Я - Гидра (18+)

Романова, выпалив тихое признание, тут же рванула прочь от командира, но далеко уйти не успела. — Шестая, а ну отставить! Нехуй по джунглям в боевой обстановке шастать. Вернулась на исходную позицию! — рявкнул Зимний, и Наталье ничего не оставалось, как резво развернуться на месте и медленно подойти к Якову, потупив взор и тихонько всхлипнув. Она ждала, что ее сейчас отчитают по полной, по Баринов в один шаг оказался рядом и притянул девчонку в свои медвежьи объятия. В них не было ничего обещающего или двусмысленного — так отец мог бы обнять дочку или брат — любимую сестру. — Ругать будете? — прошептала девушка, уткнувшись носом в грубый бронежилет Зимнего. — Или скажете, что это смешно и несерьезно, да? Я и сама знаю, просто… — Наташка, ты кончай сырость разводить? — тихо ответил ей Яков совсем другим тоном, нежели полминуты назад. — Не буду. Ни ругать, ни смеяться. Мне тоже было семнадцать и я тоже влюблялся. И если бы кто сказал мне тогда, что это смешно или несерьезно, я бы этому человеку больно так втащил. Но поговорить нужно, пока ты глупостей не натворила. — Я… не должна была к вам с этим лезть. Я у тети Насти перед заданием была, с Андрюшкой даже водилась немного. У вас семья, тетя Настя очень хорошая, и вас очень любит и ждет. И вы их любите, я знаю. Я ведь не поэтому плачу даже, — отозвалась Романова. — А почему тогда? — Зимний мягко провел по ее мягким рыжим волосам, собранным в тугую косу. — Пойдем, сядем, и ты все мне расскажешь. Мало ли, что там у тебя в голове, а мне тоже было семнадцать… — Я просто поняла, о чем вы с тетей Настей нам два года назад говорили. Про последствия операции. Что мы еще дети совсем, что мы должны трижды подумать, прежде чем сдавать все нормативы на «отлично», оставаться в программе и идти под нож. Я не понимала тогда, чего себя лишаю. Теперь знаю. Знаю, что на одиночество себя обрекла. И не потому, что вы старше намного и женаты. А потому что никогда не буду полноценной женщиной, никогда не смогу… Поэтому даже заикаться не стоило о каких-то там чувствах. Потому что, даже если бы у вас не было Анастасии Филипповной… — У тебя бы все равно не было бы ни шанса, Наташа, — вздохнул Яков, и слезы по щекам Наташи побежали сильнее. — Но не из-за операции. А потому что я никогда не смогу воспринимать вас, как женщин. И тебя, и Лену, и остальных. Вы мне как дочери. Или как младшие сестры. А что до твоего выбора — сделанного не воротишь. Но наука на месте не стоит. Стареть ты будешь очень медленно, и если нигде не сгинешь по дурости, возможно, у тебя будет шанс стать матерью. А семья… Наташа, когда встретишь своего человека, а ты встретишь и полюбишь, я уверен, ему будет не важно, сможешь ты родить или нет, если он полюбит в ответ. Ребенка, в конце концов, можно будет усыновить или удочерить, на свете много женщин, которые не могут иметь детей. Иногда по своей воле, иногда нет. Но они находят свое счастье. Просто… — Просто что, дядя Яша? — всхлипнула Наташа. — Просто надо разрешить себе быть счастливым. Перестать думать, что было бы, если. Прошлое не знает сослагательного наклонения. — Знаете, как-то не легче от этих прописных истин. Но я сама виновата, — усмехнулась Наташа сквозь слезы. — Мы все ошибаемся. — И вы? — И я. Хочешь историю моего проеба по секрету? — хмыкнул Зимний, доставая еще одну сигарету. — Вы что, тете Насте изменяли? — выдохнула Наташа. — Да упаси Бог, — Яков легонько толкнул ее кулаком в плечо, заставив фыркнуть. — Как я и говорил, я тоже был дураком. И был идиотом. Только ты влюбилась в того, кто тебе в дедушки годится, если по-хорошему, а я… я втрескался в лучшего друга. В парня. — Да вы издеваетесь? — пробормотала Наташа. — Если бы. Мы дружили с детства, он мелкий был, болел вечно, но не мог пройти мимо, если кто-то котеночка в проулке мучил. Так и познакомились однажды. Я даже как-то и не сразу понял, почему даже самые красивые и милые девчонки не цепляют, думал, не встретил ту единственную. Поэтому больше с ним времени проводил, чем по свиданиям бегал. А потом у него мать