Глава 2
8 июня 2020 г. в 22:53
Мирко издал восторженный вздох, когда ему в руки всунули блестящую бумажную купюру, на которой золотом отливала парочка прехорошеньких аккуратных нулей. Пока паренек зачарованно разглядывал свое богатство, господин, расщедрившийся на столь роскошные чаевые, скрылся из виду.
«Мордофилю мне в шурины, забыл отблагодарствовать!» — неожиданно отмер минутный богач и в знак раскаяния хлестко шлепнул себя по лбу. Удар получился настолько звонким, что даже лошади, запряженные в повозку, беспокойно завертели головами.
— Пр-р-р, — успокоил их Мирко, а сам все еще вглядывался в заветные нули. Сколько же здесь его месячных зарплат? Три? Четыре?
Радости извозчика не было предела. И на крыльях этой радости Мирко, которого его друзья в шутку прозвали Спичка за худощавость и рыжую шевелюру, поехал в близкий сердцу трактир «На соплях». Так, похвастаться перед приятелями, да и отпраздновать неплохо было бы. А на остаток можно и жене подарок прикупить.
Внимательным взглядом кучер следил за дорогой, но на самом деле перед его глазами снова и снова всплывали выпуклости золотых цифр. Пузатые нули расширялись и сужались, будто дышали, пока не треснули по швам и не лопнули, но даже разъехавшиеся в разные стороны обрубочки беспрестанно распрямлялись и сгибались.
Этот странный танец продолжался до тех пор, пока обрубочки наконец не выпрямились и не превратились в…
— Тюрьма? — удивленно вопросил Мирко, приподнимаясь на локтях и пытаясь припомнить события прошедшей ночи. Однако освежить воспоминания помешала адская боль, разлившаяся по всему его лицу. Особенно пульсировал нос, хрипло подававший признаки жизни. Нижняя губа вообще превратилась в кулебяку, которая так и норовила вывалиться из-под держащей ее верхней губы. Рыжие волосы торчали в разные стороны, придавая очнувшемуся арестанту вид побитого жизнью ежа.
— Еще раз меня с ежом сравнишь, сам побитым окажешься, — недовольно буркнул Мирко. Сидящий напротив него полицейский только лучезарно улыбнулся.
— Ну-ну, избиение сотрудника полиции чревато малоприятными последствиями. Плюс, на правду не обижаются.
— Я могу и обидеться, — огрызнулся бедолага-извозчик и, охая, дотронулся до своего опухшего носа.
Полицейский, находящийся по другую сторону решетки, был никто иной как Филька Разбойник, Миркин друг детства, а ныне подающий огромные надежды старший следователь центрального полицейского отдела столицы. Мирко всякий раз поражался, как его приятель, юркий очкарик и деятельный организатор всех тайных операций по краже яблок из соседнего сада, умудрился стать настолько законопослушным подданным, что аж сам пошел охранять закон. И ведь изменился Филька кардинально: снял очки, отрастил гусарские усы, принялся зачесывать назад свои чернющие волосы. Даже и не назовешь эдакого господина Филькой — тут явно напрашивается имя более гордое. Филипп, например. Но Мирко до сих пор не примирился с новым образом друга, так что упорно называл следователя снисходительным прозвищем. А Филька, собственно, был не особо и против. В душе-то он все равно оставался проворным проказником, что нередко отражалось в веселом взгляде его зелёных глаз.
— Что произошло? — кряхтя спросил Мирко, усаживаясь поудобней на скамье для арестантов.
— А сам как думаешь? — отозвался полицейский, откидываясь на спинку кресла и с интересом наблюдая за закипающим по ту сторону решетки извозчиком.
— Прекрати мне тут загадки загадывать! Я вообще-то имею право знать, по какому поводу меня здесь держат!
— Все вы «права имеете», — устало вздохнул следователь, — а кто будет-то обязанности соблюдать? — Затем прошелся взглядом по протоколу. — О-о-о, дружок, да твой нос опробовал все кулаки в этой столице!
— Это как? — испуганно спросил Мирко.
— Как «как»? Вот так. Ты этой ночью с семерыми за раз дрался, о, цитирую: «сражался, аки тигр». Самому бородатому там так разукрасил лицо, м-м-м. Я лично видел. Как ты говоришь, будто на нем кобыла гарцевала.
— Хм, — выдавил из себя Мирко, однако по самодовольному выражению лица несложно было понять, что столь славными «трофеями» возничий был явно доволен.
— Но-но-но, — предугадав настроение драчуна, покачал пальцем следователь, — гордиться тут нечем. Ты здорово перепугал Зою, она уже дважды к тебе сюда приходила, а ты все бревно изображал. Я у нее такого бледного лица давно не видел.
Упоминание о Зое смутило Мирко, и тут же неудачливый муж вспомнил про деньги. Пропил! Ей-богу-Прародителю, пропил! Как самый последний пьяница! Стыд-то какой. Ведь всегда знал себе меру, а сейчас…
— Твою мать, — шепнул возница, но полицейский его не услышал и спросил:
— Ну так, и по какому поводу драка?
— А? Драка? — Стыдливые мысли так заполонили голову Мирко, что обо всем остальном он успел и позабыть. Филька удивленно приподнял бровь. — А-а-а, да-да, драка.
Нечего перед другом позориться. Извозчик часто попадал в полицию за буйные действия, но вот за пьянство… И неужто от него перегаром не несло? Так, самое время заделаться менестрелем и несколько приукрасить правду.
