***
Для того, чтобы разбить Андреса, и одновременно наполнить его сердце надеждой, потребовалось что-то настолько нелепое, как джига. Андрес и Татьяна были во Франции, когда это произошло. Они остановились в красивом доме недалеко от Бордо, когда он впервые услышал её по радио, и с тех пор всё перестало быть прежним. Живая музыка транслировалась с магнитофона, стоящего на подоконнике, и Андрес нахмурился. Он знал, что французы немного странные, но джига? Серьезно? С любопытством Андрес начал слушать.Comme un fil entre l'autre et l'un (Как нить между одним и другим) Invisible, il pose ses liens (Невидимая, она создает свои связи) Dans les méandres des inconscients (В мыслях безумцев) Il se promène impunément (Она прогуливается безнаказанно)
Он не знал почему, но лицо Мартина внезапно возникло перед его глазами, когда он услышал слова песни. В его сознании Мартин был полон жизни и улыбался, в его взгляде плясали коварные искорки радости, и он смотрел прямо на Андреса. Конечно же, он смотрел на него. Андрес чувствовал, как слова песни проникают в его сердце, и не был уверен, что сможет вынести её оставшуюся часть. Он встал из-за стола, который делил со своей любимой женой, и выключил радио. — Всё в порядке? — спросила Татьяна, нахмурившись. — Да. Мне просто нужно немного побыть одному, если ты не против, дорогая. — ответил он, уже закрывая за собой дверь, теряясь в мыслях.***
Второй раз он услышал её, когда они были в ресторане, располагающемся в le Bassin d'Arcachon*, и почувствовал, как близко страх подбирается к его сердцу. — Ну конечно, это, должно быть, хит. — пробормотал он, еле дыша. — Хмм? — Ничего, любимая. — он заставил себя улыбнуться, пытаясь игнорировать песню. Но, конечно, это было невозможно.Et tout un peu tremble et le reste s'éteint (И все немного дрожит, и остальное угасает) Juste dans nos ventres un noeud, une faim (Внутри нас лишь голод и истощение) Il fait roi l'esclave et peut damner les saints (Она делает короля рабом и может проклянуть святых) L'honnête ou le sage et l'on n'y peut rien (Честного и мудреца, и мы ничего не можем с этим сделать)
Он ощущал, как сильно стучит сердце в его груди. Он хотел увидеть Мартина. Заключить его в свои объятия, запустить пальцы в его мягкие волосы. Он хотел вернуть свою родственную душу. Но Андрес знал, что это невозможно. Он упустил свой единственный шанс, когда оставил Мартина сломленным, опирающимся спиной о стену капеллы, со слезами на глазах. Он был трусом и знал это. Они были королями. Вместе они были на вершине мира. Сбегали вниз по оживленным улицам, с карманами, полными бриллиантов, а смех не переставал литься из их уст. Но сейчас он чувствовал себя рабом. Рабом своих темных мыслей. Рабом своих желаний. Но несмотря на то, что он знал, что упустил свой шанс, он ощущал эту необходимость, это чувство голода глубоко внизу живота. И этот голод его жена удовлетворить не могла. — Давай прогуляемся, — вдруг сказал он, вставая, чтобы оплатить счёт, и вынуждая озадаченную Татьяну последовать за ним.***
Он начал слушать песню. Она играла на протяжении всего дня. Либо на радио, либо на его недавно приобретенном iPod. Он не мог перестать слушать.Et l'on résiste, on bâtit des murs (Мы ей сопротивляемся, строим стены) Des bonheurs, photos bien rangées (Счастье, памятные фотографии) Terroriste, il fend les armures (Бандитка, она ломает нашу защиту) En un instant, tout est balayé (Одно мгновение — и всё разрушено) ,,,,,,,,,,,,,
Он где-то прочитал, что если видеть или слышать что-то достаточно часто — не важно, насколько это ужасно — через некоторое время можно стать к этому менее чувствительным. И он надеялся, что то же самое произойдет и с этой песней. Он построил мощные стены вокруг своего сердца очень давно, научился уходить из жизни людей, сжигая мосты, но сейчас он ясно чувствовал, как все его баррикады рушатся. Он должен быть счастливым с Татьяной, он женился на ней, но её было недостаточно. Он думал… О, как глуп он был! Он почувствовал, как еще одна трещина ослабляет его броню. Ему нужно перестать думать о Мартине. Ему нужно прекратить. Но он понимал, что не способен на это.Tu rampes et tu guettes et tu mendies des mots (Ты подкрадываешься и сторожишь, выпрашиваешь снова) Tu lis ses poètes, aimes ses tableaux (Ты читаешь её поэтов, любишь её картины) Et tu cherches à le croiser, t'as 15 ans soudain (Ты ищешь с ней встречи, будто тебе вновь 15 лет) Tout change de base et l'on n'y peut rien (Все меняется на корню, и мы ничего не можем с этим поделать)
