Половина Луны

Дургам Джала задумчиво вертел в руках клочок пергамента, принесённый ему мальчишкой-посыльным из Паталипутры. Не было сомнений, что почерк в послании принадлежит дэви Дайме, держащей в подчинении всех служанок во дворце Дхана Нанда. Дургам отлично знал: Дайма для самраджа Магадхи являлась не просто прислугой, а близким человеком, одной из немногих, кому царь полностью доверял. Так почему вдруг просьба Даймы идёт вразрез с давними указаниями Дхана Нанда? И почему царская няня пишет сюда тайком, передавая пергамент через незнакомого посыльного? И не Джагат Джале, а ему, Дургаму? — Странно, очень странно. «Досточтимый Дургам Джала! — ещё раз перечитал записку мужчина. — Сообщаю Вам, что купание в тёплой воде панды по кличке Мура, полученной в дар Вашим уважаемым братом Джагат Джалой от нашего возлюбленного Повелителя, вызовет интересные последствия. Попробуйте! Уверяю, Вы не разочаруетесь». Дургам Джала присел на край ложа и покачал головой, сминая пергамент в руке. — Зачем Дайма написала такое, да ещё сделав попытку остаться неузнанной, хотя я отлично знаю её руку? А в самом деле, что будет, если панду искупать в подогретой воде? Брат говорил, Дхана Нанд настрого запретил это делать. Сказал, что животное околеть может или взбеситься. Но если здраво рассудить, с чего бы это произошло? Разве хоть одно животное умирало или впадало в бешенство от того, что его обливали тёплой водой? Если собаку облить — не кипятком, конечно, а чем-то тёплым — она не умрёт и не заболеет. И кошка, и слон, и лошадь, и корова — все останутся живы. Да у нас иногда с неба такие дожди льют, словно молоко парное. Никто не страдает. Чем дожди в Чжунго отличаются от дождей в Бхарате? Панды живут в бамбуковых зарослях и вполне могут иногда попадать под тёплые дожди… Вот дэви Дайма пишет: «Последствия будут интересными». Какими? Нет, не стану… Не стану и пробовать! Дайма хочет сделать меня виноватым в смерти редкой панды, на которую жена моего брата просто молится. Хочет, чтобы и брат, и дэви Калки на меня разозлились, нажаловались Дхана Нанду, а тот казнил бы за уничтожение его подарка. С другой стороны, зачем дэви Дайме причинять мне зло? Я всегда хорошо относился к ней, она — ко мне. Выходит, она узнала некий секрет и хочет, чтобы и я его узнал? Что за секрет это мог бы быть? Ещё некоторое время Дургам быстро ходил из угла в угол, стараясь выбросить из головы содержимое письма, но потом любопытство победило. — Служанку сюда! — крикнул брат управляющего Параспуры, высунувшись из своих покоев. — А ещё лучше — передайте тем, кто на кухне, чтобы быстро подогрели воду. Я омовение принять хочу. В летней купальне. И немедленно. И чтобы женщин не было, хочу остаться один! Кто-то из телохранителей, дежуривших возле покоев Дургама, услышав приказ, заорал на весь коридор так, что его крик мог бы разбудить армию мёртвых: — Господин Дургам желает уединиться и принять омовение в летней купальне!!! Поторопитесь!!! Слова охранника по цепочке начали передавать дальше сквозь дворцовые переходы, галереи и покои, пока приказ не достиг ушей какой-то служанки. Подобрав края сари, девушка со всех ног бросилась на кухню, крича, чтобы грели побольше воды и несли в летнюю купальню. Дургам остался вполне доволен скоростью, с которой кинулись исполнять его повеление. Бравый потомок цирюльников широко улыбнулся и, крякнув, пригладил усы. Пока служанки греют воду, подумал он, надо сообразить, как незаметно дотащить панду до купальни. Он сам должен узреть обещанные ему «интересные последствия», однако бедняга Дургам не мог и предполагать, что именно он увидит. *** — Иди… Иди, проклятая! — отдуваясь и пыхтя, Дургам Джала тащил на верёвке упиравшуюся всеми