О верных решениях

Цири мгновенно поднимается и замирает так. Между ними — ровно четыре шага, и ни один не решается преодолеть это расстояние. Темный силуэт подсвечен со спины огнем, на выбившихся из идеальной укладки волосах — золотистые подрагивающие блики. Лицо затенено, но Цири из темноты выхватывает аквамариновые искры, пытается читать по глазам. Первый шаг делает она. — Здравствуй, Креван, — тихо, почти шепотом, чуть дрожащим. — Старым друзьям всегда приятно увидеться, правда? — Это правда, Зираэль. Аваллак’х тоже ступает вперёд. Теперь Цири может рассмотреть его, и она скользит взглядом снизу вверх. Она знает: время не властно над эльфской красотой. Сама она в зеркалах видит себя другую: повзрослевшую, статную, уже не девчонку. — Ты ничуть не изменился. Я тебя таким и запомнила. — И я тебя, — тонкие губы трогает едва заметная улыбка. — Что привело тебя сюда? — Я узнала, что ты здесь. Может, соскучилась, — Цири вдруг становится неприятно. Она огромным усилием сдерживает себя, чтобы не сказать лишнего, не сжать в объятиях — а лицо Знающего все так же спокойно, разве что взгляд новый какой-то, она не может прочитать его, понять. — Ты знаешь, Креван, такое случается иногда со старыми знакомыми… Особенно если они не виделись всего каких-то три года. В густой тишине два шага кажутся тяжелыми, хоть Аваллак’х ступает по-эльфски мягко и тихо. Он оказывается настолько близко, что перехватывает дыхание. — Я тоже скучал по тебе, Зираэль. — Ты вернулся в Тир на Лиа сразу же после того, как закрыл портал. Ни одного слова после. Почему? Аваллак’х молчит. — Я был уверен, что тебе больше не нужна моя помощь, — наконец отвечает он. — Уверен… Разумеется, ты ведь Знающий, Креван. Ты всегда уверен… Только вот меня спросить не удосужился. Или просто-напросто я не нужна была тебе? Ты не хотел меня видеть? Я выполнила свое Предназначение, и на этом всё? — Цири говорит тихо, срываясь на шепот, но чувствует, как разгорается в ней почти детская обида. Аваллак’х качает головой, и ей кажется, что он долго не может собраться с мыслями. Навык импровизации развит у ведьмаков, а вот у Знающих, видимо, не очень. — Ты ошибаешься, — наконец произносит он с грустью, — я избегал встречи по другой причине. Противоположной. Потому что ты нужна мне. Цири отступает. Мозаика складывается в целую картинку, не хватает только деталей. Она идет к столу, снова берет рисунок, смотрит, будто в зеркало. Переводит взгляд на Аваллак’ха, не двинувшегося с места. — Я ведь не Лара, — тихо отзывается она, — и никогда ей не стану. Теплые отсветы от десятков свечей смягчают черты его лица, даже острую линию скул. Цири хочет сделать шаг навстречу, чтобы коснуться его, но не может пошевелиться, скованная невидимыми цепями. И когда он подходит сам, тонкая нить недосказанности и напряжения тает, оставляя лишь дурманящее тепло тел, ощутимое даже на расстоянии. — Я знаю. И не жалею об этом, Зираэль. Не жалел никогда. Аваллак’х кладет руку ей на плечо, и она неосознанно тянется к ней. Плотная ткань не в силах задержать невозможный жар, исходящий от изящных пальцев. — Ты — мое Предназначение, — отвечает он на все вопросы разом. — Креван, — зовет она и наконец читает по глазам всё невысказанное. — Как ты думаешь, почему я здесь? Он не отвечает, только ведет ладонью по её щеке, поправляет выбившуюся из пучка прядь, и Цири тянется к нему, встает на носочки, чтобы быть еще ближе. Губы Аваллак’ха — горячее, чем она ожидала, и медленные, едва ощутимые прикосновения только раззадоривают. — Остановишь меня? — Ни за что, — отвечает Цири. Когда рука оказывается на ее талии, она жмется теснее, будто пытаясь в этих объятиях задушить и старые обиды, и голос разума. Креван старше, мудрее, опытнее — и лишь сейчас она ощущает это в полной мере. Наконец он чуть отстраняется, вызывая недовольный вздох. — Мы еще всё успеем, Зираэль. Я слишком долго тебя не видел, чтобы не спросить, как ты живешь и чем. — Долго? — Цири изумленно приподнимает бровь. — Не удивляйся, и для меня это был немалый срок. Я… — Скучал по мне? Нет, скажи, что скучал? Аваллак’х улыбается — теперь искренне. — Я скучал по тебе. — И я тоже, — Цири вдруг хмурится. — Как, почему ты не понял меня сразу? Всё могло быть иначе, а теперь… — Разве что-то изменилось? — он берет её за руки. — Многое изменилось, Креван. Если даже для тебя три года показались долгими, то, подумай, каково мне? Ты помнишь меня совсем другой. — Поверь, эти изменения