Ошибки прошлого

— Держи ведьму!!!       В любой другой ситуации она бы восприняла это как комплимент. Тешить себя напрасной надеждой на здравомыслие этих людей не приходилось, а приходилось лишь бежать. Бежать, не жалея ног, перепрыгивать через заборчики и грядки, в спасительную чащу, что окружала деревушку, в которой ей не повезло вывалиться из портала. Мало того, что выпала она в самом центре деревни, у колодца, так случилось это еще и на высоте двух метров, так что падение вовсе нельзя было назвать приятным.  — Держи ебаную ведьму!       Понятно, что увидев взявшуюся непонятно откуда женщину, бабы подняли визг, а мужичье взялось за вилы. А учитывая внешний вид населения, то нетрудно было догадаться, что век это был далекий от двадцать первого. Но задумываться над всем этим у нее не было времени — на хвосте висели кметы, а в спину летели ругательства.       Она могла бы от них отбиться хорошим огненным залпом или попросту телепортироваться, на худой конец, стать невидимой, да вот ни одного заклинания Трина вспомнить не могла. Телепортация настолько сбила ее с толку, что в голове осталась невнятная каша, а для хорошего заклинания требовалась концентрация.       Лес оказался не таким уж и спасительным. Похоже, что местные знали его как свои пять пальцев, а потому гнали ее без устали, словно дикое животное. Женщина уже совсем выбилась из сил, едва перебирала ногами, а крики за спиной и не думали стихать.      Оглянувшись в очередной раз, в потемках она не уследила за дорогой и с размаху врезалась во что-то мягкое, что рухнуло на землю вместе с ней. Что-то мягкое негромко охнуло и схватилось за лицо. Трина бросила на него быстрый взгляд. Это был среднего роста мужчина неопределенного возраста в черном шерстяном плаще. Через плечо у него была перекинута кожаная торба на длинном ремне. Сильно пахло травами. Прежде чем сбитый успел что-то сказать, она вскочила на ноги и ринулась дальше.       Впереди замаячил небольшой пригорок с покосившимся дубом, чьи корни образовывали небольшой навес, и женщина, недолго думая, юркнула туда. Она видела множество фильмов, когда подобный трюк спасал героям жизнь. Но то ли она не была героем, то ли преследователи оказались не такими дураками, результат был неприятный — ее все-таки заметили и выволокли из укрытия, вцепившись в волосы. Трина взвизгнула и замолотила руками, царапая держащую ее лапу.  — Попалась, стервь! — крестьянин, что держал в руках вилы, ощерился, показав набор гнилых зубов. — Уж теперь-то не будут коровы дохнуть, больше ты их кровушки не попьешь!       Да когда бы я успела, подумала Трина, надеясь, что никто из них не видит ее чересчур длинных для человека клыков. Кроме того, кровь животных это моветон.  — И куды енту заразу?  — Пусти, сукин сын, я твои кишки по полю размотаю! — зашипела Трина, все еще пытаясь расцепить железную хватку на своих волосах.       Все шло не так с самого начала. От этих вахлаков уже давным-давно должна была остаться лишь мокрая кровавая лужа на траве. Трина с ужасом осознавала, что спонтанная телепортация была далеко не единственным сюрпризом от демиурга — разъяренный страж лишил ее всех данных когда-то сил. Надеяться оставалось лишь на себя.  — Цыц, стервь! Куды, куды… На костер, ясен пень! Мунно, вяжи ей грабли, шоб проклятьями не кидалась!  — На костер? — засомневался Мунно. — Дык красивая ж баба-то…  — Ну, так и быть. Но потом все равно на костер!       Мужичье радостно загомонило и разразилось ржанием. Женщину сильно рванули за плечи и повалили на сырой мох. Черные от земли и навоза руки заерзали на штанах и рубашке. В лицо пахнуло сивухой, потом и еще боги знает чем не менее отвратным. Трина рычала и кусалась, за что получила пару крепких оплеух, лишь добавивших глубины головокружению. Поняв, что у нее попросту нет сил отбиваться, она бессильно взвыла, и ее вой слился с воем одного из кметов, только тот голосил не от счастья или азарта, а от страха.  — АААААА! Мунно, Мугрен! Спасайтеся!!!       Трина вглядывалась в густую лесную тьму, однако ничего не увидела. Ничего, что могло бы так быстро сменить их радость на дикий ужас.  — Великое Солнце! Сгинь, нечистый, сгинь!       