feelings are stronger than any medication

Солнечные лучи проникали сквозь не задвинутые шторы в комнату, озаряя ее тёплым светом. На кровати лежало двое: русоволосый мужчина прижимал к себе небольшого роста девушку, чьи смольные волосы были слегка растрепанны и теперь лежали легкими волнами на подушке. Во сне она выглядела маленькой и беззащитной: повернувшись к мужчине лицом, она уткнулась в его грудь, вдыхая запах свежих трав, а ее ладонь покоилась на его спине. Всё это выглядело до ужаса неправильно, но ему казалось, что оно все так и должно быть. Открыв глаза, он сначала растерялся, так как не привык просыпаться не один. Девушка мирно сопела рядом, ее длинные пышные ресницы изредка подрагивали, брови хмурились, будто во сне она была чем-то недовольна, а губы слегка были приоткрыты. У него снова появлялось противоречивое желание поцеловать ее, но с последних сил он сдержался. Это было бы очень нелепо, между прочим. Ревнитель старался дойти до ванной комнаты как можно тише, чтобы не потревожить ее сон. Встав под холодные струи воды, он старался привести свои мысли в порядок. Его сильно напрягало свое отношение к ней: он пытался убедить себя, что его забота никак не связана ни с какими чувствами, что это лишь из жалости, ведь она сильно пострадала. Но с каждый днем, с каждой ночью, проведённой рядом с ней, он осознавал обратное. Она выглядела настолько хрупкой и беспомощной, когда лежала на диване  в бессознательном состоянии, что ему захотелось вечно оберегать ее, дабы такого больше не случилось. Но чувства были порочны: он — свет, она — тьма. И неважно, что для него она была ярче утреннего солнца,  ведь все уже было решено заранее. Да и надеется на взаимность глупо — природа у нее другая. А против природы, как говорится, не попрешь, да? Выйдя с такими мыслями из ванны в рубашке и в обычных джинсах*, он направился в спальню, дабы положить вещи на место. Мортред на удивление уже не спала, а просто сидела на кровати и стеснительно заулыбалась, когда увидела, что он зашёл в комнату. — Доброе утро, Мортред. Выспалась?  — его лицо озарила ответная улыбка, а глаза наполнились теплотой, глядя на нее.  — Доброе утро, Ревнитель. Да, спасибо большое. Простите, если доставила неудобств, мне… — он перебил ее, не дав ей договорить.  — Перестань извиняться, все в полном порядке. Как себя чувствуешь?  — он уселся на кровать рядом с ней.  — Прекрасно, спасибо. Я хотела спросить, можно ли сходить в ванну? Чувствую себя как-то некомфортно.  — она задумчиво прикусила губу и посмотрела на него исподлобья, словно боялась его ответа.  — Ты ещё спрашиваешь? Можно, конечно.  — он без разрешения поднял ее на руки, и схватив наспех свою чистую рубашку, понес ее в сторону ванной комнаты. Открыв воду и поставив ее на пол так, чтоб у нее была опора, он обеспокоенно спросил:  — Справишься сама? Если что, вот полотенце и чистая рубашка. К сожалению, твой костюм ещё не готов, так что придётся подождать.  — он пожал плечами и головой кивнул в сторону стопки со всем необходимым.  — Спасибо конечно, но тут я точно справлюсь сама. Я себя хорошо чувствую, не переживайте.  — он кратко кивнул, оглядел девушку ещё раз и вышел из комнаты. Во время ее отсутствия он сидел в гостиной с книжкой в руках. Забота о Мортред хоть и была на первом месте, но о своей работе забывать тоже было нельзя. Правда он все равно никак не мог сконцентрироваться: мысли были заняты другим, точнее другой. Он не представлял что будет потом, когда она поправится и покинет его. Нет, он не любил ее, но она ему нравилась. Всего за одну ночь его подушка пропахла запахом ее волос, и даже создавалось впечатление, что весь дом теперь пахнет только ими. Может, это просто привязанность, влечение, а может даже безумие, но он прекрасно понимал, что потом ему будет тяжело без неё. Но сейчас он не хотел думать об этом — ему оставалось лишь наслаждаться ее присутствием рядом, пока это было возможно. Через 20 минут дверь ванной комнаты распахнулась, и он увидел Мортред, которая сейчас выглядела максимально по-домашнему: ее волосы были влажными и слегла вились на концах, свободная рубашка с изображением пальм была велика ей размера на 3, и больше походила на летнее платье.  — Воу, Мортред, ты собралась на Гавайи? Боюсь тебя разочаровать, но отпустить я тебя не смогу — болеешь ещё.  — он добродушно рассмеялся, а она в свою очередь закатила глаза и в ответ тепло улыбнулась. Ревнитель встал с дивана, подошёл к ней, поднял на руки и понес в сторону кровати — после душа ей явно было холодно, о чем свидетельствовали мурашки на ее бледной коже, а допустить того, чтобы она заболела ещё сильнее, он не мог.  —  Ревнитель, можно я буду ходить сама? Мне уже как-то неудобно, что вы постоянно со мной по всей квартире таскаетесь.  — она посмотрела на него со всей серьёзностью, слегка приподняв одну бровь.  — Нет, нельзя, девочка. Мне ещё не хватало, чтоб ты посередине пути упала и голову себе расшибла. Давай не отпираться, хорошо? — он положил ее на кровать, укрыл тёплым пледом, и убрав локон ее влажных волос ей за ухо, продолжил. —  Если захочешь ещё что-нибудь, зови. Я буду за стенкой. —  Если можно, побудьте со мной, пока я не усну, пожалуйста. В последнее время слишком тревожно, когда я остаюсь одна. — сейчас она была ужасно не похожа на ту Мортред, которую все привыкли видеть. Больше она была похожа на маленького ребенка, который боится одиночества. Но ее страх был оправдан: все-таки пережить то, что пережила она — не каждый сможет.  — Нет возражений, Мортред, только перестань мне «выкать». Я чувствую себя ужасно старым. — девушка призадумалась, но через минуту выдала:  — А ты разве не такой?  — она изогнула бровь и тут же рассмеялась. Думаю, он был одним из первых, кто видел ее такой искренней: она словно светились изнутри. Он прилёг рядом с ней, а она положила голову ему на грудь.  — Эй, имей совесть! Я — мужчина в самом расцвете сил, девочка.  — он рассмеялся в ответ, притягивая ее ближе. Сейчас все было так обыденно, так привычно, словно все это происходит далеко не в первый раз. Ревнитель наклонился к ней, чтобы как в порядке вещей поцеловать ее в лоб, и в это время Мортред подняла голову к нему, чтобы что-то сказать. Их губы встретились.