Widow's kiss for soldier

О том, как снайпер называет свою винтовку, ходили легенды. Джек по старой армейской привычке привязывался к оружию только морально. У его винтовки не было имени, у пистолета, покоившегося в кобуре на бедре, тоже. Он полагался на них в бою и ни за что не променял бы на что-то другое, но никогда не думал о том, чтобы дать им имя, тем более такое вычурное. «Поцелуй вдовы». Само звучание заставляет его ухмыльнуться, когда визор фокусируется на двинувшейся на крыше цели: Амели не боится его, потому что знает, что они друг другу не соперники. Для неё попасть в нагруженного украденными разработками бывшего вояку так же сложно, как для него — в вёрткую снайпершу. Это бесконечная битва, в которой невозможно определить победителя, как бы они ни пытались. Настигнуть её — дело пары минут. Под ногами гремят выстрелы и сотрясаются от ударных волн стёкла: «Коготь» всегда появляется до жути тихо, а затем исчезает с аккомпанирующей канонадой. Они могут быть тихими и незаметными, но за ними всегда тянется громкий след. Амели не даётся, мешает поймать её в объятия, и Моррисону приходится оттеснить женщину к стенке, снимая маску. Строптивая, как и всегда. Наклонившись ближе, он коротко целует Амели, прижавшись своими сухими губами к её губам. Она покорно размыкает губы, будто позволяя углубить поцелуй, но Джек знает, к чему это ведёт. Через несколько мгновений Лакруа цепко прихватывает зубами его нижнюю губу. Вдова не целует — она кусает, крепко и часто, так, что через какое-то время губы почти кровят. Моррисон отстранённо думает, что её винтовку стоило назвать иначе, но «Укус вдовы» — это название, лишённое присущего Амели обаяния и изящества, даже несмотря на то, что куда точнее отражает сущность её холодной красоты. Тело Джека помнит её укусы. Помнит, как во время коротких встреч Лакруа жадно кусала его губы; помнит, как она впивается зубами в его плечо, стараясь заглушить стоны, когда короткие частые движения бёдер почти вбивают её в первую подходящую для секса поверхность (Джек не жалуется на выбор партнёрши, но всегда старается выбрать что-то более устойчивое, чем предложенные ею варианты вроде старого деревянного стола в номере дешёвого мотеля, где он останавливается); помнит, как она смыкает губы, если протолкнуть подушечку пальца ей в рот и коснуться горячего и влажного языка, а затем смыкает зубы, прикусывая фалангу, будто пытается отомстить за то, что Джек, нависающий над ней, не целует. Помнит и дорожит каждым из них. Когда серия укусов заканчивается, Амели коротко мажет языком по его губам и отстраняется. Она не роняет ни слова, не улыбается, но обнимает его и на мгновение притягивает к себе ближе. Сбитый с толку этим неожиданным проявлением привязанности и тепла, Джек растерянно обнимает её в ответ и покорно прижимается, успевая даже коснуться кончиком носа тёмных густых волос. В следующее мгновение всё, что он ощущает — падение вниз головой с крыши. Он не успевает вскрикнуть, не успевает сказать что-то — они оба повисают вниз головой с той стороны здания, где их не заметят, и Лакруа наконец-то крепко целует его. Он не заметил, как она подвязала к его ноге верёвку, но в следующий раз — чёрт возьми, он уверен, что она провернёт этот трюк снова, — обязательно будет следить внимательнее за ногами. Сейчас у него нет времени и желания злиться: Амели обхватывает ладонями его лицо и прижимается ближе, крепко целуя Моррисона. Красиво и непрактично. Как, впрочем, и многие иные вещи, которые она так любит. Но Джек не жалуется — по крайней мере, когда его затыкают поцелуями.