Половина Луны

В ночь, предшествующую приезду Муры и Калки, Юэ рассказала Дхана Нанду всё: о своём детстве у Лубдхака, о пережитых унижениях, о собственных некрасивых поступках, связанных с мелкими кражами и мошенничеством, о тайной надежде встретить мать и спросить у неё, почему та продала его, о дружбе с Индрой, Стхулом, Дхумом и Субхадой. О событиях прошлого года, подобных незажившей ране: о краже золотой головы статуи, о первой встрече с Дхана Нандом, о страхе за себя и друзей, о том, как приятно и тревожно было ощутить первое прикосновение царской ладони к своим волосам, о том, как метался беспокойный ум, не понимая, что за чувства поселились в сердце, о встрече с Мурой и с Чанакьей, о смерти Вирабхадры, оказавшейся ловушкой и для царя, и для самого Чандрагупты, о том, как поначалу он отказывался помогать Чанакье, но брамин нашёл слабое место юноши, «подарив» Чандре мать. И Чандра после этого не смог не пойти за Чанакьей, потому что Мура мечтала о мести за Пиппаливан, а она стала ученицей ачарьи куда раньше своего сына и была предана учителю до мозга костей. Прожив несколько дней и ночей связанным в лесном ашраме, куда его отправила Мура, договорившись с ачарьей о «тренировке» сына, Чандра понял, что если не исполнит ожидания матери, значит, из него вышел никудышный сын и никчёмный кшатрий. А ещё Юэ поведала царю о смерти Дхума и о гневе, испытанном на Дхана Нанда после самоубийства друга, а также о желании мстить до победного конца царю-злодею… Впервые, обняв мужа за шею, прижавшись щекой к его плечу, юная махарани говорила и говорила, пока вместе со словами вся боль прошлого не покинула её сердце. — Ачарья говорил, что сделает из меня настоящего мужчину, нечувствительного к страданиям. Он сдержал слово. Даже яд от укусов змей не повредил мне. Холод воды из сосуда, которой меня обливали, вскоре перестал ощущаться. И боль от верёвок. Царапины на ногах и руках совсем не болели! Я даже удивился, что всего за несколько дней стал таким сильным! Может, ачарья и грешник по отношению к тебе, но меня он действительно сделал воином. Я теперь могу не дышать под водой больше двух минут, потому что однажды он закрыл меня крышкой в ванне с водой, и мне пришлось научиться сохранять воздух в лёгких. — А если бы ты не справился с заданием? — нахмурился Дхана Нанд. — Вероятно, утонул бы, — пожала плечами Юэ. — Но так мне и надо. Ведь выживают сильнейшие. Такие, как ачарья. Или ты. Слабым кшатриям в этом мире не место. Махарани вдруг ощутила, как затрясся всем телом её муж. — Что с тобой? — она приподнялась на локте. — Может, стоит завесить окно опочивальни плотнее? Тебе холодно? — Нет, — скрипнув зубами, отозвался Дхана Нанд, и, взглянув ему лицо, Юэ не на шутку перепугалась: казалось, царь сейчас кого-то убьёт. — Я просто сожалею, что не окунул твоего ачарью в Источник Утонувшей Крысы, а лучше — в Источник Утонувшего Таракана. И не приказал аматье раздавить его. Но уж теперь что есть, то есть. Пусть живёт до смерти в медвежьей шкуре. Затем он медленно повернулся к Юэ и долго рассматривал её лицо. — Неужели ты до сих пор считаешь, что твой учитель был прав, поступая так с тобой? — Конечно, — простодушно ответила Юэ. — Я был ему нужен для осуществления его мечты о свободной Бхарате. Он делал то, что считал правильным. А ты отправил нас в Чжунго и окунул в источники, потому что, с твоей точки зрения, мы были заговорщиками, которым надо отомстить за попытку бунта. И ты тоже поступил правильно, защищая себя от тех, кто пытался захватить твой трон. И раз ты доказал, что ты сильнее, значит, имеешь право наслаждаться плодами победы. Дхана Нанд некоторое время смотрел на свою махарани в растерянности, словно не зная, что ей сказать. Потом тихо вымолвил: — Ложись, прие. Уже очень поздно. Давай спать. *** Час рассвета Юэ проспала. Не встала она и позже, когда солнце поднялось довольно высоко. Дхана Нанд и сам с удовольствием поспал бы подольше, тем более, в то утро у него не намечалось никаких важных встреч, но внезапно со стороны главной площади перед дворцом послышался сильный шум. Многочисленные голоса, перебивающие друг друга, свист, улюлюканье и непотребный хохот, сравнимый лишь с конским ржанием, невозможно было не услышать даже здесь, несмотря на то, что оба окна опочивальни махарани выходили в сторону сада. — Да что там творится?! — рассердившись не на шутку, Дхана Нанд покинул покои жены и быстрым шагом отправился в сторону главного выхода. Увиденное на площади поначалу испугало даже его, но он быстро взял себя в руки. Ну, подумаешь, Чанакья снова превратился в самого себя, не выходя из клетки! И ничего страшного, что рядом с Даймой и Бхадрасалом верхом на коне сидит здоровая, цветущая Мура. Если он сейчас покажет всем, что запаниковал, ломаный ман цена его умению держать себя в руках. И, расплывшись в беспечной улыбке, Дхана Нанд приблизился к клетке с Чанакьей. — Кого побрить, кого казнить? — спросил он, стараясь превратить всё в шутку, но сердце замирало от страха. Он слишком хорошо понимал: случилось то самое, неотвратимое, чего он так боялся. Теперь он больше не сможет скрывать от Юэ всю правду о полученном ею проклятии. Его махарани уже сегодня до захода солнца узнает от своей матери, что проклятие обратимо. И никому не известно, как она пожелает поступить дальше. *** Юэ проснулась от громкого стука в дверь. — Кто там? — спросила она с удивлением. Самрадж всегда входил бесшумно, да и Дайма заявляла о своём приходе очень редко, наверное, потому что чувствовала себя хозяйкой магадхского дворца в куда большей степени, чем новая махарани. — Это я. Открой, прошу! — услышала она в ответ, и искрящаяся радость пополам с неверием пронзила её душу. — Мама?! Нет, не может быть… Но что если… Неужели она?! Забыв обо всём, Юэ быстро соскочила с ложа и опрометью бросилась к двери. Поскольку самрадж уже ушёл, засов изнутри был не задвинут, и Юэ, толкнув дверь от себя, лицом к лицу оказалась со своей матерью. Мура, зарыдав, крепко обхватила её руками, и Юэ тоже обняла мать, плача от счастья и облегчения. — Это ты, правда ты, как я рада!!! — Давай войдём внутрь, не беседовать же на пороге! — Мура разжала объятия и, утирая слёзы радости, взяла молодую махарани за руку. Они обе вошли в опочивальню и тщательно закрыли дверь, чтобы их никто не подслушал. — Мама, скажи, кого благодарить за это чудо? — Юэ во все глаза смотрела на Муру, всё ещё не понимая, как вышло, что заклятие снято. — Кто тебя спас? Дэв? Святой брамин? — Дургам Джала. — Кто?! — такого имени Юэ не знала. — Брат Джагат Джалы, управляющего Параспурой. Меня к этому семейству отправил Дхана Нанд в качестве подарка для дэви Калки — жены Джагат Джалы. — Но откуда брат управляющего Параспурой знал, как надо снимать проклятие? — недоумевала Юэ. — Это вышло случайно. Он попробовал нарушить царский запрет — и вот, — Мура указала обеими руками на себя, — как видишь, я вернулась, потому что Дургам Джала искупал меня в тёплой воде. — В тёплой, — задумчиво повторила Юэ. — Выходит, — она отошла от матери на пару шагов и потёрла лоб, словно вспоминая нечто важное, — если кого-то нас облить тёплой водой, то… — Мы превратимся обратно, — подтвердила Мура, снова нежно обнимая Юэ за плечи. — Видишь, как всё просто! Ты можешь прямо сейчас приказать служанке принести тебе сосуд с подогретой водой, и твои страдания закончатся. Я так спешила, чтобы тебя спасти! Впрочем, — прервала Мура себя, — давай сначала спасём ачарью, а затем и ты станешь собой на глазах у всех прямо на главной площади. После этого Дхана Нанд не посмеет ничего тебе сделать, потому что сам станет посмешищем! Все