To Offer a Heart

Курганы вполне оправдывают свое название. Эти мрачные, обиженные духи стонут и стонут даже тогда, когда свинцовое небо, кажется, говорит им, что уже утро. Деревья не раскачиваются, и ветер не колышет их скудные кроны. Кажется, даже тень, что обречённым роком нависла над этими землями, уже не угрожает и вместо этого скорбит. Стоит хоть кому-нибудь прийти сюда, и он будет точно ребёнок дрожать от страха, однако тех, кто давно привык называть эту скверную землю своим домом, едва ли возможно хоть чем-то напугать. Раздаются тихие всхлипы, приглушаемые рукавами одежд, будто люди пытаются сдержаться в страхе сломаться окончательно. Курганы провожают останки человека, чьё сердце, чьё тело покоится в черных и малиновых одеждах внутри белых шелков, неподвижное, больше не дышащее, и похоронено в их мертвой земле. Курганы вполне оправдывают свое название. Вэнь Юань отчаянно цепляется за землю, его маленькие ручки тянутся, чтобы коснуться некоего надгробья человека, спасшего их. Вэнь Юань плачет, но не так громко, как можно было бы ожидать от ребенка. Его пугающе тихие рыдания прерываются короткими вдохами, как будто во сне он, тяжело дыша, пытается поймать немного воздуха. Его левая щека, упирающаяся в землю, покрыта грязью, но ему все равно. Никто не упрекнёт его за это. Глаза ребёнка широко раскрыты, когда слезы падают на землю, и Вэнь Юань на мгновение желает, чтобы они достигли его «мамы», который покоится уже глубоко под землей, завернутый в белые шелка, и не важно, сколько отдали жители Курганов за эту ткань. Он думает, что если бы его маленькие слезинки могли добраться до глаз Сянь-гэ… тогда, может быть… может быть, Сянь-гэ поднимется, как это делают растения. Может быть, его мама встанет из мертвой земли и обнимет его и, мягко позвав «А-Юань», начнёт его щекотать. Может быть, его мама снова закопал бы его как редиску и снова полил его водой, чтобы мальчик мог вырасти. Губы ребёнка дрожат, но горло болит, и он уже не может кричать так громко, как прошлой ночью. Он не хочет уходить. А-Юань не терпящим возражений, по-детски упрямым тоном сказал всем, что он будет спать со своей мамой каждую ночь, и никто не будет в силах забрать у него Сянь-гэ. — Мама… — Шепчет он и закрывает глаза, сворачиваясь в клубок, несмотря на грязь, что прилипает к каждому дюйму его тела и одежды. — Мамочка! — Он рыдает, и если кто-нибудь наткнется на ребенка, плачущего на могиле рядом с самодельным лотосовым прудом его мамы, то услышит душераздирающий плач. Снаружи не капает, но кажется, что идет дождь. В пещере, которую когда-то занимал их брат, Вэнь Цин кричит и кричит даже тогда, когда срывает собственный голос. Беспорядок повсюду. Во внешности целительницы, в её лекарствах, что впервые оказались разбросаны на полу рядом с какими-то записями Вэй Усяня, его незаконченными проектами и творениями. Беспорядок в самой душе Вэнь Цин. Вэнь Нин стоит неподвижно, не зная, как утешить старшую сестру, когда сам он едва ли мог утешить себя. Он хотел бы пролить слезы, биться в истерике, сломаться, обвиняя все в этом мире, который стал причиной гибели его брата. Вэй Усянь был ему братом, другом, учителем, спасителем. Вэнь Нин был обязан ему всем, и все же он подвел его. Вэнь Цюнлинь хотел плакать, но его мёртвое тело не способно даже на это. Бабушка пыталась обнять Вэнь Цин, в то время как Четвёртый Дядюшка гладил Вэнь Нина по спутанным волосам. Попытки Бабушки оказались тщетны — Вэнь Цин продолжала плакать и лишь вырывалась из её рук, когда она садилась рядом с целительницей на землю. Это был первый раз, когда