Глава 23
23 октября 2020 г. в 15:39
Герцессий Лилийский выдержал клятвенный ритуал, как положено достойному Дракону. Кровь его обжигала кипятком горло — хорошая кровь, густая, сильная. Император сразу почувствовал разливающееся внутри тепло. Верный признак, что сосуд полностью принял свой Дар. Движения стали легки и скользящи, разум слегка затуманился, как после крепкого алкоголя. Завернув рукав ночной рубашки, правитель подставил шприцу руку: игла вошла в кожу мягко, как в воск, и ёмкость шприца быстро наполнилась багряной жидкостью.
Первый советник вытащил иглу и влил кровь в бокал. Было заметно, как выпуклые знаки на ободе сосуда засветились мягким голубым свечением. Это действовал акваскрипт, клятвенное соглашение между Королем и Драконом. Император знал его наизусть, словно азбуку. Верно, знал его и Анатолий. Однако слова, написанные на языке Дара, крепче устных уверений. И связь, что рождают эти слова, тоже.
Дракон опрокинул бокал в себя и разом все выпил. Даже не поморщился, заметил Император. Будто это было ему привычным делом. Но все сомнения отступили на второй план, когда государь почувствовал, как отзывается его кровь в анатольевом теле. Сердце застучало быстрей, дыхание перехватило, и сила, несколько месяцев назад потерянная сила налила его руки свинцом. Сознание будто раздвоилось: Императору начало казаться, будто он видит со стороны сам себя. На мгновенье монарх стал Анатолием, а Анатолий — монархом, и множество эмоций развернулись в груди у правителя: безудержная радость, толика удивления, страх… Обрывки мыслей заметались в голове, как испуганные рыбешки, никак не удавалось их удержать на месте, чтоб рассмотреть поближе, узнать, что прячут за собой непроницаемые искрящиеся глаза. Император потянулся к мельтешащим ошметкам слов и видений, собираясь погрузиться в картины анатольева прошлого, — и наткнулся на холодную стену. Он сморгнул с глаз наваждение и перевел взгляд на Дракона. Тот, похоже, тоже только-только выбрался из монаршей головы и ошеломленно уставился на правителя.
— Вы отлично держались, герцессий, — сказал Император. — Прошу, не тратьте время на изумление, нам еще нужно пройти Представления.
В правой руке монарха билось сердце Дракона. Оно отзывалось дрожью в пальцах, приятной щекоткой, и произнесенные Императором слова вызвали в нем волну уверенности. Непоколебимость Анатолия передалась и государю. Нестерпимо захотелось улыбнуться, жаль, что лицо сковывала маска Дара. Однако лилия будто почувствовал желание Императора, и уголки его губ чуть приподнялись.
— Так точно, Ваше Императорское Величество.
Все три Представления прошли без единой заминки. Торжественные лица командующих светились решительностью, министры и сенаторы благосклонно кивали головами, соглашаясь с новым выбором Дара. Анатолий не причинял неудобств своему брату по трону, сила и ликование струились сквозь пальцы правителя, опоясывали его собственное сердце. Все было хорошо: мечта, казавшая Императору уже недосягаемой, вдруг исполнилась, и уверенность в победе над беспардонностью Илии крепла в душе, как крепла с каждым днем связь между Дарами. Все было хорошо.
Пока однажды ночью Император не проснулся от резкой боли в груди. Сердце изворачивалось и сжималось, невидимый кинжал полосил его, а пальцы на правой руке горели огнем. В мыслях остался лишь пронзительный крик, и вот он уже срывается с губ монарха и, облекаясь в Королевский Дар, с оглушающей силой проносится по дворцу. Император кричал и кричал, согнувшись пополам. Кричал, когда в его покои влетела стража с прислугой, когда перед кроватью возник силуэт перепуганного Иосифа. Кровавая пелена встала перед глазами. Кто-то рвал императорское сердце на части, окунал его то в кипяток, то в лед, и снова в кипяток, и снова в лед. Рука полыхала болью: неизвестный по фалангам отрубал пальцы. Сначала он расправился с мизинцем, потом принялся за безымянный, добрался до среднего… А затем наступила блаженная тьма — первый советник ударом по шее вырубил невменяемого.
Выломав двери в покои Дракона, стражники обнаружили в постели мертвого Анатолия. В груди герцессия зияла дыра, кроваво-красные ошметки разбросаны на белоснежных простынях. Лицо покойного обезобразил ужас: глаза закатились вверх, сосуды в белках лопнули, откушенный язык вывалился из разинутого рта. Рядом же, в луже угольно-черной крови, исторгнутой Драконом в предсмертной агонии, валялся Почетный Лекарь. Рот его был измазан темной вязкой жидкостью, а тело вздрагивало будто от ударов током. Очнувшийся Император возжелал увидеть врача, и одного только взгляда на него хватило, чтобы понять: Дар поменял владельца.