Он все еще помнит, как они впервые увидели друг друга. Такие молодые и полные жизни. Он почувствовал это, когда встретился глазами с Мартином на другой стороне переполненного бара. Они были словно кусочки пазла, такие разные, но в то же время идеально подходящие друг другу. Конечно, Мартин был умным малым в то время. Его прекрасный ingeniero**. Но такой невежественный, когда дело доходило до искусства и поэтичности жизни. И Андрес сделал просвещение Мартина своей жизненной миссией. И, конечно, Мартин был образцовым учеником. Каждый раз, когда Андрес упоминал художника или поэта, он находил книгу о них в руках Мартина несколько дней спустя. Он знал, что эти формы искусства не из тех, которые мог бы понять простой человек, но для Андреса Мартин был готов делать все, что потребуется, чтобы сделать его счастливым. И дни за днями, поэт за живописцем, затем за скульптором, Мартин все больше понимал, как Андрес видит этот мир. И, конечно, все было и наоборот. Андрес многому научился у Мартина. Он не был хорошим инженером, но после стольких лет выслушивания восторженных речей своего друга, он мог сказать, где самое слабое место любого здания, и что потребуется, чтобы проникнуть туда. Он также узнал о сигнализациях. И их ограбления были шедеврами. Потому что Мартин был гением, а Андрес — художником. Две стороны одной монеты. Идеальное дополнение друг друга.Il s'invite quand on l'attend pas (Она появляется, когда её не ждешь) Quand on y croit, il s'enfuit déjà (Когда начинаешь в неё верить, она исчезает) Frère qui un jour y goûta (Брат, кто однажды её попробует) Jamais plus tu ne guériras (Больше никогда не вылечится)
Это ошеломило его, словно кирпич, брошенный в голову. День, когда он понял, что Мартин чувствует к нему нечто большее, чем дружескую любовь. Сначала он не знал, как реагировать. Он любил женщин, а Мартин был его лучшим другом, и он не хотел терять его, но глубоко внутри знал, что не может дать ему то, чего тот хочет. И, когда он задумался над тем, что у него нет никаких чувств, это буквально разбило его сердце. Но годы шли, а Мартин по-прежнему был рядом с ним, проходя через все его свадьбы без жалоб. Может быть, каждый раз немного пьяным, но все еще оставаясь здесь, с ним, и Андрес решил, что это вполне нормально — принимать это как само собой разумеющееся и быть эгоистичным. Он начал воспринимать его как свою родственную душу. С платонической связью, но, тем не менее, его родственную душу. И когда Серхио открыл свой рот и испортил всё, озвучив то, о чём умалчивалось так много лет, Андресу пришлось посмотреть правде в глаза. Он знал, что ему придется последовать советам брата, иначе тот не оставит его в покое. Так что он отправился к Мартину, и трещины появлялись на его сердце с каждым шагом, который он совершал по пути в его комнату. Он продолжал убеждать себя, что это будет к лучшему. Он ведь умирал. У него оставалось всего несколько лет, и он не мог навязать это Мартину. Его ingeniero заслуживал гораздо большего, чем несколько лет, он заслуживал бесконечного уважения и любви, и Андрес не мог ему этого дать. Поэтому он сделал то, в чем был мастером. Он ушёл и сломал Мартина. Его последние слова ранили, были нацелены на причинение боли. Но, конечно, это было не так легко. Конечно, Мартин сопротивлялся. Он все еще мог ясно видеть взгляд его глаз, чувства, написанные на его лице, когда Мартин сократил дистанцию между ними, а его пальцы медленно и ласково прошлись вниз по лицу Андреса. И его губы. О, эти губы. Он не ожидал этого шага, это застало его врасплох, окончательно разрушив его последнюю защиту, и заставило его осознать то, что он должен был осознать еще очень давно. Следующее, что он знал — так это то, что он надвигался на Мартина, заставляя его пятиться назад