Вэнь Цин вела себя так. Это первый раз, когда она бьется, пинает собственные лекарства, разбивая драгоценные флаконы. Это первый раз, когда она кричит на себя, первый раз, когда она бросает оскорбления самой себе. Это в первый раз, и ей больно. — Я могла бы спасти его! Все эти навыки — бесполезны! Я была лучшим целителем Цишаня, и все же… и все же… — Её голос срывается, и она закрывает лицо руками. Она плачет, все они плачут. Вэнь Нин помнит, как с ужасом смотрел на попытки сестры исцелить Вэй Усяня, чье сердце было разбито, заколото отравленным ножом. Она дрожала, плакала, слабо звала на помощь Вэй Усяня, отчаянно уговаривая его не уходить. Вэнь Нин все время держал его за руку. И это было ужасно, когда он увидел, как его сестра с горькими слезами на глазах сжала в объятьях мёртвое тело Вэй Усяня. В тот миг гордая целительница из Цишань Вэнь впервые расписалась в собственном бессилии. Рука в руке Вэнь Нина была вялой. Вэй Усянь не дышал, сердце его более не билось. Травма, после которой не выживают. Не в условиях отсутствия необходимых инструментов и лекарств. И Вэй Усянь знал это как никто другой. От осознания этого Вэнь Нин хочет плакать. — Милая, пожалуйста, не кори себя понапрасну. А-Ин не хотел бы видеть тебя такой. — Говорит бабушка, борясь со слезами. Она прожила долгую жизнь, полную бед и смертей, поэтому сейчас она должна была быть сильной, даже если её сердце истекает кровью. Она надеется, что имя Вэй Усяня будет звенеть в ушах Вэнь Цин, что оно вырвет девушку из истерики. Поэтому пожилая женщина может только слабо улыбнуться, когда Вэнь Цин наконец замирает и даёт себя обнять. Она все еще плачет, и слезы её кажутся бесконечными. — Я подвела его. Я подвела его. Мне не следовало оставлять его одного. Я должна была позволить А-Юаню спать с ним. Я должна была догадаться… я должна была догадаться… Я должна была… — Она качает головой, заливаясь слезами ярости. Она раскаивается, скорбит и сердится на себя за то, что позволила этому случиться. Бабушка пытается успокоить её: — Ты не знала, что это приведет к подобному, А-Цин— — Я знала!   Она закричала, и это было гораздо громче, хриплее и злее. — Я знала, что это может случиться! Я знала… я знала, что что-то не так! Я знала, потому что… Потому что он… — Её слишком красные глаза уже болят от пролитых слёз, а ладони сжаты в кулаки, позволяя ногтям глубоко впиться в кожу. — Я знала, потому что он спрашивал меня, просил оставить его, и я, блядь, оставила его умирать. Я была целителем. Я должна была это заметить… Я должна была спасти его! Она кричит, трясется, швыряет в стену все, что попадает ей под руку. После этого они уже ничего не могли сказать. Вэнь Цин плачет и плачет, пока не теряет сознание от усталости. Вэнь Нин берёт её на руки и кладет на кровать… вернее на то, что раньше было кроватью Вэй Усяня, и девушка, обхватив себя за ноги, погружается в беспокойный сон, то и дело сжимая в кулаках края одежд, тихо повторяя одно единственное имя «А-Ин», будто бы ища своего погибшего брата там, в чертогах мучительных кошмаров. Вэнь Нин целует сестру в лоб, пытаясь унять собственную боль и скорбь. Он гладит ее волосы, шепчет ей извинения за то, что он… он сам ничего не мог поделать. Абсолютно ничего. Она была не единственной, кто потерпел неудачу. Теперь Вэнь Нин понимает, что больше никогда не услышит зов Чэньцин, так необходимый ему для успокоения, веселый смех Вэй Усяня, никогда больше не почувствует его объятия, никогда больше его не будут дразнить, никогда больше он не будет сражаться бок о бок со своим господином… нет… со своим братом… Он