Надломленные

      Она с нетерпением поглядывала на входную дверь своих непозволительно величественных покоев. Некстати девушка вспомнила горькие слова покойной Валиде о том, что титул Хасеки достанется Хюррем только в случае её, Айше Хафсы, смерти. Что же, получилось весьма предсказуемо. Мать Сулеймана проиграла. Впрочем, как и всегда, даже неинтересно, скучно до безумия. До тошноты, как и сейчас. Девушка получила не только титул, а и покои великой султанши. Показала каждому, на что она способна ради детей и Сулеймана.       Выстрадала, выплакала, выборола и выкинула все призрачные намерения своих врагов в Чёрное море, которым много лет назад ещё невинная, совсем молодая девушка плыла навстречу своей нелёгкой судьбе. Где она сейчас? Куда подевалась та детская наивность, забитый взгляд, глупость и неискушённость? Правду ли говорят, что власть меняет людей в худшую сторону? Хюррем потянулась за зеркалом, взяла его в руки и принялась себя рассматривать.       Да, она несомненно повзрослела. Было глупо отрицать очевидное. Однако в этом был особый, несравненный шарм, свойственный лишь ей. Глаза полыхали изумрудами, волос не коснулась седина, они по-прежнему радовали глаз буйством рыжего пламени. Чем Фирузе лучше? Девушка с тяжелым вздохом отложила зеркало на столик. Молодое тело? Хюррем выносила и родила пятерых детей. Былое уже не вернуть, но хоть она и не тонкая, словно тростинка, однако обладала красивыми, приятными взору формами, пышной грудью, широкими бёдрами и тонкой талией.       «Тогда, что?» — надрывный шёпот оказался слишком громким для удручающей тишины её покоев. Стало страшно и холодно. Неужели это конец бессмертной любви, вечным клятвам и самой Хюррем? Внезапно гадкие слова Хатидже щупальцами окутали разум. В последнюю их встречу она заявила о том, что ничтожная рабыня недостойна покоев великой Валиде. Что славянка — самая обыкновенная самозванка, которая старательно пытается выдать себя за госпожу, что любовь Сулеймана к ней — чистейшей воды недоразумение, жалко доживающее свои последние дни. Хюррем рассмеялась ей в лицо и ответила что-то колкое, в своей излюбленной манере, не показав сестре повелителя, насколько болит и сжимается у неё всё внутри от их разговора.       После ухода Хатидже у девушки случилась настоящая истерика. Она рыдала от своего бессилия, от предательства Сулеймана, от обиды и ненависти, которые сжигали её заживо. Никто не поддержал, не успокоил и не защитил. Хюррем осознала, что в этом мире ей суждено быть одинокой. Разбитой, но не сломленной. Девушка позволила себе дать волю слезам и забыть о своём высоком статусе, который, кроме душевной боли и разочарований, не принес ей ничего. У тебя может быть всё, но ты при этом можешь по-прежнему быть одиноким. И это самая грустная разновидность одиночества.       К несчастью, она вспомнила о невинной девушке, жизнь которой прервалась по ужасной ошибке Хюррем. Где был её разум в тот момент, когда приказала убить Настю, слепо поверив хитрой уловке Хатидже? Смерти спокойно переносились ровно до этого самого момента. С щемящим чувством в сердце, султанша поняла, что влечёт Сулеймана в Фирузе — неискушенность в гаремных интригах и невинная, незапятнанная кровью душа, которую уже потеряла сама Хюррем. Вспомнить хотя бы её первые шаги становления в Топкапы много лет назад. Чем она завоевала любовь повелителя к себе и отвернула его от чахнущей сейчас в Манисе Махидевран? Девичей непосредственностью и легкостью, которые давным-давно растеряла, обеспечивая себе и своим детям достойное будущее.       