Драже на любой вкус

      Две недели спустя Люциус раскрыл свою истинную личность Дамблдору и Снейпу. Он использовал важность своего высокого положения среди Пожирателей Смерти и ценность информации, которую предоставлял и всё ещё мог предоставить, чтобы заключить жёсткую сделку. Люциус вернул себе должность председателя Совета попечителей школы, а также выторговал полную гарантию того, что он не понесёт наказания за свои прошлые преступления. Более того, он договорился о том же для некоторых из своих собратьев-Пожирателей Смерти. Он убедил директора школы, что многие из них охотно перешли бы на другую сторону, если бы были уверены, что никакого наказания за этим не последует.       Большинство сторонников Тёмного Лорда устали от него и его безумных попыток убить мальчика, который всё продолжал жить. Они оставались с Риддлом только из страха за свою жизнь. Люциус, человек, никогда не упускавший случая, выжал из договора с Дамблдором максимум выгоды для себя. Он добился помилования для тех Пожирателей Смерти, что были верны ему, таких, как Гойл, Крэбб, Эйвери и Макнейр.       О тех же, кто представлял угрозу его интересам или на кого он затаил злобу, он даже не удосужился упомянуть. Когда Волдеморт умрёт, они умрут вместе с ним или окажутся в Азкабане. По мнению Люциуса, это была очень выгодная сделка. В обмен он пообещал продолжать собирать информацию для Дамблдора и заручиться поддержкой вампиров для финальной битвы.       Идея устранить Волдеморта раз и навсегда была довольно проста. Она возникла из-за Гарри. Он рассказывал Люциусу забавные случаи о своей жизни у Дурслей и мимоходом заметил, что его семья так ненавидит магию, что можно подумать, будто у них на неё аллергия.       Выражение лица Люциуса на мгновение стало отсутствующим. Затем его глаза безумно заблестели; он вскочил с кровати, как будто она была объята огнём. По мановению волшебной палочки он полностью оделся. Когда Гарри спросил его, что случилось, он злобно улыбнулся и сказал, что он гений. Увидев смущённое выражение лица Гарри, Люциус громко рассмеялся, покинул комнату и отправился на поиски профессора зельеварения Хогвартса. После этого они с Северусом — с помощью книги Слизерина по зельям — провели два с половиной месяца, работая без остановки, чтобы разработать зелье, которое вызывало бы аллергическую реакцию на магию у того, кто его выпьет.       Подлить зелье в напиток Волдеморта оказалось гораздо проще, чем Люциус мог себе представить. После этого им оставалось только ждать, пока оно подействует. Они составили его так, чтобы оно действовало медленно, путём постепенного повышения чувствительности организма, пьющего его, к магии. Чем больше волшебства творил человек, тем более уязвимым он становился. Через полгода у обычного волшебника случился бы аллергический шок от простейшего заклинания левитации. В случае с Тёмным Лордом это заняло всего около трёх месяцев.       Люциус был первым, кто заметил уменьшение количества магии, которую использовал Волдеморт. Всё больше и больше приходилось Хвосту наказывать тех Пожирателей Смерти, которые вызывали его неудовольствие. Когда Люциуса вызвала на встречу сова, а не обычная разрывающая боль в тёмной метке, он понял, что время пришло.       В ту ночь, покинув особняк Риддлов, он проверил защитные чары. Магическая подпись принадлежала не Волдеморту, а Хвосту, и, как и он сам, она была слабой. Их план сработал. Нужно было сообщить об этом Дамблдору.       Менее чем за две недели Альбус сумел собрать все свои силы: авроров, великанов, вампиров, оборотней, выпускников Хогвартса, не ослеплённых бесполезными отрицаниями Фаджа, и даже одного-двух приблудных гоблинов. Все они находились на территории Хогвартса, ожидая приказа Дамблдора начать атаку на особняк Риддлов.       Битва была безжалостной, но короткой. Численно превосходящие, но с лидером, практически лишённым способности творить магию, оставшиеся Пожиратели Смерти, которые не были предупреждены Люциусом, просто не имели шансов.       