***
Вальбурга уже несколько минут не может прийти в себя. Она стоит в гостиной, облокотившись рукой на старый сервант и хохочет. Тело женщины, облаченное в строгое чёрное платье, вздрагивает. — Умер. — она проговаривает слова, сквозь смех, проглатывая части. — Сдох, они хотели написать. Он сдох. Кричер, причитая, ходит вокруг своей хозяйки, готовый чуть что сорваться по первому её приказу. — А знаешь что, неси парадную мантию. Я собираюсь прогуляться. — улыбка не сходит с её лица. Кажется, что кандалы, сковывающие её руки всё это время, наконец спали. Теперь можно не бояться. Ничего больше не угрожает ни ей, ни её сыновьям. Абсолютная свобода, когда все они умерли. Родители, тети, дяди. Все. И даже Том. — Не стоит вам, госпожа. — вздрагивает Кричер. — Старый эльф принесёт вам всё, что прикажете. На улице толпа. — Мантию, Кричер. Быстро! — она взвизгивает. Не ему её учить. Не он так долго ждал. Теперь уже не с кем разделить этот праздник. Ни Друэлла, ни Лукреция, ни Орион, ни Сигнус не увидят этот день. Хотя они, быть может, и поняли её радость. Но для сыновей она устроит праздник сразу, как только они вернутся с учебы. Может быть попросить директора отпустить их на пару дней из Хогвартса, чтобы отметить раньше? Она снова усмехается. Теперь это похоже на сдавленное хихиканье после удавшейся шалости. Он так хотел продлить свою жизнь и умер через два года после рождения Афелии. Это вызывает в Вальбурге особый восторг. Так стараться, столько жизней испортить, и все равно не смочь. Она счастлива, что он не испортит девочке жизнь. Счастлива от того, что все его старания были напрасны. — Миссис Блэк, прошу вас, не надо на улицу. Это опасно. — Кричер спотыкается, неся ей мантию. — Не нужно… — Закрой рот. Я бы наказала тебя, да день особенный. Домовик продолжает причитать, пока она с улыбкой на лице застегивает пуговицы мантии. Это первый день за долгие годы, когда теней нет. Скоро мальчики вернутся из Хогвартса. И не будет больше ни Пожирателей, ни сопротивления. Вальбурга выходит из дома и быстро спускается по ступенькам на площадь. Как долго она этого не делала? Кажется вечность. Свежий воздух обволакивает кожу. Крики празднующих магов доносятся со всех сторон. Ее улыбка на лице становится шире. Он так хотел славы, обещал им лучший мир и действительно подарил его. Вальбурга оглядывается по сторонам, больше не страшно. Мерлин, и дышится полной грудью! — Поздравляем! — Сами-Знаете-Кто пал! — Ура! Да здравствует Гарри Поттер! Она вертит головой из стороны в сторону, пытаясь разглядеть лица. — Вы слышали? Посмотрите! — кто-то засовывает ей в руки свежий выпуск пророка. «Сами-Знаете-Кто побежден! Свободная жизнь! Безопасность в магическом мире восстановлена.» Чуть ниже она замечает фото человека, отдаленно напоминающего ей её саму в молодости. Она пытается не фокусироваться на статье. Но буквы въедаются в сознание. «Сириус Блэк отправится в Азкабан за убийство» Вальбурга вздрагивает. Этого просто не может быть, её мальчик в Хогвартсе. Может, тезка? Какой сейчас год? Она быстро находит на газете дату. И визг вырывается наружу произвольно. Она не замечает, как протискивается через толпу, направляясь к дому. Ноги несут её сами собой, пока взгляд сфокусирован на одной точке, чтобы не потерять её из виду. Обшарпанная дверь, выцветшего от времени дома. Ей казалось, что они делали ремонт совсем недавно. Она резко останавливается. Друэлла восхищалась их новым ремонтом. А рядом с ней стояла маленькая Нарцисса. Взгляд опускается на брусчатку под ногами. Поднимается выше, перескакивая между лицами мельтешащих людей. Она снова срывается вперёд, но больше не чувствует себя бегущей молодой женщиной. Старость сковывает её движения. Она ощущает её каждой клеточкой своего тела. — Кричер! — крик разноситься по коридору. Старый домовик вздрагивает. Его не пугает то, что его ждёт, он боится, что Хозяйка не сможет пережить реальность. — Кричер! Где мой