кто виноват?

На небольшом озере, раскинувшемся в десяти минутах от дома Субина, было прекрасно: прозрачная вода, отражающая круг солнца, и колючие ёлки, стремящиеся к облакам. Яркие стрекозы с длинными крыльями пытались сесть в выкрашенные волосы Ёнджуна, думая, что макушка парня — экзотический цветок. Старший смеялся, отмахивался от них, и чувствовал себя ребёнком. Вместе с братом они спустили лодочку на воду. Хюнин сразу же сел за вёсла, с усмешкой говоря: «накачаю руки», а Ёнджун, увлёкшийся попытками сорвать рогоз, не заметил, как младший начал грести. — Пока-пока, Ёнджун, — смеялся Кай, почти отплывая от берега. — пароход отправляется в чудесный круиз. Без тебя! Ёнджун поднял свои глаза и с азартом вскрикнул: «засранец!». Отпустив растение, так и не вырвав его, парень прыгнул в лодку в самый последний момент. Упав на дно небольшой лодочки, прямо в ноги Хюнина, старший засмеялся. Он перевернулся на спину и свесил намокшую ногу за бортик, наслаждаясь лёгким дуновением ветра. Пока они отплывали, Кай пыхтел. Было тяжело, особенно с непривычки, но парень не сдавался: налегал на вёсла всё упорнее, пока они не оказались в самом центре озера. Озираясь по сторонам, младший понял: здесь они совсем одни. — До нас никто не сможет достать, — улыбнулся Хюнин. — ну, знаешь, если зомби апокалипсис начнётся или типа того. Ёнджун открыл глаза и вывернул голову, смотря на брата. «Какой же ты дурочок», — усмехнувшись, пробубнил старший, снова закрывая глаза. Подложив под голову руки, Ёнджун вдохнул свежий воздух полной грудью «Я чувствую себя живым», — подумал парень, улыбаясь ещё шире. Перед глазами снова возник образ Бомгю. «Я умру ради него», — пронеслась в голове мысль, которая была искренней и правдивой. Ёнджун достал правую руку и вытянул её от себя. Открыв один глаз, парень посмотрел на колечко с чудесными рубинами и покраснел. «Господи, — думал старший. — я так люблю его». Ёнджун поднёс ладонь к губам и нежно поцеловал кольцо, посылая Бомгю фантомный поцелуй в щёку. Старший зажмурился, когда вспомнил, что в этой лодке он не один. «Малой ещё засмеёт», — хмыкнул Ёнжун, но затем сразу же решил, что в его чувствах нет ничего постыдного, поэтому расслабился, снова убирая руку за голову. Но Хюнин даже не смотрел в его сторону. Опираясь одной рукой о бортик лодки, парень лениво скользил взглядом по колючим ёлкам, которые образовывали кольцо вокруг озера. Блики солнца слепили глаза, поэтому Кай щурился, думая о своём. Думая о Бомгю. Хюнину казалось, что он будет чувствовать раскаяние, но ничего похожего не было. Не было даже стыда. Мальчишка, не получивший никакого наказания за содеянное, решил для себя, что он — хозяин этого мира. Хозяин этих людей и их жизней. Кай закусил свою губу, вспоминая в ярких подробностях тело Бомгю. Ему даже не было стыдно перед братом, который лежал в его ногах. После своего поступка Хюнин, кажется, утратил все моральные качества, но не осознавал, в какое дерьмо превращался. — Кай, я люблю тебя. Голос Ёнджуна заставил вздрогнуть. Хюнин отвлёкся от своих мыслей и повернул голову на старшего. «Меня? За что?», — нахмурился младший. Несмотря на отсутствие раскаяния, парень понимал, что за совершённое им он не заслуживает никакой любви. Старший лишь усмехнулся, думая, что всего лишь смутил своего брата. Приподнимаясь на локте, Ёнджун посмотрел в глаза Хюнина и накрыл ладонью его лодыжку, крепко сжимая. — Правда, Кай, — кивнул