умерла. Жили они и так небогато, а у моего отца был неплохой доход от автомастерской, так что мы даже в тридцатые не голодали. И когда он остался один, я предложил переехать к нему, чтобы на двоих квартплату делить. Мол, достало уже жить с родителями. Я тогда учился и подрабатывал у отца в мастерской. Вот когда съехались, тогда и стал понимать, что что-то не то. Что он мне не только как друг нравится. Вот тогда меня и понесло. Свиданки, девушки, парень один, чтоб проверить, так сказать… — И как проверка прошла? — Наташу в спецслужбах готовили к тому, что если придется работать под прикрытием, то соблазнять она должна уметь хоть черта лысого, не взирая на пол, возраст и вероисповедание. Поэтому она не была особо шокирована подобными откровениями. Скорее, теперь было жуть как интересно узнать, чем же закончилась история этой неправильной по меркам любого общества любви. — Да как сказать. Неоднозначно, — протянул Яков, еле сдерживая смех. — Не буду вдаваться в подробности, но в тот вечер мой друг меня с тем парнем застукал в весьма двусмысленном положении, — Зимний усмехнулся, на мгновение проваливаясь в воспоминание: — Баки? Что ты… что происходит? — услышал Джеймс свое имя самым родным на свете голосом и позорно кончил на глазах у лучшего друга с чужой рукой на своем члене. С Питером они познакомились в полулегальном баре, где парни искали на вечер компанию парней. Пит как-то догадался, что Баки пришел сюда впервые, и сам подошел к нему. Минимум разговоров, дешевая выпивка, и вот они уже в тесной квартирке Баки и Стива. Роджерс каким-то непостижимым чудом устроился сторожем в мелкую бакалейную лавку в паре кварталов от дома и должен был провести ночь на работе. Но отчего-то вернулся еще до полуночи. Питер улыбнулся, вытер руку о рубашку Барнса и горячо прошептал: — Захочешь повторить, красавчик, ты знаешь, где меня найти! — поправил одежду и вышел из квартиры, обойдя замершего испуганным сурикатом Роджерса. — Черт, — только и смог выдавить Баки, подтягивая штаны и убегая в их крошечную ванную. Вода была ледяная, но хотя бы была, и он сунул голову прямо под холодную струю, прогоняя истому от оргазма и отходя от того алкоголя, что влил в себя в баре. — Дерьмо… — Баки, ты не будешь сидеть там вечно, — услышал он сдавленный голос Стива. — Нам придется поговорить! — Придется, — кивнул сам себе Барнс, вытер волосы и выскользнул из ванной. — Ты придурок? Простынешь! — Стив дернул его за ворот холодной вымоченной рубашки. — Переодевайся живо! — Не заболею, Стиви, — через силу выдавил он улыбку. — Ты все видел. Что мне сказать тебе? — Тебе нравятся мужчины? — прямо спросил Стив. Он не был стеснительным или скромным сверх меры. Не с лучшим другом. — Нравится. Один конкретный и давно, — пробормотал Баки, садясь на свою узкую кровать и пряча лицо в ладонях. — Это он был? — Что? Нет, Стив. Просто хотел понять кое-то. Нравится ли мне вообще с парнем… — И как? — фыркнул Роджерс. — Сделаешь вид, что не заметил результата? — хмыкнул Барнс. — Мне съехать? — Что? Нет! Боже, Бак… а если бы он сдал тебя, или вы нарвались на копов? Где ты его подцепил? — вот тут Стив уже показал свое раздражение, если не злость. — Ты не захочешь знать… у тебя все в порядке? Ты ведь должен был быть на работе? — Лавка разорилась. Надеялся получить хоть какой-то расчет, но мне заплатили этим, — Стив вынул из кармана бутылку еще более дряного виски, чем то, что Баки пил в баре, — будешь? — Давай. Мы слишком трезвы для всего этого, — кивнул Джеймс. — Иди на кухню, я переоденусь все же. Они пили в тишине, пока оба не захмелели как следует. Сейчас Зимний часто скучал по этому состоянию. — Так кто он, Бак? — тихо спросил Стив, и Баки еле успел удержать себя от глупого признания: — Ты… ты не захочешь знать, Стиви… — Раз спросил, значит, хочу. — Ты возненавидишь меня, Роджерс — прошептал Баки. — Никогда. Я уверен, что смогу принять тебя таким. Просто буду волноваться больше, зная, что ты можешь всерьез влипнуть… — Это ты, доволен? Узнал? — еле слышно сказал Барнс, поднялся, унимая головокружение, и пошел