Крик журавля

1 Череда событий того дня поселила в сердце еще маленькой Тэ злобное, кусачее раздражение. В наказание за то, что она залезла на яблочное дерево, отец заставил ее вместе со всеми есть острый куксу с какой-то красной травой и оставил без лунных пирожных перед сном. А Тэ ненавидела все острое и обожала лунные пирожные. — Не буду, — в который раз повторила она, ковыряя палочками поверхность резного стола. Тогда ее обида сформировалась в черный, колючий сгусток. Он пульсировал и издавал отвратительное зловоние, которое больше никто не ощущал. Он шуршал и шептал, словно листья на ветвях, когда заберешься повыше. Он говорил Тэ о страшных вещах — настолько ужасных, что она бы ни за что такое сама не придумала и не пожелала бы услышать. Хотелось зажать уши, свернуться на топчане и забыть о пробирающем до костей шепоте. Но черный сгусток, будто посмеявшись над Тэ, отделился, но не исчез. Он с клацаньем зубов и скрежетом клыков прилип вместе с ее детской обидой к Цензору Киму. Он вызвал головную боль, жар и бессонную горячку, которая ушла только когда Тэ обняла отца и приказала сгустку убираться. Минуло больше десятка лет. И он — этот сгусток, немного отличающийся и одновременно похожий, словно отражение в воде, теперь сидел внутри Намджуна. Кем-то вызванная боль была отвратительной и походила на плохо размолотые чернила. Она была живой, в отличие от естественно появившихся болезней. Тэ не узнала ее в недуге Императора, лишь потому что хоть его болезнь и обладала таким же оскалом, но только начинала покрываться черными прожилками. В случае Намджуна все было хуже. Гораздо хуже. Это было четко направленное желание причинить боль с прямым контактом и жестоким намерением. — Прошу вас, заприте дверь, — обратилась Тэ к лекарю Чону, снимая кат с вуалью и аккуратно кладя его на пол рядом с собой. — И… помните о данной клятве. Она снова коснулась открытой ладонью влажного лба Намджуна, сосредотачиваясь на ощущениях и борясь с желанием отдернуть пальцы. Сопротивление, которое Тэ чувствовала при лечении императора, можно было сравнить с весенним паводком, в то время как недуг Намджуна — с прорывом плотины на реке Суëнган. Она плотно закрыла глаза и нахмурилась. Даже сквозь плотно сжатые веки пробивалось яркое фиолетовое сияние. 2 — Проследуйте за мной к Императору. Голос лекаря Чона доносился до ушей Тэ, словно сквозь толщу воды. Ее руки свело болезненной судорогой, и она с трудом смогла отпустить лицо брата, к которому быстро возвращался здоровый цвет. Намджун перестал дрожать, его дыхание вернулось к размеренному темпу, и о прошедшей лихорадке напоминали лишь влажные от пота пряди, прилипшие ко лбу. — Вы в порядке, госпожа Ким? В порядке она, разумеется, не была. Тэ не впала в безмятежное забытье, лишь потому что остаточная боль была слишком невыносимой. Упадок сил после лечения Императора не шел ни в какое сравнение с ее нынешней удушливой слабостью. Тэ ни капли не волновала причина, по которой теперь лекарь захотел отвести ее к Его Величеству. Обвинят ли ее в поклонении демонам или заставят рассказать о своих способностях было не важно. Она просто желала всем своим существом, чтобы этот звон в ушах прекратился. — Помо… Помогите мне встать, — Тэ не была уверена, что слова слетели с ее губ, потому что слышала только этот назойливый, дребезжащий звук. Видимо, она все-таки произнесла просьбу вслух, потому что сразу почувствовала чужое прикосновение к плечам. Лекарь Чон придержал Тэ, не дав ей завалиться на бок, когда она обессиленно покачнулась. — Чт… с… ми? — ей удалось отличить лишь отрывистые звуки и покачать головой. Неожиданное облегчение принес укол в области виска. Акупунктурная игла. Тэ на грани видимости заметила тонкую витиеватую рукоятку и обеспокоенное лицо