Регулус?! — Миссис Блэк… — Где Регулус?! — ее лицо краснеет, покрываясь пятнами, глаза нездорово блестят. — Миссис Блэк… Она падает на колени в прихожей, разворачивая на полу газету. Сириус Блэк предал лучших друзей, рассказав Тому-Кого-Нельзя-Называть место нахождения Поттеров. Сбегая от авроров, он убил второго лучшего друга — Питера Петтигрю и десяток маглов, которые успели их окружить. Блэк отказался от суда присяжных и защиты. Он полностью признал вину и был направлен в Азкабан на пожизненный срок, как особо опасный преступник. Вальбурге кажется, что её вот-вот разорвёт. Крик вырывается наружу, чтобы хоть как-то спасти её от переполнения эмоциями. Хотя в спасении она не видит уже никакого смысла. Тени сгущаются. Смех родителей сливается с криком Джин. Голос Афелии сливается в хор голосов с другими их однокурсниками. — Мама, ты обещала нам жизнь. — голос Регулуса вырывает её из общего шума, заставляя закричать сильнее. — Мама, почему ты не сказала, что умирать так больно? — Миссис Блэк! — домовик трясёт её за рукав. — Кричер не хотел, чтобы вы видели. Кричер хотел вас защитить. Миссис Блэк! Но она не реагирует, выпуская через крик боль, накопившуюся за годы. — Я говорил тебе, что это не поможет. Грязнокровки сгубили тебя, они же уничтожили Сириуса. — голос Ориона больше не поддерживает. В его плечи стоит, вцепившись, тень Лукреции. — От грязи не родится ничего кроме грязи. Я говорила, что она порченная, что она тебя не достойна. Вальбурга продолжает кричать. Из глаз текут слёзы. Разве много она просила? Регулус погиб из-за полукровки, Сириус сел в Азкабан из-за грязнокровок, маглов и осквернителей крови. Не уберегла. Ни одного из них не уберегла, никого не смогла уберечь. Кричер замирает, когда крик прекращается. По дому разносится глухой удар — тело безжизненно падает на пол. Домовик зажмуривается. Он чувствует, как магия меняется, теперь он собственность Сириуса Блэка. И этот поганец вернётся домой, если вообще вернётся, не спросив, что здесь произошло. Не вспомнив, сколько боли здесь осталось.***
— Мёртв! — крик Беллатрисы разносится по поместью Лестрейнджей. — Идиоты. Это невозможно. Он говорил, что предусмотрел это! — Невозможно предусмотреть смерть. — отрезает Родольфус, — а нам нужно найти способ доказать свою невиновность, если ты не хочешь оказаться запертой в Азкабане. — Мы не будем отрекаться от Лорда. — она практически рычит, ища поддержки у Рабастана. Внутри сжимается сгусток энергии, заставляя её почти что визжать. Она не может остаться с миром один на один без Волан-де-Морта. Она не хочет снова возвращаться в мир людей, которые не способны её понять. Не готовы увидеть в ней талант. Не способны осознать силу её таланта — убивать. — Приди в себя! — Родольфус больно хватает жену за руку. — Его нет. Мёртв. Совсем. А у нас есть будущее, у нашей семьи должно быть продолжение. И я не дам тебе сесть. — Если мы будем первыми, кто найдёт Темного Лорда, то снимем все сливки. — Рабастан не спешит поддерживать брата. — Нужно мыслить логически. Общество нас не примет. А он — даст нам власть. — Его больше нет. — не сдаётся Родольфус. — Кого вы собираетесь искать? А главное, как? — Спросим у Ордена. Они должны знать. Уверена, это все было ловушкой. Не мог ребёнок победить нашего господина. Лонгботтомы. Направимся к ним. Спросим у них. Родольфус каждой клеточкой тела осознаёт, что Беллатриса не в себе. Её будто бы разрывает бушующая в ней сила. Хаотичная и тёмная. — А если нет? — Ты и сам знаешь, что да. Они все расскажут. Я буду их пытать до самой смерти. Я найду его. Она выплёвывает каждое слово. Сжимая пальцы в кулаки. Он ведь не мог умереть. Не мог на самом деле бросить её здесь совершенно одну. Она бросает злой взгляд на братьев Лестрейнджей. Лучше бы эти двое умерли, а Темный Лорд остался. Но пока не время сдаваться. Она всё сможет исправить.***