Кого они там увидели женщина так и не разглядела. Зато отчетливо слышалось змеиное шипение, затем утробное ворчание, а потом ни с чем не сравнимый звук разрываемой плоти и рвущейся ткани. Что-то быстро металось от одного мужика к другому, и они один за другим падали на землю, кто рассеченный надвое, кто с располосованным горлом, а кто и вовсе без головы. Воспользовавшись этим, Трина неуклюже поднялась на ноги и снова рванулась лес, попутно пытаясь освободить запястья от веревок. Под ногами, как назло, то и дело попадались крючковатые ветки и мокрые камни, ноги разъезжались, грозя переломом лодыжки. Она бежала, бежала и бежала, пока не споткнулась на очередном трухлявом пне и не рухнула с небольшого обрыва на болотистую почву. В ребрах зверски заболело, и женщина задохнулась. Зайдясь кашлем, она перевернулась на спину.       Сильно пахло тиной. Голосов за спиной уже не было слышно. Вообще ничего, кроме истерично оравших сверчков и лягушек. Дождавшись, когда боль в ребрах немного утихнет, Трина попыталась подняться и, после небольшого усилия, села. Только тогда она заметила, что у нее сильно саднит кожу на животе, а рубашка разорвана. Виной тому была коряга, на которую она налетела в процессе падения. Про себя беглянка отметила, что могло быть и хуже, если бы какой-нибудь сучок воткнулся ей в печень или селезенку.       Было самое время избавиться от пут. Ругаясь на чем свет стоит, Трина выкручивала руки, обжигала запястья об кусачую веревку, которая совершенно не спешила спадать. И за всем этим делом она не заметила, как в ее сторону ползет большая узловатая ветка. Она захлестнула ей шею и резко дернула назад. Из черной грязи один за другим вылетали кривые корни, оплетали тело и тащили в сторону воды. Обессилевшая женщина перебирала в памяти обрывки заклинаний, чтобы освободиться, но шок после телепортации еще не отпустил. Нечто тащило ее в топь, в мутную болотную воду. Силы легких хватило на слабый сдавленный крик, прежде чем холодная, вонючая жижа хлынула в рот, залила глаза и уши. Легкие рвало на части от неистового желания вдохнуть. Еще несколько секунд и все.       Ах, какой бесславный конец, Великий Демиург.       Беспомощно наблюдая за тем, как отдаляется поверхность болота, она увидела, как что-то нырнуло следом, ворвалось в топкую муть, подняв миллиарды пузырьков вокруг себя. Это что-то тянуло к ней руку. Руку, увенчанную пятью длинными, прямыми когтями. А последним, что запомнила Трина, были смутные очертания жуткой крысиной морды.  — Ну, давай же, дыши!       Десять толчков — один за другим ритмичные нажатия на грудную клетку, затем — вдох в холодные закоченевшие губы. — Дыши!       Ничего.  — Давай же! — он снова провел серию нажатий, снова приложился к губам утопленницы.       Он должен был успеть. Паника подкрадывалась где-то на задворках сознания, эта мерзкая, ползучая мысль, что все впустую. Но ему слишком часто удавалось отбить у смерти тех, чье время еще не пришло. Смерть его за это не любила. Она вообще не любила таких, как он.       Видя, что все манипуляции бесполезны, мужчина перевернул женщину на бок и ударил по спине. Утопленница сильно дернулась, издала неприятный горловой звук, и из ее рта хлынула вода.  — Вот умница! Не торопись, пусть все выйдет.       Дышать-то она задышала, да вот только дыхание сделалось рваным и частым. Плохой знак. Значит, яд топляка уже проник в кровь, и счет шел на… Никто не знал, сколько ей было отмерено.       Это для него время не имело значения. Время убивало лишь их, этих несчастных существ, чей век был короток и полон страданий.       Время этой женщины еще не пришло, хоть смерть уже и тянула к ней свои руки. Но бросать ей вызов было его работой, страстью и призванием. Потому он накрыл женщину сорванным с себя плащом и подхватил на руки. Та дергалась и хрипела, неся какой-то несвязный бред.  — Пойдешь со мной. Здесь совсем рядом.       Пока он укладывал утопленницу на стол, попутно оценивая масштаб повреждений, на ум отчего-то пришла фраза, когда-то сказанная его старым товарищем. Память ее исказила, но общий смысл был таков: «У тебя, Регис, всегда была чрезвычайно развита эмпатия».       Что поделать, подумал он. Так уж сложилось, что Эмиель Регис — неисправимый эмпат, который не может пройти мимо несправедливо гонимых и страдающих.       