***
Я бродил по острову около двух часов. За это время я видел два десятка птеров, многие из них выглядели вполне достойно, но мне нужен был другой. Кроме того, я слышал крики моих друзей, которые скорее всего означали, что им уже удалось оседлать ящеров. Когда мы только прилетели на остров, я приметил красивейшего птеранодона. Он не был похож на остальных — его голову украшал огромный гребень, напоминавший парус; он был раза в полтора больше обычных птеранодонов, и я сразу понял, кого я хочу видеть под собой во время полёта. И вот он, сидит прямо передо мной. Темно-серая с синеватым оттенком грудь тяжело вздымается. Светло голубой гребень с почти неоновым сине-фиолетовым краем поражает своей яркостью на фоне светлого неба. Огромные крылья такого же окраса, словно ширма, закрывают его с двух сторон. Пригнувшись, я начинаю раскручивать болас. Я слышу удары собственного сердца. Сейчас для меня не существует ничего кроме этого птеранодона. «Один шанс, один бросок» так и звучит эхом в моей голове. Птерозавр* замечает меня. В ту же секунду огромные крылья отрываются от земли чтобы сделать взмах и улететь. Я среагировал мгновенно. Бросок. Болас летит, продолжая раскручиваться в воздухе, и достигает своей цели. Камни с веревками оборачиваются вокруг ног ящера, и тот, охреневая от неожиданности, падает на Землю. Моментально я вскакиваю на его спину. Я чувствую его спинные мышцы, что отчаянно напрягаются для попытки встать и взлететь. Я чувствую его энергию. Он машет головой с огромным гребнем во все стороны, не давая набросить на себя уздечку. У нас происходит своеобразная борьба за власть. Но вот он опускает голову. Идеальный момент. Молясь про себя, чтобы уздечка зацепилась за его морду и клюв, я накидываю ее. Все получилось, боже. Осталось удержаться. Вопреки всем словам Рихарда птерозавр взмывает в воздух. Я отчаянно прижимаюсь к нему, сжимая ногами его тело и пытаясь заставить его повиноваться с помощью уздечки, но ящер сдаваться не собирается. Взмах мощных крыльев, и тут же резкая остановка. Я чуть не перелетел через него, но чудом удержался. Он вновь рвётся вперёд, но со всей силы потянув уздечку на себя, я заставляю его остановиться. Получилось? Я укротил птеранодона? Как бы не так. Ящер вновь начал изгибаться всем телом, стремясь избавиться от своего наездника. — Ну же, сдавайся! — буквально кричу я. Но кто бы меня послушал. Птерозавр резко взмывает вверх. Мы летим в почти вертикальном положении, остров остаётся все ниже и ниже. Мышцы моих рук напряжены до предела, мир перестал существовать, для меня есть только он и непреодолимое желание приручить его. Ну и желательно не сдохнуть. Собрав последние силы, я подался вперед и навалился на шею неукротимого птеранодона. Взвизгнув, тот перешёл в горизонтальное положение. Мы летим. Летим высоко над островом. Он больше не пытается вырваться или скинуть меня. Осторожно переместив вес ближе к шее летуна, я заставляю его чуть наклониться и лететь вниз. Его дыхание уже восстановилось, грудь снова мерно вздымается. Я протягиваю руку к его голове и глажу шершавую холодную кожу. Он более не противится. Он укрощён.***
Тем временем у ребят. Первым вернулся довольный Флаке. Ему посчастливилось обзавестись шикарным птеранодоном холодного зеленого оттенка. Его тело покрывали синие полосы, а узкий гребень и полоса окраса вдоль позвоночника были фиолетовыми с синими, цвета полос, вкраплениями. Такой окрас был большой редкостью, в подавляющем большинстве случаев птеранодоны были двухцветными. Это был молодой самец, поэтому он достаточно долго сопротивлялся, но все же не взлетел. Флаке принял решение назвать его Алленом. — Замечательный выбор! Тебе крупно повезло, это очень редкий окрас, — сказал Рихард, смотря на счастливого друга, и принялся натягивать на Аллена седло. Следующим был Шнайдер с птеранодоном-самцом белого цвета в красную полоску. Клюв и лапы птера были красными, а вот гребень, который по сути тоже должен был быть красным, был полосатым как и все тело ящера. Как сказал Шнай, его подопечному очень нравится, когда его гладят по белому гладкому животику. Шнайдер