Ёнджун. — ты лучший брат. Старший захихикал, вспоминая, как в детстве они дрались и постоянно ссорились. В сердцах парень, ещё лет десять назад, мог кричать, как ненавидит своего брата, но это никогда не было правдой. Ёнджун любил Кая с того самого дня, когда мать принесла его в свёртке из родильного дома. Хюнин всегда был под боком, но только здесь, в лодке в центре озера Ёнджун понял, как сильно ему не хватало брата во взрослой, самостоятельной жизни. Кай поджал свои губы. Слова старшего тронули его. Младший почти что потянулся, чтобы обнять Ёнджуна, но почувствовал внезапную неловкость. Тушуясь, Хюнин дёрнул ногой, вырывая её из ладони брата. — Отстань, вонючка, — отвернулся Кай, пряча свою улыбку. — Это ты вонючка! — возмущённо воскликнул Ёнджун. Старший поднялся на колени и свесился через бортик лодки. Зачерпнув ладонью прохладную воду, он взмахнул рукой и окатил брата каплями. Хюнин засмеялся и тоже свесился с лодки, начиная брызгать в Ёнджуна водой уже двумя руками. Их смех эхом отбивался о еловые «стены» и они оба ощущали себя путешественниками во времени, которым получилось попасть в прошлое. Беззаботное, светлое и радостное. Бомгю тошнило от запаха крови. Он задыхался и не мог открыть глаз, потому что знал, что вид разбитого черепа вперемешку с кусками мяса на светлой стене заставит выблевать его весь завтрак. «Я убил, я убил, я убил, я убил», — дрожал парень, понимая, что совершил. Чувство вины тянуло на самое дно, Бомгю тонул в озере крови, образованное собственными руками, и захлёбывался в своих грехах. Чьи-то шаги за дверью заставили его зарыдать громче. «Я не хочу больше никого убивать», — прижался Чхве лбом к своим коленям. Он трясся и боялся. Но в этот раз он боялся не других людей. Он не боялся обвинений или осуждения. Бомгю боялся себя. За несколько часов он стал настоящим монстром. Чудовищем, которого боялся больше смерти. — Я первый в душ, — сказал Ёнджун, пихая Хюнина в бок. Они оба вымокли, а теперь шли и тряслись от холода. Младший толкнул брата в ответ и показал тому язык. «Ребёнок», — закатил глаза Чхве, ускоряя шаг. — Почему это ты первый?! — возмутился Кай. — Потому что ты первый начал брызгаться. Ёнджун знал, что это было не так, но ему хотелось подколоть брата. Вынимая из кармана ключи от сарайчика, где ещё утром они взяли вёсла, парень протянул их брату. — Ты чё врёшь?! — нахмурился младший, но ключи забрал. — Давай, задница, поспеши, — усмехнулся Ёнджун и побежал к двери. Заходя в дом, парень замер. Его буквально пронзил леденящий ужас лишь от одного взгляда на скорчившегося Бомгю. Вокруг всё замерло. Ёнджуну показалось, что он под водой. Плачь Бомгю бился в вакууме, а старший не мог понять, что лежит у стены. «Похоже на тело, — в замешательстве думал Чхве. — а почему оно без головы?». Какой-то страх из-за угнетающей атмосферы парализовал ноги старшего. Ёнджун испуганно понял, что не может пошевелиться. В этот самый момент Бомгю, набравшись смелости, поднял на него лицо, с гримасой ужаса, перемешанной с обидой и болью. — Я не хотел, — рыдая, кричал Бомгю. Горло парня саднило, поэтому он хрипел. Он пытался оправдаться перед Ёнджуном, но это было абсурдно: его руки были в крови, а перед ним лежало изуродованное мёртвое тело Субина. Лишь взглянув в глаза младшего, Ёнджун понял, что не может его оставить. Пересиливая себя, буквально заставляя себя идти вперёд, старший начал подбираться к