Пасмурные

Когда Ваня предложил выпить, Мирон надеялся, что они засядут на кухне небольшой, но уютной квартирки Рудбоя, с парой бутылочек пива или, может быть, чего-то покрепче, и что проведут ночь за неспешными тихими разговорами или будут молчать, размышляя каждый о чём-то своём. Однако это будет правильная, тёплая тишина, которую можно найти только в компании родного человека. Так что Фёдоров был совершенно не готов к тому, что оказался в небольшом баре, надёжно спрятанном от посторонних глаз в тёмных подворотнях в самом центре города. — Миленько тут, — хмыкнул мужчина, оглядываясь вокруг, пока шпион уверенным шагом направлялся к стойке. Охра пропустил его слова мимо ушей, махнув рукой бармену, который, заприметив тактика, тут же направился в их сторону. — Привет. Несколько лет тебя уже не видел. Мы думали, ты совсем пропал, — приветливо улыбнулся парень, подходя к ним. — Что будете пить? — Водки, давай сразу бутылку, — едва приподняв уголки губ, ответил ему Ваня, старательно не замечая удивлённый взгляд Мирона. — За счёт заведения, — отмахнулся от протянутых денег бармен, доставая откуда-то из-под стойки ещё не начатую бутылку и пару стопок и тут же отвлекаясь на новых посетителей, что уже махали ему с другого конца бара. Только и успел, что заговорщически шепнуть напоследок: — Как старому другу. — Так, значит, часто тут бывал? — вопросительно поднял брови мужчина, едва бармен отошёл чуть подальше. — Давно это было, — неохотно ответил Рудбой, уже успевший открыть бутылку и закинуть в себя первый шот, чуть поморщившись. — Расскажешь? — осторожно спросил Солдат, тоже наливая себе. Он чувствовал, что с парнем что-то не так ещё с того самого момента, как тот побывал у начальства, но понимал, что раз Охра сразу не рассказал, в чём дело, то прямо спрашивать бесполезно. Шпион либо уйдёт в глухую оборону, и тогда из него и слова не вытянуть, либо настолько мастерски сменит тему, что Окси вспомнит, о чём хотел спросить, в лучшем случае через неделю. Так что Фёдоров решил действовать издалека, разговорив шпиона и неторопливо подведя его к интересующей мужчину теме. — Нечего рассказывать, — на корню обломал все его планы тактик. — Да ну прям-таки? — не отчаиваясь, предпринял ещё одну попытку Мирон. — Мне интересно послушать о твоём прошлом. Я же практически ничего о тебе не знаю. — И не узнаешь, — неожиданно резко оборвал его Охра, наградив мужчину гневным взглядом. — Это не твоё дело. Солдат нахмурился. Поведение шпиона напомнило ему то время, когда они с Рудбоем только познакомились и тот всячески пытался уколоть Фёдорова побольнее, не желая иметь с ним ничего общего. И если тогда поведение парня ещё как-то можно было объяснить, то по какой причине Мирон сейчас попал в немилость, он откровенно не понимал. — Может, объяснишь, в чём дело? — тщательно контролируя свой тон, стараясь не допустить в нём ни одной недовольной нотки, спросил Фёдоров. — С чего ты вдруг так взъелся? — А с чего ты вдруг решил копаться в моём прошлом? — уже натурально рычал на него Ваня. — Почему всех вдруг стало интересовать моё прошлое? Может, я не хочу, чтобы его ворошили всякие там… Евстигнеев резко замолчал, словно понял, что сболтнул лишнего, но было поздно. Обида алой пеленой уже застилала глаза Солдата, не оставляя им ни единого шанса решить всё миром. Они оба обладали весьма вспыльчивым характером, и хотя ругались они не то чтобы часто, но когда это всё-таки происходило… Шпион после первого же скандала для себя уяснил, что от взбешённого Фёдорова стоит держаться на приличном расстоянии, так как в ближнем бою он всё ещё заметно уступал мужчине, а вот Мирон уже на уровне рефлексов пригибался и искал укрытие, стоило заметить в руках парня металлический блеск. Стрелял этот ублюдок просто великолепно, и тут даже никакие усиленные мутацией скорость и рефлексы не помогали. Наглядным доказательством этого служила стена на кухне Окси, на которой отчётливо виднелись пять пулевых отверстий аккурат по контуру головы Солдата. И тогда, едва отгремел грохот последнего выстрела, Охра доходчиво пояснил, что больше