Я - Гидра (18+)

— Подполковник Морита, — молодой лейтенант протянул Джеймсу бумаги, — там оборудование для лаборатории привезли. Ребята разгрузили в склад номер три. И еще. Две минуты назад по периметру вырубились видеонаблюдение и сигнализация. Системы экспериментальные, скорее всего — технический сбой. Но восстановить подключение пока не могут, обещали в течение пяти… — доклад прервала серия мощных взрывов. Джим громко выругался, с потолка посыпалась новая штукатурка. — Такое чувство, что все склады разом рванули, — прошептал Морита, доставая табельное оружие. — Диверсия? — Периметр охраняется, никто не может сюда проникнуть, — пробормотал молодой офицер, еще пять минут назад уверенный в полной неуязвимости базы. — Возможно, что это «Левиафан»? — подумал вслух Джим, вспоминая, как Дуд-Дум рассказывал ему, что на одной из советских баз его едва не грохнул… ребенок. Русской разведкой пугали необстрелянных вчерашних курсантов военных академий, но Морита всегда считал, что мастерство их агентуры очень приукрашено. — Кто? — Кто-кто! Советская разведка. Но как они сюда добрались? Мы бы засекли переброску сил. Чтобы тут все взорвать, мелким отрядом не обойдешься. Пошли, проверим, что там, — скомандовал Морита. Он не был начальником проекта, но имел авторитет и звание, в случае чего, мог взять оборону базы в свои руки. Точнее, оборону того, что от нее осталось. Прогремел еще один взрыв, в комнату командного пункта, где дежурил Джеймс, влетел сержант с простреленным плечом и прохрипел: — Сэр, это русские. Склады горят. Все. Лабораторию подорвали только что. Личный состав… мертвы. Генерал Салливан мертв. Он идет. — Кто? — выдохнул Морита. — Он сказал, «Призрак», сэ… — раздавшийся выстрел оборвал жизнь солдата, тот рухнул ниц, заливая кровью бетонный пол, а за его спиной возникла статная фигура в черном. С металлической рукой. — Что за дьявол… — прошептал лейтенант, вскидывая оружие и стреляя, но объект поймал пулю левой рукой и бросил ее на пол. — Теряешь хватку, Джимми, — услышал Морита странно знакомый голос сразу после того, как выстрел был возвращен лейтенанту, но тот пулю словил исключительно лбом, — я и три мои девочки разъебали вашу хваленую систему безопасности за неполные полчаса. — Ты кто, нахер, такой? — Морита выставил оружие перед собой и выстрелил. Но человек в доли секунды испарился с того места, где только что стоял, чтобы заломить его руку и выбить пистолет: — Пока мои девчонки развлекаются с тем, что осталось от вашего хвалёного подразделения Щ.И.Т., я, пожалуй, побеседую с тобой. Джим ударил по держащей его левой руке и взвыл от боли. Она была словно из железа. — Кто я такой, говоришь? Что, сержанта своего не признал? — странная маска, похожая на респиратор новой модели, была снята, и Морита увидел перед собой практически не постаревшее лицо Баки Барнса. — Какого хрена? — прошептал Джеймс, разглядывая бывшего сослуживца, не раз прикрывшего его спину в боях Второй Мировой. — Как… как это возможно? Баки? — Какой еще, нахуй, Баки? — фыркает Зимний, подвигая к себе табурет и садясь. На колено к себе он положил АК-47, но эта расслабленность была ой какой показной. Уж Морита знал своего сержанта. — Меня зовут Зимний Солдат. Баки Барнс умер в альпийском ущелье. Советские военные спасли солдата с травматической амнезией и сывороткой Арнима Золы в крови. Зола, благополучно влившись в ряды СНР, продолжил дело Г.И.Д.Р.ы, не отходя от кассы, так сказать. Остатки организации завербовали парочку советских генералов, и над телом парня с амнезией начали эксперименты. Вскрывали, вживляли в тело металл, остаток руки на живую отпилили, мозги током прожаривали, чтоб память не вернулась… руку мне Говард Старк собрал, Пэгги Картер подписывала разрешение на все эксперименты над безымянным агентом. Там и твоя подпись есть, Джимми, верно? — Я ни разу не видел тебя. Я не знал, Баки… — прохрипел Морита, до которого стало доходить. — Щ.И.Т. и Г.И.Д.Р.А — это… — Это одно и то же. Просто гадина затаилась до поры, — хмыкнул Яков. — В шестьдесят третьем это тебя они пытались вывезти из Союза? Ты работаешь на русскую ячейку Г.И.Д.Р.ы? — Морита хотел встать, но автомат уперся в грудь. — Да, пытались. Безуспешно. Я, знаешь ли, в винтовки с глазами не нанимался. Поэтому служу Советскому Союзу. В качестве офицера разведки. А Г.