Когда битва почти закончилась, Тёмный Лорд собрал последние остатки своей магической энергии и сумел создать дуэльный барьер, который отделил его и Гарри от остального поля боя. Люциус был вне себя от ярости, когда увидел это. Он бросал проклятие за проклятием, тщетно пытаясь сломать барьер, но всё было бесполезно. Северус и Дамблдор пытались сделать то же самое, и, в конце концов директор остановил их.       — Теперь мы ничего не можем сделать, — сказал он сокрушённо. — Барьер слишком силён. Гарри, должно быть, принял дуэль, предложенную Волдемортом. Именно его принятие придаёт барьеру дополнительную силу. Даже если бы мы захотели, не смогли бы вмешаться. Это противоречит законам магической дуэли.       — Меня не волнуют законы магических дуэлей. Гарри там один сражается с Тёмным Лордом, и я хочу, чтобы он вышел оттуда, — яростно настаивал Малфой.       — Я тоже, Люциус, но магические дуэльные барьеры нерушимы. Ты знаешь не хуже меня, что как только такой барьер устанавливается, он спадает только тогда, когда дуэль заканчивается. Мы напрасно тратим здесь время. Битва всё ещё продолжается, — напомнил Дамблдор Малфою.       — Он хорошо подготовлен, Люциус. И чрезвычайно силён, — сказал наконец Северус. — Пусть он сам сражается с Тёмным Лордом. Я бы тоже этого не хотел, но теперь всё зависит от него. Гарри может победить его, а если нет… — Глаза Снейпа стали невероятно жёсткими, а губы выпрямились в тонкую линию, что обещало самую мучительную смерть любому, кто посмеет причинить вред его другу, пусть даже это сам Тёмный Лорд.       «Никакой смерти», подумал Люциус. «Если Гарри не выживет, смерть будет наименьшей из забот Волдеморта. Я позабочусь об этом». Люциус не ответил вслух, но они с Северусом посмотрели друг на друга с жестокой решимостью.       Даже Дамблдор со всем его многолетним опытом общения с профессором зельеварения и тёмными магами в целом не мог в полной мере понять безмолвный разговор между ними. Он недостаточно имел дел с тёмными волшебниками, чтобы понять, что случится с Волдемортом, если Гарри умрёт. Одно было ясно. Если это всё-таки случится, у Тёмного Лорда не останется ни единого шанса.       Наконец Люциус оторвал взгляд от Северуса. Что ж, раз здесь ему делать было нечего… Он направил всю свою ярость и беспомощность на продолжающуюся битву. С немалым удовлетворением он наблюдал, как люди, которых он когда-то называл соратниками, падали к его ногам всякий раз, когда зелёные вспышки покидали его палочку. Зелёные, как глаза Гарри. Он не испытывал к ним жалости. Смерть была предпочтительнее Азкабана, и предпочтительнее, чем судьба Лорда Волдеморта, если с его Гарри что-то случится.       Он снова поднял палочку, на этот раз, чтобы убить Хвоста, когда всепоглощающая боль охватила его левую руку. Она исходила от его тёмной метки. Это было в тысячу раз хуже, чем сотня проклятий, вместе взятых. Она прожгла ему руку и дошла до сердца. Он весь горел. Он умирал. Последнее, что он увидел перед тем, как его мир провалился в темноту, были зелёные глаза, глядящие на него с торжеством и ненавистью.       Его Гарри преуспел. Он убил Волдеморта. Это была бы счастливая мысль, если бы в тот момент Люциус Малфой и Лорд Волдеморт не были одним и тем же.              Люциус проснулся от боли. Болело, казалось, всё, а некоторые вспышки исходили из таких частей его тела, о существовании которых он даже не подозревал. Собрав все свои силы, он открыл глаза. От этого маленького движения внутри него словно прокрутились миллионы ножей. Он закричал, но из его горла вырвался только приглушённый всхлип.       — Люциус, ты проснулся. Я немедленно вызову медсестру. Даже не пытайся двигаться.       Голос Гарри наполнил его надеждой. Всё будет хорошо, даже если боль будет с ним вечно. Гарри жив. Какая-то часть его сознания пожаловалась, что он становился просто-таки жалким, когда дело касалось мальчика. Он не стал отрицать этого. И это было правдой. Самое же жалкое в этом было то, что его это не беспокоило.       — Мистер Малфой, рада снова видеть Вас среди живых. Сначала будет немного больно, но потом Вы почувствуете себя лучше.       