Топляк превратил одежду женщины в бесполезные лоскуты, однако Регис не мог не отметить, что такой ему не доводилось видеть нигде. Ну что же, если выкарабкается, то придется ей привыкнуть к местной моде. Срезав то, что осталось от одеяния женщины, лекарь негромко выругался. Топляк успел оставить на ней немало следов своими присосками, пустив токсин в кровь. Рваные раны на животе тоже выглядели довольно скверно и все еще кровоточили. Но первым делом — нейтрализовать яд, иначе все остальные усилия пройдут впустую.  — Где же она, где… — бормотал он, нетерпеливо шаря среди кучи маленьких флаконов.       Ага, вот она. Резко пахнущая, жгучего вкуса настойка горьких трав, мерзкая, но мощная. Сорвав ногтем заглушку, он приподнял голову незнакомке и аккуратно вылил в рот, а после придавил нижнюю челюсть, чтобы она ее не выплюнула. Незнакомка задергалась, застонала, слабо и вяло протестуя.  — Гадость, согласен, но это лучше, чем судороги и паралич. Теперь нужно тебя зашить.       Ей даже повезло, что она была без сознания. Сочетать антидот с наркотическими веществами было нельзя, разрывы были большими. Очистив и продезинфицировав раны, Регис наложил аккуратные крепкие стежки. Если ей повезет, то шрамы будут не слишком заметны тому, для кого эта нимфа разденется.       Тем еще испытанием было отмыть ее от ила и глины. Усадить ее в ванную с горячей водой означало занести инфекцию в только что очищенные раны, так что пришлось ограничиться обтиранием.       Наконец, незнакомка оказалась в чистой сухой постели, под толстым шерстяным одеялом. Лекарь позволил себе в изнеможении рухнуть на стул рядом. Он утер лоб рукавом и глубоко вздохнул. Теперь оставалось надеяться на то, что у нее достаточно сильный организм, чтобы справиться с ядом и возможным заражением крови.       Почти пять дней черноволосая незнакомка провела без сознания. Ее трясло, кидало то в жар, то в холод, она бредила и металась, грозя навредить себе. В период кризиса, когда ее температура подскочила до угрожающе высокой, он был вынужден всю ночь сидеть с ней, меняя холодные компрессы и удерживая тонкие руки женщины. Снова антидот, почти каждый день. Пришлось извести весь запас.       Несмотря на все его опасения, кризис миновал и остался лишь долгий восстановительный сон. Ее не страшно было оставить одну, снова можно было принимать других пациентов и делать небольшие вылазки в город. В одну из таких вылазок он приобрел комплект одежды для своей пациентки, искренне надеясь, что угадал с размерами, особенно с бюстгальтером — прикидывать пришлось на глаз, ибо Регис был слишком хорошо воспитан, чтобы не лезть руками туда, куда не следует. Особенно к женщинам без сознания.       Оставалось ждать.       И он дождался.       Тем утром ему пришлось заниматься не самым приятным делом — рвать зуб крестьянину, который очень любил чеснок и очень не любил гигиену полости рта. Результатом стал приличный флюс. Прикидывая с какой стороны лучше надсечь десну, Регис мимолетно подумал о том, чтобы сузить диапазон оказываемых услуг, тем более, что в городе был дантист, правда, брал он дороже, и зубы рвал больнее. Регис пользовался большим уважением в этой сфере у своих клиентов из-за хороших цен и качества, однако сам процесс не приносил ему особенного удовольствия. В конце концов, этим могут заниматься и палачи, а ему и так работы хватает.       Как только довольный и еще ничего не чувствующий кмет (на него ушло немало макового молока) ушел, Регис поспешил отмыть руки от крови. А пока ее запах не сыграл на самой чувствительной струне, он снял с натянутой лески небольшой пучок сухого шалфея и втянул носом пряный запах.  — Боги, какое облегчение, — довольно проговорил лекарь.       Как раз подходило время «утреннего обхода». Подойдя к двери запасной комнаты, где временно располагалась найденная в лесу женщина, он услышал шуршание ткани и возню. Потом глухо стукнули каблуки высоких женских сапог. Стук направился не к двери, а в сторону окна. Что-то подсказало, что самое время войти и познакомиться.       Регис вошел беззвучно, потому что пациентка даже не обернулась. Ее точеная фигурка, облаченная в женскую рубашку цвета красного вина, черные обтягивающие брюки и высокие сапожки, крутилась у окна, явно пытаясь понять, как оно открывается. Регис наблюдал. Девица все-таки справилась с замком и открыла створку, намереваясь вылезти.  — Если ты хочешь уйти, то настоятельно рекомендую воспользоваться дверью, — сдержанно произнес он.       