ничтожны, — возражает Аваллак’х. — Для того, чтобы повлиять на Предназначение, нужны силы гораздо более могущественные. И вот ответ на твой вопрос: я не всемогущий и не всезнающий, Зираэль, я могу ошибаться. Я давно знал, что предназначен тебе, но не мог… понять? Принять, поверить? — Но ведь со мной всё было ясно, всё! — Нет, я не видел — или боялся видеть это. Я никогда не пытался влезть в твою голову, это казалось мне неправильным. — Ты так не хотел исполнения того, что предназначено? — хмурится Цири. — Ты не поняла меня, Зираэль. Представь, что ты оказываешься в одном шаге от самого значительного перелома в своей жизни. Ты боишься совершить ошибку. Если вдруг окажется, что ты неправильно поняла, дала себе надежду в безысходной ситуации, то несбывшаяся мечта в этом свете кажется гораздо печальнее. — Нет, — Цири смотрит на него, вспоминая слова Геральта, вдруг ставшими простейшей истиной, — если ты чего-то очень ждешь, стоит попробовать сделать первый шаг. Если ты ошибешься, будет тяжело. Но еще тяжелее — упустить шанс и жалеть о несделанном. Всегда есть верное решение. Именно поэтому я здесь сегодня. Мне тоже надо было решиться. Аваллак’х вновь улыбается, переплетая их пальцы. — И в этом — вся ты. Перемены не коснулись главного — твоего характера, — и добавляет тише, незнакомым голосом, такие непривычные слова: — моя Зираэль. Цири распахивает глаза, крепче сжимает руки, тянется… — Подожди, — мягко останавливает Аваллак’х, — здесь не самое подходящее место для бесед. Пойдем, ты видела еще не всё. Цири видит неприметную дверь, ведущую в еще не исследованное ей помещение, и послушно идет за Знающим. За дверью — комната меньших размеров, менее освещенная, но по особенному таинственная и уютная. Цири оглядывается. Улыбается, завидев даже здесь целую библиотеку. Взволнованно выдыхает, когда замечает в дальнем углу ложе — кажется, достаточно широкое, чтобы… — Ты не голодна? — Я? Что? — Цири отмахивается от настойчивых видений. Она чувствует себя снова пятнадцатилетним подростком, и это обескураживает и смущает. — Нет, спасибо. — Всё в порядке? — обеспокоенно спрашивает Аваллак’х. — Ты покраснела, Зираэль. — О, нет, это… из-за свечей. На небольшом столе, который Цири обнаружила не сразу, появляются тончайшей работы бокалы и бутылка вина, а за ними — серебряная, по-эльфски изящная фруктовница. — Иллюзия? — изумляется Цири. — Всё настоящее. В конце концов, я же не могу неделями, что провожу в лаборатории, питаться лишь гранитом науки. — А это Эст-эст? — она вдыхает слегка пряный аромат вина, золотом бьющегося о стенки бокала. — Нет, оно сделано в Тир на Лиа. Лучшее в своем роде. — Что ж, если за что и можно любить ваш мир, то за отличное вино. Расскажешь, как ты здесь оказался? Геральт говорил, что у вас тут что-то вроде чародейского совета. — Да, Gwynbleidd прав. — Надо полагать, дело серьезное, раз… остаток Ложи обратился к тебе? — Для начала они обратились к Иде Эмеан. А она знала, что я сейчас здесь, в вашем мире. Я обязательно расскажу, Зираэль, но позже: это пока не столь важно. — А что важно? — улыбается она. — Ты ничего не успела рассказать о себе. Я слышал за эти годы немногое. — У меня все просто, Креван. Я ведьмачка, та, кем очень хотела стать. Брожу по свету, убиваю чудовищ, получаю за это деньги, на них ем и ночую в тавернах, — Цири невесело качает головой. — Чудовищ становится мало, я не молодею. Через десять или пятнадцать лет тем же путем я не смогу идти. Но больше мне, в общем-то, некуда. — Я думаю, что понимаю тебя, — говорит Аваллак’х, — не так давно я отказался от… высокого поста в Тир на Лиа. — Что? — Ге’эльс предложил мне занять довольно значимое место, но я никогда не желал такой жизни. И отказался. Путь Aen Saevherne ближе и привычнее. Но я всё равно чувствую некую неудовлетворенность, будто мне не хватает чего-то. — Я отказалась от нильфгаардского престола и ни разу не пожалела об этом. Жалею лишь о том, что не привыкла к простой жизни, которой мне сейчас так хочется. — Простая жизнь, Зираэль, в каком-то смысле даже роскошь. — Если бы можно было начать все с начала, и не было бы никаких Предназначений… — …То наши пути никогда бы не пересеклись, — замечает Аваллак’х. — И то верно. Они замолкают. Цири, держа перед собой бокал, смотрит через тонкое стекло, поблескивающее в свете огня. Аваллак’х близко и далеко одновременно, и всё, что необходимо ей в эту минуту — почувствовать его тепло. Его рука — совсем рядом, и