На следующий день правитель, умирая от слабости, принял донесения о том, обезумевшие военные в трех округах совершили массовое самоубийство — выстрелили себе пулей в голову. Еще часть начала нападать на своих еще более-менее державшихся сослуживцев. Сам Королевский Дар тоже начал ослабевать. Умами служащих ведомств и министерств овладевали преступные мысли, в некоторых просыпалась жажда убийства и денег. Империя разваливалась на глазах. Теряла свою силу, взращенную двумя Дарами. Вскоре в беззащитную страну въедет Ишид вместе со своей армией, и противостоять ей придется простым людям, не клявшимся Дарам в верности, да остаткам погибшего валийского войска. А как обычные пахари, пастухи, кучера будут сражаться с наученными убивать солдатами? Никак. Совершенно никак. Люди сдадутся, покорятся новой власти, лишь бы сохранить собственную жизнь, обезопасить семью. И винить их за это нельзя. А что будет с Драконом, с ним, с Императором?
Лекарь продержался два дня. На третий он, выйдя из полусознательного состояния, вдруг взбунтовался и начал кидаться на всех и всякого. Медвежьи объятья первого советника охладили пыл безумца, и тогда он тряпкой повис на руках астры, исторгнув на него кровавый водопад склизкой жидкости. Иосиф попытался оттолкнуть хлещущего кровью лекаря, но тот успел развернуться, мертвой хваткой вцепившись в советника, подтянулся к нему и впился в морщинистые губы. Рот астры заполнила отвратная на вкус, смешанная с гноем, горячая кровь. Советник держался как мог: жидкость полилась из ноздрей и ушей, но, не выдержав напора, Иосиф сделал один глоток. Тут же его глотку разорвал вопль, смешанный с воплем рехнувшегося лекаря. Грудина последнего раздулась, словно бочка, и взорвалась. Клочья лопнувшего сердца облепили лицо советника, и тот рухнул в озеро вылившейся изо рта сумасшедшего мути.
Все это воскресало в памяти Императора, как кошмарные сны, которые невозможно было забыть.
Иосиф очнулся через несколько дней, иссохший, будто изюм, но, благо, в своем уме. Новые морщины, явно не родовые, избороздили серое лицо советника, и теперь он стал похож на древнего старика, сегодня-завтра собиравшегося отправиться на тот свет. Однако же несмотря на попытки Дара вытянуть из главы Дома Астр все живительные соки Иосиф встал и продолжил исполнять свои обязанности по чину. Что бы Император ни говорил, а астра знал — нельзя оставлять правителя одного. Состояние Дракона влияет на состояние монарха, и, если Иосиф будет разлеживаться в постели, пустив все на самотек, о спасении Империи можно забыть. Советник был уверен, Дар не примет его и вскоре перекинется на кого-нибудь еще, но пока есть время, надо придумать план, как не позволить соседней стране захватить валийские земли.
С тростью в руке, опираясь о стены, первый советник доковылял до Тронного зала. По дороге он то и дело останавливался возле портретов императорских особ, ладонью проводил по табличкам с их именами, будто набираясь силы от давно почивших.
Чуть дольше астра задержался у одного холста, обрамленного в изящное серебро. Кисть художника изобразила семейную чету с двумя маленькими детьми. Отец семейства, предыдущий Император, безучастно взирал с картины на своего единственного зрителя, однако в его полуприкрытых серых глазах и складках около уголков губ чувствовались твердость и мощь. Белые от природы волосы прятали уже начавшую пробиваться в те года седину, а руки, мастерством живописца возвратившие себе былую гладкость, тогда уже были узловатыми и неестественно худыми. Рядом с предыдущим Императором сидела Императрица, женщина полная, но прекрасная и утонченная, что читалось в ее незамысловатом жесте: она рукой придерживала блестящий покров, прикрывающий ее темные волосы, чтобы тот не падал на лицо. Меж супругами стоял мальчишка лет пяти, светловолосый, бойкий, озорная улыбка играет на губах, образовывая ямочки на щечках, — матушкины гены. Сейчас только по этому портрету можно было догадаться, что нынешний Император умел улыбаться. Однако белобрысый наследник не последний, чьи черты лица хранило полотно. В руках Императрица держала сверток, крохотного младенца, мирно прикрывшего глазки. На портрете ему было несколько дней отроду. Идиллия. И кто знал, что через пару недель после написания картины карета Императрицы перевернется, и недавно родившийся цесаревич будет придавлен обитым золотом кузовом.
Очнувшись от горьких воспоминаний, советник двинулся дальше. В складках его ладони скопилась пыль: слуги, что не смогли уйти из дворца, прятались в своих каморках, будто крысы, боясь разгулявшейся в храме Валии заразы. Оттерев руку о штаны, Иосиф плечом толкнул возвышавшуюся над ним дверь в Тронный зал и вошел внутрь. Стрельчатые окна над барельефами пропускали не свет, а больше серую мглу, какая бывает в начале осени. Хрустальная люстра оплевала серебристыми кляксами древовидные колонны, в затертом зеркале пола мутным разводом отражался золотой герб. Часом ранее астру здесь представили перед командующими, половина из которых уже сыграла в ящик или растеряла разум. Оставшиеся не особо радовались своей доле, и, хотя Иосиф старался через силу улыбаться, пока его на носилках протаскивали через зал, воодушевить генералов с адмиралами не получилось. Их объятые тревогой лица говорили сами за себя — они боятся настигавшего их безумия.
