Поплачь где-нибудь ещё

      Липкое чувство страха и режущий запах крови - именно так бы Чанёль описал первые несколько секунд в собственной квартире. Скомканная бумага, найденная под завалами пухового одеяла, всю дорогу бросалась в глаза, сгребая мысли в одну кучу. Он не смог её ни отложить, ни оставить в квартире, а лишь крепко ухватившись, раз за разом проходился по чертам супруги, к которой, наплевав на все правила, нёсся вместе с ним Хёншик.       Он бы хотел верить, что это мерзкий, неудачный розыгрыш друга, у которого от разного рода таблеток уже окончательно снесло крышу. Но такие шутки были слишком, даже для Чонина. А правоту догадок подтвердил попавшийся под ноги, знакомый пистолет, за которым следовала алая полоса. Но она являлась лишь истоком для лужи из крови, что с каждой секундой подбиралась к мужчинам всё ближе и ближе.       Не желая верить в представшую ужасающую картину, Чанёль застывает на месте, боясь пройти дальше. Посреди алой лужи крови спиной сидел Чонин, прижимая к себе свисающее, стремящееся опуститься обратно на пол, тело. Длинные чёрные волосы слиплись в отдельные пряди, заплетённые между собой вязкой кровью, а, и без того не смуглое лицо, начало медленно терять жизнь, развевая краски, и оставляя только белый холст. Ким никак не отреагировал на вошедших мужчин, продолжая крепче обнимать девушку, так же покрытыми кровью руками и, не сдерживаясь, истошно рыдая навзрыд.       Чанёль, уснувший практически сразу мёртвым сном, даже не услышал череду долгих вибраций своего поломанного телефона. А Бёну, который так и не смог усмирить огонь ненависти, разочарования и, в какой-то степени, отчаяния, эти звуки порядком поднадоели.       Прикусив губу, он попытался прийти в себя, когда в глаза попался массивный блокнот, а голову посетила успокаивающая мысль. Мужчина, встав с кровати, быстрыми движениями сгрёб нужную вещь с тумбы, вместе с лежащим на ней листом от Хвиин, позже подбирая и закатившуюся ручку.       Уже на кровати он начал его удручённо пролистывать, не понимая, кто вообще расписывает каждую страницу, не оставляя и пустого квадратного сантиметра. Выругавшись, отчего Чанёль лишь повернулся набок, Бэкхён спохватился за одиноко лежащую смятую бумагу, укладывая её на твёрдый переплёт. Рука самостоятельно начала обрисовывать тонкие грани, что совсем скоро уже соединялись воедино. Это правда действовало успокаивающе, когда мозг медленно передавал бразды правления притупляющимся чувствам. Бэкхён будто полностью отключился, в неведении продолжая прорисовывать пухлые губы, аккуратный вздёрнутый кончик носа и чёрные глаза. Но очередной поток противного звука вывел его из своеобразного транса, заставив отбросить принадлежности, и снова пробуждая сжирающую ярость. Потянувшись через спящего мужчину к телефону, Бэкхён готов был уже швырнуть его ещё раз, чтобы разбить наверняка. Однако, любопытство взяло верх, и мельком покосившись на Пака, он провёл пальцем по экрану.       Череда уведомлений полилась с новой силой. А ненавистный отправитель, являвшийся сейчас и основным раздражителем, заставил щёки запылать, а кровь в жилах закипеть. Бэкхён сжал телефон в руках и стекло, держащееся на честном слове, чуть не рассыпалось осколками прямо на белую постель. Но больший ужас настиг, когда он перевёл взгляд на свою работу и увидел там того же самого лицемерного изменника.       До ушей снова донеслась вибрация.       Взгляд снова зацепился за презрительную ухмылку.       Постель снова продавилась под весом ворочающегося Чанёля.       Звонок. Ухмылка. Чанёль.       Шум. Презрение. Чанёль.       «Хён».       Бэкхён резко обернулся в сторону шёпота, уповая, что тихий голос лишь послышался, а худая фигура – привиделась. Но, вопреки догадкам, слабые потоки света продолжали очерчивать острое плечо, едва выглядывающее из-за двери, ведущей в ванную комнату.       - Хён, - повторил он ещё раз.       - Сону? - удивлённо выдал Бён.       - Кто же ещё? - приманивая, махнув головой, подтвердил парень.       Бэкхён встал с кровати, напрочь забывая о мучающих секундами ранее звуках, и направился за подростком. Оказавшись в ванной комнате, он только сейчас обратил внимание на ещё одну приоткрытую дверь, что скорее всего вела непосредственно в спальню Сону.       - Хён? – неуверенно начал мужчина, не понимая, с чего вдруг за несколько часов настроение младшего так поменялось.       - Я всё слышал.       - Что всё? – напряженно перебивает Бён.       - Всё, Бэкхён. Весь ваш разговор от начала и до конца.       Мужчина мельком вспоминает, что Чанёль, выйдя из ванной, так и не закрыл до конца дверь. А сейчас, устремляя взгляд на вторую – точно такую же, осознание медленно складывает все части пазла.       - Спасибо, что хоть решили не спариваться прямо в соседней комнате, - недовольно продолжает парень. Бэкхён в ответ на это заливается краской, будто это он младший в семье и его поймали за постыдным делом. – Но даже если это правда, и ты не убийца, то разве та, которая это совершила не должна получить по заслугам? Разве эта Кёнвон не должна получить по заслугам? – наверняка уточняет юноша.       - Я не знаю, что ты услышал через эту щель, Сону, и что придумал в голове, но забудь это и не накручивай себя! Не делай выводы, просто скомкав воедино всё услышанное.       Бэкхён врёт. Нагло врёт, чтобы как можно сильнее отгородить брата от более крупной и страшной лжи, смешанной с грязью и кровью. Последнее, что ему хотелось в этой жизни – чтобы Сону был вовлечён в это, а то и стал его центром.       - Бэкхён, у меня нет проблем со слухом! – оставляя шёпот, рычит парень. – Почему они могут спокойно продолжать жить, если невинные люди страдают?! Почему, хён?       Глаза парня покрываются пеленой слёз, а подбородок начинает дрожать. Такой вид брата застаёт Бэкхёна врасплох, и он не знает куда себя деть, пока сердце, доставляя вполне ощутимую боль, разрывается на части. Ему страшно видеть такого Сону, страшно сказать что-либо неправильное, что заставит накопившиеся слёзы скатиться по его худому лицу. Но и бездействует он слишком долго - парень, уже захлёбываясь, прижимается к брату, оставляя мокрые капли на белоснежной ткани футболки.       - Разве это правильно, что они продолжают спокойно жить, лишив других этой возможности?       - В этом мире не работают полярные законы. В конце концов, все грани медленно искажаются, когда в дело вступают деньги и власть. Я тоже ненавижу их всеми своим существом и желаю им бесконечный мучений, но…       - Ложь! Ты любишь Чанёля, - обрывает речь брата, всё ещё утыкаясь ему в плечо.       - Сону… - но его голос быстро пропадает, когда, ободряюще поглаживая чужую спину, его рука касается чего-то холодного. – Это что? - резко отпрянув, Бэкхён ошарашенно обводит младшего взглядом. - Что ты задумал? Откуда это у тебя?!       Сону вытаскивает из штанин, прикрытый до этого пижамной рубашкой, пистолет. Самый настоящий. А потом и вовсе направляет его на Бэкхёна:       - Я не скидываю с тебя груз ответственности за смерть мамы, хён, ведь ты был связующим звеном с этими мерзкими людьми. И даже если остальных убила Кёнвон, то маму убил ты. Ты убил мою маму.       Лёгкие пропускают воздух через раз – то ли из-за страха, то ли из-за неизвестности какой следующий шаг предпримет парень, тонкими руками неумело держащий оружие.       «Моя мама». Эти слова больно отдаются в глубине сердца. Бэкхёну окончательно приходит осознание, что несмотря на услышанное сквозь тонкую щель двери, Сону его не простил – вычеркнул из семьи.       - За решёткой происходят ужасные вещи, Сону. Опусти дуло, прошу, братик. Я не хочу, чтобы ты через это проходил? Слышишь меня?       