Он хотел сказать глупой ведьме, что ему уже и так больнее некуда, но прежде чем смог решить, стоит ли это усилие дополнительной боли, она пробормотала заклинание. Боль внезапно усилилась, а затем превратилась просто в сдержанную пульсацию, почти как после Круциатуса. К такому он уже привык.       — Замечательно, — сказала медсестра так весело, что Люциус немедленно проклял бы её, если бы не нежелание двигаться в ближайшее время. — Мистер Поттер, пожалуйста, проследите, чтобы он пил это зелье каждые два часа в течение трёх дней. Пойду проверю, как там мистер Снейп. Он должен скоро проснуться.       — Я думал… Я думал, ты умер. Когда… — С губ Гарри сорвалось прерывистое рыдание. Он выглядел ужасно. На одежде были корки засохшей крови. Глаза у него опухли, под ними залегли тёмные круги. Он выглядел измученным. Возможно, так оно и было.       — Что с…случилось? — прохрипел Люциус. Говорить тоже было больно.       — Случился я. Я убил Волдеморта, на этот раз по-настоящему. Все, кто был заклеймён тёмной меткой, чуть не погибли вместе с ним. Некоторые… некоторые из них всё-таки умерли. Мерлин, Люциус, я мог бы убить тебя или Северуса. Волдеморт этого не стоил. Я… Если бы ты умер… Я бы никогда не смог прос…       — Тише, любовь моя, я жив… С Северусом тоже всё будет в порядке. Ты ведь слышал, что сказала медсестра. А всё остальное не имеет значения. — Ему стоило больших усилий говорить спокойно, но он справился, едва-едва.       — Я… Ты был в коме три дня. В Святом Мунго поначалу даже не захотели помочь тебе. Они… они сказали, что вы все заслужили это за то, что были Пожирателями Смерти. Я чуть не убил того ублюдка, который это сказал.       — Вообще-то жаль, что ты был без сознания, когда это случилось, отец. Это было прекрасное зрелище, — сказал Драко, входя в комнату. Он наколдовал стул рядом с Гарри и сел. — Этот идиот в буквальном смысле обмочился. Но я его за это даже не виню — Гарри действительно тогда выглядел убийственно, у него зашкаливала магия, и он весь был в свежей крови и грязи. Это теперь он выглядит усталым, как будто вот-вот упадёт замертво.       — Непохоже, что я сейчас грохнусь замертво, — сердито сказал Гарри.       — Гарри, милый, ты не спал и не ел три дня. Ты точно свалишься замертво, — невозмутимо прокомментировал Драко.       — Немедленно съешь что-нибудь! — сурово приказал Люциус. — Съешь что-нибудь сейчас же, или я встану с постели и сам тебя накормлю. Понятно?       — Люциус, ты не в том состоянии, чтобы вставать с постели, — сказал Гарри.       — Если ты не хочешь проверить это, я рекомендую поесть. Сейчас же!       Гарри бросил на Драко раздражённый взгляд, наколдовал несколько бутербродов и съел их, сопя от недовольства, словно пятилетний ребёнок. Драко самодовольно посмотрел на него и продолжил свой рассказ.       — На чём я остановился? Ах, да! Мы аппарировали сюда сразу после окончания битвы, Гарри нёс тебя, а я — Северуса. Дамблдор и все остальные остались на поле боя, чтобы убедиться, что они не пропустили ни одного бессознательного Пожирателя Смерти. В общем, мы прибыли сюда, и когда Гарри объяснил дежурному, что произошло, он практически прямым текстом сказал Гарри, что они не собираются помогать Пожирателям Смерти в Святом Мунго. Гарри посмотрел на него секунду, наставил на этого парня палочку и сказал ему, цитирую: «Слушай, придурок, эти двое сделали больше для разрушения режима Волдеморта, чем ты и твоя жалкая семейка вместе взятые. Вы сделаете всё, что в ваших силах, чтобы спасти их, а потом и ещё некоторых. Десять минут назад я убил Волдеморта. Вряд ли мне составит труда убить тебя и любого, кто будет настолько глуп, чтобы отказать им в медицинской помощи. Если они умрут, умрёшь и ты. Это понятно?» К тому времени, как Гарри закончил свою короткую речь, парень уже хныкал у его ног, умоляя пощадить его жизнь. После этого всё пошло гладенько. Они вызвали лучших целителей и начали работать так быстро, как только могли.       — Я не… говорил… так, — пропыхтел Гарри, перемежая слова чавканьем.       — Не говори с набитым ртом, — хором сказали Люциус с Драко.       — Не-не-не, не позволяй ему одурачить тебя, отец. Он произнёс именно эти слова. Помню, я подумал: «Возьми себе на заметку: не зли Гарри».       — И ты не очень-то хорошо с этим справляешься. Я уже начинаю злиться.       — Отлично. Со всем этими волнениями битвы я ведь, кстати, обнаружил, что внутри меня тоже сидит частица гриффиндорца. Начинаю находить жизнь, полную опасностей, даже привлекающей. Жаль, что у меня нет собственного Тёмного Лорда, пытающегося меня убить, — насмешливо заметил Драко.       — Если ты не будешь осторожен, я могу стать твоим личным Тёмным Лордом, — поддразнил его Гарри.       — О! Угрозы пошли! — радостно воскликнул Драко. — Видишь, отец, я же говорил тебе, что у него это хорошо получается. Ладно, оставлю вас наедине. Вернусь к Северусу, пока он не проснулся, и выслушаю его жалобы на всё подряд — от плохого качества еды до некомпетентности зельевара Святого Мунго.       Люциус подождал, пока сын уйдёт, и только потом сказал:       — Он знает.       — Ну, я ведь практически угрожал убить всех в Святом Мунго, если они не спасут твою жизнь. Даже больше — я вцепился в тебя, как за спасательный круг, которым ты и являешься, в общем, и всё время кричал: «Люциус, Люциус, Люциус!» так, что Плакса Миртл бы позавидовала. Уверен, что есть лучшие способы сохранить отношения в тайне, — саркастически изрёк Гарри.       Он помолчал немного и неуверенно спросил:       — Ты не сердишься? Мы ведь не особо обсуждали предание наших отношений огласке, но теперь почти все знают. Рон с Гермионой так разозлились. Они поверить не могли, что я лгал им больше года, сначала о письмах, а потом о тебе. Почему-то то, что я с тобой, расстроило их даже больше, чем отношения с Драко. Думаю, Гермиона простила меня только потому, что я и так был в депрессии. А Рон только потому, что был уверен, что ты умрёшь, и тогда ему всё равно не придётся иметь с тобой дело.       — Что ж, тогда я рад, что всё ещё жив. Мне бы очень не хотелось упустить такую прекрасную возможность сокрушить надежды Уизли. И нет, я не сержусь. Я хочу, чтобы все знали, что ты принадлежишь мне, и чтобы они заранее знали, с кем связываются.       Такой собственник-Люциус всегда сильно заводил Гарри. Он надеялся, что его возлюбленный скоро поправится. Самое худшее было позади.       Вскоре вернулся Драко, чтобы сообщить им, что Северус проснулся. Открыв дверь, он увидел, что Гарри и Люциус крепко спят. Довольный тем, что его друг наконец решил отдохнуть, он превратил кресло, на котором спал Гарри, в кровать, и вернулся в комнату Северуса. Пришло время и ему поискать своё счастье. Всего-то нужно будет убедить одного очень упрямого профессора зельеварения, что с ним ему будет лучше.              — А, Люциус! Пожалуйста, присаживайтесь. Я рад, что Вы нашли время навестить меня. Как Вы себя чувствуете? — вежливо спросил Дамблдор, когда Малфой вошёл в его кабинет.       — Вы уже спрашивали меня об этом вчера на празднике. С тех пор моё самочувствие не сильно изменилось, — сказал Люциус, не садясь.       — Не хотите ли чаю? — спросил Дамблдор, игнорируя резкий тон Люциуса.       — Господин директор, мы оба знаем, что это не светский визит. Вы практически приказали мне прийти сюда. Чего Вы хотите?       — Как пожелаете, тогда давайте перейдём к делу. Прежде всего я хотел поблагодарить Вас за помощь во время войны, — Дамблдор поднял руку, останавливая Малфоя, намеревающегося перебить его. — Дайте мне закончить, и тогда скажете всё, что пожелаете. Благодаря информации, которую Вы предоставляли, было спасено много жизней. Кроме того, без Вас Ордену Феникса потребовалось бы гораздо больше времени, чтобы окончательно победить Волдеморта раз и навсегда. Я знаю, что Вы уже слышали всё это во время вчерашнего празднования, когда получили свой Орден Мерлина первой степени. Однако я хотел бы еще раз поблагодарить Вас лично. А теперь я перехожу к причине, по которой вызвал Вас сюда. Вчера я разговаривал с Гарри, и он сообщил мне, что Вы уже некоторое время вместе, фактически с тех пор, как закончилась война. Однако из моего разговора с Гарри я понял, что он не знает, что это на самом деле его вторая связь с Вами.       