не хотел верить. Всё происходящее кажется фантасмагорией, больной, никчёмной фантазией умершего мозга. Ещё вчера Вэй Усянь был жив, вдыхал жизнь в свои творения, улыбался и говорил, дразнил и ходил, вертя Чэньцин между пальцев. Но правда сурова. Трудно смириться с тем, что они больше не увидят человека в темных одеждах, что у них не осталось никого, кроме них самих. Вэнь Нин думает о Цзян Яньли, сестре помимо Вэнь Цин, которую Вэй Усянь любил до глубины души. Он видел, как молодая госпожа Цзян привязана к Вэй Усяню, когда она тайком пришла в Илин, чтобы он увидел её свадебные одежды. Вэнь Нин боится, что если Цзян Яньли узнает, что её любимый брат мертв, то она сойдёт с ума от боли. Он боится, что она сломается. Его мысли блуждают по Цзян Ваньиню, нынешнему главе Юньмэн Цзян. Вэнь Нин думает о том, как отреагирует этот грозный человек, и чем больше он думает, тем сильнее у мертвеца перехватывает дыхание, ведь этот человек будет тонуть в сожалениях даже больше, чем если узнает, что золотое ядро в нем не его, а его брата. Он знает, что грозный лидер глава Цзян любит Вэй Усяня несмотря на его острый язык, и не может себе представить, как тот рассердится и как расстроится. Затем он думает о втором молодом господине Лань. Лань Ванцзи. Вэнь Нин падает на землю, уткнувшись лицом в кровать. Лань Ванцзи влюблен в Вэй Усяня. Любовь, которую он питает к нему, романтична, бессмертна и истинна. Вэнь Нин видел это в его глазах всякий раз, когда Лань Ванцзи смотрел на Вэй Усяня, видел это всякий раз, когда они были вместе. О, он видел заботу и привязанность, которые слишком тщательно скрыты в страхе быть замеченными. Он уже видел то, как Вэй Усянь тянется, чтобы схватить его за руку, затем резко одёргивал себя и отстранялся, видел и как господин Лань делал глубокий вдох, пытаясь что-то сказать, но затем лишь сжимал губы в тонкую нить, боясь, что слова сердца вырвутся наружу. Вэй Усянь тоже был влюблен в Лань Ванцзи. Вэй Усянь оставил после себя так много людей. Хотя, даже если бы он знал, что его любят многие, то всё равно поступил бы также. Вэнь Нин чувствует обиду, гнев, направленный на весь мир. Он обижен, он зол, он хочет разорвать кого-нибудь в клочья каждый раз, когда вспоминает, почему его брат лишил себя жизни. Ему невыносимо видеть свою сестру такой слабой и обиженной. Он не может смотреть, как его близкие плачут от боли. Ему невыносимо слышать, как Вэнь Юань безостановочно зовет свою маму. Он не может вынести грядущей встречи с другими людьми, которых любил Вэй Усянь. Он не может смириться с этой смертью. — Прости меня, сестра, — говорит он, вставая и уходя. Он проходит мимо бабушки, которая кивает ему и ничего не говорит. Лишь одаривает грустной улыбкой, прежде чем они расходятся. Вэнь Нин направляется к могиле Вэй Усяня, он идет по тропинке, которая приведет его туда, куда едва ли может добраться посторонний человек. Пруд с лотосами появляется в поле зрения. Он очень красив, и жители Курганов сделали все возможное, чтобы убедиться, что могила Вэй Усяня прямо перед ним также красива, как и сам пруд. Его похороны были мучительно медленными, они боялись позволить А-Юаню, не отпускавшему мёртвое тело Вэй Усяня, там присутствовать. Сейчас же ребёнок лежит на могиле Вэй Усяня, и Вэнь Нин не думает, что сможет просто забрать А-Юаня отсюда. Все, что он чувствует, — это боль, боль и еще раз боль. Вэнь Цюнлинь пытается поднять его на руки, но мальчик тут же дёргается, уходя от холодных рук. — А-Юань… — Я хочу остаться с Сянь-гэ, — мальчик сразу же отвечает, и Вэнь Нин чувствует, что он не может