увидят, на ком он был женат всё это время. Дэви Калки обещала держать четырех коней наготове. Пока все будут приходить в себя от шока, мы быстро ускачем отсюда, а вскоре найдём способ выручить Стхулбхадру и Индру, вырвав их из грязных лап подлых развратников — Говишанаки и Бхутапалы. Главное, что мы снова вместе! Ачарья придумает какой-нибудь план, всё будет хорошо. Внезапно Мура заметила, что Чандра стал очень печален, а обе его скрещённые ладони лежат на животе, словно защищая чрево от удара. — Я жду малыша, мама, — произнесла Юэ. — Если превращусь снова в юношу, что станет с ним? Осекшись, Мура с тревогой глядела на любимого сына, заточённого в женском теле. — Ну, это ведь нежеланный ребёнок! — жёстко заключила она. — Дхана Нанд наверняка взял тебя силой. Ведь ты не хотел этого, да, Чандра? Юэ спрятала глаза и ничего не ответила. — Почему ты не сопротивлялся? — неожиданно спросила Мура с горьким упрёком. — Не спрятал нож под подушкой, украв его у кого-нибудь из слуг? Когда этот насильник попытался бы вогнать в тебя лингам, ты бы вогнал в него лезвие, а потом сбежал, куда угодно. Да хоть в чащу леса или в ашрам к браминам, прося убежища! Если бы тебя настигли, ты мог бы защищаться или покончить с собой всё тем же оружием, но, скорее всего, твой побег был бы успешным! А я бы потом нашла тебя, можешь не сомневаться. Отыскала бы даже в непроходимых джунглях! Почему ты позволил осквернить себя, сынок?! — Мура смотрела на живот Юэ почти с ненавистью. — В тебе зреет плод врага твоего рода, а ты беспокоишься о его судьбе? Юэ медленно отошла к ложу и присела на его край, отвернувшись от Муры. — Малыш не виноват, — прошептала она. — Ему неведомо, что его мать и отец были смертельными врагами. Почему он должен умирать, если сам не совершил греха? — Я не узнаю тебя, Чандра! — воскликнула Мура. — Как ты можешь беспокоиться о судьбе ребёнка, зачатого противоестественным путём? — она приблизилась и села рядом. — Ты — царевич рода Маурьев, а в нашем роду царевичи никогда не рожали. Это позор для всей династии! Тем более, отец ребёнка — враг народа Пиппаливана, твой насильник и осквернитель. — Он не осквернитель, — совсем слабо отозвалась Юэ. — И не насильник. Я подарила ему любовь добровольно. — Что?! — Мура замерла на месте, окаменев от ужаса. — Ты обезумел, Чандра? Почему?! Как это вышло?! Юэ смело подняла глаза на мать. — Поначалу мне в голову пришла та же мысль, что и тебе, мама. Я решила, что скорее умру, чем отдамся ему. И я напала на него в нашу первую брачную ночь, выкрав нож у Даймы. Я не собиралась принадлежать ему, но… Даже после моей неудавшейся попытки убить его, Дхана Нанд силой не взял меня. Он был очень нежен. Он восторгался моим телом и ласкал, словно избранную богиню. Я не испытала никакой боли. Только блаженство. И во все последующие ночи мне было так хорошо, как никогда за всю мою жизнь до этого. Я вижу, что он меня любит, и я его невольно полюбила в ответ. Думаю, если бы я родился в женском теле, то мы с самраджем поженились бы вскоре после нашей первой встречи в сабхе. Он сам мне признался, что мечтал об этом со дня, как увидел меня. Он бы сделал меня своей махарани уже давно. — Нет, — Мура в ужасе смотрела на Юэ, отказываясь воспринимать её слова, — ты точно не мой сын! Мой Чандра не сказал бы такого! Как ты можешь любить Дхана Нанда? Этого изверга, убившего твоего отца?! — Когда он убил моего отца, они с ним были врагами, а меня Дхана тогда ещё не знал и не любил! — смело возразила Юэ. — А когда полюбил меня, то, заметь, не тронул ни тебя, ни моих друзей, ни моего учителя даже после того, как мы все заявились в столицу с армией мятежников свергать его с трона! Мама, Дхана Нанд пощадил нас. То, что аматья Ракшас по его приказу сотворил с нами в Дзюсенкё, было попыткой спасти бунтарей от