Смирись, Дракон

      В красно-золотых огнях тонула нежная мелодия фортепиано. Меж столов то и дело проскальзывали официанты, настолько бесшумные, что блюда на скатертях появлялись и исчезали будто сами собой. Зал столичного ресторана был полон шуршащих платьев и многоцветных костюмов. Они шептались, смеялись, удивленно вскрикивали, торжествующе гоготали. Это был настоящий рой пчел, цветастых, роскошных и благородных.       В ресторане царила полутьма. Из нее выплывали и снова ныряли в тень золотые лепнины на стенах, прямоугольники картин, громоздкие люстры. Одна лишь фигура всеизвестной богини, изображенной во всю стену над входной аркой, не скрывалась за маской наступающей ночи.       Многосложные барельефы, украшающие зал ресторана, вещали гостям о важнейших событиях в истории империи. В уголке за столом, расположенном возле орнамента в виде пожирающего целый город дракона, сидели двое господ: один — жадно поглощающий нескромную гору деликатесов на тарелке, другой — понуро держащий в руке высокий бокал с багровой жидкостью.       Первого узнал бы каждый душегуб в столичном округе. Еще бы, ведь это был многоуважаемый глава яроградского полицейского управления Борис Законноборец. Даже листья папоротника возле столика, где восседал полицейский, не могли скрыть его могучую широкоплечую фигуру. Преступники называли его Зверем, явно отмечая схожесть стража порядка с диким медведем. Черная борода, строгая складка меж кустистыми бровями, смуглая кожа и громогласный бас — в общем, блюститель закона был идеалом тех женщин, что мечтают выйти замуж за оборотня.       Напротив полицейского сидел, скрючившись, господин, которого можно было сравнить разве что с сурком. Он был худощав и бледен, а голосом его в самую пору чеканить монеты — настолько он был отрывист и резок. Несчастный не знал, куда деть свои длинные ноги: под столик они не вмещались, а в проходе о них спотыкались официанты. На носу у суркоподобного разместились огромные очки, полностью перетягивающие все внимание на себя, и за рассматриванием толстенной оправы любопытствующие не замечали острого взгляда подозрительного сощурившихся голубых глаз.       Оба этих почтенных господина о чем-то разговаривали, но слова терялись за звоном бокалов и пением какой-то приезжей певицы. Изредка море звуков расступалось и из диалога можно было выхватить пару фраз, но и то они принадлежали лишь звучному голосу блюстителя порядка:       — Ох-хо, совсем плохо!       — Что… время перемен…       — Может, выкарабкается…       В ответ худощавый господин только качал головой да больше склонялся над своим бокалом, нервно перемешивая жидкость внутри него.       Тут в разгар полуночного веселья в зал влетел маленький и черный, как ночь, воробей. Птица села на выступ одной из лепнин и, принюхавшись, снова продолжила свой полет. Неожиданно она остановилась над столиком беседующих, и с ее лапки слетела небольшая записка, которая упала прямо в бокал худощавого господина. Бумага с шипением растворилась, и худощавый господин поспешно проглотил содержимое фужера. И секунды не прошло, как собеседник полицейского резко вскочил и, даже не попрощавшись, стремглав выбежал из зала ресторана.       — Не выкарабкается, — грустно вздохнул Зверь и с тоской отодвинул от себя пустую тарелку.       Худощавый же огромными шагами пересек полутемный холл и выскочил на улицу. В два счета он преодолел парадный вход и направился к кучке извозчиков, шумно спорящих о чем-то, только им и понятном. Тут спорщики увидели приближающегося господина и, предвкушая прибыль, кинулись ему навстречу. Первым подлетел к худощавому малютка-кучер, который начал увещевать потенциального клиента сесть к нему в «самый скоростной и комфортабельный во всей столице» экипаж. В иное время господин бы скептически отнесся к подобного рода заявлению, но сейчас он спешил настолько, что готов был нанять даже табуретку на колесах, лишь бы она скорее добралась до императорского дворца. Поддавшись на уговоры извозчика-лилипута, худощавый сел к нему в повозку, а воробей-ищейка пристроился на крыше кареты.       Что же, возница не обманул насчет скорости экипажа, в пять минут повозка довезла своего пассажира до места назначения. А вот насчет комфортабельности кучер явно погорячился, иначе бы бочку, в которой бултыхается селедка, тоже можно было с полной уверенностью наделить этим свойством.       Когда карета остановилась возле имперских ворот, худощавый косулей выпрыгнул из экипажа и не глядя всучил кучеру бумажную купюру. Тот только и сделал, что издал восторженный вздох. Но даже его господин не слышал, так как уже бежал сквозь Аллею победителей по направлению ко дворцу.       Дворец изнутри казался вымершим, и, чтобы найти в нем признаки хоть какой-то жизни, надо было усердно поискать. Либо же неплохо разбираться в планировке здания. Сперва в дворцовых коридорах раздавался только стук каблуков худощавого, но затем средь стеклянной тишины послышался шепот нескольких голосов, перемежающийся с шелестом бумаги. Господин остановился возле одной из темных деревянных дверей и простучал по ней определенную комбинацию.       Голоса затихли. За дверью раздались шуршащие шаги, и полоска света осветила очки худощавого. Полоска превратилась в просвет — в него гость и нырнул. Мгновенье глаза привыкали к огню факела, и вот уже пред худощавым развернулась удручающая картина. Посреди полуосвещенной комнаты стояла огромная кровать со множеством подушек и перин, и в них, словно в снегу, утопал сухонький, мертвенно-бледный старик. Над старичком склонился молодой человек, опустив голову на сцепленные в замок руки. Еще один юноша копошился в куче разбросанных по полу бумаг, то и дело повторяя, как молитву: «еще не все потеряно, еще не все потеряно». Рядом же с худощавым возвышался крепкого телосложения пожилой мужчина, весь изрезанный морщинами. В его руке находился факел — один-единственный источник освещения в комнате, не считая светильника над кроватью покойника.       Приход худощавого господина не изменил в лицах и позах присутствующих ровным счетом ничего. Почетный лекарь рылся в ворохе своих бумаг. Император, согнувшись, пребывал в потустороннем мире собственных мыслей. Первый советник, словно великан с солнцем в ладонях, удерживал над собой факел. Мертвец тоже не думал изменять своего положения.       В этом театре разрозненных актеров худощавый принял роль истукана и глубоко посаженными глазами, прятавшимися за линзами очков, наблюдал за застывшим в скрюченной позе правителем Валийской Империи.       Спустя час-два, а то и больше, Император наконец поднял голову и, не смотря ни на кого, равнодушно-стальным голосом произнес:       — Всем начать необходимые приготовления. Мы должны как можно скорее найти нового обладателя Дара.