лекаря Чона, которое с каждой секундой принимало все более четкие очертания. — Что вы чувствуете? — тихо спросил он, заметив, что Тэ все еще тяжело переносит громкие звуки. — Головная боль? Звон в ушах? Слабость? Тошнота? — Всë, — она с трудом разлепила пересохшие губы. — Вместе. Тэ нахмурилась, когда заметила, что лекарь осматривает ее с каким-то нездоровым блеском в глазах. Ситуацию не упрощал тот факт, что он по-прежнему придерживал ее, спасая от близкого свидания с полом. — Благодарю вас, — Тэ легко повела плечами, ненавязчиво сбрасывая его руки и присаживаясь на край койки, где спал Намджун. — Видимо, мой брат не знал, что вы владеете мастерством Акупунктуры. В противном случае он придумал бы для меня другие лекарские таланты. — На самом деле при дворе не слишком ценится иглоукалывание, после того как предыдущий Император погиб от отравленного дротика, попавшего точно в точку да-чжуй. Тэ не знала таких подробностей, потому что интересовалась жизнью во Дворце на уровне историй от городского рассказчика. Отец никогда не говорил о делах, которыми занимается будучи на посту главы Цензората, а брат только заливался соловьем об Императоре Мине или Его Высочестве Третьем Принце, с которым вот-вот должна была состояться ее помолвка. При других обстоятельствах Тэ бы с присущим ей любопытством расспросила лекаря Чона подробнее, но сейчас она чувствовала себя лотосом, из которого выжали все соки в попытках сделать пасту. — Нам нужно попасть к Императору, — снова повторил он. — Чтобы вы еще раз… — Дайте хотя бы перевести дыхание, — Тэ улыбнулась и все-таки была рада слышать, что ее не собираются прямо сейчас отправлять на кымбу. Она подняла взгляд на лекаря Чона, который в привычной ему обстановке выглядел куда взрослее и собранней. Каким он точно не выглядел, так это удивленным. Хотя определенно должен был. — Почему вы ничего не спрашиваете? — наконец, поинтересовалась Тэ, в неловком движении поправляя шпильку в низко собранных волосах. — Потому что думаю, что вы не захотите отвечать, госпожа Ким, — лекарь Чон снял кат, зазвенев постукивающими друг о друга бусинами. — И позвольте в дальнейшем обращаться к вам, как к служанке Тэ. Во Дворце уши есть и у вековых кедров. Тэ кивнула, напрягшись от этого легко брошенного «в дальнейшем». Она коснулась запястья брата, проверяя его состояние. От злобного сгустка не осталось и следа. — Вы кумихо, — вдруг высказал свою догадку лекарь Чон после затянувшегося молчания. От неожиданности Тэ дернулась и подавилась воздухом. От резко скрутившего горло спазма она согнулась и закашлялась, скомкав в пальцах грубоватую ткань чхимы. Когда лекарь Чон потянулся к ней с еще одной иглой, чтобы помочь, Тэ замахала руками, пытаясь самостоятельно восстановить дыхание. — Вы… кх… о чем? — она с шумом втянула воздух через рот. — Дух лисы? — На вас же плохо реагируют собаки? — ответил вопросом на вопрос лекарь Чон. Тэ уже собиралась отрицать его невероятно глупую догадку, когда замерла с так и не слетевшим с губ словом «нет». — Это совпадение. В городе действительно не было ни одного пса, который бы не лаял ей в след и не начинал изо всех сил драть привязь. Данный факт всегда веселил старшего брата, который подтрунивал над ее кошачьей натурой и совсем не кошачьей неуклюжестью. — Но я не дух, — отдышавшись, продолжила настаивать Тэ, состояние которой почти пришло в норму, во многом благодаря игле, торчащей из виска. — У меня нет девяти хвостов. И я точно не ем мужскую печень. Человеческие органы в принципе не входят в мой рацион. Не смотря на всю серьезность ситуации губы лекаря Чона дрогнули в улыбке от ее слов. — Однажды мне в руки попал древний медицинский трактат. Его необычность состояла в том, что он изобиловал упоминаниями духов и мифических