Половина Луны

Сари, накидка и тюрбан сброшены на пол. Причудливым узором улеглись на полу три разноцветные полосы ткани, подобные трём изогнутым и переплетённым между собой руслам рек или прядям волос лесных якшинь: зелёная полупрозрачная, сине-золотая бархатная, ярко-алая блестящая… В длинных густых локонах мужа, подобных мраку беззвёздной ночи, запутались её пальцы. Так необычно ощущать обнажённой спиной шероховатые, прохладные камни стены подземелья. Руки Дханы заботливо и уверенно поддерживают её под ягодицы, помогая не упасть. Юэ всё теснее сжимает ноги, обхватывая мужа за пояс. Ладонями обнимает могучую, сильную шею, приникнув губами к его губам, задыхается от страсти, не желая отпускать, наслаждаясь происходящим. Лингам скользит по разгорячённому лону, не проникая внутрь, заставляя нетерпеливо извиваться и стонать, умоляя всё громче. — Прошу… Ты ведь сам хочешь! Дхана, терпения нет… Внутри всё горит. Возьми меня по-настоящему. Он продолжает тяжело дышать, впервые за всё время их совместной жизни не исполняя её заветного желания. Глаза лихорадочно блестят, а потом он прикрывает веки, еле слышно застонав, хрипло, с надрывом, и Юэ впервые ловит себя на том, что ей куда больше хочется доставить удовольствие ему. Невероятно сладко видеть, как супруг, прервав вдох, дрожа всем телом, закрыв глаза, отдаёт ей всего себя. Дхана в такие мгновения красив и беззащитен. Никто, кроме неё, не видел его таким, Юэ уверена в этом. — Давай, — она пытается выгнуться так, чтобы их тела соединились, но муж снова уклоняется и лишь ласкает и дразнит, скользя меж её ног, тесно прижав к себе, двигаясь рвано, ускоряя ритм. Бесконечная пытка — быть так близко, но всё же отдельной от него, когда так хочется, чтобы он был внутри, как продолжение её тела, как часть естества… Острое удовольствие в который раз взмывает птицей в небо на белых крыльях, но, не достигнув высших Лок, срывается тяжёлым камнем вниз. С Дхана Нандом происходит то же самое. Заметив это, Юэ прижимается к нему щекой и, прежде чем экстаз ускользнёт окончательно, а наслаждение обернётся болью и тягостной неудовлетворённостью, торопливо касается его свободной рукой, проникнув пальцами меж их сплетёнными телами. Для него прикосновение её пальцев неожиданно. Он не успевает совладать с собой. Долгожданное блаженство низвергается грозовым ливнем, заставляя Дхана Нанда кричать в полный голос. Эхо с её настоящим именем многократно и гулко прокатывается по подземелью, и Юэ робко надеется, что там, наверху этого никто не услышал. Иначе прибегут спасать царя от смерти. Ведь самрадж кричал: «О, Чандрагупта!». Как тут не подумать, что его убивают? — Тебе хорошо? — она заглядывает ему в лицо, но царь только весь дрожит и не отвечает, тяжело дыша. Потом медленно отпускает её, помогая встать на ноги, и, слегка отстранившись, смотрит в глаза с невероятной нежностью. — Ты помогла мне в очень правильный момент, — шепчет он, ласково гладя жену по щеке. Неожиданно выражение его лица меняется, и он с тревогой смотрит на Юэ. — Но как же ты? — Мне было хорошо, я сама этого хотела, — отвечает с улыбкой она. — Остальное не важно. — Нет, так не пойдёт! Давай укрою тебя своей накидкой и отнесу в опочивальню, где мы закончим. Я не успокоюсь, пока и ты не закричишь моё имя, теряясь в блаженстве. — Не надо, — слабо сопротивляется она. — Это я виновата, что распалила тебя. Из-за меня мы начали это делать прямо здесь… Слава дэвам, никто сюда не спустился и не застал нас. Я знаю, у тебя сейчас мало времени. Ты пропустил омовение и дневной отдых из-за меня! Дхана Нанд усмехается, вспомнив, с чего всё началось. Он собрался выбираться из подземелья, но на первой же ступеньке его прижали грудью к стене, и вырваться из пленительной хватки он не сумел. Да и не захотел. — Нет, я этого так не оставлю! — непререкаемым тоном заявляет Дхана Нанд. — Ты позаботилась обо мне, и я сделаю то же для тебя. Где-то в одной из ниш спрятано удобное сиденье, — царь начал искать, но вскоре, потеряв терпение, толкнул жену всё к той же стене, уже нагретой их телами. — Ничего, и так хорошо, — он встал