лапами панду. — Вот бхутово отродье! Упарился с тобой. Говорят, тёзка твоя тоже была не мёд. Такая же упрямая, но красивая. Не видал ни разу, но хотел бы встретить… в опочивальне. Да что мечтать теперь, если она в прошлом году померла. Глупая! Если ей так противно было Дхана Нанду свою любовь дарить, могла бы сюда сбежать. Укрыл бы я её, не выдал царю ни за что! На золоте бы пила и ела. А уж как я бы её целовал… А она восстание поднять вздумала! Сама себя приговорила, эх, — Дургам тяжко вздохнул и снова взялся за панду. — Слава всем богам, твою клетку в сад перенесли, пока погода стоит ясная и не жаркая. Представляю, как бы я вспотел, таща тебя через дворцовые переходы. Ну, ещё немножко! Давай, давай, проклятая! Панда злобно рычала, вздыбив шерсть на загривке, угрожающе клацала зубами, хрипела и пыталась передними лапами стащить с шеи верёвочное кольцо, которым Дургам передавил ей горло. — Всё равно узнаю, почему Дайма написала такое. Она точно что-то выяснила! Ничего… Скоро и я узнаю. Ещё чуть-чуть… Напрягись, Дургам, твоя победа близка! Последние шаги до купальни мужчина преодолевал из последних сил, вспоминая монахов из «Бхара-сутты», несших тяжкий груз, состоящий из незримых «пяти совокупностей». Накануне Дургам мужественно выдержал беседу с очередным странствующим буддийским монахом, ничего, как всегда, не понял, но воспоминание о чём-то тяжёлом и неподъёмном осело в его сознании. — Давай, паршивка! Вода же стынет! — понукал Дургам своенравную китайскую медведицу. — Я всё равно упрямее! Я добьюсь своего! Панда, не переставая рычать и огрызаться, ехала за Дургамом на четырёх лапах, оставляя за собой пучки вырванной когтями травы и полосы взрыхлённой земли, но брат управляющего Параспурой был действительно упрям. Перекинув верёвку через плечо, стиснув зубы, он шаг за шагом приближался к небольшому водоёму, выкопанному прямо в земле и выложенному изнутри плоскими белыми камнями, расписанными поверху разноцветной глазурью. Над водоёмом трепетал на ветру шёлковый купол, натянутый на бамбуковые палки — защита от палящих солнечных лучей. — Вот мы и пришли! — радостно объявил Дургам, очутившись с пандой у края водоёма. — Здесь неглубоко. Мне — по пояс. Думаю, и ты не утонешь, — и он попытался столкнуть панду вниз, но сам не удержался на мокрых камнях и, зашатавшись, съехал в воду на ягодицах, нырнув с головой. Панда, привязанная верёвкой к своему похитителю, тоже не смогла удержаться. Животное испуганно взвизгнуло и кубарем скатилось в воду, подняв мощный столб брызг и снова сбив с ног начавшего выбираться на поверхность Дургама. Проклиная всех глупых панд на свете, а заодно Дайму с её загадочными письмами, Дургам, отфыркиваясь и отплёвываясь, пытался одновременно проморгаться и обрести почву под ногами. Он вслепую шарил руками вокруг, как вдруг его ладонь наткнулась на очень мягкий предмет, напоминавший женскую грудь. — Что?! — заорал Дургам, не зная сам, к кому обращается. — Я же просил служанок не присылать!!! Вместо ответа кто-то незримый со смачным шлепком отвесил ему мощную оплеуху. Дургам ойкнул и прижал ладонь к горящей щеке. — Как ты посмел, грязный шудра, вылезший из цирюльников в управляющие, благодаря милости такого же цирюльника, унижать царицу из рода кшатриев?! Ты достоин смерти, негодяй! — услышал он звонкий голос рядом с собой и, наконец, смог разлепить ресницы. От представшего перед ним зрелища Дургам даже забыл о том, что изрядно отшиб себе копчик, съехав в купальню. Прямо перед ним стояла обнажённая женщина лет тридцати с длинной чёрной косой, перекинутой через плечо. Огромные выразительные глаза красавицы сверкали бешенством. Бархатные тёмные брови, оттенявшие благородную белизну