на свою кровать, вновь пряча лицо в ладонях. Он слышал тихие шаги, а потом Стив присел на корточки перед ним и попросил: — Посмотри на меня, пожалуйста? — Стиви, я не хочу потерять тебя из-за этого дерьма… — отозвался он, поднимая голову. Перед глазами немного плыло, но синие глазищи Роджерса помогали не уплыть в беспокойное забытье. — Придурок ты, Барнс, — тепло улыбается Стив, встает, склоняется над ним и неумело прижимается к его губам: — Потому что я тоже… но это единственное, в чем мне не хватало смелости признаться. Я боялся тебя потерять. И Баки поцеловал его сам. — В тот момент я подумал, что все, конец, — продолжил Яков. — Он же правильный, с принципами там. Думал, пошлет меня шипишку караулить, да и все. — Но? — Но потом была бутылка дешевого виски, откровенный разговор… — И? — Наташа уже забыла о слезах. Когда еще ей такое расскажут? — И мы встречались больше восьми лет. Спустя год после того, как между нами все решилось, отцу припекло расширять свое дело, нашел себе партнера хорошего, и они решили укрепить бизнес семейными узами. То есть женить меня на дочке этого самого партнера. О чем поставили меня в известность. Благо, не в компании потенциальной невесты. Ну я и рассказал им, как сильно я люблю своего друга. Еще добавил, в каких именно позах. Отец орал весь вечер, что в дурдом меня сдаст на лечение. Я ответил, что в таком случае объявлю о своих дурных наклонностях во всеуслышание, и его репутация будет угроблена с громким треском. Сошлись на том, что я больше не появляюсь дома, и он забывает о том, что у него есть сын. Мама тоже очень злилась, я потом только с сестрой общался. В итоге на последнем курсе я учебу бросил, работал в доках и на подпольных боях был завсегдатаем, там неплохо платили. Чудо, что копы ни разу не повязали. Меня призвали в армию в сороковом. По повестке. Вторая Мировая уже началась, но ни США, ни Союз в нее еще не вступили. За три года я дослужился до сержанта. Отпуска давали редко, но мы с ним все равно держали связь, когда была возможность, я приезжал домой. Когда стало ясно, что война не закончится быстро, он тоже стал пытаться поступить на службу, но с его здоровьем это было нереально. Он и документы подделывал, и скандалил… пока его не заметил один ученый. — Что-то мне это напоминает, — пробурчала Наташа, пытаясь вспомнить, где она слышала подобное. — На нем поставили эксперимент. Вкололи сыворотку и облучили. — Он погиб? — прошептала Наташа. — Погиб. Но позже. Эксперимент удался. А мы тем временем попали в окружение под Аззано, и не просто встряли, а напоролись на элитных бойцов Г.И.Д.Р.ы при полном оснащении. Нас угнали в Австрию на завод по изготовлению их оружия. Там же была лаборатория Арнима Золы, — Зимний достал еще одну сигарету. — Тех, кто стоял на ногах, сразу отправили за станки, а раненых потащили в лаборатории. В жизни не слышал больше, чтоб так кричали. Он не только испытывал на них свои образцы сыворотки, но и просто развлекался. Кромсал людей живьем. Поначалу парней оттуда приносили назад в жилые бараки, потом перестали. Из моего расчета выжило пять человек. Я подхватил воспаление легких и слег с температурой под сорок. Пока мог стоять на ногах — работал, а потом очнулся уже на столе у нашего доктора Смерть. Не знаю, что он со мной делал, но спустя несколько дней я с трудом вспоминал свою фамилию, звание и номер военного жетона. Когда мой парень в своем новом теле вломился на базу, я думал, что окончательно ебнулся. — Погоди, ты хочешь сказать, что ты встречался… — дошло до Наташи, и она смешно приоткрыла рот. Даже позволила себе перейти на «ты» с командиром, но тот не одернул. — Да, когда я говорил, что ебал Америку, я не преувеличивал, — серьезно ответил Зимний, и Наташа уже не сдержала смеха. — Так ты… погоди, ты его лучший друг, снайпер Джеймс Барнс? В Союзе о вас мало говорили, но в паре газет были заметки о ваших победах на западном фронте. — Да, Наташа. Так что даже у символов нации бывают грязные секретики, — улыбнулся Солдат. — А потом ты упал с поезда? А он погиб где-то на севере? — Не