вторгнуться в момент прощания сына с его родителем. «Сянь-гэгэ моя мама…» «Ай-а, А-Юань, почему мама? Почему не папа, хммм?» «Потому что папа это Богач-гэгэ!» «А-Юань!» Эхо смеха раздавалось в пещере… Вэнь Нин смотрит вниз, садится рядом с Вэнь Юанем и с тоской смотрит на надгробие, прежде чем похлопывает рукой по земле. Мальчик смотрит на него, смотрит не так, как должен смотреть ребенок, нет. Этот взгляд сочувствия, взгляд, в котором есть понимание горя и потери. Вэнь Юань не должен так смотреть. — Дядя Нин… — Голос Вэнь Юаня зовет его, и Вэнь Нин пытается изобразить улыбку, лаская свободной рукой заплаканное и грязное лицо мальчика. Вэнь Юань льнёт к его руке, прежде чем обнять Вэнь Нина. Они оба желают, чтобы человека, похороненного в земле, там не было, и он тоже обнимал их, полный жизни. — Я скучаю по маме. — Говорит Вэнь Юань слабым и тихим голосом, голосом, который не должен принадлежать ребёнку. Вэнь Нин зарывается лицом в его волосы. — Я тоже скучаю по Ин-гэгэ. — Глубоко внутри он чувствует вину, когда вспоминает, как Вэй Усянь ругал его за слишком официальное обращение, ведь был непреклонен в том, что Вэнь Нин не был его слугой. Он сожалеет. Сожалеет, что так редко называл Вэй Усяня братом. — А-Юань будет спать с мамой. А-Юань больше не покинет маму! — Кричит мальчик, закутавшись в мантию Вэнь Нина и дрожа. — Пожалуйста… Пожалуйста, не уноси А-Юаня далеко от мамы. Не забирай у меня маму. Вэнь Нин слышит эхо невысказанных слов, и боль сжимает его небьющееся сердце. — Сянь-гэгэ поранился, потому что А-Юань был плохим? Этот вопрос заставил Вэнь Нина яростно качать головой. — Нет, А-Юань. Ин-гэгэ… Он… — Вэнь Нин делает паузу, когда Вэнь Юань смотрит на него покрасневшими глазами. — Ин-гэгэ очень любит А-Юаня… Он… Он ушел потому, что ему было очень грустно… — Вэнь Нину требуется время, чтобы сохранить контроль над своим голосом. Вэнь Юань издает сдавленный всхлип. — Но А-Юань тоже грустит! А-Юань не ушел! — Он качает головой, закрыв глаза и плача. — А-Юань теперь грустит! Мне грустно, но А-Юань останется! — кричит ребёнок, после чего поднимает на мужчину ТАКОЙ взгляд, что Вэнь Нин замирает в оцепенении — Дядя Нин… Почему… почему Сянь-гэгэ ушел? Вэнь Нин разбивается вдребезги. — Ин-гэгэ ушел, потому что хотел отдохнуть. — Говорит он, и голос его опасно дрожит, когда замечает, что его глаза уставлены на могильную плиту — имя его брата, выписаное великолепной каллиграфией, смотрит на него в ответ. — Мир… Они. Они заставили его. Они заставили его захотеть уйти. Они причинили ему боль. Они издевались над ним. Они ничего не понимали. Они и не пытались. Они разрушили его, сломали, прокляли!.. — Вэнь Нин шипит сквозь стиснутые зубы, его кулаки сжаты так сильно, что его собственные кости могли бы прорезать посеревшую кожу. Гнев нарастает в нем, гнев, который он никогда до этого не чувствовал так сильно и так отчётливо. — А-Юань… Если бы мир так поступил с тобой, что бы ты сделал? Вэнь Юань смотрит, не мигая, прежде чем дать ответ. — А-Юань не захочет этого делать, жить в таком мире! — Ин-гэгэ тоже не захотел. Вэнь Нин хочет плакать. Вэнь Юань все понимает. Он понимает, даже если он слишком маленький для этого. — А-Юань так его любит… Я хочу к маме… Я к нему… Хочу его объятий, поцелуев, щекотки… — Вэнь Юань хнычет, а затем отстраняется от Вэнь Нина, находя утешение на земле могилы, не заботясь о том, что сам становится все грязнее. В его глазах блестят горькие слезы. — А-Юань ненавидит этот мир. Эти слова не должен произносить ребёнок… — Я тоже их ненавижу. Тем не менее, Вэнь Нин соглашается.