Если бы можно было собрать мир в одну маленькую точку, а потом взорвать — Петунья бы смогла наконец выдохнуть. Взорвать. И сразу бы стало легко. Но мир продолжает существовать. А люди, собравшиеся на похороны, стекаются и стекаются к небольшой церкви. Ей объяснили, что позовут только самых близких, а близких осталось не так много. Ещё ей рассказали, что все это время шла война и что погибло много ровесников Лили. И что Поттеры были вынуждены скрываться. Это, конечно, объясняло многое. И то, почему Петунья оказалась в одиночестве у кроватей родителей перед их смертью до возвращения Вернона с работы. И то, почему младшая сестра, любимая дочь, не явилась в церковь на отпевание. Объясняло, но не делало легче. Было сложно поверить, что так близко, за чертой магического, недоступного ей, Петуньи, мира шла война, которую никто из них толком не заметил. И не просто шла, а унесла десятки или сотни жизней. В конце концов, какая к черту разница, кто погиб кроме Лили. Она не знала ровным счетом никого из тех, кто так бесцеремонно вырвал из её жизни младшую сестру. Может быть только Альбуса Дамблдора и Джеймса Поттера. Но теперь и это не имело значения. Поттер мёртв, Лили мертва, а всесильный Дамблдор ничего не смог с этим сделать. Может быть, Вернон был прав, когда говорил, что волшебный мир это одна сплошная карусель безумия? Петунья продолжает сжимать в руках кулек с маленьким Гарри. Ребёнок на удивление спокойно спит, не замечая звон колоколов и глазеющих на него людей. Да, говорили, что соберутся только самые близкие. Однако пришло куда больше людей, и все они хотели приложиться к Гарри, как к некому избранному. Но Петунья ровным счётом не понимала, о чем идёт речь. Это всего лишь ребёнок, маленький несчастный ребёнок, свалившийся ей на голову. Глаза, как у сестры, но все остальные черты лица — вылитый Поттер. Возможно, именно это вызвало у Вернона отвращение к нему. Или, может быть, страх, что мальчик вырастет и заткнет его, подобно своему отцу в момент их первой и последней встречи. Ещё хуже, если он сделает это с их сыном, подорвёт его веру в себя, даст понять, что он бракованный, раз не обладает магией. Ровно так же, как сделали это Лили и Джеймс. Петунья сильнее прижимает к себе ребёнка, стараясь спрятать его от начинающегося осеннего дождя. Непогода отвлекает от неё внимание людей. В те недолгие моменты, когда их с Гарри оставляют в покое, она продолжает буравить взглядом постаревшее лицо Дамблдора. Лили так много про него рассказывала в каждый свой приезд, она называла его героем, восхищалась, что они могут у него учиться. Петунья же тихо ненавидела директора за отказ дать ей возможность быть рядом с Лили. Но тогда и она видела в нем героя, теперь же лишь дряхлый старик, беспомощный и бесполезный. Ты должна защитить племянника. За ним придут, обязательно придут. Лили оставила магическую защиту. Это кровная магия, она сможет работать лишь рядом с тобой. Как с её кровью, её сестрой. Она всегда мечтала обладать магией. Но теперь эти слова вызывали лишь истерические смешки. Не до такой степени и хотела, чтобы лишать Лили жизни. Петунья ловит на себе враждебный взгляд пожилой женщины в длинной мантии, по спине невольно пробегает холодок. Она даже не пытается вспомнить ее имя. Лили точно его называла. Лили точно была с ней знакома и наверняка в хороших отношениях. Они все теперь смотрят на неё враждебно, думают, что она не сможет позаботиться о Гарри. Миссис Дурсль сильнее прижимает к себе ребёнка. Ещё как сможет. И сделает все, чтобы отбить у него желание становиться волшебником. Таким отвратительно мерзким, беспомощным и злым. — Здравствуй, Гарри. — тихий мужской голос возвращает ее в реальность. — Вы должно быть сестра Лили, верно? У вас есть схожие черты. Незнакомец одет в серое длинное пальто. Это низкий мужчина в возрасте с седыми волосами и заплаканными глазами. — Петунья Дурсль. — она кивает, не удосужившись протянуть ладонь для рукопожатия. Вцепляясь пальцами Гарри. — Конечно. Я… Впрочем