предупредительных выстрелов делать не будет, и почему-то Мирон был склонен ему поверить. После, уже помирившись, оба жалели о случившемся. Рудбой кусал губы, коря себя за то, что в очередной раз не сдержал свой острый язык за зубами, а Фёдоров боялся, что то жадное до крови чудовище, что просыпалось в нём во время битв и, как выяснилось, во время ссор с шпионом, когда-нибудь не ограничится одними только синяками и действительно убьёт строптивого тактика. Каждый раз они обещали себе, что больше не допустят подобного, но потом всё начиналось сначала. — Всякие там кто? — угрожающе пророкотал Мирон, поднявшись со своего стула и нависая над парнем, благо, хотя бы пока тот сидел, у мужчины была такая возможность. — Я тебе не какой-то там шкет из учебки, на которого ты можешь зубоскалить, когда тебе вздумается. Я и ответить могу. — Да неужели? — зашипел шпион, тоже встав со своего места и теперь возвышаясь над Солдатом. На его лице играла холодная улыбка, но в глазах плескалась огненная всеобъемлющая ярость, готовая сожрать всё на своём пути. Ваня отлично держал лицо, внешне оставаясь абсолютно спокойным, но по тому, как он вцепился побелевшими пальцами в стойку, по тому, как чуть подрагивают его ноги от напряжения, Мирон понимал: одно его движение — и Охра тут же отскочит на безопасное расстояние. — Что ты можешь мне сделать без своей ГМО-обработки, а? В чём здесь твоя заслуга? Ты сильный лишь потому, что когда твой папаша обрюхатил твою мамашу, их гены сложились в удачный пазл, который позволил тебе пережить мутацию. Если бы не это, ты бы был совершенно обычным, ничем не примечательным солдатишкой, годным лишь на то, чтобы траву в зелёный красить, разве нет? Но тебе повезло, и теперь ты несомненно выдающийся, но всё ещё простой генетический урод. — Совсем охуел?! — взревел Фёдоров, пытаясь схватить оборзевшего шпиона, но тот змеёй выскользнул из рук, мгновенно оказываясь вне зоны досягаемости Солдата. С громким звоном разбилась задетая кем-то из них бутылка, и все посетители бара тут же повернулись к ним. — Эй, ребят, решайте свои проблемы на улице, — окрикнул их мужчина из стоящей рядом компании. — Съебись в туман, — огрызнулся на него Рудбой, не сводя пристального взгляда с Окси, чтобы не пропустить новую атаку. Мужчина, явно недовольный таким грубым обращением, подошёл к ним ближе, но спустя пару шагов остановился, внимательно вглядываясь в лицо тактика. — Ванька, ты что ли? — недоверчиво спросил он. Евстигнеев растерянно моргнул, сразу как-то растеряв весь свой боевой запал и хладнокровный вид, и всё-таки перевёл на мужчину взгляд, тщательно его разглядывая, кажется, совсем позабыв про Мирона, который, к слову, удивлён был не меньше шпиона. — Старый? — неуверенно протянул Охра, ближе подходя к собеседнику. — Ха-ха, и правда ты! Лет десять тебя уже не видел, — проревел мужчина, тут же подтягивая Ваню к себе и заключая его в медвежьи объятия. — А я думал, тебя ещё тогда пристрелили, ну ты помнишь, когда… — Не стоит об этом, — полузадушено прервал его Рудбой, пытаясь выкрутиться из крепкой хватки. — А это что за хмырь с тобой? Помощь нужна? — отпустив парня, поинтересовался Старый, но, напоровшись на ледяной взгляд неоновых глаз, нервно отступил на полшага. — Нет, этот хмырь уже уходит, — ответил тактик, в голос которого снова пробрались холодные нотки. Повернувшись к Солдату, он окинул того внимательным взглядом. — Не так ли? Фёдоров чувствовал, что он готов разнести всё вокруг и разобрать этот замшелый бар по кирпичикам. Ярость, голодным зверем клокотавшая внутри, требовала выхода, омерзительным визгом вгрызалась в разум, мечтая только об одном — почувствовать кровь зарвавшегося парня на своих кулаках, но волевым усилием Окси всё-таки удалось её придержать, понимая, что сейчас не лучшее время и место для разборок. Они ещё успеют поговорить, а пока лучше вернуться домой и постараться собраться с мыслями. Так ничего и не ответив Рудбою, Мирон неторопливым шагом направился к выходу. — Вот и вали отсюда, мутант, — крикнул Старый, прежде чем дверь успела закрыться за спиной Солдата.