***

Прошла неделя, а жители Курганов еще не обрели покоя. Трудно забыть Вэй Усяня, трудно смириться с тем, что он ушел так просто, с тем, что он сдался. Они не собирают урожай, запасшись им раньше, чем произошла трагедия. Вэй Усянь сказал им тогда, чтобы они запасались, и они не ведали, в чем была причина, но он, видимо, знал, что они будут горевать по нему достаточно долго, чтобы не успеть это сделать теперь. Он давно этого хотел, давно планировал свою смерть. Неделя проходит в скорби, и они будут горевать еще неделю, месяц, год, ведь потерять Вэй Усяня для них равносильно смерти. Нет больше ни смеха, ни болтовни, ни звуков флейты, играющей прекрасные мелодии. Вэнь Юань превратил могилу Вэй Усяня в своё спальное место. Он был чрезвычайно зол, когда кто-то пытался переместить его, как только он заснет, в пещеру, поэтому они сделали все возможное, чтобы ребенок не замёрз в те ночи, что он провел на могиле. Вэнь Цин превратилась в тихую женщину, которая, подобно каменной статуе с застывшим в скорби лицом, почти не двигается. Вместе с Вэнь Нином она полностью прибрала пещеру Вэй Усяня. Не только из-за уважения, но и потому, что была не в силах видеть записи, сделанные рукой их брата. Они приносили воспоминания, вновь причиняющие боль. Вэнь Нин должен охранять их, он единственный, кто способен защитить свою семью. Его сестра не в том состоянии, чтобы сражаться, и без Вэй Усяня они все едва ли в безопасности. Вэнь Цин хватает его за руки, когда он приближается к ней. Небольшое движение, но все же улучшение. Она сжимает его руки, давая понять, что Вэнь Нин должен быть в безопасности. Даже в таком состоянии, она все еще находит время, чтобы заботиться о нём, и даже в эти трудные времена Вэнь Нин чувствует тепло. Тёмная энергия спокойна. Духи, поглощённые ею, молчат, но они все еще существуют и кажутся чем-то встревоженными. Лютые мертвецы вокруг также неподвижны, как и прежде. Они держат головы склонёнными, как было с самого их появления. Вэнь Нин знает, что Курганы имеют прочную связь с Вэй Усянем, ведь он был единственным, кто вышел из них живым. Курганы скорбят вместе с ними. По пути в Илин его внимание привлекает свёрток, надежно закрепленный на входе. Вэнь Нин проверяет, может ли он причинить какой-либо вред, однако в следующую секунду мужчину охватывает страх, ведь он замечает печать. Мотив облака. Гусу Лань. Свёрток оказывается письмом, и Вэнь Нин его открывает. Это от Лань Ванцзи. Он вскрывает письмо, читает его, и пальцы его дрожат, все тело сотрясается. Ему не нужен воздух, но он чувствует, что едва может дышать. Что-то душит его внутри, его губы приоткрываются, чтобы дать волю чувствам. Он продолжает читать письмо. Это приглашение на праздник первой недели Цзинь Жуланя. Ужас охватывает Вэнь Нина, когда он понимает, что забыл о беременности Цзян Яньли. Они не знали, что она уже родила, а она, что день, который должен был быть для нее радостным, стал омрачён ужасной трагедией. Цзинь Жулань потерял дядю в день своего рождения. Вэй Усянь не дожил до того дня, когда увидел бы племянника, которого всем сердцем любил ещё до его рождения. Глаза Вэнь Нина щиплет, щиплет так сильно, что он не понимает, что с ним происходит. Он сжимает письмо, вся боль прошедшей недели давит на его мёртвое сердце с новой силой. Из-за блаженного неведения Лань Ванцзи о том, что его письмо никогда не дойдет до Вэй Усяня, из-за Цзян Яньли, которая обрела сына, но потеряла брата, из-за Цзинь Жуланя, пришедшего в этот мир одновременно с тем, как его дядя покинул это прогнившее место. Это уже слишком. Его зрение затуманивается, и это кажется знакомым. Затем мир снова проясняется, заставляя покачнуться на ногах. Он открывает письмо еще раз, чтобы перечитать, и последние строки он неосознанно прочитал вслух. Мертвецы ведь не могут плакать, верно? Верно ведь?.. …и Вэй Ин, я хочу забрать тебя домой, в Гусу. Я хочу спрятать тебя, защитить, любить. Я уверен в истинности своих желаний, своих намерений, но мы еще увидимся в Ланьлине, и я не буду больше скрывать правду. Всегда твой, Лань Чжань. Вэнь Нин кричит и не слышит собственных рыданий.