неважно. Я знал Лили и Джеймса. Она была моей лучшей ученицей. — его лицо в момент краснеет, словно вот-вот и из глаз снова польются слёзы. — До чего же обидно, что все так закончилось. И удивительно, что Гарри выжил, когда за ним пришёл Сам-Знаете-Кто. — Пришёл за ним? — лицо Петуньи вытягивается. — Разве не Лили с Джеймсом были его целью? Они ведь были в сопротивлении. Как там…? Орден… — Феникса. — заканчивает за неё мужчина. — Точно. Мне сказали, что он им мстил за что-то. — О, все совсем не так, он выбрал избранным Гарри и хотел его уничтожить. Не буду погружать вас в подробности. Но его целью был именно мальчик. Все об этом говорят. И это страшная история, когда самый Темный волшебник гоняется за ребенком. — За Гарри… Мир перед глазами Петуньи начинает расплываться. Она думала, что сможет защитить мальчика от волшебного мира. Но он был не просто его частью. Убийцей ее младшей сестры.***
— Нам всем конец. — Люциус хотел бы скрыть дрожь в теле, но ничего не может с собой сделать. Ни одна дыхательная практика ему не помогает, и даже оставшийся с детства страх перед отцом не действует. — Мы пропали. Обещай, что в суде скажешь, что я применил к Нарциссе Империус. Обещай, что подтвердишь, что она не виновата. Не хочу, чтобы она села в Азкабан. — Тогда поговори с Краучем-старшим, дай денег и заставь его заткнуть министерство. — с безразличным взглядом Абраксас наливает в свой бокал огневиски, и задумчиво кусает губу. — Мы не сядем. Не в этот раз. — С чего ему нам помогать? — Он хочет стать министром, ему нужны влиятельные друзья. Есть кто-то влиятельнее нас теперь, после падения Лорда и скорого ареста Лестрейнджей? Убеди его. Не мне тебя учить. А ещё он мне должен целое состояние и ты можешь пообещать ему простить половину. Его голос все ещё звучит строго. Строже, чем хотелось бы. — Я обещал Цисс уложить Драко. Пока я это делаю, ты можешь уладить проблемы семьи. — Абраксас прилагает все свои усилия, чтобы не шаркать по полу поместья. Не тот возраст, чтобы легко переносить тяжелые новости. Не та ситуация. Люциус кивает. Если бы Темный Лорд остался жив, ему бы никогда не пришлось испытывать все эти унижения. Снова доказывать неприкосновенность Малфоев. Его разрывает изнутри злоба. Столько сил и все напрасно. Все ради того, чтобы теперь пытаться себя обелить. В памяти всплывает лицо матери во время Круциатуса, и тело обдает новой волной жара. Теперь Нарцисса и Драко в безопасности. Больше не нужно оглядываться. Он потерял власть, но приобрёл равновесие. Тем временем Абраксас заходит в спальню к внуку. Драко сидит на полу, играя с няней в фигурки квиддичных игроков. Заставляя маленьких человечков взмывать в воздух и падать на пол. — Дальше я сам. — Малфой старший прерывает вечер бесцеремонно и грубо. Женщина быстро поднимается на ноги и выходит из детской. — Пора ложиться, Драко. Мальчик улыбается деду и протягивает ладошки, прося взять себя на руки. Абраксас ухмыляется, но исполняет волю внука. Когда-то и его Люциус был таким же крошечным. Но времени решительно не хватало. Теперь всё иначе. — Рассказать тебе сказку на ночь? — он заботливо укутывает внука одеялом, проверяя, чтобы для воздуха не осталось щелей. — Мою любимую. — Драко ещё плохо выговаривает слова, но точно знает, что попросить. Абраксас усмехается себе под нос. — Что ж. Много лет назад жил-был мальчик. Судьба у него была суровая, а путь тернистый. Он видел много зла и несправедливости вокруг. Но он не сломался, а твёрдо решил, что изменит мир. Звали его Том. — Малфой чувствует, как горлу подступают слёзы. Долгие годы он боялся Волан-де-Морта, его действий и решений. Но куда дольше он любил и скучал по своему лучшему другу. Только вот раньше сказка, ни один и ни два раза, рассказанная внуку перед сном, отдавала внутри лишь слабой грустью по прошлому, теперь же от неё внутри просыпалась невыносимая боль. Когда Драко засыпает, Абраксас склоняется над его макушкой, аккуратно