— Да знаешь, — кисло ответил Мирко, — этот бородач, имя у него еще такое замудренное — Па-нуф-тий, во! Вот этот вот Нуфтий лошадей попутал и начал выступать, что, мол, Зоя за меня вышла только из жалости. Что какой я ей муж, если даже к девятнадцати годам не вышел ни ростом, ни мускулами. Я сначала честно терпел, бросил ему, конечно, пару ласковых, но не трогал. А затем этот… кузнечный ублюдок… объявил, что он, видите ли, Зою себе заберет, так как такой красавице незачем пропадать, будучи замужем за рыжей малявкой. Это… и затем я… в общем, больше я ничего не помню!
Пылкая речь оскорбленного мужа окончилась на жалобно-истерической ноте. Извозчик и думать забыл о своем решении скрыть от друга правду. Обида захватила его полностью. Подождав, когда приятель остынет, Филипп произнес:
— Мда-а-а. Как друг — понимаю, но как представитель закона — не принимаю. Все ведь знают, что этот кузнец только языком молоть горазд, он так полстолицы спас от несчастного брака, только вот я благодарных до сих пор не наблюдаю. Да и плюс ко всему, где же ты еще шестерых отдубасить-то успел? Тебе уже пора перестать распускать кулаки по пустякам. Иначе через разок-другой лично встретишься со Зверем, а знакомство с ним запоминается раз и навсегда. Сердечко каждый раз будет трепетать от воспоминаний, когда будешь таскать глыбы на каменоломне в Горехолле.
— Знаю я, знаю, — мрачно пробормотал Мирко и уткнулся в колени.
— Так-с, ну чего ты расселся? — неожиданно встрепенулся полицейский. — Выползай из камеры, чего как неродной?
В ответ на такую внезапную доброжелательность Мирко лишь недоумевающе уставился на друга.
— Будем считать, что двадцать четыре часа ареста ты отсидел, — перекладывая бумаги из одной стопки в другую, продолжил Филипп. — Притом, — тут он печально вздохнул, — Зоя за тебя уже залог внесла.
— Ох-м-м, — только и промычал Мирко и еще больше зарылся в коленки. Ну вот как теперь идти домой?
— Все, хватит тут отсиживаться, — скомандовал полицейский, ударив кулаком по столу. — Сейчас ты должен пойти и извиниться перед Зоей, а лучше подарить ей что-нибудь в знак раскаяния. И благодари Прародителя, что у тебя такая жена.
— Уже, — отозвался арестант из своего убежища и, наконец, выполз из камеры заключенных.
Филипп отправил Мирко умываться, приговаривая, что кровавые подтеки вряд ли поспособствуют извинениям. Окуная лицо в прохладную воду, раскаявшийся драчун заметил, что, в общем-то, шишки не так уж сильно и болят. Всего-то их нужно было помочить. В душе зародилась даже капелька гордости, но образ жены, вставший у Мирко перед глазами, мигом задавил на корню глупое самодовольство.
Знал бы Филька, что нет у провинившегося мужа денег на подарок Зое, а те, что были, обменены на алкоголь, лекция продлилась бы, наверное, на целый вечер. Но, естественно, говорить приятелю об этом затруднении Мирко не станет. Уж сильно он не любил, когда его поучали, даже если в качестве моралиста выступал его лучший друг.
Когда Мирко возвратился к следователю, тот удивленно заметил:
— А знаешь, у тебя все не так уж и плохо с лицом, как мне сперва показалось. Можно сказать, выглядишь вполне и вполне достойно. — Затем полицейский опустил взгляд на протокол. — Да-а-а, семь человек, а ты как будто с кошечкой подрался. Потрясающе, скажу тебе. Даже не знаю, обо что ты должен будешь приложиться, чтобы это «приложение» твое лицо запомнило надолго. Наверное, об императорский кулак.
— Если я приложусь об императорский кулак, то в следующий раз об меня приложится гильотина, — горько усмехнулся Мирко и распрощался с другом.
Видимо, отмирал он достаточно долго, ибо на столичные улицы опустился глубокий вечер. В лицо бил свет фонарей, от чего Мирко периодически останавливался и смахивал скопившиеся в уголках глаз слезинки. Его шестое чувство подсказывало, что не миновать на работе виноватому кучеру начальнической взбучки. «Но это будет завтра, — успокаивал себя Мирко, — а сейчас…» А сейчас возница, дабы оттянуть время от свидания с женой, завернул в трактир, где недавно развернулась ожесточенная драка. Место сражения никто охранять не будет, а Мирко уж сильно хотелось посмотреть на остатки организованного им побоища. Кроме того, успокаивал свою совесть освобожденный арестант, он там же одолжит денег у друзей на подарок Зое, так что все ради благого дела! Не зря же он своих товарищей вчера весь вечер поил.
При виде Мирко посетители трактира восторженно заулюлюкали: «Да вы посмотрите на него, как огурчик!», «Вот он, наш вояка», «А глаза-то как сияют, будто заново родился». Возле трактирной стойки сгорбились перебинтованные зачинщики скандала: кузнец Пануфтий и четверо его приятелей по цеху. Вспомнив количество пострадавших в драке, Мирко мельком подумал, что, быть может, две оставшиеся жертвы пытались расцепить его и этих кузнечных шавок, да сами, увы, получили по носам.
Как только со всех сторон раздалось дружеское «Спичка», у Мирко как будто бы потеплело на душе. Уже и не хотелось никуда уходить. Где-то внутри почувствовал возничий укол совести, напоминающий о Зое. Да только Зоя вряд ли с первого раза простит своего мужа, и будут они все время, на протяжении трех-четырех дней, а то и недели находиться в молчании: Мирко — сгорая от стыда, Зоя — снедаемая обидой. Может, и прав треклятый кузнец, что она несчастна? Может, действительно жалеет его?
Однако все мысли отошли на задний план, как только трактирщик с грохотом поставил перед Мирко кружку с апельсиновой настойкой. Конечно, за счет заведения. Естественно, за отвагу. И отказаться совестно.