долго ломался, не зная как назвать своего друга, но в итоге пришёл к очень забавному решению: — Эдуард. Я назову его Эдуард, — сказал Шнайдер. — Ну, если я когда-нибудь не сдержусь и назову его Эдик-педик, то не обижайся, — сказал Флаке. — Только попробуй! Это Эдуард, а не Эдик, — заявил Кристоф. Рихард подавился дымом. Да, он опять курил. Шнайдер начал ржать с этого, а так как смех у него очень заразительный, вскоре смеялись все трое. Заставил прекратить их смеяться внезапно появившийся Оливер. Он вёл за собой черно-белого полосатого птеранодона. — Знакомьтесь, это Зеб**. Ну типа зебра, но только Зеб. Улавливаете? — Хм, логично, — сказал Шнайдер. — Я когда-то хотел себе такого, — сказал Рихард. — Разрешишь полетать как-нибудь? — Для вас всё что угодно, Фрау Круспе, — сказал Оливер, пытаясь сохранить спокойствие. — Благодарю, Фрау Ридель, вы очень галантны, — сказал Рихард максимально вежливым тоном и поклонился. Через полчаса вернулся запыхавшийся Тилль. — Блять, я думал, я сдохну, — сказал он. — Почему это так? — спросил Оливер. — Да вот она, причина всех бед и моего состояния, — сказал он и указал пальцем на птеранодона, сидящего позади него. Новый питомец Тилля был невероятно ярким. Неоново-оранжевое тело и несколько крупных светло-бирюзовых пятен делали летуна очень необычным для восприятия. Кроме того, у него были светло-голубые глаза, что тоже считается редкостью. — Боже, я видел неполосатых птеранодонов три раза в жизни! — воскликнул Рихард. — Тилль, ты просто везунчик. Все поделились своими историями приручения. — Я не пойму, — начал Шнайдер, — у меня у одного птеранодон такой лох, что даже противиться не стал? — Какой хозяин, такой и питомец, — сказал Тилль с совершенно серьёзной физиономией. — Да что ты, ага, —сказал Шнай, — а твой что? Псих, как и хозяин. — Эй! Не обижай его, а не то… — начал было Тилль, но их перебил Рихард. — Её. И она не псих, она просто женщина, — сказал Рихард, — Дита тоже тяжело далась. — Так это она? — зачарованно проговорил Тилль. — Ну тогда это Сюзанна. — Звучит неплохо, — заметил Флаке. — Бля, а где Пауль? — спросил Тилль, оторвав взгляд от Сюзанны. — Уже два часа прошло, а его все нет, — сказал Оливер. — Рихард, ты же не мог его просмотреть? С ним все в порядке? — спрашивал Тилль. — Именно, — согласился Шнай, — Ты уверен, что его сейчас не жрут мегалодоны где-то в океане? — Я уверен, что с ним все в порядке. Я бы его не проглядел, — сказал с ноткой раздражения Круспе. Время шло, и Рихард начинал нервничать. «А что если я все же просмотрел? Если пока мы смеялись, я не заметил, как он упал? Боже мой, Пауль, где же ты… вернись…», — думал про себя Рихард, сохраняя спокойствие снаружи. — Блять, парни, где же… — начал было Тилль, но тут объявился Пауль.***
Кое-как приземлившись, я спрыгнул с птеранодона, созерцая удивленные лица. У Шнайдера отвисла челюсть. Даже Рихард был удивлён до такой степени, что просто выронил свою сигарету. — Парни, вы чего? — робко спросил я. — Матерь Божья… я… я год пытался его приручить, — промолвил Рихард. — Пауль, я тобой горжусь, — сказал Тилль. — Охуееееееть, — завороженно протянул Шнай. — Вот это птеранодон! Вот это я понимаю! — сказал Оливер. — Ты где откопал этого красавца? — удивленно подняв брови спросил Флаке. — Это не птеранодон, — все также зачарованно смотря на моего нового друга, сказал Рихард. — Это тапежара***. — Тапе чего? — удивился я. — Тапежара, и они невероятно редкие. Это самец, — добавил Рихард. — Я мечтал о нем… — Охренеть, — с восторгом сказал я, повернувшись к тапежаре. Моей тапежаре. Птерозавр удивлённо смотрел на нас, периодически мотая головой со своим красивым гребнем. — Ринго… — только и сумел вымолвить я.***
Я рассказал историю приручения Ринго, на что парни одобрительно похлопали и ещё раз поздравили меня. Рихард опять выронил сигарету. — Боже, Пауль… я… я в ахуе… — сказал он. Я удивил Рихарда. А это серьёзный повод для гордости. Я также услышал их истории, и был рад за них не меньше, чем они за меня. Теперь у нас есть свои летуны, и совсем скоро мы сможем вместе открывать новые красоты острова.