И.Д.Р.у мы у себя в Союзе вычистили. И у вас вычистим. Ты знаешь, чем именно планировали здесь заниматься? Отвечай! — Да, — шепчет Морита. — И как? Ничего не ёкнуло? На скольких сыворотка Золы прижилась? — Зимний от души врезал Морите прикладом по морде, выбивая пару зубов. — Н-н-на тебе? — А на скольких из нашего полка она не прижилась, Джимми? Сколько парней вперед ногами вынесли? И что вы делаете теперь? В лучших традициях нацистов нашли людей «второго сорта» в бедном Вьетнаме и решили потрошить их, как кроликов? Авось сработает? — На одном сработало… — Да дрался я с ним однажды. Сработало, согласен. Исайя, да? Говорил, тоже один из всей группы выжил. — Но в Союзе тоже это делают, ты не в курсе? — шипит Морита, сплевывая кровь. Конечно, он понимал, что планы Щ.И.Т.а по производству суперсолдат после опытов над вьетнамцами — не особо демократично и человечно. Но суровые времена требовали суровых решений. — Делают. Куда успешнее. Две жертвы. Несколько несовершенных образцов, которые сейчас ебут вас и в хвост, и в гриву. Один успешный эксперимент, не считая меня. Погиб, правда, на одном из заданий недавно, мы так и не познакомились. Алексеем Лебедевым звали. Но мы пока не поняли, как и вы, по какому принципу сыворотка либо срабатывает, либо убивает носителя. Пока что ответ не найден. Главное, на людях насильно никто опыты не ставит. Есть энтузиасты, добровольцы, типа Роджерса, готовые залезть хоть носорогу в задницу во имя Родины. Но не так, Морита. У них есть выбор. — Как же тебе мозги промыли, господи… — фыркает Морита. — Ага. Зола со Старком и продажным генералом одним. Почти двадцать лет током хуярили, Джимми. Русские вытащили. Ебемся с Г.И.Д.Р.ой по вторникам, средам и пятницам, по субботам, вторникам и четвергам — со Щ.И.Т.ом. Воскресенье — выходной, — хохотнул Солдат. — И хули ты тут в выходной забыл? — выплюнул Морита. — Да с другом старым встретиться зашел. Спросить, спокойно ли он спит, работая с нацистским преступником? — Да Советы… — Советы гидровским ученым зарплату не платят, Джим! — вспыхнул Зимний. — В лагерях за еду херачат, кого не расстреляли. А расстреляли почти всех. А вы Золе и ему подобным гранты раздаете, из людей крыс подопытных делаете. Я на вот это, — Зимний оторвал рукав куртки, обнажая стальной протез, — согласия не давал. И на нейрокодировку. И еще на хреналион опытов без наркоза! Из меня собаку сделали, Джим, которая под себя срет, но виртуозно убивает. Еще более виртуозно, чем я научился сам, по Европе с винтовкой за жопой Роджерса бегая! Но мои желания никого не ебли. Вот только сыворотка — вещь годная. Скоро все их приблуды на мое сдерживание перестали действовать. И сучка Картер, и пидор Зола, и гандон Старк до сих пор живы, потому что это стратегически выгодно моей конторе. Иначе бы я их тоже в том самолете уронил, как вашего Олдрина. — Тоже? Ты… ты был на борту? — Ага, строил глазки стюардессам, — хмыкнул Зимний. — Знаешь, Джим, в глубине души я надеялся, что ты не совсем осознаешь, во что вляпался. Жаль, что ты стал тем, против чего мы боролись. — Я? Ты работаешь на врагов Америки, Барнс! Видел бы тебя Кэп сейчас! — расхохотался Морита. — Знаешь, если бы Кэп был среди тех, кто согласовывал эксперименты надо мной, он бы сдох первым, и никакая геополитика и стратегические игры меня бы не остановили. Я работаю на тех, кто считает меня человеком, а не живым оружием. И это не ваша хваленая Америка. Среди русских тоже мудаков полно, но у большинства тех, кого я знаю, есть хоть какие-то тормоза, хоть какие-то грани. Надеюсь, то бабло, что тебе платят, того стоит, Джимми, — ответил Солдат и передернул затвор калаша. — Не приходило в голову, что они точно так же используют тебя? А ты и рад стараться. Убьешь меня? — Морита смотрит пристально и теперь со страхом. Перед ним человек с лицом Джеймса Барнса, но это не Барнс. Больше нет. — Изначально так и было. Я использовал их, они меня. Сотрудничали на взаимовыгодных условиях. А теперь семьями дружим, — жутковато улыбнулся Солдат. — Голова, сердце или хочешь пострадать напоследок? — Семья, блядь? — поперхнулся Морита. — Жена, сын родился недавно. Вряд ли родная Америка позволила бы своей винтовке такую роскошь, верно? Выбрал? — Так ты ж не по бабам, вроде, — Морита подполз к стене и откинулся на нее, баюкая сломанную