кожи, были сведены над переносицей. Губы, подобные сочному плоду персика, взывали о поцелуе. А грудь… Дургам сладострастно причмокнул, не имея сил отвести глаз от роскошной груди с крупными тёмно-розовыми сосками, подобными бутонам нераспустившейся розы. — Кто ты, прекраснейшая? — нежным голосом вопросил Дургам, но внезапно взгляд его упёрся в замызганную верёвку, болтавшуюся на шее незнакомой гордячки, наградившей его пощёчиной. — Откуда?! — в ужасе прошептал Дургам Джала, трогая верёвку и всё ещё не понимая происшедшего. — Кто посмел навязать это на шею прекраснейшей из дэви, достойной рубинов, изумрудов и золотых ожерелий?! И… И где панда? — наконец, спохватился он. — Неужели утонула к пишачам? Только не это… Брат меня убьёт! — Дургам, наклонившись, начал спешно шарить руками под водой, но там ничего не находилось. — Неужели ты настолько глуп, что ничего до сих пор не понял? — услышал он ледяной голос над своей головой. — Неужели забыл, как тащил меня сюда?! — О нет… говорящая волшебная панда, — пролепетал Дургам, чувствуя себя так, будто медленно сходит с ума. — Я не панда!!! — гневно взвизгнула красавица. — Неужели не видишь: я — человек?! Ты не только глупый, а ещё и слепой! Меня превратили в животное по приказу царя-тирана, которому ты вместе со своим братом Джагат Джалой поклоняешься, будто избранному божеству! Я — Мура, махарани Пиппаливана, супруга величайшего царя Чандравардана, превращённая злодеем Дхана Нандом в панду, но, к счастью, его колдовство теперь разрушено! Впрочем… за снятие заклятья я тебя благодарю, — внезапно сменила Мура гнев на милость. — И даже готова простить, что ты трогал меня там, где не следовало. Одним словом, не бойся: я тебя не убью. Ошалевший Дургам, вытаращив глаза, смотрел на стоящую перед ним самоуверенную царицу, ничуть не смущавшуюся своей наготы. — Мура?! — только и сумел выдавить он. — Ты — та самая служанка Дхана Нанда, которую он захватил в плен четырнадцать лет назад и чьей красотой хвастал перед всеми? Ну, потом перестал хвастать, когда Чандрагупту подобрал… Потом про него все уши нам с братом прожужжал. А этот подлец предателем оказался. Хотя ты сама всё знаешь, вы же вместе восстание подняли год тому назад, насколько помню. А где, кстати, остальные предатели? Их тоже в панд превратили? Лучше бы он придержал язык. Ответом ему была новая оплеуха, куда болезненнее предыдущей. — Во-первых, я всегда была царицей и останусь ею до смерти! — заорала «прекраснейшая» так, что Дургам чуть не оглох. — Никому из вас — ни тебе, ни твоему брату, ни Дхана Нанду — не отнять моего достоинства! Во-вторых, не смей оскорблять Чандрагупту. Он — мой сын! — Ладно, ладно! — успокаивающим жестом попытался утихомирить Муру Дургам Джала. — Давайте выбираться отсюда, махарани, пройдём в мои покои, и там, пока никто не видит, я, — ему еле удалось увернуться от очередного удара по лицу. — Теперь-то за что?! — не понял Дургам. — Как ты можешь думать о разврате в такое время, низкий шудра?! — завопила Мура, страшно выкатив глаза. — Да я вообще-то хотел вам сари подарить. Новое. Красное, — Дургам смотрел на Муру с непередаваемым восторгом. — Вы любите красный цвет, махарани? «Какая горячая женщина! — пронеслось в его голове. — Она непременно должна стать моей». — Ненавижу, если речь не идёт о крови врага на моём мече! — пафосно ответили ему. — Ну, тогда синее? — Дургам честно пытался через тернии прорваться в Дэва Локу. — От тебя, шудра, я не возьму сейчас и куска мешковины, — гордо произнесла Мура. — Хоть зелёное сари примите! Или жёлтое, — отчаянно молил Дургам. — Вы ж теперь не панда. Вам хоть что-то надеть надо, иначе грязные мысли посетят не только меня, а всех вокруг, ибо вашим телом