При этих словах тело Люциуса едва заметно напряглось.       — Ну, может быть, это связано с тем, что это мои первые отношения с ним?       Глаза Дамблдора сверкнули скрытым весельем. Он выдвинул один из ящиков стола, достал старый кусок пергамента и протянул его Люциусу. Со всем превосходством, которое только Малфой мог изобразить, он взял его и слегка расширил глаза от удивления.       — Любопытное изобретение. Ученикам будет сродни чуду сотворить какую-нибудь шалость, если такая карта будет находиться в распоряжении учителей, — сказал он, с напускной лёгкостью возвращая карту.       — Как бы мне ни было больно признавать это, но этот кусочек волшебства был не моей идеей, а одних бывших студентов. Его первоначальная цель и в самом деле состояла в том, чтобы проворачивать проделки, о которых Вы сказали, — отметил Дамблдор. — И сколько же они успели натворить! Я уверен, что Вы слышали о Мародёрах, хотя они учились несколько позже Вас. Карта лежала у меня только последние три года.       — Довольно занимательная история; тем не менее, я не понимаю, как это относится ко мне.       — Терпение — добродетель, мой мальчик, мы уже подходим к этому, — невозмутимо сказал Дамблдор. — Видите ли, одна из самых интересных особенностей этой карты заключается в том, что она распознаёт всех, независимо от того, какая магическая маскировка используется: мантия-невидимка, или анимагическое превращение, или даже, скажем, Оборотное зелье. Она всегда показывает имя реального человека и его местоположение в Хогвартсе. И в самом деле очень полезная вещь. После трагического инцидента с фальшивым Грюмом три года назад у меня вошло в привычку проверять эту карту каждый день.       — Чего Вы хотите? — жёстким голосом спросил Малфой, и всё его тело напряглось, как у змеи, готовой к броску.       — Я ничего не хочу, Люциус. Я знал, что Вы выдаёте себя за своего сына и ничего не предпринял, потому что хотел сначала выяснить, чего Вы хотите. Кроме того, я надеялся, что после того, что сделала с Вами тёмная магия, напоминание о других вещах, которые может предложить жизнь, принесёт Вам некоторую пользу. Иногда мы принимаем решения, не осознавая их долгосрочных последствий, а когда осознаём свою ошибку, часто бывает слишком поздно что-то делать. В Вашем случае это не так.       — Малфои не ошибаются, господин директор. Вы объяснили мотивы своих тогдашних действий, неважно, насколько много в них было сентиментальности. Это не объясняет, почему Вы говорите мне это сейчас. Я ещё раз спрашиваю, чего Вы хотите? — Люциус крепко сжал правый кулак вокруг наконечника своей трости в виде головы змеи.       — Почему бы Вам не присесть? Тогда мы сможем обсудить это более спокойно.       — Просто скажите мне, Дамблдор. Не разыгрывайте из себя гриффиндорца. Мы оба знаем, на что Вы действительно способны. Вы же знаете, что если бы не Гарри, я бы не перешёл на другую сторону. Ещё Вы знаете, что я готов сделать всё, чтобы удержать его. Вам нужны деньги? Моё обещание, что я не буду заниматься политической карьерой? Что?       — Люциус, мне от Вас ничего не нужно. Я очень рад, что Гарри смог помочь Вам увидеть Ваши ошибки, в то время как я не смог этого сделать.       Мозг Люциуса быстро заработал, обрабатывая всю информацию, выискивая скрытые смыслы, просчитывая действия и противодействия. И вывод был один — Дамблдор не знает. «Старый дурак действительно считает, что я жалею о времени, проведённом в качестве Пожирателя Смерти. Он не понимает, что я предал Тёмного Лорда только потому, что тот никогда не смог бы дать мне то, чего я хотел даже больше, чем власти — добровольно находящегося со мной Гарри». Люциус расслабился. Покуда Дамблдор не знает правды, ему нечего бояться.       — Вы собираетесь жениться на Гарри? — спросил Альбус.       