целуя внука, чтобы не разбудить. — У тебя всё будет по-другому. Тебе не нужно будет убивать. И готовиться к убийствам в школе. Ты сможешь быть счастливым. Он выходит из комнаты на цыпочках, всё больше и больше погружаясь в воспоминания. Кто бы мог подумать, что он останется последним. Что вместе с детьми пройдёт по склепам семей почти всех своих однокурсников. Что похоронит в гробовой тишине вдвоём с домовиком Вальбургу. Что прочитает о смерти Тома из газеты. И что не будет знать, с кем можно помолчать о прошлом. Он медленно идёт по поместью в свою комнату. Столько планов. И никто не дожил до ста. Столько амбиций. И ничто не пригождается, когда закрывается крышка гроба.***
Зал суда оказывается темнее, чем Родольфус мог себе предположить. И ни одного лица, на котором можно было бы найти поддержку. Он знал, на что идёт, следуя за женой и братом. Это его путь, его судьба. Иного выбора никогда и не было. Перед глазами всплывает образ Андромеды. Её смеющиеся глаза. Выбор был, ты просто не смог его сделать. Духу не хватило. — Эти люди обвиняются в том, что свели с ума пыткой Круциатусом Фрэнка и Алису Лонгботтом. — бесцветный голос судьи разносится по залу, вызывая негодование среди собравшихся. Августа Лонгботтом хочет было издать всхлип, но быстро берет себя в руки. Теперь у неё нет такого права. Муж мёртв, дети в больнице святого Мунго, а на руках маленький внук. И бежать некуда. Когда Минерва сжимала кулаки и твердила, что им не нужна война, ей казалось, что это глупый страх. Теперь становится очевидным, подруга знала больше, чем они все о последствиях. Три молодых человека, чуть старше её детей. Со звериной яростью в глазах и бесчеловечностью внутри. Как они допустили, чтобы в мире появились такие, как они? Как допустили, что даже после смерти Волан-де-Морта они продолжают сеять горе? Чем он смог их так замотивировать? Родольфус встречается с ней взглядами. И ужасается, как много в женщине боли. Хочется расхохотаться. Безумная реакция, на безумные последствия в том числе и его действий. Кто он теперь? Наследник известного чистокровного рода или псих, доводящий людей до безумия? Взгляд мечется по залу, желая найти хоть немного сочувствия. Он ведь не при чем. Он не хотел. Он не думал, что всё так закончится. Он не наставлял на них палочку. Он не желал им зла. Андромеда сжимает руки под мантией, смотря как старшая сестра и двое друзей детства слушают приговор. Пожизненный срок в Азкабане. Об этом ли они мечтали, когда наперегонки бегали по территории Малфой-мэнора во время собраний родителей. Об этом ли они мечтали, когда решали свои глупые проблемы: кто кому больше нравится, кто кого позовёт на танец, кто на ком женится. Теперь это все кажется смешным. И таким малозначимым. Нарцисса не имеет права прийти в зал суда, попрощаться со старшей сестрой, сжать руку средней. А она сама не может оторвать взгляд от клетки в центре зала с тремя преступниками. С тремя когда-то близкими людьми. Чтобы сказали родители? Кого из них они бы похвалили теперь? Родольфус скользит взглядом по присутствующим. Это уже не поиски поддержки, это просто развлечение для убийства времени. Под затянувшуюся речь судьи можно уснуть. Андромеда вздрагивает, когда ловит на себе взгляд Родольфуса. Он удивлён не меньше. Какого дементора она пришла сюда. И где её чертов муж грязнокровка? И где ненависть в её взгляде. Почему нет злобы и отвращения? Хоть что-то, к чему он готов. Хоть что-то, что он миллион раз представлял перед сном. Она ведь должна его ненавидеть? Она ведь должна быть бесчувственной и жестокой. Он был к этому готов. Но жалость в её глазах доводит до безумия. Если бы она не сбежала, всё было бы иначе. Если бы не бросила их ради грязи. Какое право она имеет теперь приходить в зал суда и смотреть на него так, словно ей жаль. Словно она не видит монстра в клетке, словно ей тоже больно. — Ненавижу! — его лицо мгновенно краснеет, он делает несколько шагов вперёд, натягивая цепи кандалов на руках, вцепляется пальцами в решетку, окончательно зверея. — Ненавижу вас всех! Ненавижу!***
