Я прошла вглубь королевских покоев и замерла по центру, не в силах пошевелиться. Там у окна, ловя последние лучи заходящего солнца стоял король. Луч игриво вплетался оранжевой лентой в его густые пшеничного цвета волосы, рассыпавшиеся по плечам.
Король склонился над письмом, поднеся его ближе к свету.
Я не знала, что сказать. Все слова, старательно подобранные, тщательно подготовленные в речь, испарились и осели на языке удивлением и потрясением.
Я смотрела — и не верила своим глазам. Мужчина передо мной — статный, красивый, мужественный. Одновременно так похожий и не похожий на человека, которого я повстречала когда-то здесь же. На этот самом месте. Только в другой реальности.
— Ваше Высочество, мне передали вашу просьбу о встрече со мной. Однако я все никак не могу взять в толк, зачем же вам надобно видеть меня сейчас. — не поворачиваясь ко мне, произнёс Балдуин.
Голос его — до боли знакомый, и от этой интонации что-то начинает болеть и пульсировать за клеткой ребер.
— Балдуин, — зову я его тихо. Мой голос меня совсем не слушается. Я ещё помню слова Времени о том, что Балдуин может меня не узнать. И тогда всем моим стараниям, надеждам, самым смелым и безрассудным, всему этому придет конец. Таков был уговор.
Он оборачивается, оставляет письмо на столе и неспешно подходит ближе. Его поступь — размеренная, уверенная. Такая же величественная, как и прежде, но теперь его плечи не сгибаются под ношей тяжёлой болезни.
Балдуин рассматривает меня внимательно, как диковинку, дерзнувшую обратиться к королю по имени
Я же, глядя на него в ответ, жадно впитываю каждую черту, не изъеденную проказой. Балдуин был красив, удивительно красив: в нем правильным образом сочеталась утонченность черт его матери и отцовские светлые волосы и глаза.
Глаза… Глаза все такие же — глубокое синее море, яркая лазурь, отражающая закатное солнце. Какой насыщенный у них цвет, и совсем не выцветший.
Эти глаза смотрели на меня с недоверием и лёгкой заинтересованностью.
Смотрели — и не узнавали.
— Меня зовут Эрида, Ваше Величество. — беззлобно хмыкаю я. — Не помните?
Балдуин ничего не ответил. Смотрел озадаченно, перебегая взглядом от одной черты моего лица к другой, словно ища в них подсказку. Была ли это игра моего воображения или нет, но на мгновение мне показалось, что в глубине его зрачка промелькнуло смутное узнавание, не успевшее даже оформится в полноценное ощущение.
— Эрида… — с сомнением тянет король, словно пробуя это имя на вкус.
— Эрида-Эрида, — повторяю я, — о как, забыли…
— Мы не знакомы с вами и дня, принцесса, или, если вам угодно,
Эрида, отчего я должен вас помнить?
Интересно, а вредность и упрямство ему от маменьки или от папеньки достались? Или от обоих родителей сразу, помноженные надвое?
— А вот и нет, — упрямо отвечаю я. Нашел с кем бодаться, ха! Мне тоже этих качеств не занимать. — Знакомы, и уже давно. А ты,
Балдуин, забыл и наши игры в шахматы и карты, и долгие беседы, и прогулки но ночному городу, и старинную песню, что ты пел мне, расчёсывая волосы гребнем своей бабушки. Но это было в той, другой жизни, тогда ты был болен…
Балдуин скорее инстинктивно, нежели осознанно касается пальцами своей щеки и отрицательно качает головой.
Каков упрямец!
Ну а кто говорил, что будет легко?
Резко выдохнув, я кладу ему обе руки на шею и притягиваю чуть ближе, вынуждая наклониться. Осторожно касаюсь его губ.
Поцелуй — мягкий, изучающий, почти невинный. Как тот, первый и единственный, что мы разделили.
Но на этот раз все будет по-другому.
Все должно быть по-другому.
Балдуин кладёт мне руки на плечи, и я боюсь, что он оттолкнет меня, так ничего и не вспомнив. Но идут секунды, а его руки так и лежат на моих плечах, замерев в нерешительности.
Воздуха начинает не хватать, и я с сожалением отстраняюсь.
— Эрида? — в какой-то нерешительности переспрашивает Балдуин.
— Она самая, Ваше Величество. Бунтарка, кокетка, искательница приключений, очаровательная и непревзойденная путешественница во времени.
Один Бог видит, каких сил мне стоит сохранить этот весёлый, шутливый тон, когда от отчаяния хочется рыдать.