Люциус удивился внезапной смене темы разговора. Он об этом даже не думал. После того, как они с Гарри расстались в тот первый раз, он сосредоточился только на том, чтобы найти способ вернуть его обратно. Одну за другой он уничтожил причины, по которым Гарри не хотел его видеть: отношения с сыном, поддержка Люциусом Волдеморта, заявление Гарри о том, что он не знает Люциуса, и отсутствие доверия к нему у мальчика.       Купаясь в предвкушении встречи с Гарри, он даже не задавал себе вопросов о том, куда он хотел бы направить их отношения в будущем. Вопрос Дамблдора был справедлив. И у него был только один возможный ответ. Магическая привязка Гарри к нему станет последним шагом в его стремлении назвать мальчика своим.       — Да, собираюсь.       — Это замечательно, Люциус. Однако Вы должны понимать, что я не могу позволить Вам лгать Гарри подобным образом, если Вы планируете связать себя длительными отношениями.       — Лгать? Боюсь, я не понимаю, что Вы имеете в виду.       — Люциус, Вы должны сказать Гарри правду. — Выражение лица Дамблдора внезапно стало очень серьёзным.       — Какую правду? — спросил Малфой с замиранием сердца.       — Что год назад он спал именно с Вами. Что Драко позволил Вам выдать себя за него, чтобы Вы могли собрать информацию о защите Хогвартса. Что Вы уже не в первый раз вместе. Что именно он помог Вам увидеть неправильность Ваших действий как Пожирателя Смерти. Что без него Вы бы до сих пор поддерживали Волдеморта. — Лицо Дамблдора не оставляло места для споров.       — Вы что, с ума сошли? Он никогда этого не поймёт! И никогда меня не простит! Я могу лю… Может, он мне и небезразличен, но я не настолько слеп, чтобы забыть, что он остаётся всё тем же гриффиндорцем. Он немедля порвёт со мной, и всё, что я делал до этого, пойдёт прахом. Он никогда не должен узнать правды! — яростно воскликнул Малфой.       — Уверен, Люциус, ничего прахом не пойдёт. Благодаря Вам было спасено множество жизней. Кроме того, я думаю, что Вы недооцениваете любовь Гарри. Он поймёт, может быть, не сразу, но со временем он простит Вас, и, в конце концов, вернётся. Вы не можете строить долгосрочные отношения на полуправде и полной лжи.       — Я — слизеринец, господин директор. Вся моя жизнь основана на полуправде и лжи, и у меня ещё не возникало проблем из-за этого.       Люциус был вне себя от ярости. Дамблдор требовал от него невозможного. У него всё ещё отпечаталось в памяти выражение чистой ненависти и презрения Гарри, когда он понял, что Люциус на самом деле не Драко. Тогда он поклялся себе сделать всё, что в его силах, чтобы Гарри больше никогда так на него не смотрел. Абсолютно всё.       — Я не вижу другого выхода, мой мальчик. Если Вы не скажете ему, я буду вынужден сказать ему сам. — Решимость в голосе Дамблдора не оставляла сомнений в его намерениях.       — Вы же не можете говорить это всерьёз. Если Вы скажете ему, получается, Вы знали, что всем известный Пожиратель Смерти спит с ним, и позволили этому продолжаться какое-то время. Как Вы думаете, какова будет реакция Гарри на это? Вас он тоже возненавидит, — сказал Люциус, уверенный, что раскусил блеф директора.       — Ненависть — слишком сильное слово. Он будет разочарован и обижен, но со временем простит меня, как простит и Вас. В этом я уверен. Кроме того, я бы никогда не позволил Вам причинить ему вред. Мы с Северусом оба не спускали с Вас глаз, — сказал Дамблдор.       — Северус тоже знает? — спросил Люциус с растущим беспокойством. С Дамблдором он справится, но Снейп — другое дело.       — Нет, не знает. Он подозревал, что кто-то выдаёт себя за Драко, но я так и не подтвердил этого. Наоборот, я пытался заставить его оставить вас наедине. Северус никогда бы не одобрил некоторые из моих методов, — признался директор с самоуничижительной улыбкой. — Но он думал, что это дело рук какого-то случайного Пожирателя Смерти. Ему доставляло удовольствие постоянно повторять мне: «Я же Вам говорил», когда Вы прислали карту со слабыми местами защиты замка, но через некоторое время он оставил всё как есть.       Северус не знает, с удовлетворением подумал Люциус. Одной проблемой меньше. Ему просто нужно убедить Дамблдора держать рот на замке, и всё будет в порядке.       — Я в самом деле не думаю, что нужно говорить об этом Гарри, — сказал Люциус. — Ему и не нужно знать. То, что было, то прошло. Вы больше, чем кто-либо другой, не должны хотеть, чтобы Гарри узнал. Возможно, со временем я смогу объяснить ему, почему так поступил. Однако я не знаю, как Вы собираетесь объяснить ему, что поимели его в своих целях.       — Я ничего такого не делал! — сердито сказал Дамблдор.       — Неужели? — насмешливо спросил Люциус. — Как ещё можно назвать позволение шестнадцатилетнему ученику заниматься сексом с известным Пожирателем Смерти, потому что Вы надеялись, что если этот ученик будет достаточно хорош в постели, Пожиратель отплатит Вам за Вашу доброту информацией о деяниях и планах Тёмного Лорда?       — Я называю это азартной игрой.       — Вот что мне нравится в светлых волшебниках. Они называют убийство справедливостью, манипулирование — необходимостью, а блуд — азартной игрой. В конце концов выходит, что единственное различие между тёмным и светлым волшебником заключается в терминологии.       — Люциус, Вы переступаете границы дозволенного. Я сделал то, что должен был сделать. В то время я думал, что это лучший курс действий в долгосрочной перспективе. И я был прав. Гарри рассердится на меня, это правда. Но я всё-таки сделал это и не жалею. Благодаря этому Орден получил очень полезную информацию. И в каком-то смысле я всегда подозревал, что Вы так же хорошо подходите для Гарри, как и Гарри для Вас.       — Тогда почему Вы пытаетесь разрушить наши отношения? — спросил Люциус.       — Мы оба использовали Гарри. Я сделал это для того, что называю общим благом, а Вы сделали это по своим личным причинам. Но в конце концов мы оба его использовали. И он имеет право знать. Самое меньшее, что я могу сделать — это убедиться, что так и произойдёт. Этого недостаточно, чтобы компенсировать то, что я сделал, но это всё, что я могу предложить, — печально промолвил Дамблдор.       — Итак, вот мы и подошли к истинной причине. Это не более чем Ваше жалкое стремление к искуплению, — парировал Люциус. — Дайте угадаю — Вы не можете спать ночами, зная, что то, что Вы сделали с Гарри, непростительно. Вместо того чтобы принять бессонные ночи как должное наказание, Вы решили, что будет гораздо лучше очистить свою совесть. При этом то, что этот небольшой нюанс разобьёт сердце Гарри, Вас не касается, так что ли? Клянусь Салазаром, Вы такой же жалкий эгоист, как и худший из нас. Вы просто придумываете красивые предлоги, чтобы это скрыть, — сердито закончил Люциус.       — Может, Вы и правы. Однако я чувствую, что Гарри был бы более благодарен, если бы узнал правду, чем если бы ему солгали. Если цена, которую придется заплатить — это то, что Гарри никогда не простит меня, так тому и быть. Но ясно одно: если Вы сами ему не скажете, то это сделаю я, — с мрачной решимостью произнёс Альбус.       Люциусу нужно было время, чтобы придумать альтернативное решение. Единственное, что было сейчас явственно понятно — это то, что больше он не потеряет Гарри. Натянутым движением, которое противоречило обычной грации Малфоя, он сел в кресло перед столом директора. Он рассматривал Альбуса, как загнанное в ловушку животное, ищущее выход, сознающее опасность, но готовое бороться за свободу любой ценой. Но сколько бы он ни пытался найти другие решения, в конечном итоге оставалось только одно. Это причинит Гарри боль, чего он хотел бы избежать любой ценой, но Дамблдор не давал ему особого выбора.       — Могу я вернуться к тому предложению насчёт чая, пожалуйста? — Люциус сокрушённо вздохнул. Он уже представлял себе зелёные глаза Гарри, полные боли и непролитых слёз. Его сердце сжалось, и он подавил это чувство. Это нужно было сделать. Со временем Гарри оправится — он сам об этом позаботится.       — Конечно, Люциус, чёрный подойдёт? — спросил Дамблдор, уже уверенный в том, что эта локальная битва подошла к концу.       — Да, пожалуйста.       — Сахар, молоко?       — Нет, спасибо, — ответил Люциус. — Есть ли у меня какой-нибудь способ убедить Вас не говорить об этом Гарри?       — Нет, Люциус, никаких.       — Ну что ж! Прошу не винить меня за попытку, — сказал он удручённо. — Кто-нибудь ещё знает об этом, кроме Вас? Гарри и так будет нелегко узнать от меня правду, и я не хочу, чтобы кто-то ещё использовал эту информацию, чтобы навредить ему.       — Мне кажется, Вы недооцениваете друзей Гарри. Они никогда не причинят ему вреда намеренно. Однако молодые люди иногда не задумываются о влиянии своих слов. Я целиком и полностью понимаю Ваше беспокойство. Не волнуйтесь, никто не знает об этом, кроме меня, Вас и Драко.       — Драко? О! Конечно, он знает, что я выдавал себя за него, это верно, — поспешил внести поправку Люциус, ведь директор не знал, что у Драко изменены воспоминания. — Но он никому об этом не расскажет, — сказал Люциус и добавил мысленно: «Я уже позаботился об этом. Пора сделать то же самое с тобой».       Люциус сунул руку в потайной карман мантии и достал одну из своих неизменных коробочек с драже на любой вкус. Он небрежным жестом протянул её директору школы.       — Северус сказал мне, что Вы очень любите сладости. Угощайтесь, пожалуйста.       — Вообще, драже Берти Боттс на любой вкус — единственное исключение из этого правила. В юности мне попалось одно со вкусом рвоты, и это отпугнуло меня от них. Я попробовал ещё раз несколько лет спустя, но получил ушную серу. Как видите, мне не очень везёт с этими драже, — удручённо сказал Дамблдор.       — Ну, в третий раз должно повезти. Кроме того, в этот раз Вам точно нечего бояться — эти драже сделаны на заказ — одна из привилегий чрезвычайного богатства. — Губы Малфоя дёрнулись в самодовольной ухмылке. — Вот, — сказал Люциус, протягивая директору два тёмно-коричневых драже, — эти одни из моих любимых.       — Тогда, думаю, я в безопасности, — сказал Альбус, сверкнув глазами. Он взял одно из драже, подождал, пока Люциус съест второе, а затем с настороженным видом принялся жевать своё. — Шоколад! — сказал он радостно, как ребёнок, получивший неожиданный подарок.       Люциус с серьёзным видом отхлебнул чаю.       — Я скажу Гарри правду, но не сразу.       — Люциус, это не…       — Подождите, дайте мне закончить. Я просто прошу один день. Как только я скажу, ему, вероятно, потребуются годы, чтобы простить меня, если когда-нибудь это вообще произойдёт. Я знаю, Вы думаете, что он так и сделает, но не в моём характере быть чрезмерно оптимистичным. Всего один день, чтобы хватило на долгие годы. Я не так уж многого прошу. Если к завтрашнему дню я ничего не скажу, тогда Вы можете сказать ему правду.       — Хорошо, Люциус. Только один день. Если к завтрашнему дню Вы ему не скажете, вмешаюсь я.       — Спасибо, господин директор. И ещё кое-что, прежде чем я уйду. Пожалуйста, никому не говорите о настоящей причине моего визита. Я думаю, Гарри было бы не так больно, если бы он не знал, что я был вынужден сказать ему правду. Это не будет ложью, просто умолчанием. Если Вы кому-нибудь расскажете… ну, Вы же знаете Хогвартс. Что знают двое, то знают все. Я прошу этого для Гарри; он уже достаточно пострадал.       — Хорошо, я никому об этом не скажу. Однако, если Вы не выполните своего обещания, я буду вынужден рассказать Гарри всё, включая истинную причину Вашего визита.       — Ничего другого я и не ожидал, — сухо заметил Люциус.       — До свидания, мистер Малфой. И удачи Вам.       Люциус прошёл за антиаппарационные барьеры Хогвартса и дезаппарировал прямо в Косой переулок. Он вошёл в Гринготтс с таким видом, как будто это место принадлежало ему, что почти так и было, и попросил одного из гоблинов, отвечавших за его личные хранилища, принести ему очень специфический предмет, который хранился его семьёй на протяжении многих поколений.       Дожидаясь возвращения клерка, он порылся в коробочке «Берти Боттс» в поисках жёлтого драже, и найдя его, с немалым удовлетворением съел. Когда гоблин вернулся, Люциус взял маленький свёрток и вышел из банка. Оказавшись снаружи, он дезаппарировал в Малфой-мэнор.