на колени перед Юэ, и его лицо жадно прижалось к её пульсирующему лону, пахнущему фруктами и пряностями. От этого запаха он пьянел сильнее, чем от бханга. По чувствительной плоти скользил влажный язык, от умелых прикосновений слабели колени. В конце концов Юэ тоже закричала, сползая на пол и обнимая его за шею, целуя в губы, хранящие аромат её собственного тела. — Спасибо, — зашептала она, покрывая лоб, щёки и губы мужа невесомыми поцелуями. — Прости, что разгорячила тебя, когда ты того не хотел. — А кто сказал, что не хотел? — хитро улыбнулся царь. — Я тебя всегда хочу, родная. — Но почему же не взял, когда я умоляла? — её обида показалась ему забавной, но он не стал даже улыбаться, боясь задеть Юэ и невольно сломать всё то, что сблизило их. — Я опасаюсь навредить ребёнку. Лекарь сказал, что утроба у всех женщин разная. У кого-то крепкая, и она держит малыша до последнего, словно не желая с ним расставаться. А у кого-то — слабая, и малыш может покинуть чрево раньше отведённого срока. Для таких женщин запрещено проникновение, пока она носит. Я не хочу стать причиной гибели маленького ювраджа, которого люблю больше жизни. — Даже больше меня? — полюбопытствовала Юэ. В её голосе прозвучало наивное любопытство пополам с крохой ревности. Вместо ответа её снова привлекли ближе, целуя в губы. — Вы оба — самое дорогое, что есть у меня! Дурдхара вон недавно вздумала обижаться. Я ей объяснил, что моя любовь не стала меньше от того, что в моей жизни появилась ты и скоро появится сын. Я способен любить и её, и тебя, и моего наследника. Можно подумать, любовь — это пирог, который один раз поделили на части и кому-то дали больше, а кого-то обошли. Нет, прие! Это манговое дерево, плодоносящее круглый год, и спелые манго на нём никогда не заканчиваются. Каждый может сорвать столько, сколько способен унести. Выражение лица Юэ смягчилось. Обрадовавшись про себя, что обида исчерпана, и мир восстановлен, Дхана Нанд помог жене снова надеть сари, браслеты и поправить сбившуюся причёску. — Вот так, — удовлетворённо промолвил он. — И никто не заподозрит, что в подземелье мы занимались неправедными делами. Впрочем, это браминам приходится заниматься плотскими утехами только для продолжения рода и всего в одной позе. Скучно! К счастью, мы не брамины. Значит, нам можно всё. — А как точно узнать, не повредит ли мне твоё проникновение? — услышав вопрос Юэ, Дхана Нанд пошатнулся, поняв, что он отнюдь не отделался так легко, как ему казалось. — Лекарь может это узнать? Если да, я позволю провести очередной гадкий осмотр. — Целитель говорил, такое узнать невозможно, особенно если женщина зачала впервые. Можно спросить у матери дэви, как она носила свою беременность. Лекарь сказал, дочь носит ребёнка в точности так же, как её мать. И даже роды бывают схожими. Если мать родила легко, и дочь родит быстро. Если мать страдала долго, скорее всего, дочь ждёт та же участь. — Но моя мама здесь! — не раздумывая ни мгновения, заключила Юэ. — Зачем ждать и домысливать? Я сейчас пойду и спрошу! — Погоди, — Дхана Нанд удержал Юэ за руку, — не спеши. Я не хочу, чтобы ты, узнав про трудные роды, впала в отчаяние и мучила себя страшными мыслями всё время до важного для нас обоих дня. — А я и не буду, — радостно отозвалась Юэ. — Просто узнаю, можно ли нам наслаждаться близостью. И это важно, потому что сегодня я окончательно убедилась: неполная близость нас не устраивает. Я хочу полностью отдаться чувствам, потеряться в тебе, а это случится, лишь когда ты проникнешь в меня. Особенно, если даёшь мне позволение оказаться сверху и наслаждаться тобой! Я чувствую себя Шивой на Кайласе. Ну, или Парвати на Шиве. Так, наверное, точнее. Дхана Нанд нервно сглотнул, ошарашенно глядя на молодую супругу. «Новых синяков мне не избежать», — понял он, и эта мысль одновременно пугала и окрыляла. — У меня встреча с министрами, — напомнил он Юэ, — а потом я приду в твои покои, чтобы разделить твою вечернюю трапезу. — Отлично! А до этого времени я поговорю с мамой. Дхана Нанд опасался, что из разговора Юэ с Мурой на подобную тему ничего путного не выйдет, но