существ. Он пылился годами из-за того, что в чужих глазах не представлял никакой ценности. Как и в моих, пока я не увидел… ваш дар. — Как дары, я предпочитаю лунные пирожные, — улыбнулась Тэ и наклонила голову в его сторону, намекая на то, чтобы лекарь Чон вынул иглу. Тот нервно откашлялся и смущенно отвел глаза. Уши молодого лекаря покраснели. Тэ и не подозревала, что ее плавное легкое движение полностью подходило под определение «лисье». Она практически не почувствовала дискомфорта, когда лекарь Чон вынул иглу из точки силы на ее виске и вернул в чехол к ряду таких же. Он продолжил говорить, нервно сминая дорогую выделанную кожу акупунктурного набора: — Одно из сказаний делало акцент на особых способностях кумихо, которые маскировались под лекарей и травников. Так, один дух вылечил Главу Министерства Указов от лихорадки, за что тот пожаловал ему целый павильон. Как позднее выяснилось, кумихо была не только той кто излечил болезнь, но и той кто ее вызвал. Ее раскрыли и казнили. Лекарь Чон опустил взгляд, но даже так от него не укрылось, как сильно после его слов задрожала Тэ. Она начала медленно считать до десяти. Когда Тэ дошла до семи, ей перестало казаться, что она задыхается. Когда дошла до девяти, смогла перестать нервно комкать в руках ткань несчастной чхимы. Но во всей вселенной не существовало такого числа, дойдя до которого она смогла бы унять тот страх, что все эти годы гнала из своего сердца. — Я считаю, лекарь Чон, что легенды сравнимы с лентами, которыми люди по собственной воле завязывают себе глаза, когда речь заходят об их героях. — Вы только что вылечили ученого Кима прикосновением, служанка Тэ, — он на удивление легко обратился к ней по фальшивой личности. — И в данный момент мои глаза открыты, как никогда. 3 Павильон Светлых Мыслей отличался от Павильона Высоких Стремлений. Хоть он и не изобиловал особой роскошью, но был обставлен со вкусом, как и полагалось приемной Императора. Тэ шла по блестящей дорожке, выложенной мозаикой в виде змеиных чешуек. Ее голова была низко склонена и занавешена вуалью, свисавшей с деревянного каркаса ката. Все свое внимание она сосредоточила на шагах лекаря Чона, чтобы не отставать и не обгонять его — идти след в след. Казалось бы, она уже видела Императора, но Тэ все равно распирало любопытство. После подъема на черную, лакированную платформу, походившую на алтарь, она не могла отвести взгляда от Его Величества. Сквозь ткань Тэ угадывала очертания рабочего стола, склоненной головы Императора над свитками указов и резной экран за его спиной, который образовывали двенадцать панелей из сандалового дерева и мыльного камня. — Итак, — Тэ вздрогнула, потому что голос донесся откуда-то сбоку, а Император даже не обернулся в их сторону, полностью поглощенный донесением. — Теперь мы, наконец, сможем ответить на давно мучавший вопрос. Какие девушки нравятся нашему Чонгуку: сладкие, как ячменный сахар, или благородные, обучающиеся творческим талантам? Говорившим оказался личный стражник Его Величества. Даже сквозь вуаль Тэ смогла разглядеть очертания меча в тяжелых ножнах, закрепленных у него на поясе. — Приветствую Ваше Величество и,.. — проигнорировал резкие слова лекарь Чон, опускаясь на колени. Тэ поспешила последовать его примеру, но их остановил ленивый взмах руки Императора. По крайней мере, Тэ догадывалась о значении этого движения по смазанному очертанию. Вуаль сильно мешала ее неуемному любопытству и обыкновенному обзору. — Не стоит. У Императора был глубокий и резкий голос, который совсем не вязался с образом юноши из павильона Высоких Стремлений. С каждой секундой все произошедшее в ту ночь все больше напоминало сон. Светлые волосы Его Величества, тонкий шрам на лице и агония боли, вызванная чужим желанием — все