Цири тянется к ней, накрывая своей ладонью. Взгляды встречаются. — Иди ко мне, — наконец зовет он, и Цири, будто только и ждала этих слов, в одно мгновение оказывается возле него. Она вовсе не сопротивляется, когда Знающий усаживает её к себе на колени, и только ищет в мягкой полутьме его губы. Требовательно ведет по ним языком, издает шумный вздох, когда Креван отвечает. Наверное, эльфское вино действительно отменного качества — ударяет в голову совсем незаметно и мягко, — как иначе объяснить, что даже от такого нехитрого действа перед глазами всё плывет. Цири задыхается в этом поцелуе, уже не робком, а настойчивом, но таком же мягком. Пальцами она зарывается в светлые эльфские волосы, взъерошивая, затем отстраняется и с удовольствием разглядывает творение рук своих: растрепанного Аваллак’ха она видит впервые. Он улыбается мягко, чуть снисходительно — даже в такой ситуации Цири кажется себе ученицей — и распускает её волосы, отводя от лица мешающие пряди. — Долго же я ждал этого, Зираэль, — за этими словами следует поцелуй. — Я тоже, Креван. Он проводит ладонью по щеке и мягко касается губами края шрама, выглядящего уже гораздо лучше. Цири думает, что её слишком ведет даже от таких ласк, и не сдерживает тихого стона, когда эльфские губы смыкаются на шее, а от горячих пальцев её отделяет только тонкий слой рубашечной ткани. Цири предполагает, что одежды Aen Saevherne обладают бесчисленным множеством завязок, и лишь нерешительно тянет Аваллак’ха за ворот. — Можно?.. — она смотрит почти умоляюще, и где-то вдалеке проскользает мысль о том, что так нетерпелива она не была никогда. Но в ответ ей — не короткая усмешка, а какой-то особенный взгляд. Цири не успевает задаться вопросом о значении этого взгляда, потому что неожиданно сильные руки с легкостью подхватывают ее, неся в тот самый дальний угол, что она присмотрела сразу. Аваллак’х нетороплив, даже когда раздевается, и Цири не может сдержать улыбки, когда многослойная одежда укладывается в аккуратную ровную стопку. Она тянется к вороту собственной рубашки, но Знающий опережает её, проделывая всё это настолько выверенными ловкими движениями, что ей становится слегка неуютно. Прохладный воздух резко контрастирует с разгоряченной кожей, и Цири хмурится: ощущение зажатости и неловкости в близости с мужчиной преследует её до сих пор, спустя много лет, оно раздражает и отвлекает. Еще ни разу ей не удалось победить его полностью. Аваллак’х замечает внезапную перемену в её лице, вновь глядит обеспокоенно и чуть отстраняется. — Одно твоё слово, Зираэль, и мы остановимся. — Нет, — Цири вновь притягивает его к себе за плечи, сжимая их так, что он едва заметно морщится. Она находит в себе силы повернуть к нему голову, надеясь лишь на то, что на этот раз Знающий действительно поймет то, что невозможно облечь в слова. И Креван понимает: слишком долго и слишком хорошо он знает Цири, чтобы забыть о не самых красивых страницах в её жизни. Она снова закрывает глаза: чтобы успокоиться или чтобы чувствовать острее — неизвестно и ей самой. И только рвано выдыхает, когда горячие губы дотрагиваются до её виска, перемещаются едва ощутимо вниз, вдоль шрама, к шее и затем снова к губам. Цири коротко вздрагивает, и это не укрывается от внимательного аквамаринового взгляда. «Ты в порядке, Зираэль?», — спрашивает он то ли одними глазами, то ли телепатически. И она лишь согласно кивает, думая о том, что легкие касания не вызывают в ней отвращения. Становится теплее (от наброшенного одеяла или от рук?), и дурные воспоминания вперемешку со странным чувством брезгливости смываются под градом поцелуев, ощущаемых везде и сразу. «Можно?», — он уже знает ответ. Цири то ли шепчет, то ли думает: «Тебе можно всё. Потому что это ты». Она пока точно не знает, что это значит. Будет еще время подумать. А пока взгляд цепляется за вытатуированные эльфские руны, и она ведет по ним пальцами, очерчивая незнакомые узоры… Потом плывут перед глазами дрожащие свечи, всё обращается в свет и звук, и Цири жмурится: собственные стоны кажутся чужими и слишком громкими, заполняющими всё пространство. «Посмотри на меня, Зираэль», — и она, не в силах сдержаться, выгибается так, что Креван прижимает её к себе, пытаясь успокоить, но распаляет только сильнее. — Mo laest, — поцелуй, — mo wann, — Цири почти задыхается, — elaine. Когда наконец дыхание выравнивается, Цири думает о том, что не может вспомнить ни единого слова на Старшей речи.