Я позволяю своей руке коснуться его щеки и нежно огладить ее:
— Пожалуйста, вспоминай, Балдуин. Мне так горько видеть это неузнавание в знакомых глазах.
— Эрида. — уже увереннее произносит король. Его губы несколько раз шевелятся, повторяя мое простое имя.
Я молча киваю, прикрывая глаза. Мотив старинной арабской баллады сам ложится на уста.
Я чувствую, как хватка на моих плечах усиливается с каждым пропетым словом.
Ну же, вспоминай.
Как же мне без тебя жить, если ты не вспомнишь?
Я медленно моргаю и вижу перед собой распахнутые в изумлении глаза, обрамлённые светлыми стрелами ресниц.
— Эрида, — выдыхает Балдуин. — Это ты, это действительно ты!
Одним рывком он притягивает меня к себе, перемещая свои руки с плеч мне на спину и поясницу. Шеи касается мужское сбивчивое дыхание:
— Я думал это был сон, мираж, иллюзия… Фантазия, которую я сам себе сочинил. Каждую ночь, стоило мне закрыть глаза, мне снилась ты и серебряная маска, ставшая моим вторым лицом. Я думал, я брежу, но каждую ночь была одна и та же картина, столь реалистичная, что впору было усомниться в собственном рассудке или ясности нового дня. И я просыпался с чувством пустоты в груди, словно сердце, безжалостно вырванное, оставалось там, в тех грёзах. А теперь ты здесь… Как?
Я остранилась, заглядывая ему в лицо. Его щеки мерцали от слез.
Черт, теперь и я буду плакать, чтобы уравновесить драматичный момент, видимо.
Проснувшаяся во мне так не вовремя язвительность была решительно заткнута мной за пояс.
— После того разговора со Временем, меня выбросило обратно в будущее, но, кажется, в какую-то иную реальность. Ты… Все было не так, история поменялась. И я снова оказалась у твоего замка, бродила, пока в какой-то момент меня словно рывком дёрнуло и я оказалась здесь… Вернее, в чьей-то личине, но ведь выгляжу я так же, как и прежде, а все видят во мне другого человека.
— Все? — удивлённо переспросил Балдуин.
— Тиберий, кажется, начинает догадываться.
— Те, кто хорошо знал тебя в той реальности узнают и в этой.
— Думаю, ты прав.
— Тогда мне повезло, что ты станешь моей женой. Это милость судьбы, не иначе. — он улыбнулся, а потом вдруг серьезно спросил. — Эрида, готова ли ты стать моей супругой, возложить на себя царский венец и править со мной рука об руку, как друг, соратник, наставник, любимая женщина и будущая мать моих детей?
— Ого… — только и выдала я. — В моей жизни случалось много чего необычного, но, пожалуй, ещё ни один король не просил моей руки и не предлагал полцарства в придачу.
— Все царство. И сердце.
— Тогда я согласна.
Меня подхватили легко, как игрушку, и комната перед моими глазами закружилась. Я засмеялась.
— Балдуин, ну все, все поставь меня. У меня голова сейчас закружится!
Он послушно опускает меня на пол и заглядывает в глаза. Его взор такой чистый, счастливый и светлый, что я невольно начинаю впитывать эту любовь и искренне отвечать тем же.
Я кладу руки на его лицо и неторопливо целую сначала в лоб, потом в обе щеки.
— Я так безмерно счастлива знать, что ты жив, здоров, что ты вновь со мной. И ничто больше нас не разлучит. Я буду с тобой в болезни и здравии, богатстве и бедности. Навсегда.
— Навсегда, — эхом повторяет он и приникает к моим губам.
Его поцелуи отчаянные и жадные — под стать моим. Припадая к его шее губами, я слышу сдавленный выдох, и заведомо посылаю к черту всех и вся.
Руки Балдуина легко проходятся по моим ребрами и талии, не сильно, но ощутимо, чувственно сжимая ее.
В той, другой жизни, мы ощущали единство духовное, но болезнь лишала нас возможности почувствовать единство телесное.
Он касается моих волос и зачарованно проводит по ним рукой, выдыхая:
— Такие мягкие, как тогда.
Его пальцы пробегаются по шее, дотрагиваясь до края плаща. Балдуин заглядывает в глаза, словно спрашивает разрешения: можно ли? Позволишь?
Я киваю и ладонью накрываю его грудь, где под тонкой тканью рубашки, под плотью в темнице рёбер бьётся сердце — такое же смелое и милосердное как раньше, сильное, и главное — здоровое.