Бомгю. — Нет, — вскрикнул младший, вытягивая перед собой ладонь. — не подходи ко мне, не подходи. Бомгю было стыдно. Он чувствовал себя животным. Хуже Хюнина. Кровожадной пумой, которая зверски убила человека. Парню больше не хотелось, чтобы возлюбленный касался его. — Я грязный, — рыдал Бомгю, захлёбываясь всхлипами. — грязный, грязный, грязный. Не подходи ко мне! Ёнджуну страшно не меньше. Страшно от безумия в глазах своего парня. Старший выставляет вперёд руки, будто бы говоря: «я не обижу». Бомгю трясёт, а Ёнджун опускается перед ним на колени. Старший переплетает их пальцы и старается не морщиться от ощущения липких каплей крови. — Малыш, — тихо зовёт его Ёнджун. — всё хорошо, я рядом. Старший никогда не называл его так. Но сейчас это было самое верное слово. Бомгю крошечный, поэтому Ёнджун прижимает его к себе и жмурит глаза от неприятного, бьющего в нос запаха крови. Бомгю хватается руками за Ёнджуна, словно за спасательный круг. Он прижимается лицом к чужой груди и всё плачет, плачет, плачет. Ёнджун не отпускает, шепчет, что будет держать его до последнего, и его возлюбленный постепенно успокаивается, приходя в себя. Когда его дыхание выровнялось, старший наклонился к уху Бомгю, спрашивая: — Что случилось? — Я... — Бомгю снова всхлипывает. — я убил их. Ёнджун ничего не чувствует. Ему хочется дойти до самой сути, поэтому он прижимает Бомгю к себе ещё ближе, кивая. Младший ещё крепче обнимает своего парня, чтобы тот не смог покинуть его, потому что, Бомгю клянётся, если Ёнджун сейчас уйдёт, он убьёт себя. — Как? — спустя минуту осторожно спрашивает старший. — Тэхёна я задушил, а, — Бомгю хватает ртом воздух. — а С-субину разбил голову... У старшего темнеет в глазах. «Бомгю не способен на такое, — в панике думал тот. — он слишком невинный... Это точно шутка». Ёнджун задержал дыхание, а потом вспомнил о том, что даже жёны серийных убийц не знали, что их возлюбленные убивают. «Нет, Бомгю не серийный убийца, — выдохнул старший. — что-то случилось». — Бомгю, — Ёнджун помедлил, пытаясь подобрать слова. — почему ты это сделал? Младший снова заплакал, заставляя старшего поёжиться. Ёнджун откинулся спиной к спинке дивана, за которым они сидели вдвоём, и притянул Бомгю ближе. Он готов был ждать объяснений парня столько, сколько этого потребуется. — Всё настолько плохо? — продолжает старший. — Да, — глотает слёзы Бомгю, пряча своё лицо в груди Ёнджуна. — Когда тебе стало так плохо? — Когда, — Бомгю запнулся, но уже через секунду выпалил. — когда твой брат меня изнасиловал. Ёнджун замер. Он нахмурился и переспросил, пытаясь понять, правильно ли он расслышал сказанное Бомгю. — Да, он изнасиловал меня, — всхлипнул парень, закрывая глаза от усталости. — ты никогда не верил мне о его домогательствах, но он сделал это, Ёнджун, он сделал это вчера. Старший молчал, тем самым напрягая Бомгю, который боялся, что Ёнджун обвинит его во лжи. Но парень обдумывал все странности, которые он замечал за Каем. Его брат всегда смотрел на задницу Бомгю, где бы они ни были. Ёнджун отговаривал себя, придумывал отговорки, потому что ревновать к брату глупо. «Я был слеп», — с ужасом осознавал старший. Он видит перед глазами картину того, как Хюнин обнимает Бомгю. Оба парня не знали, что Ёнджун всё видит. Но там, в магазине, за стендом с алкоголем, Чхве поджимал свои губы и не знал, что ему делать. Родной брат обнимал его парня. И Ёнджун уверял себя, что это