Поплачь где-нибудь ещё

      Холодный промёрзлый дождь бьёт по решётчатым окнам тюремной психиатрической больницы. Очертания чужих лиц, аккуратно наложенных графитом на листах пожелтевшей бумаги, давят на мысли, причиняя уже физическую боль. Каждая новая яркая вспышка молнии всё больше освещает то, что память уже какой год пытается навсегда закрыть в своих чертогах. Очередной треск покрывала. Очередной раскат грома. И вновь тот самый день.              Кеды промокают насквозь, встретившись с лужей. Юноша, пытаясь уже из последних сил убежать от полиции, скрывается между многоэтажками. Дыхание сбилось давно, горло нещадно болит, а слёзы без остановки катятся по бледному лицу, навсегда смешиваясь с каплями дождя. Но он должен попытаться. Секунда - чтобы сделать глубокий вдох и вновь сорваться со своего укрытия. Мокрая чёлка лезет в глаза, одежда неприятно липнет к телу, радует лишь одно – голоса стихли.       Бэкхён ненавидел дождь. Дождь забрал у Бэкхёна свободу.       «Вы обвиняетесь в убийстве шести человек».       Бэкхён ненавидел дождь. Дождь забрал у Бэкхёна семью.       «Бэкхен, твоя мать скончалась – остановка сердца. Брата поместили в интернат».       Бэкхён ненавидел дождь. Дождь забрал у Бэкхёна любимого человека.       «Нет, следователь Ли, его с нами не было».       В соседней палате, как по звонку будильника, начинаются ежедневные удары по стенам и мольбы Богу простить все грехи. Бэкхён уже давно не верит в Бога – Он бы такого не допустил, так ведь? Все это, вкупе с шумом дождя, создает ужасную симфонию, которую уши просто не могут вынести, а мозг, как назло, накладывает под неё картины из прошлого.       Сейчас Бэкхён услышит, как наворачивают один круг за другим по всей палате, затем глухой стук: тот стоит на коленях. И вот особенно громкое обращение к Господу, а через пару секунд, по-обыденному, откроются двери камеры и бедного напихают таблетками или дозой «спасительной» жидкости из шприца. Так и получается.       Тишина.       Звук открывающейся двери.       Не чужой палаты, а своей.       Без долгих разбирательств Бэкхёна признают виновным и единственное, что его ждет до конца жизни – это затхлые тюремные блоки с такими же заключенными. Что уж там, Бэкхён без сомнений и сам скоро станет одним из таких. Мама бесконечно повторяет, что поможет сыну, добьётся,чтобы его выпустили на свободу. Только сам Бэкхён понимал, что все улики указывают на него, да и он не из зажиточной семьи, которая могла позволить себе выкуп. Да он уже и сам начал верить, что способен на жестокое серийное убийство.              Нет чувства сильнее, чем любовь? ненависть? страх. Страх, который его окутал во время злосчастного допроса никак не сравнить с тем ужасом, что Бэкхён испытывает сейчас.              Следователь заходит в кабинет с кипами бумаг. Он долго достает нужные ему документы. А точнее, как оказалось потом, рисунки.       - Вам знакомы эти люди? –пристальный взгляд, направленный на присутствующих заставляет замереть. Бэкхён видит, как их глаза застилают ненависть и боль. Долгая пауза. Кивок. Тяжелый вздох господина Ли и слова, которые рушат жизнь Бэкхёна полностью, без возможности на восстановление:       - Бэкхён, как ты объяснишь, что это нашли в твоей комнате?       - Здравствуйте, Бен Бэкхён.       - Привет, доктор, - губы Бэкхёна расплываются в безумной улыбке, - у нас снова замена?       Он аккуратно поднимается и садится на кровать, продолжая упорно, с улыбкой на побледневших губах, смотреть на вошедшего мужчину. Тот пристально следит за каждым его движением, хоть и растерянность ему вряд ли удается скрыть от чужих глаз.              - Да, господин Нам решил перевестись в другую больницу, - взяв себя в руки и подойдя ближе, проговаривает мужчина, - я Пак Чанёль, - но договорить ему не дает пациент, который резко вскакивает с кровати.              - Очень опрометчиво называть больному своё имя, не находишь, доктор?– уже практически в ухо шепчет Бэкхён. – Я ведь могу потом найти твоих родных и сделать с ними все, что угодно, - внезапно громкий смех, безумные глаза под аккомпанемент яркой вспышки, а затем и громкого раската, создают образ клишейного психа из популярных сериалов.              Все надежды Чанёля после таких слов за секунду канули в Лету.              - Давайте лучше сыграем в игру, доктор?              Понимая, что с пациентами спорить не стоит, Чанёль отвечает коротким кивком, закрепляя его:              - Во что Вы хотите поиграть?              Бэкхён резко отходит назад, и присаживаясь на кровать, начинает качать ногами в воздухе.              - Во-первых, доктор, может ты не будешь Вы-кать? А во-вторых, сколько же лет тебе уже стукнуло?              - Если тебе так удобнее, конечно, можно на ты, – Чанёль делает вид, будто записывает что-то важное в своем блокноте, чтобы не выдать с потрохами нервозность. – Мне двадцать девять, а тебе?       - Надо же, как плохо сохранился, - с напускной жалостью выдает Бэкхён. - Как будто ты не знаешь мой возраст, небось раз сто перечитал дело, до того как явиться сюда, а, доктор, - не унимался он, - и что, нравятся мои труды?              Внезапно Бэкхён прекращает словесную тираду, чтобы через пару секунд поднять голову, и уставившись на собеседника, с полным спокойствием выдать:              - А у тебя есть семья, доктор, жена, дети? Доктор, а они умеют рисовать?              После этих слов на лбу у Чанёля подступает холодный пот. У Чанёля, который всегда был известен среди своих коллег непоколебимостью и спокойствием, сейчас начинают сдавать нервы. Он успевает отругать себя тысячи раз за это глупое решение наведаться к Бэкхёну в палату и уговорить господина Нама.              - Надеюсь, они отличные художники и мы сможем вместе нарисовать их папу и маму, да, доктор? – продолжает Бэкхён. – В стенах этой психушки так скучно, а со мной разговаривает только старушка, у которой крыша уже совсем поехала, - покручивая пальцем у виска, произносит Бён, – ну как со мной, она разговаривает со всеми, даже сама с собой. А я ей поддакиваю вечно, - начинает он заливисто смеяться.              - Бэкхён, ты принимал сегодня лекарства? - с божьей помощью – иначе и не объяснить, Чанёль успокаивает сам себя и, наконец, останавливает уже перетёкшую в монолог, речь пациента, меняя тему.              - Да, конечно, без ваших спасительных лекарств я едва ли мог сейчас нормально мыслить.              - Я рад, что ты не пренебрегаешь правилами.              - Ты неинтереснее, чем тетушка Мин, доктор, а она откинулась как только меня сюда перевели, - шумно выдохнув, Бэкхён уже полностью ложится на кровать, укрываясь одеялом до макушки и отворачивается спиной к Паку. - Я хочу спать. Ты можешь выйти?              Чанёль стискивает челюсть до появления желвак, но потом тихо отвечает:              - Спокойной ночи, Бён Бэкхён, – последнее, что говорит он перед тем как закрыть дверь.              «Спокойной ночи, Бён Бэкхён» - последнее, что слышит Бэкхён перед тем как от бессилия завыть в подушку. Снова этот проклятый дождь. Снова он принёс в его жизнь боль.                     