руку. — Дальше-то что? — Почему не по бабам? И по ним тоже. Не ревнуй, солнышко, — Зимний картинно поиграл бровями. — Ладно, значит выберу сам, — и прострелил Морите ногу. — А дальше отправишься к Гитлеру на свидание. Или к Роджерсу. И будешь готовиться к приему остальных. Мне жаль, Джим. Думал, договоримся. Но с первых слов понял, что завербовать тебя не выйдет. Идейные — самые страшные враги. Хорошо, что умрешь сегодня. Не будет возможности разочароваться. — Яков Иванович, мы закончили, — Наташа, вооруженная так же, как и сам Зимний вошла в комнату. — Все зачистили, данные, какие могли, скопировали, часть документации Лена вынесла. Ева Михайловна ведет допрос куратора проекта, у нас чуть меньше часа, чтоб убраться. — Хорошо, Шестая. Сейчас тоже закончу, — хмыкает Зимний и выносит Морите мозги одним выстрелом. — Проверь сейф и заминируй тут все. — Так точно! — отозвалась Романова. Яков вышел из командного пункта так и не достроенной базы, и закурил, глядя, как горят склады. Воняло паленым мясом, девчонки стащили тела в огонь. Так как он не до конца оправился от своего полета, пришлось брать подкрепление. Наташа Романова и Лена Белова, Первая и Шестая вдовы, неплохо помогли. Они вместе аккуратно сняли часовых, смогли заминировать склады еще прошлой ночью, а для усиления к ним направили одну из первых выпускниц Красной Комнаты, когда проект действительно назывался еще «Левиафан» — Еву Колесникову. Она в сороковых чуть не грохнула Дугана. А нефиг по чужим базам шляться. — Ну, и как? — Ева вышла, вытирая окровавленные руки об армейские штаны. — Мой много интересного наболтал. — А никак. Вербовка невозможна. Пустил в расход. — Вертушка будет ждать в ста двадцати километрах. Выдвигаемся? — Ага, девочки почти прибрались. И через десять минут все рванули в темноту джунглей, чтобы выйти на точку отхода, оставляя за собой трупы и пожар, который найдет Говард Старк, что прилетит для установки оборудования. — Тридцать пять миллионов долларов, — прошепчет он. — Черт, Морита… Морита! Но ответом ему был только треск пламени. *** Яков курил, прислонившись к вековой сосне, которая казалась роднее лимов и прочих тиков. Перед глазами стоял Джим с дырой в башке. Интересно, Дуган полезет мстить за товарища? Знает ли он, что творится в их хваленой разведке или тоже полностью согласен с политикой привлечения нацистов к работе на правительство. Трава рядом немного зашумела. Хотя если бы Наташка хотела спрятаться, он бы ее не услышал. — Чего загрустила, Романова? Притомилась с непривычки? — улыбнулся он. — Не боись, экзамен по полевой работе я тебе зачту, хорошо вы себя показали. — Да я так весь день могу, — отмахнулась Наташа, а Зимний словил нехилое дежа-вю, аж сигаретой поперхнулся. — А вы чего загрустили? Возраст? — Доживешь до моего возраста — узнаешь, — прокашлявшись, ответил он. — Я сегодня встал, знаешь ли, попил чаю, покурил, а потом пошел и застрелил друга. Мы с ним всю Европу протоптали во время войны. А теперь по разным лагерям. Не сошлись во взглядах. А свидетелей мы не оставляем, сама знаешь. Твоя-то какая печаль? — Да уж, ситуевина, — прошептала Наташа. Она плохо представляла, что будет делать, если кто-то из девчонок попрет на нее. С Ленкой они давно старые обиды забыли, переросли свое глупое соперничество, и стали друзьями, почти сестрами. И Наташа не знала, что бы выбрала. Долг или друга. — У меня… у нас с девчонками скоро еще одно испытание, и я не знаю. Стриптиз, Яков Иванович. Я балерина. А тут к нам приводят какую-то, простите, вертихвостку, которая показывала нам, как мужиков сооблазнять! Но я не уверена, что ее «эротичные па» могут кого-то соблазнить. А сама… я не умею. — И ты намекаешь, что тебе нужно индивидуальное занятие по стриптизу? — снова закашлялся Яша. Сам приучил девчонок, что они к нему с любой проблемой бежали. Что уж теперь. — А вы умеете? — Наташа, моя юность пришлась на Америку тридцатых годов, я много чего умею. — Даже не буду спрашивать, откуда вы умеете ЭТО, — фыркнула Шестая. — Поможете? — Послезавтра вечером в зале, если вернемся без происшествий. Наташа выдохнула тихое «спасибо», а потом прижалась губами к губам Якова, впрочем, через пару мгновений отскочив. — Романова. Ну, и что это было? — выдавил обалдевший Зимний. — Простите, Яков Иванович. Я… я, кажется, вас люблю!