нормально. Ёнджун вспоминает, сколько раз Бомгю жаловался ему на то, что Кай его лапает. Старший не верил. Не хотел в это верить. Он ссорился с Бомгю, отказывался его слушать. И всё из-за чувства морали. «Брат, особенно мой брат, никогда так не поступит», — всегда говорил себе Ёнджун, но был не прав. Осознавать свою неправоту — одно из самых сильных людских страданий. Особенно когда эта неправота касается близких. Ёнджун опустил глаза на Бомгю, который смотрел на него умоляюще. Старший вспомнил, как всего час назад говорил Хюнину, как любит его. Сейчас же Ёнджун чувствовал лишь омерзение. И ненависть. Бурлящую, закипающую в крови ненависть. — Я обещал тебя защищать, — дрожащим голосом начал Ёнджун, крепко сжимая Бомгю за руки. — обещал. Обещал, но не защитил. Ёнджун ненавидел себя. «Я виноват, это я во всём виноват, — пронеслось в голове. — виноват даже в том, что Бомгю убил их всех. Виноват только я». Из пелены самоуничижительных мыслей его вытащил голос Хюнина. Младший зашёл в дом и, нахмурившись, громко спросил: — Это пранк какой-то? — Кай без намёка на робость подошёл к телу Субина. — а из чего вы сделали мозги? Бомгю заметил, как у Ёнджуна засверкали глаза. Это была ненависть. Младший ослабил хватку, отпуская парня, который вскочил с места через секунду. — Ты тварь, блядь, — прорычал Ёнджун на брата. Хюнин, не понимая, что происходит, выпятил вперёд грудь, всем своим видом показывая, что готов дать отпор. Ёнджун хватает брата за грудки и тянет на себя. Кай старается держать себя в руках, не хочет нападать на Ёнджуна. Старший толкает его вперёд, а Хюнин отходит дальше, пока они не оказываются на кухне. — Чё я сделал? — спрашивает Хюнин так, будто бы не знает ответ. — Не делай вид, будто ты не в курсе. Родной брат пугает младшего своим злым оскалом. Ёнджун в ярости. Даже в самых ужасных фантазиях Хюнин не мог представить своего брата таким. За его спиной показывается Бомгю. Весь дрожащий и окровавленный. Кай снова смотрит в лицо брата и, набравшись смелости, спокойно говорит: — Ну, можешь меня ударить. — Ударить? — Ёнджун вскипает от такой наглости. — ты, сука, изнасиловал моего парня. Тебя самого в жопу оттрахать надо. Бомгю испуганно смотрит на Ёнджуна. Его парень ещё никогда не казался ему таким разъярённым. У младшего опухли глаза от слёз, поэтому он не мог открыть их шире, как бы не пытался. Щурясь, Бомгю протянул руку, тихо зовя своего парня по имени: — Ёнджун, — испуганно протянул младший. — аккуратно. — Твой мальчик за меня заступается, — злорадно рассмеялся Кай, который почувствовал прилив адреналина, от которого срывало крышу. — ему настолько понравился мой хуй. Ёнджун не выдержал. Под громкий вскрик Бомгю, парень, размахнувшись, резко заехал по лицу родного брата. Сжатый в ненависти кулак столкнулся с острой скулой младшего. Удар взорвался резкой щипающей болью, но всё это было ерундой, в сравнении с тем, как для Кая этот удар был унизительным. Взревев, младший попытался ударить брата в ответ, но злости и обиды в Ёнджуне было куда больше. Он бил беспощадно и безжалостно, а на третий удар размахнулся так сильно, что Хюнин отлетел в сторону. — Блять, — хрипел Кай. Младший на секунду перестал ориентироваться в пространстве, потому что из глаз сыпались искры. Хюнин запнулся из-за всего лишь одного неловкого шага и рухнул вниз, ударяясь виском об острый угол столешницы. Бомгю, слишком чувствительный после суток без