***

После того случая в баре прошло уже две недели, а мужчинам так и не выпало шанса помириться. Фёдоров принципиально не хотел идти извиняться первым, так как виноватым он себя не чувствовал, да и обида, хоть уже и не такая обжигающая, но всё ещё сидела колючим клубком где-то в груди. А что творилось в голове у Вани, он не хотел даже думать. Тот совсем не появлялся дома, а на работе настолько виртуозно избегал Солдата, что даже если бы Мирон захотел, то он бы не смог его отыскать. Не то чтобы Окси собирался его искать. От общих знакомых он слышал, что Охра в последнее время ходил мрачнее тучи и огрызался на всех больше обычного, так что было лишь вопросом времени, когда Рудбой сам придёт к нему просить прощение. Так что, когда поздним вечером тишину его квартиры разорвал вой дверного звонка, мужчина точно знал, кого именно он увидит на пороге. — Явился-таки? — усмехнулся он, облокотившись на косяк двери. — Мне уйти? — огрызнулся было Ваня, старательно разглядывая свои кроссовки, но тут же нервно закусил губу, на которой уже живого места не было от того, как, видимо, часто её терзали. — Я хотел извиниться. Тактик выглядел даже хуже, чем говорили люди. Под его глазами залегли глубокие тени, скулы начали ещё сильнее выделяться на и без того худом лице, а пальцы нервно подрагивали, вцепившись в толстовку. Больше всего Мирону сейчас хотелось впустить это непутёвое создание в квартиру, накормить и уложить в постель, для надёжности притянув к себе под бок, но он просто не мог этого сделать. Слишком уж болезненные точки затронул в последний раз шпион, слишком острыми были его слова. — Ну так извиняйся, хули, — сложив руки на груди, хмыкнул Окси. Евстигнеев поднял наконец на него взгляд, но тут же отвёл глаза в сторону, словно борясь с самим собой, решая какую-то сложную внутреннюю задачу. — Я не люблю, когда меня спрашивают о прошлом, — собравшись с духом, всё-таки начал он. — О том прошлом, которое было ещё до того, как меня взяли в учебку. Там есть много вещей, о которых я хотел бы никогда не вспоминать. Болезненных вещей. Помнишь, в тот день Рестор вызывал меня к себе? Он тоже спрашивал о моём прошлом. Буквально вытряхнул его из меня, от начала и до конца. Перевернул всё с ног на голову, заставив вспомнить вещи, о которых я хотел бы забыть. Я был в раздрае. Поэтому, когда ты начал спрашивать о том же, я сорвался. Наговорил гадостей, просто чтобы защититься, чтобы никто больше не пытался разворошить палкой всё то, что я надеялся больше никогда не вспоминать. Охра снова закусил губу, опустив голову и, кажется, зажмурившись, ожидая ответа мужчины. — Какой же ты долбоёб, — обречённо выдохнул Мирон, притягивая парня к себе и заключая его в крепкие объятия. — Ты простишь меня? — едва слышно шепчет шпион, истуканом застыв в руках Солдата. — Прощу, — тихо рассмеялся Фёдоров, ощутимо целуя парня в шею, наконец чувствуя, как расслабляются каменные мышцы под ладонями. — Я же люблю тебя, идиота. Чего раньше-то не пришёл? — Страшно было, — честно признался Рудбой, оттаивая под мягкими прикосновениями, осторожно обнимая мужчину в ответ. — Я опять наговорил лишнего. Боялся, что после этого раза ты меня возненавидишь. — О, я каждый раз мечтаю тебе голову оторвать, но пока как-то сдерживаюсь, — хмыкнул мужчина, затаскивая парня вглубь квартиры и закрывая за ним дверь. — А сейчас тогда что пришёл, трусишка? — Я завтра утром на задание улетаю, — неохотно ответил тактик, помогая стащить с себя толстовку. Ещё после самой первой ссоры они пообещали друг другу, что больше никто из них не отправится на задание, пока они не помирятся, ведь тогда Мирон вернулся с миссии с дырой в животе и ещё неделю провалялся в больнице без сознания, а, придя в себя, обнаружил рядом с койкой бледного Рудбоя, который, не очень успешно пряча покрасневшие глаза, дрожащим голосом рассказывал, что больше всего боялся, что его последние слова Окси будут: «Я тебя ненавижу!». Они ещё много раз ругались после того случая, но ни один из них больше не отправлялся на миссию, не разрешив все конфликты перед отправлением. — А если бы не это, ты бы ещё неизвестно сколько времени от меня бегал? — с напускной обидой в голосе поинтересовался мужчина, всё так же не выпуская шпиона из своих объятий, медленно подталкивая его в сторону спальни. — Нет, — твёрдо ответил Охра прямо в губы Солдата. — Я бы больше не выдержал. Мне плохо без тебя. Зарычав, Мирон толкнул парня на кровать, буквально вытряхивая его из одежды, не обращая внимания на возмущённый окрик, когда в спальне раздался отчётливый треск рвущейся ткани. В ту ночь он не выпускал тактика из кровати до самого рассвета, снова и снова доводя до изнеможения сильное гибкое тело в своих руках, изучая по новой давно уже выученные наизусть плавные изгибы, задыхаясь от нежности, касаясь губами испещрённой татуировками и шрамами кожи. И Рудбой отвечал ему тем же, отдавая всего себя без остатка, бесстыдно, искренне отзываясь на каждое прикосновение, стремясь постоянно быть ближе, сплавиться кожа к коже, словно пытаясь стать с Солдатом одним целым. Он хотел получить всё и сразу и молил, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась, словно чувствовал, что это была их последняя ночь. Ведь с того задания Ваня так и не вернулся.