Сейчас же в Тронном зале находился лишь Император. Он сидел на троне, прислонясь к оббитой черным бархатом спинке, и смотрел в никуда. А еще — Иосиф явственно это чувствовал — накручивал себя. Собственное волнение, помноженное на волнение правителя, заставило первого советника страшно закашляться. От этого Император пришел в себя и, увидев, что кашель гнет астрийца к полу, на негнущихся ногах поспешил к своему другу. Иосиф, цепляясь за монаршее плечо, наконец справился с перхотой, и оба мученика побрели обратно к трону. Правитель усадил советника на бархатное сидение и принялся рукавом тушить выступившие от натуги старческие слезы.
— Прости, — прошептал Император. — Я потерял контроль над чувствами.
Иосиф всмотрелся в каменное выражение лица своего воспитанника и покачал головой:
— Ничего-ничего. Я справлюсь. Уж получше того юнца-лекаря, земля ему пухом.
Император, напротив, энтузиазма советника не разделял.
— Не надо врать, — холодно произнес он. — Я знаю, что ты скоро умрешь. Я чувствую.
— Все будет хорошо, Ваше Императорское Величество. Мы что-нибудь придумаем.
— Нет, — отрезал правитель. — Ничего хорошего уже не будет. Отряды возвращаются, Иосиф. В два раза больше. А у нас осталась лишь кучка военных.
Первый советник ничего не ответил. У него на то не было сил. Чувства Императора вновь раздразнили Дар, и драконья кровь шумела в ушах у астры. Дрожащая рука на ощупь нашла светловолосую голову, лежащую на старческих коленях, и слегка погладила ее. «Поплачь, мой мальчик, » — хотелось сказать Иосифу, но он знал, что ни единой слезинки, принадлежащей монарху, Королевский Дар не позволит выронить. А сам разводить сырость советник не желал.
Однако ярость Императора нашла уже выход в другом.
— Я восемнадцать лет отдал Империи, — зазвенел в пустоте зала тихий голос правителя. — Я с семи лет ношу эту треклятую маску на своем лице, изображая человеческого истукана. Я не могу ни поплакать, ни посмеяться, ни нахмуриться — ничего не могу! Я пахал из последних сил, я старался сохранить авторитет этой страны, оберегал ее, а что в итоге? Империя отказывается от меня! Он разваливается, ты понимаешь? Разваливается!!!
Император вскинул голову и разом поднялся на ноги. Внешне спокойный и сдержанный, внутри он закипал от бессильной злости.
— Эта дурацкая империя держится не на людях, не на умении правителя, даже не на природных богатствах. Она держится лишь на двух священных силах. Кто это придумал? Разве километровый мост удержится на двух сваях? А теперь из-за гребанной ошибки Дара страна тонет в безумстве и крови. Дар не ошибается, ты говорил. Ошибается, еще как! Или время Валии подошло к концу? Раньше государства гибли от войн, голода, мора, косорукого правления, а Валия умрет из-за кучера! Кучера, блять! Самого лучшего в столице!.. Надо было тогда его убить. Меньше бы мучились.
Королевский Голос трубел в вершинах Тронного зала, раскачивая люстру, но разъяренный монарх не замечал этого и беспокойно расхаживал туда-сюда перед советником. В ровном голосе его таилась жгучая обида.
— Империя, видите ли, без Дракона не может! Наглоталась чужой крови и радуется! Мы самые сильные, самые непобедимые. А на мои старания плевать. Я и с архипелагом договаривался, и в боях выступал, и лучших из лучших назначал, чтобы что? Правильно! Чтобы всего они сдохли! Посходили с ума и сдохли! Охуенно придумано, нечего сказать.
В порыве злости Император подбежал к ближайшей из колонн и начал с остервенением помолотить по ней ногами.
— Ненавижу, сука, ненавижу эту империю! Столько сил, столько средств, и все впустую. Впустую! Впустую!!!
От ударов императорских сапог колонна пошла трещинами и начала крошиться, грозя обвалиться. Но до последнего дело не дошло — монарший гнев выдохся, и на смену ему пришло исступление. Невидящим взглядом правитель уставился на древесный узор с объемными листьями, пока вдруг не спросил:
— Кто, говоришь, прислал нам эти колонны?
Иосиф, сумев, наконец, глубоко вдохнуть, как пловец, поднявшийся с морского дна, хрипло ответил:
— Плеяда, Ваше Императорское Величество. Плеяда.
— Плеяда, — повторил за советником Император и внезапно выпрямился. — Точно, Плеяда! Архипелаг! Так, так… Иосиф, ты остаешься за главного. Я еду на остров Марго. Думаю, это наш последний шанс.