— Могу тебя поздравить? — Геллерт усмехается, не заставляя себя повернуться к другу лицом. — Больше я тебе не нужен, можешь прекратить сюда таскаться. Звучит жестко. Но Альбус проглатывает. Гриндевальд сегодня спокойнее обычного. И, кажется, старее. — Даже до тебя слухи дошли? — Вы слишком громко радовались. — он продолжает смотреть в стену перед собой. Но Дамблдору хорошо виден его профиль и синяки под глазами. — Поздравляю, ещё один Темный волшебник в твою копилку тщеславия. Альбус опускается на каменный пол рядом с другом. Их разделяют толстые прутья решетки, хорошо защищенной заклинаниями от любых попыток сбежать. — Это не конец. Не знаю как, но он вернётся. — Прекрати паранойю. — огрызается Геллерт. — Вам повезло. — и с довольной улыбкой добавляет. — А если тебе нужен повод навещать меня, придумай другой. Альбус набирает воздух, чтобы огрызнуться на самоуверенность Гриндевальда. Но не находит в себе сил. Под его глазами тоже синяки, пока вся Англия отмечала, он перебирал события в памяти, безжалостно к себе ныряя в омут памяти. — Я кое-что вспомнил. Афелия, та самая которая из будущего и которая погибла… — У меня силы отобрали, а не память. Ближе к делу. — Она попала в наше время после сражения с Пожирателями. И она знала, кто такой Лорд Волан-де-морт. — Альбус закрывает глаза, тяжело вздыхая. Она должно быть уже родилась. Интересно, она поступит в Хогвартс раньше или позже Гарри? Будет ли у них время восстановиться? — Я вернулся в каждую нашу с ней встречу. И смогу узнать, когда увижу. Она жила при нем, Геллерт. Она его знала. И если он до самой смерти продолжал её искать, значит, она ещё либо не родилась, либо совсем ребёнок. — Хочешь сказать…? — Всё было зря. — усмехается Дамблдор себе под нос и поворачивает лицо к другу, желая разглядеть его эмоции. Догадывался ли он? Или предвидел всё с самого начала? — Мы ничего не изменили.***
Не плачь, не смей плакать. Ты ведь Гриффиндорец. Гриффиндорцы не плачут. Сириус щипает кожу рук, заставляя себя не проваливаться в сон. Нужно продержаться до отбоя, а потом обернуться псом и тогда будет шанс прожить ещё один день. Ещё одни сутки для самоуничтожения, для пытки самокопанием. Самой страшной и беспощадной. Но всё равно менее пугающей, чем поцелуй дементоров, которые так и норовят к нему подобраться. Нет, добровольно он им не сдастся. Он уничтожит себя сам. Его суд был завершён без единого вопроса. Как просто, когда ты сам во всем признаешься. Как это приятно, когда никому нет дела до твоей дальнейшей судьбы. Как это предсказуемо. И как неинтересно. — Отвратительно выглядишь, братик. — голос Беллатрисы проникает в сознание, заставляя вздрогнуть. — Это самое мерзкое видение, что я видел. — Блэк хочет сплюнуть для пущей убедительности, но во рту пересохло. А сил и желание едва хватает, чтобы просто поднять глаза на Лестрейндж. Надо же было такому привидеться. — Так долго от нас бежал, а в итоге все в одном месте. За одно и тоже. — она проваливается в хохот. Продолжая смаковать свою шутку. — Кстати, слышал, что моя тетушка умерла? — Ты мираж, отвали от меня! — Сириус бросается на решетку. Словно открывается второе дыхание. Он не позволит себя мучать. Не позволит себе сойти с ума. Но Беллатриса более чем реально делает шаг вперёд, накрывая ладони Сириуса, вцепившиеся в решетку своими. Охранник, стоящий за ее спиной, хочет было остановить, но не успевает, а после только отмахивается. Им все равно ждать, пока приведут остальных заключенных. Блэк хочет отпрянуть, когда осознает, что сестра ему не кажется. — Что ты сказала про мою мать? — но тело не позволяет сделать шаг. — О, ты пропустил. — она наигранно удивляется. — Умерла. Скончалась. — морщится, словно лично наблюдала за этим процессом. — Но ты ведь рад, верно? Премерзкая была старуха. Всё время