можно соблазнять даже святых аскетов или мужей, крепких в обетах, подобных Великому Бхишме! А я вот, хоть и не так крепок, как Бхишма, но терплю, как видите, чтобы не вызвать ваш гнев. Из последних сил терплю! Лицо Муры стало интенсивно красным, как сари, от которого она отказалась. — Отведи меня на женскую половину дворца, — потребовала Мура. — Пусть обо мне позаботятся другие женщины. С таким, как ты, я не желаю иметь ничего общего. — Да, я мог бы проводить, — снова заговорил Дургам, лаская глазами стройную фигуру махарани. — Но представьте, каково вам будет в таком виде идти через весь наш дворец на женскую половину. Тем более, если вы отказываетесь брать из моих рук даже клочок мешковины, чтобы прикрыться. Все слуги будут пялиться на вас, это неизбежно! А в свои покои я могу вас провести тайным ходом прямо отсюда, и никто ничего не увидит. И вам не придётся нарушать свою клятву не брать из моих рук ничего в течение часа. А через час вы уже спокойно сможете взять любое сари и переодеться. Мура поколебалась недолго, потом неожиданно кивнула. — Хорошо. Но только попробуй опять начать трогать меня, развратник! — предупредила она Дургама. — Не забывай, что я — кшатриани. Могу убить тебя голыми руками, даже без использования оружия или других предметов. — А я голыми руками без использования других предметов смогу доставить вам небесное наслаждение, если попросите! — взгляд Дургама стал масленым. — Говорят же: без ласки женское тело усыхает, но я могу сделать так, что вы будете цвести вечно. Ваша красота и молодость никогда не померкнут, как у дэви Парвати или дэви Лакшми, такой жаркой любовью я готов вас одарить! Я сложу к вашим ногам все свои богатства и свою жизнь! Зачем отказываться от того, кто сам готов стать вашим слугой и ежедневно лобызать ваши стопы? От того, кто готов подчиняться любым вашим желаниям и не сделает ничего вопреки вашей воле? — Каков наглец, — пробормотала Мура сквозь зубы, но было заметно по рдеющим щекам, что сказанное ей весьма приятно. — Так где, говоришь, лежит сари? — Идёмте со мной, — Дургам ловко выбрался из водоёма и, встав на колени, протянул руку Муре, чтобы помочь и ей выйти из воды. — Вон за тем деревом есть люк, а внизу под ним — тайный ход до моих покоев. Он совершенно безопасный! Там день и ночь горят факелы, отпугивая подземных животных. Как только окажемся в моей опочивальне, я призову служанок и прикажу одеть вас так, как вы того достойны. Поторопимся же, пока вас никто из слуг не увидел! И Мура покорно взяла Дургама за руку, молчаливо согласившись следовать за ним. *** «Надо будет написать Дайме, что последствия купания панды и в самом деле оказались интересными, — думал Дургам, идя рядом с Мурой по подземному ходу. — Брату пока ничего не скажу, а Муру спрячу до поры до времени. Думаю, с ней мы скоро поладим. И всё же… Как же так вышло? Почему Дхана Нанд молчал о содеянном? Зачем лгал, что скормил всех заговорщиков тиграм? Кстати, ведь Ракшас, говорят, привёз из далёкой страны Чжунго не только двух панд, но и трёх невест для самраджа, Говишанаки и Бхутапалы. Но если одна из панд — это Мура, то кто тогда вторая, которую самрадж оставил себе? И кто эти принцессы из Чжунго, ставшие жёнами Дхана Нанда и его братьев? А что если… — Дургам вдруг застыл посреди подземного хода, поражённый догадкой. — Главных заговорщиков, поднявших год назад восстание в Паталипутре, было пятеро: Мура, Чанакья, Чандрагупта, Стхулбхадра, Индраджалик. Две панды плюс три невесты… Пять!» Математику Дургам Джала знал неплохо. — Что ты там замер? — обеспокоилась Мура, пройдя вперёд и заметив, что её верный спутник отстал. — Поторопись! В полутьме потайного хода бывшая махарани Пиппаливана ощущала