к стене, его рот с жадностью пожирал губы его друга, и в этот момент он почувствовал себя по-настоящему целостным. Впервые в жизни. Он был восхищен звуками, исходящими из уст Мартина, тем, как его пальцы впивались в его бёдра, притягивая еще ближе. Слабая дрожь в руке была тем, что вытащило его из блаженства, которое воплощали в себе губы Мартина, и он с горечью осознал, что ему необходимо сделать шаг назад и закончить то, зачем сюда пришел.Il nous laisse vide et plus mort que vivant (Она опустошает нас, и оставляет больше мертвыми, чем живыми) C'est lui qui décide, on ne fait que semblant (Все решает лишь она, мы лишь делаем вид) Lui, choisit ses tours et ses va et ses vient (Она творит свои проделки, бесконечные уходы и приходы)
Выход из этой комнаты был самым трудным поступком Андреса за всю его жизнь. Он чувствовал себя опустошенным, словно все части его души пропали, и он знал, что не может позволить себе оглянуться назад, чтобы посмотреть на выражение нестерпимой боли предательства, которое, как он знал, было написано на лице Мартина, и после этого у него не хватило бы сил уйти. Поэтому он вышел из комнаты, оставив позади человека, в которого, как он наконец понял, был безнадежно влюблен. Потому что, конечно, это была любовь. С самого начала. И Андрес был идиотом, не способным принять это раньше. Но как говорится в песне: Ainsi fait l'amour et l'on n'y peut rien******
Андрес смотрел в свой блокнот и часто моргал. Песня все еще играла, но через наушники, потому что Татьяне она уже надоела. Он изучал рисунок на странице. Выражение лица Мартина было душераздирающим. Это были его воспоминания о том, когда он видел его в последний раз. Щеки покраснели от возбуждения, но глаза полны слез, и боли от предательства дорогого человека. И он не хотел запомнить любовь своей жизни такой. Серхио, будь ты проклят! К чёрту его болезнь! Он должен встретиться с Мартином. — Что ты делаешь? — спросила Татьяна, когда Андрес вышел из спальни вместе с чемоданом в руке. — Я возвращаюсь в Италию, — ответил он, направляясь к двери. — А как насчёт меня? — сказала она со смесью возмущения и гнева в голосе. — Ты получишь бумаги о разводе меньше, чем через неделю. Можешь остаться здесь, дом оплачен до следующего месяца. С этими словами он закрыл дверь перед собой и первым делом решил отправиться во Флоренцию, а затем взять такси до монастыря. Он был так счастлив вернуться, что не думал о том, что может увидеть дома, или как его встретит Мартин. Единственной вещью в его голове была мысль о том, что он должен увидеть Мартина. Он должен извиниться и сказать ему, как сильно любит его. Он был готов умолять на коленях, если придется. То, к чему он был совершенно не готов — это вид Мартина, стоящего в их капелле с приставленным к голове пистолетом. Вопреки своему сдержанному характеру, он сделал самое глупое, что мог сделать в этой ситуации. Он завопил «СТОЙ!», и все с этого момента рухнуло. И теперь, когда Мартин ушел, и он стоял один в комнате, ему стало нестерпимо холодно. Его сердце гулко ударилось об ребра, а из глаз брызнули слёзы.***
— Ты прекратишь слушать эту песню? — резко спросил Мартин. Прошла неделя с того дня, как Андрес вернулся, и неделя с того дня, как Мартин его избегал. Он в основном скрывался в своей комнате, пока Андрес свободно распоряжался их частью монастыря. Увидев его однажды по дороге на кухню, Мартин узнал, что Андрес рисовал в часовне. И даже без визуального подтверждения он бы знал это. Андрес всегда слушал музыку при создании чего-то нового. Но обычно это были гораздо более изысканные мелодии, чем то, что доносилось через коридоры монастыря в течение недели. И Мартину надоело. Он мог смириться с любовью Андреса к классической и лирической музыке, даже к сомнительному поп-жанру. Но джига? Французская? Всю неделю, без остановки? Ни за что. — А почему я должен это сделать? — спросил Андрес, повернувшись, чтобы взглянуть на Мартина. — Потому что я всё понимаю, ясно? Я знаю, что ты пытаешься сказать, и я уже не могу больше слушать эту глупую песню. Я понимаю всё, Андрес, — Мартин вздохнул, измученный войной, которую вёл сам с собой. Он был