Последнее дело Гидеона

      — Крис! — щербато улыбается Вайет, пытаясь своими маленькими ручками полностью обнять братишку.       Приняв сидячее положение, хранитель прижимает к себе ребенка, зарываясь лицом в его светлые волнистые волосы. Слезы рвутся наружу, но парень сдерживается — он не в силах позволить себе такую роскошь. Он не должен выглядеть хлюпиком в глазах своего брата. Он сильный. Должен быть сильным. Но сейчас, как-никогда, хочется подойти к матери и, обняв крепко-крепко, уткнуться ей в плечо и сказать, как сильно он ее любит, и как не хочет терять.       — Я тебя никому не отдам, — глухо шепчет Кристофер напуганному братишке. — Никому, — вроде бы опасность позади, все кончено, Гидеона больше нет, но он не может отпустить от себя того, кого он всё это время защищал.       Он не замечает даже появления Лео.       Старейшина все видел, но не мог прийти на выручку своим детям, находясь в полной власти Барбаса.        — Крис, — тихо зовет он младшего сына, но в ответ раздается тихий и короткий всхлип. — Сынок, это я, — тихо говорит отец, взяв парня за руку.       Хранитель поднимает голову, но не смотрит на отца. Его взгляд по-прежнему устремлен в макушку старшего брата. Ему стыдно смотреть отцу в глаза. Стыдно за то, что с ним чуть не сделал Гидеон, за то, что мог бы сделать на глазах Вайета, за то, что это он, Крис, должен был защищать малыша, а получилось совсем наоборот. Стыдно за то, что оказался таким беспомощным перед лицом опасности.        — Все хорошо, сынок, — говорит отец, забирая Вайета и заботливо укрывая Кристофера пледом, не замечая, как его лицо заливает краска.       Лео поднимает хранителя с пола, провожая сына на небольшой диванчик. Ему сейчас нужно отдохнуть и успокоиться, ведь все неприятности позади. Едва голова Криса касается неудобного и не слишком мягкого подлокотника, как усталость берет верх, веки тяжелеют и закрываются. Сказываются события прошедшего дня, вся кутерьма, нервотрепка и пережитый стресс. Прежде, чем окончательно погрузиться в сон, Крис произносит слова, которые не думал когда-либо произнести:       — Я люблю тебя, отец.