Perfectly wrong, imperfectly right

      Улицы оживленного Берлина были заполнены людьми, людьми, и еще раз людьми. Запах пыли смешался с потом и слабым ароматом разных духов, вызывая у каждого головокружение и жажду. Умные люди захватили с собой воду в пластиковых или стеклянных бутылках, в то время как некоторые счастливчики держали в руках стаканы с холодным кофе или лимонадом, которые купили в каком-то магазине на углу улицы. Было безбожно жарко для начала июня, на идеально чистом небе не было ни облачка, зато ярко сияло солнце, которое купало в своих лучах весь город и его жителей, придавая их коже бронзовый оттенок и заставляя таять мороженое, которое ели дети по дороге домой из школы.       Мартин вытер свой намокший лоб, сделав несколько глотков воды, и попытался ускорить шаг, насколько это было возможно, чтобы наконец добраться до своей квартиры, где был превосходный кондиционер, который отлично работал. Он закончил свою ночную смену в шесть часов утра, но у него был назначен приём у врача, затем он должен был пройтись по магазинам, и, наконец, зайти к своему другу, чтобы покормить его собаку. Таким образом миновал полдень, а затем подошло и время обеда. Он чувствовал, как его кожа в узких джинсах мучительно горит под солнечными лучами, а пот образуется под мягкой и тонкой рубашкой, в которую он был одет. Даже с двумя её расстегнутыми пуговицами ему было нестерпимо жарко.       Здание представилось ему миражом в пустыне, до которого он так жаждал добраться, и, войдя в него, он получил наслаждение от многообещающей прохлады старых коридоров. Мартин с облегчением прислонился к стене в ожидании лифта. Выбор десятого этажа был его лучшей, и одновременно худшей идеей, зависевшей от обстоятельств, но он должен был признать, что любил это. Здесь было просторно и свободно, множество окон, и огромная ванная комната с большой ванной, которая пригодилась ему во многих ситуациях. Он умудрился разломать свой стенной шкаф, но ему не хватало времени разобрать и сортировать одежду, чтобы подобрать себе новый, потому что он был всё время занят. Мартин даже написал себе записку с напоминанием, чтобы наконец сделать это, потому что он до сих пор не мог найти свою любимую пару штанов, которую потерял две недели назад. Её не было в прачечной, поэтому она должна была быть где-то в этом бардаке, который был его гардеробом, если это можно было так назвать.       Он поднялся на свой этаж и с глубоким вздохом подошел к двери, планируя провести остаток дня в прекрасном и долгом сне, который был первоочередной вещью после холодного душа. Он нашел ключи и вставил один из них в замочную скважину, удивленно выгнув брови, когда тот не сработал, и он, к собственному изумлению, обнаружил свою квартиру открытой. Наверное, забыл запереть дверь — подумал он, надеясь, что никто к нему не вломился.       Он толкнул дверь и вошел внутрь, оглядевшись. Все выглядело нормально, так что Мартин просто покачал головой, положив бумажный пакет с покупками вместе со своей сумкой на пол. Он повернул ключ в замке и направился в кухню, готовый насладиться водой с несколькими кубиками льда. Или даже еще большим их числом, это явно была хорошая идея. Внезапно он услышал звук из своей гостиной. Он действовал автоматически, руками распахивая скрытый ящичек под стойкой и выхватывая заряженный пистолет. Он взвел курок и прислонился к стене совсем рядом с дверью, ведущей в гостиную. Его дыхание сбилось и стало прерывистым, и он мог слышать, как кровь подступает к его лицу, а холодный пот спускается по нижней части спины. Он сделал шаг, затем другой, прежде чем выпрыгнуть из защитной позиции, готовым к атаке. Когда он увидел человека, сидящего на диване, пистолет выпал у него из рук на пол, чуть не выстрелив от резкого удара, а Мартин начал судорожно ловить воздух ртом, пребывая в состоянии полного шока. «Держись, ты умер» — его глаза расширились еще больше, когда Андрес поднялся с дивана, как обычно, исполненный грации, и поставил на стол бокал с чем-то, что определенно было или водой, или вином, которое было у Мартина в холодильнике.       — Да, оно не слишком хорошее, — его пожимание плечами и самодовольная ухмылка на лице вместе взятые заставили Мартина почувствовать себя ужасно, завтрак, который он съел за пару часов до этого, подступил к его горлу. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и покачал головой, чувствуя, что его руки трясутся.       — Это не… Это невозможно. Ты умер. В тебя выстрелили не менее двадцати раз…       — Ты считаешь меня идиотом? — Андрес подошел ближе, вторгаясь в личное пространство Мартина. — Какое милое местечко ты себе выбрал. Просторно, но отвратительно безвкусно. К примеру, эта картина, — он указал на лесной пейзаж, который уже был в этой квартире, когда Мартин сюда переехал.       — О чём ты, черт возьми, говоришь?! Ты… ты должен мне все объяснить! — голос Мартина стал выше, и в нем слышалась обида, которой он от себя не ожидал.       — На самом деле, я ничего тебе не должен, — Андрес снова поднял свой бокал и отпил из него. Отсутствие запаха дало Мартину понять, что это все-таки была вода. — Но я хочу все объяснить. Однако для этого ты должен успокоиться и сесть рядом со мной.       — У меня есть право злиться на тебя! Ты бросил меня пять лет назад, и сейчас решил вернуться? Внезапно?       — Успокойся, Мартин.       — Ты вообще меня слушаешь?! — ругнулся Мартин, всплеснув руками и начав нервно бродить по комнате.       — Палермо! — это остановило его прямо на ходу, и он посмотрел на Андреса, уже сидящего на диване. — Садись рядом, и я отвечу на любой вопрос, который только может у тебя быть.       — Я лучше постою, спасибо.       — Я сказал сесть, — в голосе Андреса было что-то, что затронуло внутри него один из старых проводков его души, который заставил Мартина приземлиться на стул напротив небольшого журнального столика, так, что теперь он сидел лицом к лицу со своим старым знакомым. — Хорошо, теперь спрашивай.       У Мартина было множество вопросов, роившихся в его голове, но все они смешались, когда он сосредоточил пристальный взгляд на лице Андреса. Это лицо он видел пять лет назад, лицо, на которое он привык смотреть каждый день, губы, которые ему доводилось целовать, руки, которые он держал в своих, и которые дрожали все больше и больше с каждым днем. — Ты умирал.       — Действительно, — Андрес скрестил ноги и отставил свой бокал. — Оказалось, если у тебя достаточно денег, ты можешь записаться на экспериментальное лечение в Корее, которое, как говорят, творит чудеса… Как ты можешь видеть собственными глазами, я — чудо, — на его лице появилась ослепительная улыбка.       — Где ты был все это время?       — Исследовал Индию, Бангладеш, Лаос, Тайланд… Корею и Японию. Прекрасные места. Тайланд заставил меня влюбиться в него и его культуру, я подумывал о том, чтобы купить там дом, но сначала мне нужно было вернуться.       — Как ты мог?! — Мартин почувствовал, как его нижняя губа предательски дрожит. — Ты когда-нибудь останавливался, чтобы подумать, что у меня тоже есть чувства?! Что, я не знаю, было бы неплохо сообщить мне о том, что ты жив?! — он почувствовал, как его лицо искажается в гримасе боли, а глаза наполняются влагой.       — Мартин, mi amor*, ты еще не понимаешь многих вещей, я был занят, но я могу уверять тебя…       —Замолчи! — перебил его Мартин. — Ты не можешь вести себя так, будто все нормально! Ты думаешь, что я буду сидеть здесь и слушать твои истории о путешествиях, после того, что ты сделал?!       — Прекрати орать на меня, пожалуйста!       — Нет! — он резко встал, дрожа от ярости. — Нет! Я не могу верить тебе! Чем ты был занят? Что ты делал? Трахал кого-то или тратил свои деньги из монетного двора?! — первая пара слёз скатилась по его щекам. — Я не заслужил ничего из этого! Пять лет, Андрес! Пять! Ты думал обо мне, когда был бог знает где? Возникала ли в твоем сознании мысль, что человек, который тебя самозабвенно любит, должен знать, что ты на самом деле не мёртв?!       — Я просто хотел, чтобы ты был в безопасности. Это все, чего я хотел для тебя, — Андрес встал, его лицо тронуло плохо скрытое разочарование. Он явно был расстроен.       — Мне не нужно это. Мне нужно было знать, что ты жив! Как тебе вообще удалось спастись?!       — Пуленепробиваемый жилет… У меня была граната, — Андрес провел рукой по своему лицу. — Я достаточно надолго их задержал.       — Хельсинки взорвал туннель.       — Я сбежал через коллекторы.       — Невероятно, — усмехнулся Мартин. Его голос звучал как надломленный вой. — Ты жесток. Ты заставил меня верить в то, что ты мёртв, целых пять чёртовых лет. И твой бедный младший брат. Серхио думает, что это его вина, ты знаешь это? Его ты тоже не навещал?       Андрес молчал, просто смотря на Мартина своими глазами, излучающими спокойствие, которое скрывало все остальные эмоции.       — Нет… — плечи Мартина опустились при осознании этого. — Как долго?       — Не тот вопрос.       — Хорошо… Когда?       — Неделю?       — Неделю назад?       Фраза «неделю спустя» понесла за собой долгое молчание, и, как только Мартин переварил услышанное, его лицо исказилось гримасой боли, смешанной со слезами злобы и предательства.       — Я должен был знать, что ты сделаешь это… — Мартин медленно наклонился и поднял пистолет, направляя его на Андреса. Его рука не дрожала, дыхание не ускорялось. Он был спокоен.       — Что ты собираешься делать? Выстрелить в меня? Давай, — Андрес поднял руки в мирном жесте. — Я не мог сказать тебе, Палермо, поверь мне. Ты бы искал меня, и это было слишком опасно. Я был осторожен.       — Нет, ты просто был жесток. Я был бы удовлетворен чем угодно, даже чёртовой запиской, Берлин. Чем угодно. Но нет, ты же мистер-драма, и решил сделать из меня жалкую вдову, которая оплакивала бы твою смерть годами! Но знаешь что, я двигался дальше! Я думал что ты умер, ушёл навсегда, и стал жить дальше! — он убрал пистолет, почувствовав тяжесть ситуации, толкающую его плечи вниз, а также последствия бессонной ночи, хлопот для выполнения каких-то поручений, и все это вместе обернулось огромной грудой бессилия. Он просто упал на кресло и пожал плечами.       — Это не имеет смысла. Ты сделал это… мы… это что-то значит для тебя? Я что-то для тебя значу? — его голос снова дрогнул, но ему уже было плевать. — Это был твой план, или еще что-то, чтобы обмануть меня? Теперь ты доволен? Это то, что ты хотел?       — Остановись. Просто… остановись, — голос Андреса был тяжелым, в нем сквозило чувство вины. — Ты изменился.       — Конечно, я, черт возьми, изменился. Ты должен понять, что ты меня бросил. Это делает с людьми определенные вещи. Я думал, что не смогу делать это без тебя. Жить, — Мартин вымученно улыбнулся. — Я чертовски ошибался. Я не нуждаюсь в тебе, и никогда не нуждался. Теперь мне плевать, поэтому… С меня хватит. Все кончено. Убирайся.       — Я думал, ты любил меня…       — Ты думаешь, что можешь исчезнуть на много лет, а затем вернуться в мою жизнь, будто бы ничего не произошло?! Убирайся! — гневно воскликнул Мартин. — Я любил тебя, да, всем своим чёртовым сердцем! И ты разрушил всё это! — он вновь встал, не в силах сохранять самообладание.       — Я сожалею, я правда, действительно, очень сожалею.       — Я больше не могу быть с тобой. Не могу. На самом деле, я никогда не менялся, Андрес, это то, кем я всегда был, но я просто не знал этого. Уходи, просто уходи, — он покачал головой, подходя к двери и открывая её.       — Конечно ты можешь, Мартин, ты ведь обожаешь меня, — Андрес подошёл к нему и попытался коснуться его плеча, но мужчина отстранился.       — Уходи!       — Пожалуйста, ты должен выслушать меня… И поверить мне…       Мартин ухмыльнулся, начиная что-то осознавать.       — Ты пришел за чем-то, верно? Да? Чего ты хочешь от меня? Денег? Подпись, чтобы я не пытался продать твой прекрасный монастырь? Он все в том же виде, в каком мы его оставили, не переживай, я уверен, что монахи тщательно убирают его. Что же еще ты хочешь, дай-ка мне подумать…       — Тебя. Я пришел за тобой.       — Что? — эти слова застали Мартина врасплох, достаточно сильно, для того, чтобы он не обратил внимания на то, как Андрес закрыл дверь и увел его обратно в гостиную.       — Я убедился, что теперь в безопасности, и вернулся к своей родственной душе. Честно говоря, я ожидал, что ты бросишься на меня и затащишь в постель, — Андрес вздохнул. — Разве ты не скучал по мне? Вообще?       — Что заставляет тебя думать, что вещи остаются прежними после того, как ты их бросаешь? Я не думал, что ты вернешься. Я встретил другого, — безэмоционально ответил Мартин, и теперь была уже очередь Андреса выглядеть раненым и сломленным.       — Ты… нет, — он затряс головой. — Ты не можешь. Мы родственные души, ты не можешь быть с кем-то еще.       — Серхио бросил тебя после того, как ты солгал ему? — Мартин скрестил руки на груди — Это так? Даже спустя пять лет он до сих пор с тобой не разговаривает, а рядом с тобой нет ни единой души… Так что ты бежишь ко мне.       — Нет, — Берлин судорожно вздохнул. — Нет, я…       — Скажи это. Скажи, что любишь меня, и я отрежу твой язык, а затем заставлю его сожрать, — пристальный взгляд Мартина стал холодным, как лёд. — Вон.       — Я хочу исправить это. Ты мне нужен. Я хочу, чтобы ты вернулся в монастырь со мной.       — О, я нужен тебе. Я вижу, — рассмеялся он, но это не имело никакого отношения ни к счастью, ни к веселью. — А где же был ты, когда я нуждался в тебе? Когда я плакал в свою подушку, напивался почти до смерти, и скорбел больше года? Где ты был, с твоими великими речами и извинениями?! Где?! — так громко прокричал он последнее слово, что капельки его слюны попали на лицо Андреса. Мужчина просто стёр их, смотря на Мартина, и что-то в сердце Палермо надломилось. Он сделал глубокий вдох и впервые за сегодня увидел то, что всегда видел в Андресе — любовь всей своей жизни. Это было слабое и эфемерное ощущение, но он всё же его чувствовал.       — Могу я поцеловать тебя? — вопрос был настолько странным, что Мартин даже не моргнул, прежде чем ответить.       — Д… Нет. Нет, не можешь, — он прикусил нижнюю губу. — Пожалуйста, уходи. Просто… уходи.       — Однажды я уже ушел, и не сделаю это снова, — Андрес был упрямым, конечно же. Мартин знал его, и он сомневался, что Берлин уйдет, не получив то, за чем он пришел сюда. — Не раньше того момента, как я получу твое прощение.       — Это не случится сегодня.       — Тогда я подожду.       — Знаешь, я не буду скучать по тебе, если ты уйдешь. Ты относился ко мне как к мусору, и я, наверное, никогда не был для тебя чем-то большим.       — Надо же, — кивнул Андрес. — Ты правда думаешь, что я настолько бесчестен?       — Я не знаю, ясно? Я не знаю, что я думаю, я не спал, потому что был на работе, и я уже ничего не соображаю! Уходи, Андрес, и оставь меня в покое!       — Cariño, прошу.**       — Заткни свой поганый рот и не смей говорить так со мной, — прорычал Мартин. — У меня есть парень, чтобы называть меня так.       — Правда? И ты уже сказал ему те самые волшебные три слова, или все еще не можешь произнести их вслух? — Андрес склонился к нему, в его словах слышалась гордость. — Я ставлю на последнее, потому что мы оба знаем, ты и я, что я единственный человек, которого ты можешь любить по-настоящему.       — Твоё эго не умещается в этой квартире, оно слишком огромное, — голос Палермо сочился ядом. — Может, тебе стоит засунуть его себе в задницу?       — Может, лучше в твою? — прошептал Андрес, и дыхание Мартина сбилось.       — Может, ты наконец оставишь меня в покое и уйдёшь?       — Может, нам стоит раздеться и выпустить весь этот пар, м? — голос Андреса был хриплым и посылал приятную дрожь по позвоночнику Палермо, даря ему пару прекрасных секунд, чтобы насладиться тем ощущением, что он испытывал много лет назад.       — Ты… Тебе действительно нужно уйти.       — То есть, ты говоришь, что не хочешь заняться со мной сексом?       — У меня есть парень.       — Выброси свои моральные устои в окно, хотя бы на один раз, — Берлин подошел еще ближе, оттесняя Мартина к двери. — Ты знаешь, как прекрасно мы работаем вместе.       Веки Мартина задрожали на мгновение, когда он выдохнул через нос.       — Нет.       — Тогда один поцелуй?       — Нет!       — Хорошо, — Андрес немного подвинул его, чтобы он мог открыть дверь. — Я ухожу, и, как ты и хотел, ты меня больше никогда не увидишь.       — Подожди… — Мартин прикусил губу, стоя в дверях. Он прочистил горло, не уверенный в том, зачем остановил его. — Как ты нашёл меня?       — Я никогда не прекращал искать, — он устремил свой взгляд на Палермо, и просто оставил его там, в то время как его лицо оставалось нейтральным, лишь с легким намеком на грусть.       — Ты… — Мартин прислонил лоб к двери, слишком уставший размышлять. — Приходи через пару дней, не знаю, в субботу. Тогда мы поговорим, я просто… не могу сейчас.       — Я приду, — Андрес с нежностью улыбнулся, дотянувшись до руки Мартина, чтобы ласково провести по ней своей. — Я скучал по тебе, мой маленький ingeniero.***       Мартин не мог сосредоточиться ни на чем все следующие дни. Он постоянно ловил себя на том, что думает об Андресе, даже когда бездумно целовался со своим парнем, не в состоянии оценить этот момент по достоинству. Он хотел злиться на Берлина, действительно хотел, но был зол только на себя, за то, что просто не смог его вышвырнуть, не приглашая затем к себе. Он пытался быть верным партнером, и хорошо с этим справлялся, но теперь, с появлением Андреса, он должен был признать, что больше не уверен в себе. Он отчаянно пытался сопротивляться влиянию Берлина, не желая возвращаться к болезненным воспоминаниям прошлого. Но, в глубине души, он понимал, что не способен на это. Ведь это то, чем они оба и являлись — прошлое.       Мартин не старался одеваться в какую-то чересчур замысловатую одежду, также он не готовил ужин, и в принципе не делал ничего. Он решил быть настолько холодным и равнодушным, насколько мог, чтобы сохранять свою защиту до конца. Когда послышался дверной звонок, Мартин выдержал паузу перед тем, как открыть, воспринимая это как небольшой жест мести, которую он мог бы совершить сейчас. Андрес был в бежевых брюках и темно-синей рубашке с верхней пуговицей, расстегнутой исключительно с целью следования моде. По крайней мере, так сказал сам себе Мартин.       — Привет, — произнес он, входя внутрь. — Я принёс тебе цветы.       — Мне не нужны твои цветы, — Палермо принял небольшой элегантный букет орхидей и ушел в кухню, чтобы бросить его в мусорное ведро. Он не знал, как именно это произошло, но вскоре цветы красиво поместились в вазе посреди обеденного стола.       — Как ты провел эти несколько дней? — спросил Андрес, опираясь на стойку и наблюдая, как Мартин наливает им два бокала красного вина. Палермо очень хотел взять самое дерьмовое, но все равно в руке у него оказалась самая лучшая бутылка. В конце концов, это был Андрес.       — Был занят, — Мартин отпил из своего бокала, не удосужившись подать Берлину его вино. — Почему ты вообще здесь?       — Ты пригласил меня, — ухмылка на лице Андреса заставила кровь Мартина вскипеть в его венах.       — Я врежу тебе примерно через две секунды, — огрызнулся он, украдкой облизывая нижнюю губу. — Я не знаю, зачем сделал это, может, чтобы просто сказать тебе, чтобы ты оставил меня в покое.       — Ты действительно этого хочешь?       Мартин прикусил губу, его взгляд бегал по всей комнате, усердно стараясь не попадать на лицо Берлина. Он пожал плечами и ответил, пытаясь звучать бесстрастно.       — Может быть. Возможно. Я должен хотеть этого, ведь между нами все кончено.       — Настоящая любовь никогда не умирает, Мартин, — Андрес подошел к нему ближе, забирая его бокал. — Ты моя родственная душа.       — Ты предал меня. Иногда любви недостаточно, чтобы сохранить отношения людей.       — Ты даже не хочешь попробовать? Один поцелуй, Мартин, и я обещаю, что снесу тебе крышу, и ты вспомнишь, почему мы предназначены друг для друга.       — Вау, — процедил Палермо. — Когда-то я молил тебя о том же… Как в корне все изменилось, правда?       — Я не умоляю. Я просто знаю, что ты никогда не будешь по-настоящему счастлив без меня.       — Я больше не люблю тебя, — голос Мартина был твердым и спокойным. Удивительно, но он не чувствовал себя обманщиком, говоря это. — Я много страдал после того, как ты ушел… Но сейчас я другой. Я переболел этим.       — Я не верю тебе, — он не заметил, когда и как Андрес прижал его к стойке, но внезапно Мартин понял, что у него не было путей к отступлению — Я не думаю, что ты врёшь, я считаю, что ты просто забыл, каково это — быть со мной.       — Мир не крутится вокруг тебя, Андрес!       — Просто сдайся, — Андрес дотянулся до его руки, нежно касаясь её. Мартин вздрогнул при этом, и с трудом сглотнул, заставляя себя смотреть прямо в глаза мужчины.       — Нет, — он мягко оттолкнул его. — Я не хочу.       — Ты что, трус? — спросил Берлин медленным, хриплым голосом, и Мартин почувствовал, как его сердце пропустило удар. Он хорошо помнил этот наводящий вопрос, который задавался в самых различных ситуациях, в самых разных отношениях между ними. — Если то, что ты говоришь — правда, тогда ничего не произойдёт, я поцелую тебя, ты не сделаешь ничего, и мы двинемся дальше, — он ласково провел по щеке Мартина холодным пальцем. — Но если ты все еще так чувствителен ко всему, что я делаю… Тогда зачем отрицать это? Не похоже на то, что ты не можешь меня простить… И я определенно могу заслужить своё прощение, если ты позволишь мне.       — Ты сводишь меня с ума, прекрати, — Мартин отвернул голову в сторону и принялся всеми способами выбираться из неудобной позиции, двигаясь к другой стороне обеденного стола, чтобы создать между ним и Берлином некоторую дистанцию. — Это не какое-то дешевое порно, где секс волшебным образом заставит меня простить тебя.       — Ты не хочешь этого? Скажи это, — Андрес проследовал к нему, оказываясь с мужчиной лицом к лицу. — Скажи это, Мартин. Скажи, что ты ничего ко мне не чувствуешь, и что не хочешь заняться со мной этим.       — Я не говорю, что я не хочу… Но я просто не буду этого делать.       — Хорошо, — Берлин скрестил руки на груди и закатил глаза. — Тогда скажи мне, зачем я здесь? Хм? Чего ты от меня хочешь?       — У тебя нет права кричать на меня.       — У меня есть все права этого мира, — горько рассмеялся Андрес. — Ты набрался смелости, чтобы назвать меня трусом, в то время как сам ведешь себя также. Не заставляй меня поверить во все это дерьмо о том, что ты верен своему парню, ты просто боишься, что единственный поцелуй разбудит в тебе всё, что ты ко мне чувствуешь.       — Ты слишком высокого о себе мнения! — прокричал Мартин, позволяя его злости выйти наружу. — Я не могу поверить в то, что когда-то был влюблен в тебя, ты такой самовлюблённый эгоист! Ты говоришь со мной так, будто бы я принадлежу тебе, но, позволь напомнить, мы уже не вместе, и ты больше надо мной не властен! Ты исчез на пять лет, и сейчас ожидаешь, что я буду вести себя так, будто бы ничего не произошло! — на его лице ясно читался весь спектр эмоций Мартина, а дыхание было прерывистым.       — Мышцы твоей шеи напрягаются, когда ты злишься, — прошептал Андрес низким голосом, полностью разрушая самообладание Мартина.       — Что? — растерялся Палермо, фокусируя свой взгляд на губах Андреса, пока формулировал следующие слова.       — О, ничего, продолжай.       — Хм… — Мартин нахмурился, опустив взгляд вниз и кусая нижнюю губу, пытаясь направить мысли в нужное русло. — Это… Это всё твоя вина!       — Что именно? — Андресу хватило всего четырёх шагов, чтобы оказаться в нескольких дюймах от Мартина. — Скажи мне.       — Э-это… — на этот раз из губ Палермо вырвался тихий шепот. — Я ненавижу тебя.       — Мм… — Андрес очень медленно шел вперед, заставляя Мартина отступать, пока его спина не врезалась в стену с мягким глухим стуком.       — Я ненавижу тебя за то, что ты все еще считаешь, что можешь делать со мной всё, что захочешь, и… И…       — Ты так прекрасен, когда злишься, — его лицо очень медленно склонялось к Мартину, и когда он почувствовал, как тот отшатнулся, он мягко рассмеялся. — Тебе не сбежать, cariño.       — Заткнись, блять, — Мартин просто сдался, схватив руки Берлина и глубоко целуя его, чувствуя, как трудно ему стало дышать. Он разорвал поцелуй спустя долю секунды и потряс головой, отстраняясь. — Нет, нет, нет… Нет, мы не можем… — быстро пробормотал он, прикусывая нижнюю губу, прежде чем Андрес мягким, но властным движением вновь притянул его к себе, и их губы снова соединились. Напряжение, которое было между ними, стремительно начало кипеть и нагреваться до предела, и Мартин обнаружил, что он разорвал рубашку Берлина быстрыми, резкими движениями, чтобы обнажить как можно больше его кожи, сильно пахнущей сандаловым деревом. Его собственная футболка вскоре упала на пол, а обнаженная спина впечаталась в ближайшую стену, когда Андрес начал целовать его шею и челюсть, иногда кусая и проводя по ним языком, заставляя Мартина тихонько постанывать. — Блять, да, мы сделаем это, — передумал он, наконец избавившись от рубашки Берлина и затащив его в спальню. Они сбросили свои брюки по пути к кровати, и упали на неё вместе, жадно целуя друг друга и дыша так часто, будто бы только что пробежали марафон.       — Теперь у тебя есть пресс… — прошептал Андрес, между тем, как проходил языком по грудной клетке Мартина, исследуя каждую его мышцу. Кожа Палермо блестела от пота и слюны, его мышцы напрягались каждый раз, когда Андрес попадал в особенно чувствительные места. — Ты безумно соблазнителен, Мартин, mi amor.       — Ты не можешь… Мм… Говорить со мной так, — прошипел Палермо, и чуть не задохнулся, когда губы Андреса прошлись над внушительной выпуклостью в его боксерах.— Поторопись, блять, у меня нет всей ночи для этого, — он поднял бёдра и взглянул на мужчину.       — Такой нетерпеливый, — его боксеры были отброшены одним небрежным движением, и Андрес поместил два пальца в рот Мартина. — Ты знаешь, что делать.       Мартин ласкал его пальцы языком с неприкрытым возбуждением, покрывая их слюной, и издал мягкий стон, когда вскоре после этого Берлин вошел в него сквозь маленькое колечко мышц, растягивая его одним пальцем. — Ну же, я больше не малыш, я хочу большего.       — Ты думаешь, что можешь командовать мной? Хм, corazón****? — Андрес больше не хотел играть в игры, он поместил внутрь два пальца, заставляя своего возлюбленного выгнуться в спине и издать сладостный стон.       — Ты… Ты ушел!       — Теперь я вернулся.       — Ни сообщений… Ни знаков… О, блять… Что ты жив… Андрес! — его пальцы обвились вокруг руки мужчины, плотно сжимая её, поскольку он уже чувствовал подступающий оргазм. Он не мог контролировать своё тело, да и, если честно, не хотел.       — Ты мой, Мартин, смирись с этим, — хихикнул Берлин с гордостью, очевидно слышащейся в его голосе. — Вернись ко мне, как ты всегда делал это раньше…       Тело Палермо задрожало, когда оргазм прошёл через него волнами удовольствия, и единственное, что удерживало его в этой реальности, это его собственные ногти, впивающиеся в руку Андреса. Когда всё закончилось, его спина медленно выпрямилась, и он издал глубокий вздох, закрывая глаза.       — Твоё тело чутко отзывается на все мои прикосновения, не важно, злишься ты на меня, или нет, — рассмеялся Берлин, вытаскивая пальцы и небрежно вытирая их о простыни.       — Иди нахуй, — Мартин открыл глаза, чтобы взглянуть на него. — Любой парень может довести меня до такого оргазма, ты думаешь, что ты особенный?       — Определенно, да, — ноги Палермо тут же оказались разведены, и Андрес поместился между них, оставляя несколько поцелуев на его бедрах.       — Минет не заставит меня простить тебя, кроме того… Это скучно, — он закатил глаза, отталкивая Берлина и садясь, задирая подбородок. — Я принял твой вызов из-за агрессивного секса, который мог бы вынудить меня забыть о том, что ты сделал, и ты приходишь ко мне со скучным минетом? Нет, спасибо, — он собрался встать с постели, но тут же был отброшен на спину и остановлен Андресом, чьи глаза были полны жгучего желания.       — Ты останешься здесь.       — Заставь меня, — ухмыльнулся Мартин, когда после его слов Берлин с досадой пнул его ногу. — Или ты слишком мягкий для этого?       — Сейчас ты увидишь, насколько я мягок, — низко прорычал Андрес, толкнувшись внутрь своего возлюбленного одним резким движением, заставляя их обоих издать протяжные стоны. Мартин поднял бедра, встретив его на полпути и показав, как сильно он этого хотел.       — Хмм… Я вижу… — он прикусил губу и выгнул голову назад, когда Берлин начал двигаться в быстром и грубом темпе, в результате чего Мартин просто отпустил все свои болезненные эмоции, которые держал внутри себя уже много лет. Это было как катализатор, как столкновение с бомбой, которую он носил внутри себя. — Мы могли бы быть… так счастливы! — он начал бить Андреса по спине кулаками, как только позволил ему войти в себя. — Ты мог взять меня… С собой! Мы могли бы скрыться в чёртовой Антарктике… Но нет! Ты решил поиграть в мертвеца и ранить меня! Ты рассказал всё Серхио, но не мне! Почему?! Я бы стал искать тебя?! Если бы ты… Ах… Если бы ты взял меня с собой… Мне бы не пришлось… Беспокоиться… — его дыхание стало быстрым и прерывистым, лицо было мокрым от слёз, которые внезапно образовались в глазах. Мартин больше не бил Андреса, теперь он прижался к нему и тихо рыдал. Берлин замедлился, превращая свои движения в мягкие и нежные, и повернул голову к покрасневшему, покрытому слезами лицу Мартина.       — Прости меня… Но не делай из меня бессердечного негодяя, я тоже скучал по тебе, — он оставил невесомый поцелуй на губах Палермо, задержав на нём взгляд, когда тот притянул Андреса ближе, вовлекая в глубокий поцелуй и продолжая плакать.       — Не останавливайся, пожалуйста… Пожалуйста.       — Нам нужно поговорить…       — Я не хочу говорить! Я хочу… быть с тобой ближе, не будь как баба, и трахни меня! — Мартин потянул Андреса за волосы и получил то, чего хотел. Его голова откинулась назад, тело содрогалось и покрывалось слоями пота, горло пересохло от стонов, которые он издавал. Оргазм ударил по нему, словно ракета, он выкрикнул имя Андреса, сжимаясь вокруг него, и заставляя того также прийти к наивысшей точке. Чувства так сильно накрыли его, что он спрятал лицо в изгибе шеи Берлина и пару раз поцеловал его кожу, попробовав там соленый пот. Они медленно возвращались в реальность. Андрес лежал на груди Мартина, и тот играл с его волосами, пытаясь приглушить свои рыдания. Он хотел быть разъяренным, хотел ударить Андреса в лицо и выгнать его, но он все еще оставался здесь, лежа в его объятиях, и Мартин не мог его отпустить.       — Я люблю тебя, — вдруг прошептал Берлин, поднимая свой взгляд на него. — Даже после того, как ты назвал меня бабой.       Палермо рассмеялся, проводя ладонью по лицу и всхлипывая.       — Мы все еще ничего не решили, Фонойоса, — он коснулся его лица, и Андрес нежно поцеловал его запястье, заставляя Мартина практически растаять.       — Нет, я знаю… Но, по крайней мере, теперь в твоём сердце появилось «мы».