совсем. Сначала он нашел себе женщину, а я собрался в отставку. Потом, я умудрился выжить после падения, память отшибло, но те ребята, что меня нашли, были нормальные, и до сорок седьмого я жил в казарме при военной базе, даже с одной рукой учил призывников стрелять. Пока Зола не нагрянул снова. Дальше понеслось. Кодировка, промывка мозгов, дополнительные дозы сыворотки. Что Роджерс тоже погиб, я узнал в пятьдесят девятом, когда электрошоковые обнуления действовать перестали, и я вообще все вспомнил. Что было до травмы и после. И, знаешь, когда я пришел в себя, у меня руки были уже по локоть в крови, мозги набекрень, вместо руки — оружие. Да я и сам себе — оружие. И тогда я был уверен, что никогда не смогу жить как нормальный человек. Что вряд ли кто-то в здравом уме посмотрит на меня, как на мужчину. А еще думал, что больше не смогу никого полюбить так же сильно, как любил его. Мы почти всю жизнь были вместе, а это, согласись, все же более серьезно, чем просто вздыхать по кому-то на расстоянии. Но однажды появилась Настя, и я снова почувствовал себя живым. А потом она узнала о моем прошлом, потому что мой тесть где-то откопал одно из писем Стива, адресованное мне. Я был уверен, что она пошлет меня к черту, но нет. Смогла понять и не попрекать прошлым. Понимаешь, к чему я клоню? Твое от тебя не уйдет, Наташа. Просто когда это твое на горизонте появится, хватай и не выпускай, а не жуй сопли по поводу своей неполноценности или недостойности, — Яков закончил свою историю, которую рассказывал раньше полностью только Насте, и снова легонько приобнял девушку: — Занятие через три дня, если меня никуда не закинут. Время скажу, как вернемся в столицу. — Так точно, командир, — Наташа прижалась к металлическому плечу Якова, думая, что она его очень сильно любит. Но, наверное, все-таки любит, в первую очередь, как отца, которого он им всем заменил. — Спасибо вам. За все. И за этот разговор. Вы почему-то всегда правы. — Значит, старею, — улыбнулся Зимний. — По-моему, вертушка. Иди, буди девчонок. *** — Яков Иванович! Спасибо! Все прошло отлично! — Наташа вышла из танцевального зала, где несколько минут назад в очередной раз продемонстрировала гибкость и красоту своего тела, а также умение им владеть. Зимний рассказал ей несколько секретов — о том, что может понравиться мужчине, а что — больше раздражает, чем заводит. Где грань между чувственностью и пошлостью. И Наташа, придя в танцкласс, уже не волновалась, а просто показала то, на что способна. Ей семнадцать, она допущена до оперативной работы, и все былые переживания потихоньку отпускали. Все впереди, нужно просто жить, и жизнь… Задумавшись, она промахивается мимо ступеньки и совсем непрофессионально падает вниз, не успев удержаться за перила. Наташа уже была готова пропахать носом пол, но рухнула аккурат в объятия симпатичного юноши. Тот крепко держал Наташу, но пепельно-серые глаза смеялись над ее неуклюжестью: — Осторожней, красавица! Шрамы набьешь, кто тебя такую замуж возьмет? Наташа с раздражением посмотрела на спасителя, у которого не хватило мозгов злить лучшую из вдов. А потому она играючи сделала парню подсечку и перекинула того через плечо. Тот не сразу понял, в чем дело, развалился на паркете в позе морской звезды и уставился на обидчицу: — Такая красивая и такая злая. Даже и не знаю, кто тебя все-таки замуж возьмет… — Леха, я б на твоем месте не тормозил, — рассмеялся Яков, глядя за этой молодежной гимнастикой. — Женись, пока не увели, штучный товар. — Яков Иванович! — вспыхнула Наташка, краснея. — Ну, я тебя за кого попало замуж не отдам, а к Лешке приглядись. Парень хороший, — улыбнулся Зимний. — Это любовь с первого удара, — прошептал сероглазый парень, вставая и смешно потягиваясь: — Сходим в кино вечером, красавица? — Романова, соглашайся, — улыбнулся ей Баринов, заговорщески подмигивая. И Романова согласилась. Так она познакомилась с Алексеем Шостаковым, молодым курсантом, вступившим в возрожденную программу «Зимний Солдат». Как там говорил командир: «Если твое, хватай и не отпускай»?