смерти! Останься мы в своих собственных телах, ему пришлось бы нас казнить. — Я бы предпочла смерть пребыванию в медвежьей шкуре! — запальчиво выкрикнула Мура. — Тоже мне, спасение! — Но вот сейчас ты жива, и мы вместе. Разве это плохо? Я уверена, самрадж через какое-то время вернул бы и тебе, и мне истинный облик, ведь он знает, что заклятие обратимо. — Частично обратимо, — хмуро буркнула Мура. — Каждый раз, когда нас обольют холодной водой, мы с ачарьей снова будем становиться пандами, а ты и твои друзья — девушками. А при обливании тёплой водой будем возвращать себе исходный облик. Но я сомневаюсь, что однажды твой изверг-муж, — это слова Мура произнесла с особой издёвкой, — сказал бы тебе правду и вернул нам наши настоящие тела. Как видишь, пока я сюда не явилась, ты даже не знал, что тебя можно превратить в юношу снова. Он скрывал это. — Но он позволил тебе придти ко мне, — быстро нашлась Юэ с ответом. — Ты ведь пришла средь бела дня, не скрываясь. Если бы он не желал нашей встречи, что мешало бы ему облить тебя холодной водой и снова превратить в панду? Мура прикусила язык. Возразить ей было нечего. — Если честно, я не понимаю, что на уме у этого безумного царя, — недовольно пробормотала она. — Ведёт себя, словно помешанный ракшас. От него никогда не знаешь, чего ждать. — Но он позволил нам встретиться. Вот лучшее доказательство его любви ко мне! — возликовала Юэ, а Мура хмуро смотрела на сына, всё ещё отказываясь признавать печальный факт: Чандрагупта уже сделал свой выбор, причём явно не в пользу матери и ачарьи. — Неужели ты не боишься рожать? — наконец, решила подступиться с другой стороны Мура. — Ты же мужчина! Тебе нисколько не отвратительно находится в женском теле, отдаваться каждую ночь другому мужчине, носить его ребёнка? — Нет, — светло улыбаясь, отозвалась Юэ. — То есть, рожать мне, конечно, жуть как страшно, но дэви Дайма и самрадж пообещали быть рядом. Самрадж сказал, что позволит держать его за руку, кричать, кусать и царапать, сколько захочу. И я даже смогу проклинать его вслух последними словами. А ещё он хочет быть первым, кто возьмёт малыша на руки! Он обещал любить сына за двоих, если, родив, я пойму, что у меня нет любви к нему. Но, знаешь, мама, мне кажется, я уже немного люблю этого ребёнка, которого сначала не хотела, — и Юэ тихо погладила себя по животу. — Старший целитель позавчера сказал, что сейчас плод похож на большую горошину, если это мальчик, на фасолину, если там девочка, или на бутон цветка, если родятся близнецы. Просто старший целитель не уверен, кто родится, потому что ячмень с пшеницей ещё не проросли*. А вот астролог и младший целитель абсолютно уверены, что будет сын, — это прозвучало с гордостью. — Не так давно меня тошнило утром, но самрадж вспомнил, что его матери когда-то помогала вода с корочкой лимона. И он стал давать мне такую воду, и я излечилась! Теперь мой завтрак всегда остаётся внутри, а не на полу трапезной. А в тот раз забавно вышло. Самрадж подумал, будто меня отравили, и так перепугался, что на руках нёс меня до опочивальни и на лекаря ругался ужасными словами, полными адхармы… А когда я, узнав что беременна, сбежала и спряталась в саду, не желая никого видеть, самрадж нашёл меня и поклялся держать за руку в родах. И я, по-моему, в тот миг его за всё простила… Вообще за всё! Даже за то, чего, думала, никогда ему не прощу. Ох, в женском теле я стала болтливой, как Цэй! Извини. — Чандра, — Мура потрясённо смотрела на сына широко распахнутыми глазами, — ты действительно изменился. Очень. — Да, наверное, — беспечно ответила Юэ. — Скажи, — вдруг хитро спросила она, — а Дургам Джала не влюбился ли в тебя с первого взгляда, когда на его глазах ты стала собой? Ты же красавица! А он тебе понравился? Густая краска залила лицо Муры. — Ну ты сказал! Вот