сна, первым почувствовал запах крови. Прилив сил позволил парню добежать до младшего, который лежал на полу. Чхве упал на колени, игнорируя резкую боль в них, и начал трясти Кая, ужасаясь от нанесённой ему травмы. — Кай, — вскрикнул Бомгю, замечая, как у того закатываются глаза. — стой, стой, Кай, не умирай. Парень боялся, что мальчишка умрёт. Хюнин рухнул перед его глазами, поэтому Бомгю, как никто другой, понимал, насколько сильно младший ударился. «Нет, ещё один труп мы не потянем», — говорил внутренний голос. Бомгю стал звать младшего громче, но тот не отзывался. — Блять, Кай, очнись, — начал злиться Бомгю. Ёнджун, которого трясло от злости, внезапно начал осознавать, что происходит. «Каю очень больно», — всё, о чем думал старший. «Ему больно из-за меня, — у Ёнджуна вновь затряслись руки. — я виноват». Когда по комнате разлетелся звук смачной пощёчины, старший очнулся. Он в ужасе смотрел на своего парня, который склонился над его братом и звонко шлёпал по лицу. — Блядство, — начинал плакать Бомгю. — хотя бы ты не умирай, прошу, не умирай! Ёнджун интуитивно почувствовал, что всё кончено. Он почувствовал внезапный холодок в груди, а затем что-то внутри него завяло, умерло. Ёнджун набрался смелости и подошёл к Бомгю ближе, крепко сжимая его за плечо. Младший плакал, закрывая своё лицо руками. «Слишком много жертв», — опустошённо подумал Ёнджун, опускаясь на колени. — Я убил их, — бился в истерике Бомгю. — я во всём виноват, только я. Ёнджун смотрел в пустое лицо брата из-за спины Бомгю. Ему было страшно. Прижимаясь к младшему со спины, Чхве крепко обнял его, пряча лицо куда-то в макушку. Шептать успокаивающие слова не было сил. Ёнджуну было дерьмово, как никогда. Бомгю кричал, что сам во всём виноват, что именно он не закрыл дверь ванной, хотя мог себя обезопасить, но Ёнджун был с ним не согласен. «Я был виноват с самого начала, — думал парень, внезапно дёргая Бомгю на себя. — я убил их всех в тот самый момент, когда согласился сюда приехать». Бомгю дёргался и почему-то щипал Ёнджуна за руки, но старший не отпускал его. Приподнимая своего возлюбленного, парень потащил его к лестнице, огибая тело без головы. — Отпусти меня, — захлёбывался криками Бомгю. — я хочу пустить себе пулю в лоб. Ёнджун не слушал его, а просто тянул вверх. Возможно, его действия были интуитивной попыткой приблизиться к небесам. Произошедшее пугало его не на шутку, и парню снова думалось, что Господь сможет их спасти. Ёнджун всё тянул младшего вверх, а, оказавшись в их комнате, пихнул на кровать, падая рядом. Бомгю вырывался, не знал, куда ему себя деть. Кусал старшего за плечо, но Ёнджун не отпускал его, просто ждал, когда его парень успокоится. — Я виноват, — всхлипывал Бомгю. — мне очень жаль. Старший прижал возлюбленного к себе, пряча от всех ужасов последних суток. Бомгю плакал, его крупные слёзы стекали по щекам и пачкали футболку Ёнджуна. Старший целовал его щёку, нежным касанием губ цеплял крупные капли и глотал. Бомгю уже не дрался. От Ёнджуна приятно пахло чем-то по-летнему свежим: озером, илом и высокой осокой. — Я рядом, — шептал Ёнджун, целуя возлюбленного в кончик носа. Бомгю всегда был сильным. Всегда терпел и никогда не плакал. Но сейчас, Ёнджун чувствовал, Бомгю был разбит. Старшему было больно думать о том, сколько дерьма его парень пережил, поэтому все остальные переживания ушли на второй план. Ёнджун ещё не до конца осознал, что все его