Бездна

Акихико, не будучи филологом, понимал толк в словах. Но ради спокойствия решил спросить совет у лучшего друга: - Хироки! У тебя абсолютный слух: помоги мне выбрать название для новеллы! Потревоженный в своём одиночестве Хироки не был добр к однокашнику: - Киришима - надоел, удод! Вот! Так и назови! - Не понял! Про старину Киришиму была другая новелла, а сейчас мне надо про первую любовь. Ты же ходячий словарь эпитетов. «Прекраснейшая», «чистая», «смертельная», «вечная»... Какая ещё бывает первая любовь? - Ёбаная в рот и особенно в рот твоей бабушки! - Мсье знает толк... Завидую твоему опыту, но никак не могу воспользоваться. Хироки! Придумай одно общее слово, объединяющее все эпитеты для первой любви! Хироки всегда был добросовестным филологом. В ответ на заданный вопрос он честно вспомнил свою первую любовь. - «Последняя в мире первая любовь». Годится? - Почти. Смени прилагательное. - Страшная. Дохлая. Мёртвая. Лучшая... - Ты гений, Хироки! - «Лучшая в мире первая любовь»!.. Так будет называться моя новелла! - Я рад за тебя. Лишь бы меня там не было... - пробурчал Хироки. В тот же момент в кабинете у Хироки материализовалась парочка самых нелепых клоунов во всей Японии. «Тарапунька и Штепсель»... Это почти как «Коровьев и Бегемот»... Хироки поспешно закруглил беседу и напрягся в ожидании неведомого подвоха. - Камидзёёёё!!! Хоп! - Если бы я мог видеть призраков, мне было бы проще. Но когда вы одновременно жаждете моего внимания, это наводит на нехорошие мысли. - Камидзё-сенсей! Я досрочно сдал один экзамен! Может, устроим пир? Я хочу сдать все! - Перед выходными нельзя оставаться на ночь. Но ради такой оказии я устрою тебе свой собственный экзамен! Как ты до этого додумался? Тебе никогда не закроют досрочно сессию из-за родственных связей. - Один экономист подсказал, что моя грамотность - это потенциальный источник дохода. Я хочу на лето устроиться подрабатывать в приёмной комиссии. В Австралии всё равно зима, поэтому я остаюсь здесь. Буду проверять ошибки в абитуриентских работах. - В таком случае ты окажешься моим коллегой. Не жди пощады на экзамене! - Да ладно! Хоть сейчас. Профессор Мияги бесцеремонно загромоздил пространство огромною сумкою: - Камидзё! Будешь пиво? Камидзё, не глядя на обоих придурков, ушёл в коридор для приватной телефонной беседы. Он уже смирился со своей участью. - Новаки! (И, безмолвно, - люблюлюблюлюблю)... - Ты можешь говорить? - Хиро-сан, люблю тебя! Говори, у меня есть две минуты. - Коллеги с кафедры напрашиваются устроить субботнюю пьянку. Угадай, где. Подсказываю. Чтобы не садиться за руль. Мы живём ближе всех. - Пьяные оргии будут? А матом орать? - Я им дам оргии. Главный грубиян всё-таки я, так что обойдутся без мата. Не осмелятся. - Я сегодня сделал твою любимую жареную капусту крупными кусками и в сухарях. Угости людей. Она даже вкуснее, когда холодная. Но только камбалу всю не съедайте! Я приеду с дежурства очень рано, когда ещё всё будет закрыто. - Это же, блин, интеллигенция!.. Рыбу не едят, не матерятся и не практикуют группенсекс со связыванием. А курильщики будут отправлены на... балкон! - Если без оргий и без рыбы, то хоть каждый день! Хироки потерял последнюю надежду. Вот! Даже Новаки не против! Придётся превратить скромную квартиру близ Университета в притон для разнузданных филологов. Куда деваться? На носу выходной. Ночевать в кабинете нельзя. Профессор Мияги ловко ускользнул из-под тёмной ауры, расползшейся на весь кабинет: - У меня машина! На обратном пути мне нельзя будет за руль. Шинобу и вовсе игнорировал все тёмные ауры в мире, словно обратившись в нейтрино. - Камидзё-сенсей! Я сочиняю новеллу про Усами-сенсея. Никак не могу придумать приторно-пошлое название. «Любовь»? «Морковь»? - «Слёзы», «Грёзы», «Розы»... - «Жасмин», «Сирень», «Ромашка»... - «Романтика», херантика... - Сейчас найду второе слово... Нежная романтика... Какая ещё бывает? Ночная романтика... Мияги возник из ниоткуда: - Поехали! - ...Блинская и хренская романтика! - Блины с хреном? Что-то из западной кухни? Романтичненько! - Хрен с ним! Пусть будет «чёткая». Или «чистая»! ...Шинобу слишком много учился накануне, так что тихо уснул на полу, где обычно спал Хироки. Профессор же оставался весел и бодр, невзирая на тлеющий рассвет. Хироки, выпив, забывал о своём решении не курить. Поэтому стоял на балконе плечом к плечу с профессором. - Мы - демиурги нового мира! Имя ему - «Чистая романтика»! Мы как Брахма, Вишну и Шива! - Кто из нас Шива, уже понятно. А я хочу, чтобы в этом мире не преследовались однополые связи. - И чтобы не возбранялось показаться легкомысленным! - И чтобы не порицались неудачники!.. ...Когда уже ярко светило солнце, дверь отворил Новаки. - Я дома!.. Его взору предстали: свернувшийся калачиком мальчик (Шинобу); сидящий на полу пьяненький Хироки и не в меру общительный старый знакомец Мияги. - Господа, извините! Я очень голоден и очень устал. Капусту всю съели? Рыба осталась? Мияги покосился на Шинобу: как оградить его от святотатственных речей? О тот крепко спал. - Новаки! Доброе утро! Ты мог бы проиллюстрировать нашу будущую книжку? Я видел, ты хорошо рисуешь. Непропорционально, резко, руки большие, но всё равно здорово! - Профессор, Вы что? Это погубит его деловую репутацию! Новаки запихивал в рот огромные куски рыбы и весело кивал головою: - А! У! Ог!.. - Мы придумаем псевдоним. Женский, потому что иллюстраторами чаще бывают женщины. Какая у тебя группа крови? Новаки с набитым ртом показал один палец. - Знак зодиака? - Наверное, Стрелец... - Мы придумаем вымышленную личность с этими параметрами и закажем тебе серию рисунков! Новаки плюхнулся на пол и моментально отрубился. - Всё! Мы уходим! Шинобу не переживёт, если проснётся с похмелья рядом с незнакомым верзилою! Когда Хироки закрыл дверь за парочкою клоунов, припомнив, сколько раз он сам просыпался при аналогичных обстоятельствах (и ничего, жив!) - стало лень раздеваться. Он просто лёг рядом с любимым. Свисают клочьями с неба тучи И недостижимая чистота Падает, катится из-за моря, На краешек губ, в уголочек рта, Во славу мелочных и бессильных Катится Солнце к границе вод. Над белым, синим и тёмно-синим Луна оранжевая встаёт. И если небо не принимает И из-под ног уходит земля, Всегда стремится одна прямая В плюс бесконечность мимо нуля. И если омут небес сомкнётся И опрокинется мир во мглу, Моя любовь ещё прикоснётся, Как звёздный луч, к твоему челу.