глупость! — воскликнула она с возмущением, однако интонации её звучали совершенно неубедительно. — Да и вообще — очень нужен мне какой-то цирюльник. Я — кшатриани, хранящая верность мужу. — А мне казалось, — голос Юэ звучал лукаво и вкрадчиво, — совсем на капельку, давно… До того, как мы оба узнали, что ты — моя мать, — она умолкла, не решаясь продолжать. — Договаривай, — Мура опасливо покосилась на юную махарани. — Будто тебе нравится самрадж, и ты ревнуешь… Особенно это было заметно, когда он мои волосы трогал. Ты ревновала не меньше Дурдхары и аматьи Ракшаса. — Да как ты смеешь! — Мура вскочила на ноги, гневно глядя на потерявшего стыд сына. — Как ты мог даже подумать о таком?! Вот что значит я твоим воспитанием много лет не занималась! Лубдхак совсем не привил тебе понятий о приличиях. — Не хочу обидеть, мам, но я совсем другое имела в виду, — Юэ скромно потупилась. — Я к тому веду, что нельзя же хоронить себя вместе с отцом. Дургам Джала, возможно, не так и плох? И если он влюбился в тебя, и он тебе не противен, то… какая разница, цирюльник он или нет? — Махарани Юэ!!! — заорала Мура на всю опочивальню. — Что вы себе позволяете?! — Мам, ну не кричи, — Юэ скроила невинную рожицу. — Зачем кричать, не дослушав? Я раньше тоже многого не понимал, пребывая в мужском теле. Мужчине сбросить напряжение куда проще, чем женщине, потому что у женщин напряжение имеет свойство накапливаться. И кто-то обязательно должен помогать с этим справиться, иначе жизнь превращается в кошмар. Если бы самрадж не посещал меня каждую ночь, я бы, наверное, вскоре на стены бросаться стала. И я тогда подумала, каково тебе было все эти годы, — Юэ загадочно умолкла, не договорив фразу до конца, верно подозревая, что ещё немного — и схлопочет по лицу от рассерженной матери. Мура загнанно дышала, глядя на Юэ по-новому — гневно, настороженно, подозрительно. — Какая я была бы тебе дочь, если бы не сказала об этом? — так закончила она свою речь. — Я просто хотела признаться, что теперь понимаю тебя куда лучше, чем раньше. И… откровенной беседы между дочерью и матерью не надо стыдиться или бояться. Я думаю, это даже хорошо. Прежде у тебя был сын, теперь боги дали тебе дочь. И я люблю тебя не меньше, чем раньше, и желаю только счастья. Если найдётся любящий тебя мужчина, выходи за него! По обычаю гандхарвов или по какому-нибудь другому обычаю… Но, мам, я хочу, чтобы и ты, пока ещё так молода и красива, снова познала женское счастье! — Как я поняла, ты отказываешься возвращать себе мужское тело? — взволнованная и заметно вспотевшая Мура решила скорее сменить тему беседы. — Наотрез? Хочешь остаться женщиной навсегда? Юэ не спешила с ответом, поэтому Мура продолжила: — Неужели тебе не хочется снова почувствовать себя воином? Взять меч в руки? Унаследовать трон отца и защищать свою родную землю, вдохнув в Пиппаливан вторую жизнь? — Я… не знаю, — Юэ растерялась. — Известно мне лишь одно: я не хочу потерять малыша. Если уж снова менять тело, то не раньше, чем ребёнок появится на свет. — Да! — внезапно оживилась Мура. — Это удачное решение. Давай притворимся перед Дхана Нандом, будто у нас нет никакого плана, но у нас будет план. Ты родишь сына, а потом мы его заберём отсюда и сбежим вместе с ачарьей! Ничто не помешает нам сделать ребёнка наследником Пиппаливана, где ты станешь царём. Даже если забыть о восстании и мести Дхана Нанду, хотя я всё ещё лелею мечту отомстить этому тирану, что мешает нам вернуть родину к жизни? — И каким же царём я стану, если навсегда останусь наполовину Юэ? — уныло вздохнула махарани. — Проклятие совсем не снять. Стоит мне случайно попасть под дождь или окунуться в реку, и я снова сменю облик. А если кто-то это увидит? Какие слухи обо мне пойдут по другим царствам? Это же такой позор! Надо мной все будут смеяться. — А