влюблен в Андреса много лет. Годами он терпел все его свадьбы, прощал за то, что тот покидал его каждый раз, когда находил новую любовь своей жизни — одну единственную. И глубоко внутри он знал, что и в этот раз ничего не изменится. Он был идеально обученной собакой, терпеливо ждущей возвращения своего хозяина. Действительно, всего лишь жалким преданным псом. Но он ничего не мог с этим поделать. Мартин увидел, как глаза Андреса заблестели новым светом, когда он произнес эти слова. Маленькая однобокая улыбка, которую он любил так сильно, тронула губы Андреса, когда тот пошел выключать проигрыватель. После недели почти постоянной музыки тишина благосклонно упала на монастырь, и Мартин почувствовал, как его уши расслабились после внезапной смены обстановки. — Спасибо. — Ты готов поговорить? — спросил Андрес. Его голос был более неуверенным, чем когда-либо слышал Мартин. — Да, — ответил он, устроившись на изношенном диване посреди комнаты, дожидаясь, когда Андрес начнет разговор. Он наблюдал, как мужчина подходит к маленькому бару, который они всегда держали под рукой, и наливает щедрую дозу виски. Мартин покачал головой на молчаливый вопрос, который задал Андрес, подняв бровь. Нет, он не хотел пить. Он провел две недели после того, как Андрес ушел, в запое, в абсолютно бессознательном состоянии, и это заставило его закончить с пистолетом, приставленным к голове. Он больше никогда не будет таким безнадежным. Он поклялся. Со стаканом в руке Андрес присоединился к нему, усевшись на диван, и сделал большой глоток своего напитка, прежде чем повернуться к Мартину. — Я болен, — сказал Андрес без всякой преамбулы, и Мартин подумал, что, в конце концов, может, алкоголь был бы и неплохой идеей. — У меня болезнь моей матери, — продолжил Андрес. — Врачи дали мне около двух лет. Несмотря на то, что он старался смотреть прямо на Мартина, его голова непроизвольно опускалась, глаза следили за пальцами, которые нервно играли со стаканом в руке. Когда Андрес почувствовал ладонь Мартина на своей щеке, он поднял голову, чтобы их взгляды могли встретиться. Глаза Мартина были полны непокорных слез. — Ты поэтому ушел тогда? — с удивительной мягкостью спросил Мартин. — Это единственное объяснение твоего поведения? — Нет, — вздохнул Андрес. — Конечно, нет. Ты был прав, я трус. Когда ты поцеловал меня… Я испугался. Я никогда раньше не испытывал подобного. Я представил… Но тогда я не хотел, чтобы ты видел меня таким. Видел меня медленно умирающим и мучающимся от боли. Я слишком ценю тебя. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем я могу предложить, — Андрес отвёл взгляд в сторону, разорвав связь между ними, и проглотил тяжелый ком, который образовался у него в горле. — Мало того, что ты трус, так ты еще и идиот, — рассмеялся Мартин. — Что ты знаешь о том, что я заслуживаю, а что нет? Почему ты думаешь, что жизнь без тебя может быть лучше, чем несколько лет быть любимым тобой? — говорил он взахлеб, пока эмоции переполняли его, мешая ему видеть слёзы в глазах Андреса. Он никогда не видел этого мужчину таким беспомощным, таким разбитым, до сегодняшнего дня. — Иди сюда, — выдохнул он. Его рука по-прежнему покоилась на щеке Андреса, и Мартин притянул его ближе, пока не смог дотянуться до его губ и не оставить на них невесомый поцелуй. — Ты простишь меня? — спросил Андрес, тихо прошептав свой вопрос прямо в губы Мартина. — Ты думаешь, что я настолько слабо привязан к тебе, и этот поступок что-то изменит? Я влюблен в тебя много лет, Андрес, — горько рассмеялся Мартин, отстраняясь, чтобы убедиться, что Андрес может прочитать в его взгляде, насколько глупым тот иногда может быть. — Мы совершим ограбление, и с этими деньгами мы найдем для тебя лекарство, а затем приступим и к Банку Испании, — добавил Мартин, прижавшись лбом к Андресу. — Я люблю тебя, — прошептал Андрес, толкая его на подушки и накрывая сверху своим телом, перед тем, как искусать губы Мартина в беспорядочном поцелуе, перед тем, как их языки сплелись в искусном танце пылкой страсти. Мартин может быть уверен, что Андрес останется здесь — рядом с ним, до конца жизни. И вместе они расплавят золото. Вместе.