Ночь постепенно опускается на Иерусалим, укрывая звездным полотном весь город. И в этом холодном лунном свете тело Балдуина — самое прекрасное зрелище в моей жизни. Надо мной — темная тень и хриплый, рваный выдох. Касания — нежные, мягкие, аккуратные. Толчки поначалу осторожные и неторопливые, становятся все более и более несдержанными, страстными и быстрыми. Они заставляют меня прогнуться в пояснице. Комнату наполняет тихий стон — его, мой ли? Не разобрать.
— Эрида, ты моя, — сбивчиво шепчет Балдуин, обнимая, словно хрустальную, — моя, моя, моя.
Я зарываюсь рукой в шелковистые длинные пряди пшеничных волос и укладываю его голову к себе на грудь. Балдуин засыпает быстро, затихает, убаюканный, опьянённый столь желанной и долгожданной для нас обоих близостью.
Однако сон ко мне не идёт. Я смотрю на ночное звёздное небо и думаю о том, что мне чертовски повезло в жизни. И даже несмотря на то, что в том времени, в моем родном веке, пришлось оставить все и всех, я ничуть не пожалела, что вновь вернулась сюда.
Здесь мое место.
Здесь мой дом.
Я аккуратно выскальзываю из объятий и, накинув на плечи расшитый халат великоватый мне по размеру, выхожу на балкон. Теплый восточный воздух окутывает меня с ног до головы. Я смотрю на спящий город двенадцатого века.
Неожиданный шорох прерывает мое уединение, и я тут же оборачиваюсь, настороженно вглядываясь в черноту.
Из темноты выходит старик, чей облик тут же меняется на детский. И я сразу понимаю, кто передо мной. Время, уловив мой тяжёлый вздох, привычно копирует мою внешность.
— Не думал, что тебе удастся заставить его вспомнить.
— Вот уж спасибо… — хмурюсь я.
— Видно любовь, о которой вы, смертные, столько пишете, действительно так крепка.
В его голосе слышались насмешливые нотки. Неужто… Он пришел за мной? Но как же наш уговор?
— Зачем ты здесь?
— О, нет-нет, вовсе не затем, о чем ты подумала, не пугайся, смертная. Я пришел, чтобы выразить тебе свое восхищение, Эрида. Тебе и Балдуину.
— Восхищение?
— Воистину удивительная история у вас вышла. Вы скрасили мою бессмертную скуку и даже заставили почувствовать что-то сродни вашему человеческому сопереживанию. И за это я благодарен. Поэтому ты здесь.
— Подожди-подожди, если я здесь, то где тогда та принцесса, которую все ждали? Я видела разграбленный караван…
—
Той принцессы никогда и не было.
Ты всегда принадлежала этому миру.
И вдруг он принимает самый неожиданный облик — моего однокурсника Майкла.
— А… А он-то здесь причем?
— О, пока не при чем, — загадочно мурлыкнул Время.
— Что ты имеешь ввиду?
— Скоро ты сама все узнаешь, Эр-рида-а… Или мне лучше обращаться Ваше Величество?
Его образ начинает таять, и я спешу догнать.
— Постой, пожалуйста! У меня столько вопросов…
— Я не дам тебе на них ответы. Ты должна ответить на них сама.
И Время окончательно растворяется.
— Кто это был? — послышался позади родной голос. — Мне он показался каким-то знакомым…
Я обернулась. Балдуин был встревоженным.
— Время. — просто отвечаю я.
На его лицо падает тень. Конечно, он узнает его. Я подхожу ближе и обнимаю Балдуина, кладя голову на медленно вздымающуюся грудь. Мне вдруг слышатся едва уловимые нотки знакомых благовоний.
Балдуин молчит, он успокаивается. И я молчу. Мы смотрим на раскинувшийся перед нами ночной Иерусалим.
И я верю, что в этой жизни у нас все сложится хорошо.
***
Я расскажу вам, что в пустыне
Старинный замок сердцу милый
Стоял, и так стоит поныне.
Я расскажу о сердце воина,
Что этот замок защищал,
Что лишь его душа достойна
Венца, который он избрал.
Венец тот не был драгоценным —
Не золотым, терновым был
Но тот, кто нес его — смиренным,
Отчаянным и милосердным слыл.
Я расскажу, что довелось однажды
Его сквозь время повстречать.
Что встреча, состоявшись дважды,
Спаяла нас — не развенчать.
И сквозь века, пески, моря
Его я буду вспоминать.
И сердце, шуму ветра вторя,
Слова любви начнет шептать.
КОНЕЦ
2020-2023