одергивала меня. Девочка не должна, девочка не может… — А как Регулус? Он оправился? — Сириуса словно ударяет по голове. Слёзы прорываются наружу сами собой. — Регулус? — она задумчиво тянет имя младшего брата. — А ты не знал, что он пропал без вести? Признаться, я его искала. И не обнаружила следов. Должно быть, тоже мёртв. Она чуть дергается, когда Сириус падает на колени. Его тело безвольно содрогается от рыдания. — А где же вздох облегчения, братик? Где радость? — смешок срывается с её губ. Он не слышит, что она говорит дальше. Это уже не имеет смысла. Всё теперь не имеет смысл. Лишь бы теперь не отправиться на тот свет. К ним. В ад. Сириус обхватывает себя руками, стараясь удержаться в реальности. Ты ведь её ненавидел. Ты их всех ненавидел. И всех потерял. Хочется раскопать в себе крупицы радости. Хочется ощутить свободу от груза дома Блэков. Но внутри только пустота. И мстить некому. И возвращаться некуда. А ему долбанных двадцать два года и жизнь должна бить ключом. И в доме должен быть слышен смех друзей, только в живых и на свободе кроме Ремуса никого и не осталось. Бедный Лунатик. Сириус сильнее сжимает плечи руками, проваливаясь в бездну отчаяния. Выжить, чтобы не провалиться в ад за череду предательств. Выжить, чтобы Ремус знал, что он страдает не один.***
— Мне нужно зайти в банк. — Люциус отводит взгляд от жены с сыном, стараясь скрыть обеспокоенность. Мальчишка, прошедший мимо, слишком сильно похож на Джеймса Поттера. Неудивительно, что он здесь. Ровесник его Драко и тоже собирается в Хогвартс. Хоть бы можно было предсказать, что ожидать от этого. Лишь бы его сын держался от него подальше. — Пап, можно мне купить новую метлу? Я хочу взять метлу в школу. — Драко с вызовом поднимает взгляд на отца. — Это запрещено. — Люциус отвечает ледяным тоном, злясь, что ему приходится вынырнуть из своих мыслей. В прошлый раз они потеряли слишком много из-за Поттера. Можно ли потерять больше? — Постарайся вести себя хорошо и прилежно учиться, чтобы не позорить фамилию, и тогда в следующем году уедешь в Хогвартс с лучшей метлой. Драко кивает, скрывая обиду. — Идём, милый. Папа нас догонит. — Цисс кивает супругу, ловя нотки тревожности. — Мы будем в книжном. — Мама, смотри! — девчачьий голос звонко разносится между книжных полок. — Разве можно быть такой невоспитанной? — фыркает Драко. — Должно быть она не из нашего мира. Маглы никогда не могут скрыть восхищения. — равнодушно бросает миссис Малфой. — Тебе не следует обращать внимания на таких людей. Они того не стоят. — больше на автомате Нарцисса повторяет заученную мантру. Девочка, нарушившая тишину, выходит из-за книжной полки. — Мама, а тут… Оказывается слишком близко от миссис Малфой, едва не врезаясь в неё. Но вовремя замечает препятствие, делая шаг назад. — Извините. — Нарцисса бросает на неё быстрый взгляд, не желая тратить лишнего времени на девчонку. Но отступает сама, когда их взгляды пересекаются. Ком подкатывает к горлу, хочется самой извиниться. Сжаться и исчезнуть. — Мам, все в порядке? — Драко чуть испуганно тянет Нарциссу за рукав платья. — Мам? Она выдавливает улыбку. — Да, всё хорошо. — не отрываясь от взгляда девочки. — Все в порядке. Просто будь осторожней. — она хочет добавить в чем именно. Но не позволяет себе даже малейшего намёка. Когда-то в детстве она поклялась себе, что никогда не забудет этого взгляда. Девочка чуть отличается от девушки с фотографии. Она сильно младше, волосы лежат растрёпанней. Ещё видны детские щечки и мягкая форма овала лица. Но Нарцисса не сомневается, что перед ней Афелия Лестрейндж. Быть может ее дочь или внучка. Или, что ещё хуже, она сама. Нарцисса вздрагивает, невольно желая прижать к себе сына, протягивает руку к нему, но вовремя останавливается, лишь погладив по плечу. Ни к чему его пугать. Ни к чему ему знать, что она испугана. Чтобы там ни было. Петля замкнулась. И теперь им снова нужно просто не мешаться под ногами.