Девица замерла, опершись коленом на подоконник, а после медленно обернулась и выпрямилась.       Все-таки, она была чертовски красива. Чертовски, дьявольски. На вид ей было не больше тридцати пяти, на коже ни следа глубоких морщин. Длинные, немного вьющиеся черные волосы спадали по плечам волнами, обрамляли треугольное миловидное личико с выразительными чертами. Кожа ее была бледной, словно никогда не знала солнца, а глаза имели необычный цвет — рубиново-красный. Правильной формы губы слегка розовели на солнечном свете. Притягательность этих ангельски прекрасных губ была обманчива — в один из дней, пока их обладательница лежала в горячке, Регис заметил аномалию в виде чересчур длинных клыков, что породило в его голове множество вопросов. И все же делать выводы он никогда не спешил.       Женщина окинула его оценивающим, слегка надменным взглядом. Возможно, ее смутил его внешний вид, довольно скромный, но на то у него были свои причины. Отступив к стене на шаг, незнакомка положила на бедро изящную ручку.  — Ты меня раздел, — тихо произнесла она, и в ее голосе слышался упрек, ненависть и удивление.       Он ее понимал — проснуться в чужом доме, в незнакомом месте полностью обнаженной захочет не каждая представительница прекрасного пола. И все же выбора у него не было, кроме того, он никогда не позволял себе выходить за рамки приличий.  — Я был вынужден, — признал Регис. — Но уверяю тебя, я сделал это только ради твоего же блага, я не…       Она не дала ему договорить. Ее миловидное личико исказила жуткая гримаса, звериный оскал обнажил острые клычки. Глаза полыхнули кроваво-красным пламенем, с губ сорвался рык. За всем этим последовал нечеловечески быстрый рывок, мощный удар — и лекарь отлетел назад, хорошенько приложившись затылком об угол. Посыпалась пыль. Девица, словно зверь, вспрыгнула ему на грудь, прижала к полу, вцепившись тонкими сильными пальцами в горло. Правая рука была занесена для удара и сжимала костяной гребень с заостренной на манер шипа ручкой, которым он совсем недавно расчесывал ее спутанные волосы.  — Вынужден?! — зашипела она. — Это для каких же целей, озабоченный ты ублюдок?! Что, добрался до женских прелестей, извращенец?! Говори, не то высажу тебе глаз!  — Пожалуйста, успокойся, — прохрипел он. — Я все… все тебе расскажу, отпусти. Разумеется, он мог ее с себя скинуть, перехватить позицию, и тогда бы она извивалась под ним на полу. Если бы хотел. Перспектива потерять глаз его тоже не слишком пугала, так что он не видел нужды применять к ней силу. Она напугана и сбита с толку, кто знает, что ей довелось пережить, раз так реагирует.       Давление на гортань ослабло, и он немного отдышался, насколько позволял сидевший на груди груз.  — Меня зовут Регис, я лекарь, — послушно заговорил он, не сводя глаз с кончика гребня. — Я нашел тебя в лесу, у болота. Ты была ранена, вся в крови, и топляк тебя подрал… Я принес тебя сюда, чтобы помочь. Клянусь, я ничего с тобой не сделал. Ты бы заметила следы эм… несогласованного вторжения в свою… в свой организм.       Несогласованного вторжения… Вот бы Геральт посмеялся, услышав такое от него. Лютик тоже был бы в восторге, а Мильва снова обругала бы за любовь к длинным и неудобным словам. Девица же ничего смешного в этом не заметила.  — Лжешь! И это не моя одежда!  — Девушка, то, что на тебе осталось, трудно было назвать одеждой. Пришлось поискать замену. Опусти, пожалуйста, эту штуку и слезь с меня. Я тебе не враг.       Женщина немного помедлила, буравя его горящим взглядом. Но все же слезла. Некрасивая гримаса с оскалом снова превратилась в милое лицо, хоть и злое. Ей было больно. Черноволосая сунула руку под рубашку, а когда вытащила, то с неприятным удивлением обнаружила на ладони кровь. Регис немедленно поднялся, попутно ощупывая затылок. Еще немного — и он проломил бы себе череп. Не страшно для него, но тогда пришлось бы объясняться с этой дикаркой.  — У тебя швы разошлись, — он кивнул на ее ладонь. — Нужно наложить новые.       Она окинула его недоверчивым, колючим взглядом и шагнула назад.  — Раны плохо заживали, и приходилось очищать их, — как можно мягче объяснил он. — Нужно снова зашить, чтобы не загноилось. Я просто хочу помочь, и все.       Девица поморщилась от боли и негромко охнула. Деваться ей было некуда. Она шумно выдохнула и медленно направилась к двери.