вот и нет! — возразила Мура. — Некогда благочестивый царь Судьюмна, въехав во время охоты в заколдованный Шивой лес, стал женщиной по имени Ила. Он родил сына Пурураваса от воплощённого Меркурия, носившего тогда имя Буддхи. После рождения мальчика мудрец Васиштха дал Судьюмне благословение один месяц пребывать в мужском теле, в другой месяц — в женском. Так тот царь и правил потом страной, то скрываясь от подданных, когда был в женском облике, то восседая на троне в мужском теле, пока богиня Ади Шакти не даровала ему освобождение. Мы скажем подданным, что ты стал таким, как Судьюмна. Люди примут тебя царём, не переживай! Никто не будет смеяться. И сына твоего мы вырастим сами. Чандра, пойми, Дхана Нанд сейчас заботится вовсе не о тебе, а о наследнике. Он скажет что угодно, лишь бы ты поскорее родил ему маленького ювраджа. Да, он позволил нам встретиться. Но подумай сам, если бы он по-настоящему тебя любил, то именно от него ты бы узнал о действии тёплой воды. От любимых ничего не скрывают. А он скрыл правду даже после того, как ты зачал его ребёнка. Ох, — запричитала она, — мне до сих пор дико видеть тебя в этом теле и с ребёнком во чреве! Я этого не вынесу! — Мура картинно заломила руки. Юэ поникла, поняв, что в одном мать права: от любимых ничего не скрывают. Любая ложь недопустима. Она же рассказала мужу всё о себе, а он от неё утаил важную правду! Ни словом не обмолвился. — Я поговорю с ним, — твёрдо пообещала она. — Я спрошу у самраджа, почему он не сказал, что заклятие обратимо. И только после того, как он ответит на мой вопрос, я приму решение, останусь ли я с ним или покину его. *** — Идём со мной. — Куда? — В подвал. — Это зачем? — Юэ не на шутку испугалась. Она уже пожалела, что задала мужу вопрос, к которому её умело подвела мать, заставив усомниться в Дхана Нанде. — Всё ещё боишься? Не доверяешь? — усмехнулся царь. — Значит, Дайма оказалась права. Одно слово хитрой Муры — и нашему браку, клятвам любви и верности пришёл конец. Ты уже мечтаешь вернуть прежний облик и сбежать? — Это не так! — возмутилась Юэ. — Пожелай я такого, час тому назад сбежала бы, попросив служанку принести мне подогретой воды! Ты бы и оглянуться не успел. Но я не хочу навредить ребёнку, и я пришла не упрекать, а всего лишь спросить: почему, говоря о любви, ты хитростью вынудил меня зачать, не сказав, что имеется другая возможность? Я мог бы превращаться туда и обратно, и я бы не забеременел. Не забеременела… Проклятье! Я уже запуталась и сама не знаю, что чувствую! Час назад я была уверена, что не хочу тебя терять, а теперь, хорошо подумав, я почти тебя ненавижу! Ты завлёк меня в этот брак обманом. Ласкал и целовал, вложил в меня семя, убедил, что любишь, но… Всё это время ты знал, что беременности можно было избежать! И пребывания в столь ненавистном мне женском теле — тоже! Ты не оставил мне выбора, вот что больше всего злит. Ты ничего не сказал! Это не любовь, Дхана! Ты просто сделал из меня любимую игрушку! Чем тогда ты лучше ачарьи, использовавшего меня как оружие?! Юэ даже не замечала, что каждое слово ранит мужа в самое сердце. — Идём, — снова повторил он. — Если хоть кроха доверия осталась в тебе. Он протянул ей руку и очень долго ждал, пока Юэ решится вложить свою изящную ладошку в его ладонь. *** Она шла за ним, не задавая больше вопросов и с трепетом ожидая чего угодно. Они очень долго спускались по извитой лестнице. Дхана Нанд заботливо поддерживал её, чтобы жена не оступилась. В подвале стало заметно прохладнее, несмотря на зажжённые слугами факелы, и Дхана Нанд накинул махарани на плечи свою уттарью. Затем он подвёл Юэ к какой-то нише и откинул в сторону чёрную занавесь с изображением солнца. В нише стоял средних размеров серебряный кувшин, закрытый крышкой, тщательно замазанной поверху глиной и