Её враги добились своего. Мерзкий Ибрагим Паша и его жёнушка, которая вся ему под стать по уровню подлости, эгоизма и лицемерия. Они, словно трусливые крысы, побоялись выступить против неё один на один и надавили на самое уязвимое место — любовь повелителя к ней, ничем не отличаясь от Валиде Султан и Махидевран. Манипуляция чувствами — их коронный приём. С одним только отличием. Всех предыдущих девушек Хюррем уничтожала без зазрения совести и особых усилий, Фирузе же оказалась непростой жертвой, в чём был виноват сам Сулейман. Он позволил себе то, чего не позволял ранее, полюбив наложницу.        Стоило признаться самой себе, что Хюррем перестала давно находить утешение в слепой любви к мужчине. Нет, она не могла сказать, что чувства угасли, но они явно не пылали, как было прежде. Не было преклонения, глупого обожания и разрушающей ревности. Всё это пройденный и забытый этап. Все действия, направленные против рабынь, которые посещали покои её мужа, имели лишь одну цель — не допустить появления на свет наследников на престол.       Любовь любовью, но пришло время, когда благополучие своих детей Хюррем ставила превыше всего. Можно сколько угодно тешить себя надеждой, что десятый султан Османской империи будет ещё много лет править своей твёрдой рукой, но годы идут, и никто не молодеет. Придёт тот час, когда на трон взойдёт новый падишах этого до неприличия большого государства.       Конечно, Фирузе была далеко не единственной проблемой. Самым опасным по-прежнему оставался старший сын Сулеймана — Мустафа. Он вырос из милого малыша и превратился в молодого мужчину, который не давал покоя Хюррем. Девушка опасалась за своих детей, ведь в любой момент их могут устранить с этой опасной политической игры. Пока они малы, ей приходится всеми силами защищать их от врагов и добиваться счастливого будущего.       Она прекрасно запомнила момент болезни Сулеймана. Именно тогда ей впервые стало так страшно за жизнь детей. Махидевран пророчила Мустафе престол и грезила скорой смертью султана. Валиде пристыдила её и запретила даже думать о таком, но ведь Гюльбахар только и остается мечтать о продвижении своего сына. Любовь повелителя она давно потеряла, а шехзаде — её последняя надежда отомстить за все свои пролитые слёзы. В глубине души Хюррем прекрасно понимала Махидевран, как желающая всего самого лучшего своим детям мать, но не могла допустить возвышения Мустафы. Враги с особым удовольствием твердили, что шехзаде — не очередная рабыня, от которой так легко избавиться, и что он не по зубам девушке. Хюррем злилась от осознания их правоты.       Раздался раздражительный стук, который не вызвал ничего, кроме глухой злости. Девушка потерла виски, пытаясь избавиться от навязчивой головной боли, которая приносила не меньшее разочарование, чем действия Сулеймана.       — Входите же!       В покои влетел евнух и раболепно поклонился. Хюррем попыталась придать незаинтересованный вид и убрать дрожь из своего голоса. Однако это ей плохо удалось.       — Госпожа, — увидев опечаленную девушку, мужчина немного нахмурился. — Я пришёл к вам по одному важному делу, которое безотлагательно.       — Что там у тебя? — более нервно, чем изначально хотела, спросила Хюррем.       — Поставьте подпись на документах, — протягивая свитки, осторожно, стараясь не навлечь на себя лишний гнев, ответил евнух.       Девушка небрежно выхватила всё из рук Сюмбюля, кинула на столик, обмакнула перо в чернильницу и размашисто вывела своё имя на бумаге. Подавая обратно документ, она с нетерпением уставилась на слугу, явно ожидая чего-то.       — Это всё, что ты должен был мне сообщить? Или же пришёл по причине того, что повелитель ожидает меня в своих покоях под предлогом важных дел?       — Мне жаль, султанша, — в голосе евнуха послышалось убивающее сочувствие. Лишние сантименты ещё больше распалили Хюррем. Она глубоко вздохнула, прикрыв глаза, натянуто улыбнулась и, не давая ненавистным слезам волю, сказала:       — Хорошо, Сюмбюль, можешь идти.       — Вы уверены, что вас можно оставить одну? Я вижу, что ваше состояние совсем плачевно. Так недолго и до нервного срыва. Одумайтесь, госпожа, оно того не стоит, а ваши страдания видят лишь дети. Позвать Шехзаде Мехмеда или Михримах Султан?       — Ни в коем случае! — в голосе Хюррем зазвенела сталь. — Я не могу позволить им видеть свою мать в таком состоянии и не хочу показывать слабость. Ты также молчи о том, что происходит в этих покоях!       — Как прикажете, султанша. Однако вы же — хрупкая женщина, и вам совершенно не нужно что-то кому-то доказывать или показывать свою силу. Ваши дети любят вас такой, какая вы есть.       — Вот именно, Сюмбюль. Они знают меня властной и гордой, не робеющей перед своими врагами, стойко принимающей на себя все удары судьбы матерью. Мои слёзы лишь вызовут ненужную жалость, которую я не хочу видеть в глазах своих детей. Теперь уходи, мне стоит побыть одной.       Евнух только покачал головой на слова девушки и покинул покои, выполняя приказ.       Когда дверь захлопнулась и вновь комнату наполнила звенящая тишина, Хюррем расплакалась. Она может быть слабой, но лишь наедине, без лишних свидетелей. Нужно было набраться опыта, чтобы понять, что свои слёзы нельзя никому показывать, ведь в любой момент их могут использовать против тебя. Чтобы не плакать, она смеялась. Дарила улыбку всем своим врагам, которые плавились, раздражались и выходили из себя при виде неё. Тайно жаждали грусти, разочарования и обречённости на её лице. Удовлетворить подобное желание Хюррем не могла. Смех — одно из её главных оружий против заклятых врагов.       Девушка не стала звать назойливых служанок, чтобы те помогли ей переодеться. Сегодня она никого не хотела видеть. Сама яростно сорвала с себя корону и все украшения, кинув их на тахту, и стянула платье, которое также постигла незавидная участь. Облачившись в халат из тончайшего шёлка, Хюррем решила, что самое время для ночных посиделок на террасе. Воздух был холоден и свеж. Мысли сразу же прояснились и стали легки. В её покоях было ужасно душно, совсем не мудрено, что её голова так раскалывалась от боли.       Молодой месяц застенчиво выглядывал из-под угрожающей тучи. Звёзды щедро рассыпались по темному, будто совсем чёрному, небу. Был слышен ласкающий ухо звук морского прибоя. С Босфора доносился бриз, а на душе Хюррем скребли кошки. Вздохнув полной грудью влажный воздух, она кинула взгляд на балкон ранее принадлежащих Хатидже покоев, в которых сейчас расположился Мустафа, приехавший из Манисы по просьбе отца.       Мужчина оказался также на террасе в этот неспокойный вечер. Девушка украдкой, словно остерегаясь, что её могут заметить, посмотрела на Шехзаде. Он стоял, устремив свой взор куда-то вдаль и выглядел задумчивым. Хюррем видела лишь его профиль, только сейчас осознав, как Мустафа возмужал, вытянулся и разросся в плечах. Мужчина пошел против устоявшихся правил и отрастил бороду, которую позволено было иметь лишь после торжественной церемонии вручения меча при восхождении на престол. Нужно сказать, что это сделало его ещё более мужественным.       Словно чувствуя на себе чужой взгляд, Шехзаде оглянулся и наткнулся взором на Хюррем Султан, которая тут же испуганно встрепенулась и перевесилась за перила, чуть не полетев вниз. Девушка с дрожью в коленях, отошла на небольшое расстояние от выступа. Чёрт, её заметили! Что теперь Мустафа подумает о ней? Побежит к Сулейману, чтобы рассказать, что Хюррем готовила на него покушение прямо на своей террасе? Она только усмехнулась своим мыслям. Нет, он совсем не такой. Поступить подобным образом могла лишь Махидевран, а Шехзаде не станет докладывать обо всём отцу, а в первую очередь, разберётся сам.       — Я советую отойти от края балкона, если хочешь дальше видеть своих детей. Самоубийство не решит твоих проблем. Это было бы слишком легко и скучно, — голос неожиданно раздался сзади и сильно испугал султаншу, что она вновь зашаталась, но была подхвачена за талию сильной рукой. Очнулась Хюррем уже тогда, когда упала на грудь ухмыляющемуся Мустафе, который повалился на спину, уронив её с собой.       Покраснев, девушка вскочила тут же на ноги и с гневом уставилась на Шехзаде, даже не поклонившись.       — Что вы делаете в моих покоях? — она смотрела на спокойно подымающегося на ноги мужчину, который принялся отряхивать кафтан. — Как попали сюда?       — Если бы ты не делала глупостей, я не пришёл бы. — пожимая плечами, ответил Мустафа. — У двери твоих покоев не было стражи, ровно как и служанок. Где это они все подевались? Ты наконец распугала их своим несносным характером, и они решили сбежать?       — Шехзаде, я в который раз повторяю, что не давала разрешение на фамильярность в мою сторону. Проявите должное уважение к законной жене повелителя и немедленно покиньте мои покои! Сейчас же! — последняя фраза прозвучала слишком надрывно.       Хюррем вздёрнула подбородок в гордом жесте и посмотрела на Мустафу. Тот только презрительно закатил глаза и подарил девушке мерзкую ухмылку, увидев которую, она захотела расцарапать наследнику престола лицо.       — Уйми свою необъятную гордыню, Хасеки Хюррем Султан, нервозность тебе не идёт. Лишь моя Валиде может бесконечно пользоваться подобным приёмом, ты же сделана совсем из другого теста.       — Действительно, только она умеет постоянно жаловаться. Немедленно говорите, почему сюда заявились или я… — осмелев и тщательно стараясь скрыть тревожность, сказала она.       — Что? Я жду перечесления всех возможных вариантов, — пропустив оскорбление в сторону матери, Мустафа окинул с ног до головы девушку, задерживаясь взглядом на её пышной груди, еле прикрытой тонкой шёлковой тканью ночного халата. Хюррем заметила это и поёжилась, тут же сложив руки на этом месте, принимая защитную позу.       — Позову стражников и скажу, что вы мне угрожаете, — поняв, что сказала редкую глупость, она прикусила язык.       Мустафа в недоумении поднял бровь. Серьёзно? Хюррем всегда казалась ему умнее, сейчас же вела себя как наивная девчонка. Мужчина видел, как она намеревалась закричать, и тут же зажал ей рот рукой, пресекая любую попытку. Девушка глухо замычала и стала яростно вырываться, но всё оказалось напрасным — его хватка была железной.       — Я сейчас уберу руку, но ты закроешь свой рот, — прошептал он на ухо брыкающейся Хюррем, которая не оставляла попыток освободиться. — Кивни, если согласна. — лишь почувствовав её слабый кивок, Мустафа разжал руки.       Девушка отскочила, смешно топнула ногой и зло посмотрела на Шехзаде. Да что он себе только позволяет? Излишне смелый, напыщенный и несносный!       — Я знаю, что Гюлизар действовала по твоему приказу, — Мустафа стал ходить вокруг Хюррем, тем самым намеренно раздражая её все больше. — Когда ты прекратишь свои никчёмные попытки избавиться от меня? Молчи, — увидев намерения девушки что-то сказать, остановил всё мужчина. — Отвечай на мой вопрос.       — Не знаю никакой Гюлизар! В чём вы хотите меня обвинить вновь? Махидевран снова затеяла против меня интригу, даже находясь вдали от Стамбула? — девушка старательно изобразила возмущение.       — Что же, будь на моём месте отец, он бы давно уже поверил тебе. Только вот ты промахнулась слегка. Я не он.       — Ошибаетесь. Вы — его копия, — прошипела она.       Мустафа с удивлением взглянул на неё и хмыкнул. Этот вечер определённо мог стать одним из лучших в его жизни. Мужчина был в этом абсолютно уверен. Девушка сделала ещё один осторожный шаг в сторону, стараясь сохранять безопасную дистаницию между ними.       — На этот раз ты попала в собственную ловушку, Хюррем. Мне осточертело закрывать глаза на тебя, вечно вставляющую мне палки в колёса и снующую под моими ногами. Пора прекратить всё это.       — И что вы сделаете? — облизнув внезапно ставшие сухими губы, прошептала девушка. — Расскажете отцу?       Мужчина рассмеялася и с несвойственной ему нежностью взглянул на рыжеволосую бестию. Она точно вела себя как девчонка! С ней никогда не соскучишься, и как только отец мог променять её на Фирузе?       — В этом есть хоть малейший смысл? Ты не боишься повелителя, раз смеешь творить такое за его спиной. Я собираюсь противодействовать тебе сам.       — Вы? А опыт у вас есть, чтобы мне противостоять или же это всё пустые угрозы? Я привыкла, что мне каждый раз угрожают таким образом, но все попытки, как видите, не принесли желаемого результата для моих врагов.       — Я даже ничего ещё не предпринял, но ты уже мои слова расценила как угрозу. Что же, это определённо льстит, — удовлетворенно заметив возмущённое выражение лица девушки, Мустафа продолжил: — Не советую вступать со мной в открытую войну, Хюррем Султан, и бездумно называть меня своим врагом. Будь уверена, что в таком случае ты заведомо проиграешь. — он схватил её за руку.       — Отпустите немедленно, либо я сейчас закричу! — прошипела она. — Вас увидит повелитель и…       — Не обольщайся. Отца сейчас развлекает Фирузе-хатун. Вряд ли он прибежит, чтобы узнать, что с тобой произошло.       Хюррем залилась краской. Мустафа надавил на больную мозоль. Она чувствовала, как радость так и хлещет из него бурными потоками. И это всё благодаря рабыне, которая сейчас находилась в покоях Сулеймана!       — Небось уже послали благую весть матушке? Она же сама так и не получила любви повелителя, вот теперь пусть хоть самоутвердится за мой счёт.       — Валиде оповестила тётушка. Я не вмешиваюсь в женские разборки. Однако не могу отказать прекрасной Хасеки, которая так смело бросила мне вызов, его я просто обязан принять.       Хюррем хотела было рассмеяться на эти слова, но они были сказаны таким серьёзным тоном, что она не посмела этого сделать.       — Это всё пустая болтовня и трата времени, Шехзаде. Займитесь чем-нибудь более полезным, а не вламывайтесь в мои покои посреди ночи.       — Конечно, Хюррем Султан, я обязательно последую вашему совету, когда отец отправится в поход. — увидев настороженное выражение лица девушки, поспешил добавить: — Вам же известно, что я вовсе не зря приехал в столицу? Повелитель назначил меня наместником на время своего отсутствия в Стамбуле. Нас ждут чудные минуты в Топкапы, можете даже не сомневаться. Я приложу все усилия, чтобы вы изменили своё мнение насчёт пустой болтовни.       — Мустафа, если ты, не дай Аллах, причинишь мне или моим детям вред, то сильно пожалеешь! — девушка не заметила, как они внезапно поменялись ролями. Мужчина перешёл на почтительный тон, а девушка на совершенно свободный.       — Что вы, Хюррем Султан? Мои братья и сестра не пострадают, вот только на счёт вас я так не уверен.       Девушка не успела ответить, как Шехзаде одарил её улыбкой в который раз и, окинув напоследок взглядом, покинул террасу. Хюррем не понравился этот совсем не обещающий ничего хорошего взгляд. Она горько вздохнула и поняла, что ей было глубоко плевать на Сулеймана и Фирузе. Все мысли заняли слова Мустафы, которые упрямо засели в её голове.