***

      «Он свихнулся окончательно» - первое, что приходит в голову Чанёля, после этого визита. Шагая по коридорам психиатрической больницы, сбегая в свой кабинет от всего шума и галдежа, который, как показалось, сегодня в разы хуже, Пак решил пройтись ещё раз по делу. Да, Бэкхён был прав, он уже вызубрил наизусть каждое слово в деле не только «пациента», но и «подсудимого» Бён Бэкхёна.              Взгляд снова натыкается на копии чужих рисунков. Чёткие чёрные линии, заполненные слишком яркими, не свойственными для кожи, глаз, волос человека, цветами. Они бы навсегда остались ничем непримечательными работами самоучки, если бы не один факт – они были жестоко убиты самоучкой.              Четыре женщины и двое мужчин.              -Бэкхён, как объясните, что это нашли в Вашей комнате?              Всё тело Бэкхёна онемело. Язык просто отказывался говорить, а лицо начинало гореть.              - Я…я не знаю. Я не знаю, кто эти люди, - еле из себя выдавил Бэкхён. – Я никогда их не видел, честно, - не задумываясь, а лишь пытаясь себя защитить проговаривает парень.              - Уверены? Признание сыграет только Вам на пользу, - всё тот же пронзительный взгляд.              Дрожащими руками Бэкхён берёт рисунок молодой девушки с милой родинкой на правой щеке:       - Она. Я её знаю.              Четыре женщины и двое мужчин – столько трупов сейчас уставились на Бэкхёна. Родственники четырех женщин и двух мужчин прямо сейчас вышли из кабинета, желая самой страшной смерти Бэкхёну.              Взгляд Чанёля цепляется за родинку на щеке. Он аккуратно проводит по ней пальцем и устало вздыхает. Все своё детство он провёл с этой семьей. С ней они поступили в один университет, а её брат до сих пор лучший друг Чанёля, в последний учебный год сделавший выбор в пользу медицины, и оставив на Пака присмотр за сестрёнкой на юридическом. Весёлый смех и полные жизни глаза теперь снятся ему только с страшном сне. Казалось, что Чанёль уже выплакал все слёзы, но в памяти снова и снова всплывают ужасные воспоминания с того самого дня:              В столовой университета стоял гул. Все вокруг перешептывались и бурно что-то обсуждали. Попытки прорваться и понять в честь чего эта сходка не дали никакого результата, а лишь пару больных толчков по спине и не один десяток подошв, которые прошлись по обуви Пака. Наконец, он замечает в толпе однокурсника, который наспех расталкивая всех, несется к нему. Чанёль навсегда запомнит этот растерянный взгляд и произнесённые после слова:              -Миён. Её нашли.              Наспех вытерев одинокую дорожку от слезы со своего лица, Чанёль отложил наброски лица Миён и прошёлся по лицам оставшихся жертв: бездомная женщина, которую каждое утро Пак видел по дороге на учебу; парень, у которого они не раз приобретали дозу; девушка, которую они вызывали для «снятия стресса»; немолодые женщина с мужчиной, которых Чанёль воочию никогда не видел – почему именно они? И главное – откуда в этом списке его подруга детства?              Взгляд цепляется за фотографию Бэкхёна: бледное, почти серое осунувшееся лицо, темные круги под глазами и пустой взгляд. В памяти Чанёля он был совсем не таким.              - Первокурсники разве не должны сейчас грызть гранит науки, а не таскаться по вечеринкам едва ли знакомых людей?              - Да брось, - с улыбкой проговорил Чонин. – Разве твой дружок откажется от времяпровождения с миленькой первокурсницей? Так что выше нос, Пак Чанёль! – он хлопнул пару раз друга по плечу и, накинув куртку, ретировался, оставив компанию обедать дальше.              То, что в организации вечеринок Чонину нет равных, Чанёль понял давно. Алкоголя хватило бы, чтобы споить весь университет, начиная с выпуска 2010 года. Вдрызг пьяные туши уже валялись по периметру всего дома, а еще более-менее адекватные по углам целовались по самые гланды. Цитадель пьянства и разврата – никак иначе.              Только Чанёлю пришлось отказаться от всего этого в пользу «завтра к нам приезжает тетя Ли со своими детьми, не подведи, Ёль». С одной стороны он не мог пропустить День рождения своего друга, а с другой у него уже сдавали тормоза: ещё чуть-чуть,и он просто накинется на все эти напитки. Полный ненависти и гнева, и дабы хоть немного проветриться Чанёль вышел на террасу.«Прошло от силы тридцать минут, как они успели так напиться» пробубнил Пак. Благо, тут было в разы меньше народа. Взгляд зацепился за юношу, который сидел рядом с парой, у которых, видимо, начались уже предварительные ласки, и как ни странно, этот парень показался ему трезвым.              - Закодирован? – с этими словами Пак присел рядом, ещё сильнее прижимая юношу к подлокотнику.              - Просто не умею пить, - проговорил парень. – А ты что, пьяным не встает?              Чанёль в замешательстве недолго молча смотрит на собеседника, а потом с лёгкой ухмылкой, протягивает руку:              - Пак Чанёль.              - Бён Бэкхён.