не стал спорить. Он и представить не мог, какая интересная беседа в скором времени ждёт его самого. *** — Самрадж избегает нашей близости. Он до сих пор не верит, что это безопасно, представляешь, мам? Вчера ночью я так надеялась получить толику счастья… Но всё напрасно! Он решил, что я всё выдумала, лишь бы заполучить желаемое. Мура обернулась с открытым от изумления ртом. Фраза про близость и счастье была самым последним, что она ожидала услышать от Чандрагупты, влетевшего в её покои, словно порывистый ветер или сорвавшийся с привязи жеребец. Впервые она призадумалась: может, пора уже начинать называть сына дочерью? Но у Муры язык не поворачивался обратиться к Чандре в женском роде и произнести проклятое чужеземное имя, выдуманное то ли Ракшасом, то ли Дхана Нандом. — Думаю, если ты повторишь ему то, что рассказала мне о себе, он больше не станет сопротивляться. Он сейчас у себя в покоях. Сходи туда! — махарани Юэ с длинной косой, перекинутой через плечо, одетая в ярко-жёлтое сари и в женские украшения, приблизилась к ней и доверчиво коснулась её руки. Мура вздрогнула и невольно отшатнулась. — Разве ты не хочешь помочь любимой дочери? Мура всё ещё не отвечала, молча пялясь на Юэ. А та, даже не поняв, какая буря эмоций бушует в груди матери, невинно продолжала: — Ты незадолго до моего рождения лазала в горы без помощи служанки, и всё равно не потеряла меня. Ты очень крепкая, а, значит, я такая же. И с отцом у вас была близость, пока ты носила меня. Скажи это сама Дхане. Ну, и остальное заодно. Не верит он мне. Считает, что я лукавлю, — Юэ печально вздохнула. — А я хоть и волнуюсь о ребёнке, но терпеть-то так тяжело! Ты меня должна понять. Ты же сама призналась вчера, что однажды добилась внимания отца, устав терпеть и ждать. В общем, семь лун я точно не выдержу. — Чандра! — наконец возмутилась Мура. — Что ты от меня требуешь?! Сам подумай, как я могу пойти к Дхана Нанду, с которым мы долгие годы были злейшими врагами, и говорить с ним на подобные темы?! Это же страшный стыд! Несмываемый позор! Никогда. Ни за что. Мура не знала, как заставить бессовестную Юэ ощутить хоть какую-то неловкость, но та и не думала смущаться, беззастенчиво пользуясь своим «интересным» положением. — Мамочка, — Юэ сложила руки перед грудью, трогательно глядя на Муру снизу вверх, — ну сжалься! Дхана хороший. Я ведь вчера тебе рассказала, что он предлагал мне снова стать юношей. Навсегда! Представляешь, ради меня приказал Ракшасу тайком притащить воду из Источника Утонувшего Юноши, снимающую проклятье. Если бы Дхана не собирался меня превращать обратно, то он не приказал бы аматье набрать эту воду. Ведь правда? А ещё он предлагал мне ненадолго стать собой и отдохнуть от тяжести плода, если мне на поздних сроках станет совсем невыносимо. Будь он извергом, не стал бы так заботиться. Я получила того мужа, о котором другие женщины могут только мечтать. И между мной и моим счастьем стоит всего лишь один ма-аленький разговор. — Для меня и ачарьи он спасительной воды не набрал! — яростно выпалила Мура и желчно добавила. — Изверг. — Он просто не нашёл в своих пергаментах ничего про воду, избавляющую от заклятья панды! А иначе и для вас с ачарьей привёз бы, — уговаривала Юэ. — Но какая разница, если отныне мы с тобой всегда будем вместе? Случись тебе попасть под дождь или окунуться в реку, я помогу. Быстро подогрею воды, и ты снова станешь собой. Думаю, однажды мы станем счастливы: ты, я, мой ребёнок. И мы с моим сыном всегда будем рядом. Мура невольно вздрогнула, вспомнив, как незадолго до прихода Чандрагупты, в её покоях побывала дэви Калки, тоже утверждавшая, что всегда будет рядом, поможет чем угодно и даже жизнь отдаст, лишь бы сделать махарани Пиппаливана счастливой. Слова дэви Калки звучали так убедительно, что на миг Мура забылась и пропустила момент, когда супруга Джагат Джалы внезапно бросилась на неё, словно пантера на добычу, и, опрокинув на ложе, страстно облобызала волосы, шею, лоб и щёки. До губ не добралась только потому, что Мура в ужасе оттолкнула от себя эту странную дэви из Параспуры, поинтересовавшись