***

Тот случай вспоминается уже позже. Цири долго изучает взглядом потолок, а затем наконец поворачивается к Знающему. — Ты помнишь, как первым делом в Каэр Морхене я пришла к тебе? — Да. Аваллак’х выглядит совсем по-другому, закрытый по плечи одним одеялом, из-под которого только выглядывает край одной татуировки. Цири, хотя и раньше, за годы странствий, не один раз видела его по пояс раздетым, лишь теперь смогла рассмотреть всё: правда, не запомнила. — Ты тогда спал. — Да. — Тебе снилась Лара, — не вопрос, а утверждение. — Не думаю. Лара редко мне снится… последние лет двадцать. Цири хмыкает и замолкает — совсем ненадолго, пока в голову не приходит очередная мысль, на этот раз не слишком приятная. — Это, Креван, всё хорошо, — в голосе её скозит неприкрытая горечь, и она вновь отворачивается. — Но что дальше? — Дальше? — Да. Знаешь, это ты можешь подождать еще с десяток лет, пока нас в следующий раз не сведет случай. Да только я к тому времени буду старше, некрасивее и… найду себе кого-то. — Зачем же так, — спустя некоторое время говорит Аваллак’х. — Ты видишь лишь один выход, Зираэль? Разойтись и вновь надеяться на случай? — А как ты себе представляешь это «дальше»? Бросишь свой пост Aen Saevherne, будем бродить по мирам и на Беллетэйн появляться в качестве гостей в Корво Бьянко? Представляю себе, — фыркает Цири. — И потом, хотела бы я обладать твоей уверенностью в том, что это будет… верное решение. Хотела бы, черт возьми, верить в Предназначение, а не в глаза Лары. Только еще в такое, чтобы не бегать туда и обратно двадцать лет, как Геральт с Йен, например. Нет у меня на это времени. — Ты говорила мне, что лучше попробовать и обжечься, чем жалеть об упущенном шансе, — Аваллак’х улыбается совершенно по-лисьему, превращая в оружие её же слова. — Зираэль, ты хочешь начать всё сначала, зажить жизнью, которую хоть с натяжкой можно отнести к обычной. Я поставил точку в огромной части моей жизни, которая была посвящена гену Лары и… самой Ларе. Мне, как видишь, тоже нужно начинать с чего-то. — Зная тебя, уверена, что ты найдешь, в какую авантюру ввязаться. — Я уже не так молод. И будем честны: видишь ли ты свою жизнь размеренной и неторопливой? — У Геральта ведь почти получилось, — усмехается Цири, — разве что хватит его на ближайшие пару лет, а потом… Ты прав, не вижу. Я вообще мало что вижу. Она устраивает голову на широком плече и прикрывает глаза. Короткий жест Аваллак’ха задувает ближайшие свечи, и без того тускло освещенная спальня погружается во тьму. Цири пытается прислушаться к себе, но слышит лишь спокойное дыхание и стук сердца: это странно умиротворяет, и она жмется к теплой руке. — Я подумаю над этим, Креван, — сонно шепчет она. — Только… с тобой куда угодно, но не в Тир на Лиа… Она не видит улыбки Аваллак’ха, но чувствует её. Обо всём — после. Правильные решения всегда трудные, их невозможно принимать наскоком, поэтому она обязательно придумает что-то — но завтра, ведь утро вечера мудренее. «А может быть, — думает Цири, засыпая, — ответ уже давно известен». И будто невзначай двигается ближе, переплетая их пальцы. В эту ночь она впервые за долгое время спит без кошмаров.