близкие люди мертвы, но одно чувствовал особенно ярко, Бомгю был единственным, кто у него остался. — Всё хорошо, милый, — словно колыбельную, шептал ему старший. И Бомгю, уставший от своей жизни, сразу же заснул, чувствуя себя спокойно на груди возлюбленного. Ёнджун же не мог спать. Он вслушивался в размеренное дыхание Бомгю и старался больше ни о чём не думать. «Я сойду с ума, если Кай действительно мёртв», — убеждал себя старший, жмурясь. Утыкаясь носом в макушку Бомгю, который впитал в себя сладкий запах тёплой выпечки, Ёнджун всё-таки задремал. Потому что бодрствовать больше не было сил. Они спали несколько часов, потому что просыпаться было страшно. Бомгю снилось цветочное поле и Тэхён, который улыбался ему, говоря «спасибо». Чхве не мог понять, за что парень благодарил его, но улыбка Кана была такой искренней и счастливой, что парень успокоился, просыпаясь в тот самый момент, когда силуэт Тэхёна скрылся за горизонтом. За окном темнело, а Ёнджун лежал рядом, не двигаясь. Спросонья Бомгю показалось, что они у себя дома. Младший потянулся вперёд и нежно прижался губами к чужим, мягко целуя. Ёнджун, чей сон был тревожным и поверхностным, сразу же проснулся. Он целовал Бомгю в ответ, пытаясь снова забыться в их поцелуях. Ёнджун понимал, когда они разорвут поцелуй, придётся вернуться в жизнь. А их жизнь стала настоящим кошмаром, верить в который не хотелось. — Нам надо было вызвать скорую, — прошептал Бомгю, отстраняясь от лица старшего. — у Кая мог быть просто удар. Чхве прикрыл опухшие глаза, прижимаясь лицом к чужой груди. Ёнджун нежно гладил его по голове, а Бомгю понимал: «он не откажется от меня». — А что бы мы сказали врачам про отсутствие головы у Субина? — Аллергическая реакция, — засмеялся Бомгю. Когда младший понял, над чем он смеётся, он замер. «Это плохо, — сказал внутренний голос. — нельзя над таким смеяться». Но ответный смех Ёнджуна разрушил все сомнения. Они начали смеяться вдвоём. И смеялись так громко, так долго, пока не заболели их животы. Они смеялись не потому что им было смешно, а потому что только со смехом можно было пережить эту ситуацию. — Не знаю, что нам делать, — как-то слишком безнадёжно сказал Бомгю. — Разожжём камин, — без особого энтузиазма ответил Ёнджун. — Разожжём, — кивнул младший, почему-то понимая, чем всё закончится. Внизу стоял выворачивающий запах человеческого мяса. Чтобы не смущать друг друга, они без слов решили накинуть на тела покрывала. Ёнджун отодвинул стеклянную дверцу камина и подкинул пару дров, поворачиваясь к Бомгю: — Мне надо что-то типа газетки, чтобы разжечь поленья. — Где их можно найти? — озираясь по сторонам, спросил младший. Ему на глаза попалась одна единственная книга. «451 градус по Фаренгейту» — идеальное произведение для смерти в камине, но рука не поднялась. — Поднимешься на чердак? — спросил старший. — обычно там хранят ненужный хлам. Бомгю лишь кивнул. Оставлять Ёнджуна не хотелось, но у парня не было выбора. Пока старший искал в кухне жидкость для розжига, Бомгю поднялся по неприметной лестнице на чердак, чихая от пыли, которая нагло щекотала нос. — Давно здесь никого не было, — хмыкнул младший, оглядываясь по сторонам. Ёнджун оказался прав. На чердаке было много хлама: остатки краски от ремонта, какие-то брёвна, старые журналы и патефон. Бомгю с восторгом в глазах подошёл к прибору, нежно погладил его край и прижал к себе. В патефоне уже была пластинка, которую