у той, с какой стати она творит неправедное. Ничего не ответив, Калки вдруг расплакалась и убежала, закрыв лицо накидкой. И вот теперь мысли Муры раздвоились. С одной стороны, она ужасалась речам, произносимым сыном, с другой стороны, ей страшно было снова встретиться с лишившейся и разума, и стыда дэви Калки, поэтому, возможно, чтобы выиграть время и отделаться ненадолго от страстной супруги Джагат Джалы, стоило посетить Дхана Нанда и побеседовать с ним. Правда, Мура не представляла, с чего начать разговор и с каким выражением лица его вести. В гордую позу встать уже не получится и презрением обдать проклятого зятя не выйдет. Что же делать, чтобы привлечь внимание? Подобно дэви Калки кинуться в объятия и облобызать, чтобы он остолбенел и не мог сопротивляться? Нет, это самый плохой вариант. Хотя, было время, ей действительно этого хотелось, и она ненавидела саму себя за позорные желания, несовместимые с дхармой вдовы. Теперь о лобызаниях и речи идти не может, учитывая звание тёщи, которого она недавно удостоилась. Впрочем, если сравнить царя с Дургамом, ещё неизвестно, кто из двоих — цирюльник Нанда или цирюльник Джала — целуется лучше. Мура мечтательно закрыла глаза, вспоминая чудесное утро в покоях усатого развратника, спасшего её из медвежьей шкуры, как вдруг в мыслях рядом с образом брата Джагат Джалы возникла дэви Калки со вздымающейся от тяжёлого дыхания грудью. «Во всех трёх мирах нет никого прекраснее вас, махарани!» — с чувством воскликнула она, и Мура внезапно ощутила, что ей становится не по себе. «Надо поскорее об этом забыть, — решила она. — Такую ужасную адхарму надо тщательно выпалывать из цветника чистых мыслей, словно сорняки!» — Ты поможешь, мамулечка? — сейчас Юэ ничуть не напоминала Чандрагупту. Скорее, она была похожа на нежную дэви, страдающую от неразделённой любви и готовую на всё, лишь бы любовь стала взаимной. Сердце Муры наполнилось жалостью к новообретённой дочери и негодованием на зятя. — Да, — она решительно стиснула зубы. — Помогу. *** — Надо срочно поговорить! Подняв голову и увидев стоящую перед ним Муру, Дхана Нанд крепко пожалел о том, что дал позволение охранникам пропускать к нему в покои в любое время дня и ночи не только жену, но и тёщу. Просто он и в мыслях не держал, что Мура действительно явится. — Чего тебе? — голос царя звучал небрежно и холодно. — Если пришла по поводу снятия заклятья, то зря. Я не знаю такого средства. Тебе и ачарье я помочь не смогу. — Ничего мне не надо. Просто выслушай. — Вероятно, я наконец услышу долгожданное признание? Только, похоже, ты с этим здорово припоздала. Я женат, и жене изменять не собираюсь. Пальцы Муры сами собой сжались в кулаки, она в упор посмотрела на Дхана Нанда с таким выражением лица, словно желала испепелить царя взглядом. Он отложил перо в сторону. Отодвинул кучу исписанных пергаментов и ёмкость с разведённым водой углём. — Ладно, вижу, дело серьёзное. Говори. — Юэ жалуется, что ты пренебрегаешь ею, — щёки Муры полыхали яркими красками закатного неба. — По ночам. Если ты понимаешь, о чём речь. — Нет, не понимаю, — царь рассмеялся. — Махарани Юэ — моя супруга, я её люблю. Зачем бы я стал пренебрегать ею? — Хоть убей меня, когда я закончу, но сейчас — дай сказать!!! — неожиданно гаркнула махарани Пиппаливана, на мгновение напомнив царю генерала Бхадрасала, время от времени проводящего смотр войск на главной площади перед дворцом. Дхана Нанд с интересом сложил руки на груди и склонил голову набок, всем своим видом выражая любопытство. — Вам с Юэ… необязательно ждать семь лун, чтобы… — Мура замолчала, становясь пунцовой и мучительно подбирая слова. Дхана Нанд нетерпеливым жестом дал ей понять, что ему не терпится услышать продолжение, — полноценно исполнять дхарму супругов. Одним словом, если моя дочь желает любви, ты должен ей дать просимое. Ваджра меня порази, самой не верится, что говорю об этом с тобой!!! — неожиданно заорала она так, что несколько лампад упали с потолка. Опомнившись, Мура торопливо затоптала их, чтобы не загорелся лежащий поблизости пышный ковёр. — В общем, — она снова совладала