медленно блекло на фоне авантюры, которая зашла так далеко. После короткого приказа лекарь Чон сразу выпрямился, но Тэ так и не рискнула поднять головы. Она украдкой смотрела на очертания Императора, зная, что не будь на ее лице вуали, за такое бы дали двадцать палок. — Это служанка Тэ, о которой я говорил, Ваше Величество, — сразу перешел к делу лекарь Чон. Видимо, Император не любил пустых разговоров и формальных приветствий, которые могли затянуться на палочку благовоний. Еще Тэ заметила, что лекарь сильно напряжен, но в этом, скорее, была вина странного личного стражника Его Величества. Тот настойчиво решил вернуть лекаря Чона к своему вопросу: — Как не посмотри, вряд ли ячменный сахар… — Прошу вас, Сокджин, оставьте свои домыслы вне территории Дворца, — в голосе лекаря сквозило неприкрытое раздражение. — Выше Величество, это служанка Тэ приготовила те самые благовония, что… кхм… укрепили ваш сон прошлой ночью. Позвольте ей в дальнейшем сопровождать меня и заботиться о вашем здоровье. Тэ вспомнила указания, данные ранее, и на его последних словах склонила голову еще ниже. — Для меня это будет непомерной честью, Ваше Величество, — с трудом выговорила она, захлебываясь воздухом на каждом слишком громком звуке. Все-таки прямо сейчас они нагло врали Императору прямо в глаза, скрывали ее настоящую личность и просили для Тэ доступ к телу Его Величества. Насколько бы странно и дико подобное не звучало. — Возможно, я ошибся, — снова влез страж, которого, видимо, звали Сокджин. — Голос определенно сладок, словно… — Позволяю, — все так же коротко и резко сказал Император, прервав поток слов своего личного телохранителя. — Указ вступит в силу с завтрашнего утра. На этом аудиенции явно была окончена. Евнух Ван шаркнул ногами, собираясь выпроводить их из павильона, но лекарь Чон все так же стоял на месте. Разрешение не было их основной целью. — Позвольте, служанка проверит ваше сердцебиение, Ваше Величество, — на резком выдохе произнес он и поклонился, от чего бусинки катккына жалобно застучали. Не то чтобы они не рисковали до этого, но подобная просьба была явно не в порядке дворцовых норм. До издания и вступления Указа в силу Тэ не имела права на прикосновение к Императору. После такого вопроса логично должен был последовать следующий: «Почему сердцебиение не может проверить сам лекарь Чон?». Но его, к счастью, не последовало, потому что было бы невозможно объяснить необходимость прямого контакта Императора именно с Тэ. С Тэ, которая вот уже как с половину палочки благовоний находила на грани обморока. В воцарившейся тишине лекарь Чон дотронулся до ее локтя, легко подталкивая в сторону стола с аккуратной пирамидов свитков. Со столь близкого расстояния в ее поле зрение чуть ниже края вуали попало вытянутое бледное запястье с точечными шрамами. Тэ не знала, от чего появляются подобные, но сейчас спрашивать об этом было смерти подобно. Она нерешительно опустилась на колени рядом с Императором, подвернула длинные рукава ханбока и коснулась пальцами вен в основании его ладони. После подобного Тэ была готова верить в чудо: касается Императора она уже второй раз, а молния все еще не поразила ее глупую, любопытную голову. Их подозрения оправдались. Кто-то действительно умышленно вызвал болезнь у Намджуна и Императора. Только боль Его Величества снова походила лишь на оскаленную тень, в то время как ее брат был поражен и опутан ею до костей и плоти. Убедившись в своей теории, она кивнула и начала медленно подниматься. Впрочем, у подола ее чхимы явно были другие планы. Тэ запнулась о край, прокляла свою неуклюжесть, помолилась, мысленно попросила прощения у брата и отца и упала. Упала, свалив свитки донесений со стола Императора и взмахнув руками, словно новорожденный журавль.