обернутой чистой белой тканью. — Ты заставил меня спуститься сюда, чтобы показать кувшин? — удивилась Юэ. — Да. — Чем же он так ценен? — недоуменно спросила махарани. — Если вода, хранящаяся в нём, попадёт на тебя, ты снова станешь юношей навсегда. И, думаю, даже если тебя снова окунуть в Источник Утонувшей Девушки, то в махарани Юэ тебе уже не превратиться. О свойствах этой воды не знает никто, кроме меня, аматьи Ракшаса и жителей деревни, расположенной поблизости от Дзюсенкё. Эта вода взята из Источника Утонувшего Юноши. Ты обвинила меня в том, что я превратил тебя в игрушку. Скажи лишь слово, и я распечатаю кувшин, чтобы дать тебе возможность воспользоваться этой водой. Я разрешу взять воду с собой, чтобы ты смогла помочь царевнам Цэй и Джаохуа превратиться снова в Стхулбхадру и Индраджалика. Ты получишь достаточно золота, чтобы восстановить Пиппаливан и стать царём на принадлежащих тебе по праву землях. Можешь даже забрать с собой Чанакью и делать с ним, что хочешь. К сожалению, для него у меня нет средства полного исцеления. Только потом больше не возвращайся. Ни как друг, ни как враг. Придёшь как враг — не пощажу. Придёшь, как друг, буду обращаться с тобой, как с незнакомцем. Да, некогда я забрал жизнь твоего отца, но теперь ты собираешься отнять у меня сына, а любого мужчину, отнявшего моего ребёнка, я простить не смогу. Юэ растерянно смотрела на Дхана Нанда. — А мужчину, родившего тебе ребёнка, ты любить сможешь? — робко спросила она. — Если я сначала рожу, а потом попрошу тебя сделать меня снова Чандрагуптой, что ты на это скажешь? Царь с грустью взглянул на жену. — Тебе настолько противно твоё женское тело? — Я скучаю по первому телу. И ещё хочу разобраться, буду ли скучать по облику Юэ, став собой. Именно поэтому мне для начала подойдёт лишь обычная тёплая вода, но не этот серебряный кувшин, — Юэ покосилась на волшебное средство с некоторой опаской. — И даже не сейчас, а когда ребёнок родится, потому что боюсь навредить ему. Надеюсь, это ты понять можешь? — Могу, — ответил Дхана Нанд с едва приметной улыбкой. Его рука мягко опустилась на волосы жены. — Конечно, могу. И если уж тебя так задевает то, что я не говорю всей правды, я скажу кое-что ещё. В пергаментах, повествующих о проклятых источниках Дзюсенкё, говорилось: «У того, кто превращается с помощью этой магии, становится словно бы две сущности и два разных тела. Одно тело — словно светлая, видимая часть Луны, второе тело — словно часть тёмная и невидимая». Как поняли мы с Ракшасом, твоё тело юноши и сейчас существует, но его не видно. Оно словно спрятано где-то в тени, недоступной нашему зрению. А если тебя облить тёплой водой, ты станешь Чандрагуптой, но Юэ скроется в тени, хотя и не исчезнет. Мне кажется, маленький юврадж не пострадает, если ты используешь тёплую воду и станешь юношей. Ребёнка сохранит внутри себя Юэ, временно ушедшая в тень. Так ты можешь немного отдыхать от своей беременности, когда тебе станет совсем тяжело носить малыша на поздних сроках. Но это лишь мои догадки, в которых я не слишком уверен. Хочешь, дам почитать те пергаменты? И ты решишь сама, как понимать ту фразу. — Нет, рисковать не хочу! — торопливо перебила его Юэ. — Если даже житель Чжунго, написавший тот пергамент, не уверен, что ребёнок уцелеет, тогда не надо. Взгляд Дхана Нанда окончательно смягчился. — Тебе не безразличен наш малыш? — ласково спросил он. Юэ, обиженно надув губы, искоса посмотрела на него. — И ты мне не безразличен, — пробормотала она вполголоса. — Я просто хотела быть уверена, что я — не игрушка, и мои желания имеют для тебя хоть какое-то значение. Горячее прерывистое дыхание мужа, склонившегося к ней, коснулось её губ, незаметно превращаясь в поцелуй, полный нежности и затаённого желания. — Никогда больше не сомневайся во мне, любимая.