своего друга лучше, чем кто-либо другой — Северус был бы счастлив, если бы у него был повод вернуться в свои подземелья и оплакивать его в одиночестве, ну или почти в одиночестве. Мало кто мог бы подумать, но Снейп не будет против присутствия Гарри.       Люциус передал своего почти-супруга Северусу, и Гарри пошёл с ним, не протестуя; он всё еще был слишком захвачен ужасной новостью, чтобы в полной мере понимать, что происходит. Первым делом Люциус поговорил с сыном, попросив его прибыть как можно скорее. Драко тоже не любил старого дурака, но очень заботился о Северусе и Гарри. Его сын мог бы присмотреть за этими двумя, убедиться, что они поели и отдохнули, чтобы сам Люциус мог сосредоточиться на решении других проблем по мере их возникновения.       Малфой уже заканчивал приготовления к похоронам, когда пришли результаты магического вскрытия. Диагноз — естественная смерть от сердечной недостаточности. Ни в крови директора, ни в его ауре не было обнаружено никаких магических или химических веществ. Люциус удовлетворённо улыбнулся — работа выполнена отлично. Не то чтобы он ожидал чего-то другого.              Похороны превратились в грандиозное событие — в них приняли участие почти все члены британского волшебного сообщества, а также многие известные волшебники и волшебницы со всего мира. Гробницу должна была охранять большая мраморная статуя спящего дракона. Это было сделано в честь революционного открытия Дамблдора о двенадцати способах применения драконьей крови.       На основании статуи красными и золотыми буквами был выгравирован девиз Хогвартса: «Draco Dormiens Nunquam Titillandus» — для магической защиты, чтобы дух Дамблдора всегда пребывал в покое. В то же время это было признанием многих лет его жизни, которые директор посвятил знаменитой школе волшебства.       Вместо цветов люди приносили сладости, зная, что старый волшебник оценит их больше во время своего путешествия в загробный мир. В магически увеличенную могилу были брошены тысячи различных угощений, прежде чем наложили заклинание, которое должно было покрыть её землёй. Наконец, каменный дракон, с интересом наблюдавший за происходящим, удобно устроился на своём пьедестале и заснул. Небольшое ровное облачко дыма сопровождало каждый его выдох.       Люциус заказал экипаж, чтобы отвезти их с Гарри обратно в поместье. Его возлюбленный был не в том эмоциональном состоянии, чтобы аппарировать. Порт-ключ был бы идеальным решением, но он знал, как сильно Гарри ненавидел их.       Поттер мёртвыми глазами смотрел на проносящиеся мимо деревья. Экипажи Малфоев были быстрее, чем любой маггловский гоночный автомобиль, однако изнутри единственным доказательством этого был размытый ландшафт за окном. Чары и заклинания уничтожали любые толчки, от которых экипаж мог пострадать, а заглушающие чары не давали шуму ветра нарушить покой его пассажиров.       Люциус медленно провёл пальцами по волосам Гарри, стараясь не потревожить голову, покоящуюся на его левом плече. Глаза его будущего мужа были красными и опухшими от слёз, но, по мнению Люциуса, он выглядел потрясающе красивым.       — Я до сих пор не могу поверить, что он мёртв, — тихо сказал Гарри. Это был первый раз, когда он заговорил после срыва в кабинете директора. — Всё это кажется таким нереальным. Вчера мы собирались попросить его засвидетельствовать наш обряд, а сегодня… Мне казалось какой-то частью меня, что он бессмертный или что-то в этом роде. Сколько я себя помню в волшебном мире, он всегда был там. Теперь его больше нет. Как ты думаешь, Снейп оправится? Он тоже выглядел сильно потрясённым.       Люциус не смог сдержать улыбки. Это было так типично для Гарри — беспокоиться о других, даже когда его собственный мир рушился на части. Эту гриффиндорскую черту он презирал бы в любом другом человеке, но только у Гарри она выглядела милой. Он любил Поттера за его достоинства и недостатки, а не вопреки им. Хотя он был уверен, что его определения добродетелей и пороков сильно отличаются от определений его возлюбленного.       — Не беспокойся о Северусе. С ним всё будет в порядке. Он переживал и худшее, и ты тоже, если уж на то пошло. Кроме того, я уже говорил с другими директорами школ. Они согласились с моим предложением назначить Северуса новым директором Хогвартса. Он окунётся в работу, как делал это раньше, и прежде чем ты даже осознаешь это, он вернётся к своему язвительному «я».       — Гриффиндор никогда не выиграет Кубок, пока он директор, — сказал Гарри, разрываясь между счастьем за своего друга и унынием из-за затруднительного положения своего бывшего факультета.       — Ну, ты вряд ли можешь винить Северуса в некомпетентности гриффиндорцев, — заметил Люциус с превосходством.       — Не дразни гриффиндорца, Л.; опытным путём доказано, что это имеет ужасные последствия для твоей сексуальной жизни, — сказал Гарри усталым тоном. Люциус был в восторге от этой небольшой шутки — его Гарри уже был на пути к выздоровлению, и теперь ему необходимо было просто быть рядом с ним. — Я буду скучать по нему, Л., очень сильно, — грустно сказал Гарри.       — Я знаю, что такое любовь, и мне очень жаль. Мне не нравится видеть, как тебе больно. — Он поцеловал Гарри в макушку и продолжил играть с чёрными шелковистыми прядями волос.       — Чья это была идея — бросать конфеты вместо цветов?       — Вообще-то, Северуса. Я сам был несколько удивлён этим, но все говорили, что так будет уместнее, — ответил ему Люциус.       — Да, я тоже так думаю. Он так любил сладости. А какие ты бросал? Я как-то не обратил на это особого внимания.       — Драже Берти Боттс, — небрежно ответил Люциус.       Гарри не заметил жестокой улыбки, промелькнувшей на его губах.       — Знаешь, он их ненавидел. Он как-то сказал мне, что ему всегда достаются те, что отвратительны на вкус.       — Да, с драже Берти Боттс ты очень рискуешь, но мне это нравится. Что бы ты ни делал, рано или поздно им всегда удаётся взять над тобой верх, — прокомментировал Люциус.       — Как это делают Малфои? — поддразнил Гарри.       — Да, точно так же, как и Малфои, — честно ответил он, прекрасно понимая, что Гарри никогда не поймёт истинного смысла его заявления. — Почему бы тебе не отдохнуть немного? Мы только что въехали на территорию Малфоев; до прибытия в поместье ещё не меньше часа.       — Хорошо, — согласился Гарри, закрывая глаза и расслабляясь под ласками Люциуса.       Малфой продолжал гладить его по голове с довольной улыбкой на лице. В тот день он узнал много интересного. Чиновники Министерства хотели уволить Фаджа. Его отрицание возвращения Волдеморта лишь окончательно дискредитировало его перед коллегами и волшебным населением в целом. Через два месяца начнётся новая избирательная кампания, в которой Люциус намеревался принять самое активное участие.       С его властью, деньгами и родственниками он не сомневался в том, кто станет следующим Министром Магии. Он владел «Ежедневным пророком», а также «Ведьмополитеном» — это поможет склонить общественное мнение в его пользу. Кроме того, теперь он вместе с Гарри, Северусом и покойным Дамблдором был одним из так называемых героев войны. Ни у одного другого волшебника или волшебницы не было таких высоких шансов.       Более того, с Мальчиком-который-выжил-чтобы-убить-Волдеморта в качестве его мужа большинство волшебного мира проголосовало бы за него и без всего вышеперечисленного. Остальные волшебники — те, кто интересуются тёмной магией и чистотой крови — проголосуют за него в любом случае.       Жизнь выглядела очень многообещающе. Очень скоро он осуществит все свои мечты, о которых мечтал в юности: овладеет тайными познаниями в зельях и тёмных искусствах, обретёт политическое влияние, добьётся признания своих сверстников, денег и власти. И, в довершение, как будто этого было недостаточно, он уже владел тем, что было важнее всего остального вместе взятого. Единственным, о существовании чего он даже не подозревал в то время, когда впервые сформулировал свои планы на будущее — Гарри Поттером.       Он уже преуспел в том, что Лорду Волдеморту, одному из самых могущественных волшебников, когда-либо живших на земле, не удалось сделать. Люциус убил Дамблдора и победил Мальчика-который-выжил. Он смотрел на своего будущего мужа, доверчиво спящего в его объятиях, и всепоглощающее счастье переполняло его. Жизнь действительно прекрасна, когда тебя зовут Люциус Малфой.