с собой, злобно косясь на ненавистного зятя, — я просто пришла сказать, что мы с Чандраварданом не воздерживались ни от чего до самых родов. Более того, когда закончились тягостные дни, в течение которых я не могла принимать пищу, я вернулась к обычной жизни: ездила верхом, стреляла из лука, тренировалась на мечах, поднималась в горы без помощи слуг, вплоть до дня, когда родился Чандрагупта, — лицо Муры вдруг потеплело и озарилось улыбкой, когда она вспомнила о рождении сына. — И роды мои были лёгкими, об этом я махарани Юэ тоже сказала, — тёща самраджа запнулась, поймав себя на том, что осталось заставить себя изречь самое трудное. — Одного я не сказала: причину, по которой я родила легко. Юэ не надо этого пока знать, а тебе — стоит. Дхана Нанд всё ещё молчал, однако на сей раз он внимал каждому слову Муры, весь превратившись в слух. — Если… дочь попросит о близости незадолго до того, как начнутся схватки или когда уже начнутся, но будут слабыми — не отказывай. Чандравардан мне не отказал, и я рада, что он тогда оказался во дворце, а не где-то далеко. И ты постарайся не уезжать никуда, когда до родов твоего сына останется меньше одной луны. Если не откажешь ей в близости, — а Юэ этого непременно захочет, я в ней даже не сомневаюсь! — роды пройдут легко. — Вот, значит, как? — не удержался самрадж от ехидной ухмылки. — Близость накануне родов? — Да, так! — снова рявкнула Мура, чьи щёки пылали огнём. — Ты поможешь ребёнку выбраться, раскрыв для него выход. О боги, неужели я сказала это всё своему злейшему врагу и не умерла, окутанная пеленой позора?! — Мура благодарно воздела сложенные руки к потолку. — А я никуда и не собираюсь уезжать, — спокойно промолвил Дхана Нанд. — Никаких сражений не намечается. Если же на нас и нападут, я полагаю, Бхадрасал и Ракшас справятся. Я присоединюсь к ним после рождения ювраджа Магадхи. Ничего не может быть важнее моей жены и сына! — Я рада, что не пришлось тебя убеждать или повторять дважды, — Мура смерила царя уничтожающим взглядом. — Одного не представляю: как мне, исполняя твой совет, не навредить моей махарани, учитывая, в каком положении она будет находиться? — А то не знаешь! Впрочем, я подозревала, что ты будешь измываться надо мной, притворяясь, будто не ведаешь ничего. Мура ещё раз презрительно оглядела с ног до головы того, кто приходился ей почти ровесником, а затем небрежно швырнула ему на стол туго свёрнутые в трубочку и перевязанные выцветшей лентой многочисленные пергаменты. — Держи, изверг! Пользуйся. Но не вздумай никому, даже Чандре, говорить о том, откуда это у тебя. Скажешь — пришибу! — Что это? — удивился Дхана Нанд, дотрагиваясь до подарка «любимой тёщи». — «Камасутра». — Да у меня она есть! — рассмеялся Дхана Нанд. — Я её в четырнадцать лет прочёл от первого пергамента до последнего. Спать спокойно не мог, пока не дочитал. Но если бы Бхутапала не вытащил те пергаменты из тайника отца, мы бы их вообще не увидели раньше смерти Махападмы. Так что ничего нового ты мне не показала. «Камасутру» я знаю всю. — Не всю. Это единственная полная версия. Остальные — лишь жалкие отрывки. Чандравардан однажды проник в главный ашрам Таксилы, чтобы выкрасть этот уникальный экземпляр из местной библиотеки. Там есть изображения игрушек для услаждения плоти и подробно описано, как сделать их вручную. Рассказано подробно, как правильно пользоваться каждой из них, чтобы не вредить телу, — голос Муры звучал сухо и бесстрастно, словно она рассказывала о погоде или о ценах на рис на местном рынке. — Там же найдёшь позы для мужа и беременной жены, для двух и нескольких мужчин или двух или нескольких женщин, тайно творящих адхарму. Надеюсь, последнее вам никогда не понадобится, хотя кто вас знает? Я уже убедилась, что своего сына… ДОЧЬ... знаю плохо. А уж тебя и подавно узнавать не берусь! — и, не прибавив более ни слова, Мура развернулась и вышла из его покоев, не замечая, каким ошарашенным взглядом её провожает царь. Оставшись в одиночестве, Дхана Нанд, забыв обо всех важных делах, торопливо развернул пергаменты, оставленные Мурой, и погрузился в чтение.