себя крайне неуютно, однако по привычке продолжала изображать непрошибаемую уверенность в собственных силах. — Иду-иду, — забормотал Дургам. — Я вот знаешь, чего никак не пойму, моя царица, — снова нахально переходя на «ты», добавил мужчина, — как вышло, что тебя заколдовали? — Меня убедили окунуться в проклятый источник, находящийся на территории далёкого государства Чжунго. Обманом заманили в холодную воду, а когда я вынырнула на поверхность, то стала пандой, — Мура поджала губы. — К счастью, теперь, благодаря тебе, я знаю, что это заклинание можно разрушить. К тому же так легко — просто купанием в тёплой воде! Одним словом, я намерена освободить остальных. — Остальных? — делая вид, будто всё ещё ни о чём не догадывается, живо переспросил Дургам. — Моего сына Чандрагупту, его друзей — Стхулбхадру и Индраджалика, а также моего учителя — ачарью Чанакью. Это неслыханная наглость со стороны Ракшаса и Дхана Нанда! — Мура зашипела от ярости. — Я никогда их не прощу за содеянное с нами. — Но я всё никак не пойму, зачем Дхана Нанд тебя, свою любимую наложницу, в панду превратил? Мог бы и простить. Из любви. — Да никогда я не была его наложницей, и он меня не любил! Только насмехался и унижал! — с горечью выпалила Мура. — Ну, а я унижала его в ответ. Не молчать же. — Надо же, значит, я ошибся. Хорошо. А твоего учителя, Чандрагупту и его друзей тоже в панд превратили? — продолжал расспрашивать Дургам. — Нет. Только ачарью и меня. А Чандрагупту с друзьями — в принцесс из Чжунго, — скрипнула зубами Мура. — Их я тоже спасу, чего бы мне это ни стоило. — Ну, ачарью обратно превратить, наверное, можно, а вот Чандрагупту и его друзей поздновато спасать, — тяжело вздохнул Дургам. — Почему? — испуганно спросила Мура. — Что ты такого знаешь, чего не знаю я? Отвечай! — Да вот, — Дургам опасливо отошёл подальше от Муры, подозревая, что после таких новостей сейчас снова схлопочет по лицу, — император вскоре того, как отправил вас в облике панды в Параспуру, провёл брачную церемонию для себя и своих братьев, и, ходят слухи, сейчас, спустя три луны после свадьбы, бывшая принцесса Чжунго и нынешняя махарани Магадхи — дэви Юэ уже беременна. Лекарь уверяет, по ранним признакам видно: родится мальчик. Астролог, вычислив дату появления малыша на свет, подтверждает, что ребёнок будет умным, сильным и смелым. Истинный юврадж! Император Дхана Нанд так счастлив. Говорят, любит свою жену до умопомрачения, все её капризы выполняет. Не отходит ни на шаг. Если верить слухам, каждое утро выстилает ей под ноги дорожку из розовых лепестков, когда дэви Юэ идёт вкушать утреннюю трапезу, а вечером такую же дорожку ей под ноги стелет от сада, где махарани гуляет перед сном, до опочивальни. Возможно, и остальные двое принцесс уже зачали, просто Гови и Бхутапала об этом молчат, не желая показаться брату назойливыми. Ведь самраджу сейчас, кроме беременности супруги, ничто другое не интересно. Царевна Дурдхара страшно ревнует! Эй… Прекраснейшая, что с вами? — Дургам поспешно кинулся вперёд, распекая себя на все корки за то, что, опасаясь оплеухи, не подумал о другом исходе. Мура охнула и лишилась чувств. Дургам еле успел её подхватить, прежде чем она упала на землю. — Да. Стоило подождать с такими новостями хотя бы до опочивальни. Ну ладно!— неожиданно воспрянул мужчина духом. — Отнесу её на ложе. Проснётся от моих нежных поцелуев и либо съездит по физиономии, либо ответит взаимностью. Выбор у неё небольшой. В любом случае разрушить счастье самраджа и погубить его наследника я ей не позволю, — и, напевая гимн свободных цирюльников, Дургам бодрым шагом двинулся вперёд по подземному ходу, прижимая свою прекрасную махарани к вздымающейся от страсти груди.