парню не терпелось включить. «Только при Ёнджуне», — приказал себе парень, начиная спускаться по лестнице. Аккуратно, чтобы ничего не разбить. — Смотри, что я нашёл! — воскликнул Бомгю, заходя в комнату. У Ёнджуна уже всё было готово. Он спрыскивал всё вокруг воспламеняющейся жидкостью, и это пугало. Но Бомгю нашёл в себе силы, чтобы проигнорировать действия старшего, протягивая ему старый патефон. — Ого, — удивился Ёнджун, забирая у Бомню журналы, который тот сжимал под мышкой. — работает? — Не знаю, сейчас проверим. Бомгю поставил патефон на столик, надавливая на иглу. Чемоданчик заскрипел пластинка завелась и начала шипеть. Ёнджун в это время чиркнул спичкой, разжигая массивный камин, впервые в жизни. Бомгю отошёл на несколько шагов назад, усаживаясь на пол у дивана. Патефон заиграл французскую классику. — Dalida, — усмехнулся Ёнджун, вслушиваясь в слова певицы. — Субину всегда нравился французский язык. — Ты знаешь о чём эта песня? — Бомгю поднял глаза на возлюбленного. У Ёнджуна затряслись руки. Он смотрел на то, как язычки пламени медленно захватывают всё пространство камина. Усаживаясь рядом с Бомгю, Ёнджун прижал его к себе, крепко-крепко, и начал пересказывать слова песни: — В детстве мы воображали наши пальцы пистолетом, — голос старшего дрожал. — и выигрывал тот, кто попадал в сердце. Бомгю прижался к груди старшего. Хотелось спросить, почему тот не закрыл камин, ведь это было небезопасно. Хотелось спросить, хотя Бомгю знал ответ. Он знал, что они умрут. И даже радовался тому, что они вместе. — Я люблю тебя, — глаза младшего вновь наполнились слезами. — И я люблю тебя, — наклонился Ёнджун к лицу Бомгю, шепча в его губы. — до самого последнего вздоха. Патефон крутит свою пластинку, заставляя комнату утопать в музыке, а дерево начинает поскрипывать от огня. По лицу и телу Бомгю течёт липкий пот, потому что душно, но он не отрывается от губ Ёнджуна, который целует его, не останавливаясь. Они знают, что любой поцелуй может стать последним, поэтому не отпускают друг друга и не тратят время на пустые слова. Ёнджун думает о том, как сильно любит своего мальчика. А Бомгю зарывается пальцами в его волосы и каждым своим касанием посылает мысль: «скоро встретимся».

17 лет спустя.

Бомгю всё ещё приходится принимать барбитураты, чтобы заснуть. Воспоминания о том доме кажутся такими далёкими и размытыми, но каждый раз, закрывая глаза, мужчина встречается с лицами тех людей. Бомгю давно уже не мальчик. У него пивное пузико, тёмные мешки под глазами и психическая травма, которая мешает ему выходить на улицу. Он боится, что люди узнают, что в том доме произошёл не просто пожар. Он боится, что его посадят. Боится. Бомгю уже даже не живёт. Он просто существует, но не может найти в себе сил, чтобы убить себя. «Без Ёнджуна совсем не то», — думает мужчина, когда жарит панкейки. Пожарные приехали через двенадцать минут после того, как дом загорелся. Но у Ёнджуна была астма, которая не позволила ему выжить. Почти за двадцать лет жизни «после», Бомгю так и не научился жить без него. Он продолжал готовить завтраки на двоих и отказывался ходить на кладбище к своему возлюбленному, потому что уверенно считал, что тот просто сейчас на работе. Но иногда, где-то в мае, на годовщину смерти старшего, Бомгю понимал, что его больше нет. Мужчина весь сжимался под одеялом, а воспалённый страданиями мозг говорил ему голосом Ёнджуна: «ты виноват».