Сону на мгновение замирает, а потом по комнате разливается хриплый смех. От такого рокота старший сжимается ещё сильнее.       - Бэкхён, ты думал я тебя собрался здесь положить? Я настолько ужасен в твоих глазах? – с напором, подходя ближе, произносит парень. – Это тебе. Можешь даже просто припугнуть эту женщину, мне плевать. Единственное, чего я хочу, так это чтобы она хоть на секунду ощутила страх смерти.       Мужчину такое состояние брата пугает ещё сильнее, напоминая его самого в страшных приступах агрессии, которые ни к чему хорошему не приводили. Он долго осматривает протянутую руку. Его пугает наличие холодной стали в хрупких юношеских руках, и он, решая, что в любом случае лучше, если оружие не будет находиться у Сону, принимает его.       - Спасибо, хён, - в благодарность качает головой Сону, освобождаясь от холодного тяжелого металла в руке.       - Обещай, что никогда не возьмешь в руки оружие. Ради мамы, обещай.       - Если ты сдержишь слово - то обещаю, - кусая губу, говорит подросток. – И да, это пистолет папы, утром он будет его искать и тебе лучше поторопиться.       Стиснув зубы, Бэкхён громко выдыхает, грозно обводя брата-манипулятора недовольным взглядом. А в голове снова звучит это обращение, что вызывает некое спокойствие.       - Адрес.       Чанёль попытался укрыться от вязкого запаха крови в сгибе локтя. Его вот-вот вырвет. Путаница в голове не рассеивается до сих пор, а холодный металл, лежащий прямо у ног и вовсе связывал все нити в единый плотный комок.       Громко выдохнув, он решается подойти к стенающему Чонину. С каждым шагом ему лучше виднелось бледное лицо супруги с приоткрытыми, уже сухими губами. Чанёль искренне не хотел верить, что почти уже свободный Бэкхён, вступил на трап, за который ложно и был осужден. Трап, ведущим прямой и самой короткой дорогой обратно в стены тюремной лечебницы. Он обещал Бэкхёну больше никогда не врать, он клятвенно приказал самому себе всегда - во что бы то ни было, говорить исключительно правду. Однако, Чанёль не готов был снова лишиться того тепла и даже некого спокойствия, который он обрел сегодня ночью в лице любимого человека.       Ужасно и неуважительно. Чанёль продумал всего за несколько шагов по комнате способы слукавить. Его мысли даже сейчас были забиты одним человеком и, наверно, Кёнвон была права - в последнее время всё чаще порицая Чанёля за это.       Была.       Только уже она никогда не вымолвит и слова - ни мягкого, ласкового обращения, ни недовольного требования, ни веселой улыбки. Губы навсегда застыли в одном положении, а глаза давно потеряли блеск. Кёнвон любила. Всегда. До последнего вдоха, а Чанёль еще нескоро узнает, сколько сообщений и звонков она оставила перед гибелью. Не узнает, была ли она воодушевлена или разбита, застилали ли её глаза слёзы боли или радости.       - Что произошло? - послышался голос со спины.       Вопрос в пустоту. Ответа не прозвучало ни через секунды, и даже минуты.       - Чонин, - присев, и стараясь не смотреть в бледное лицо, начал Пак, - как это произошло?       Но взгляд все же покосился на супругу - Чанёль не сдержался. Отвернувшись, он плотно сжал губы, рукой прикрывая глаза, а затем грубо проводя им по лицу и стирая мокрые дорожки. Только столкнувшись лицом к лицу, он осознал происходящее - оно гложило, давило и не давала вздохнуть. Её больше нет.       - Чонин, это сделал ты? - снова шокирующе уверенно произнес стоящий у входа мужчина. Он пытался сразу отмести маловероятный ответ, хотя и сам осознавал, что все доказательства на лицо.       - Я люблю её! Люблю! Как я мог такое сотворить?! Мне легче было убить себя, нежели причинить боль Кёнвон! - закричал сквозь слёзы Чонин, не отрываясь от девушки и сильнее пропитываясь её кровью. Он в очередной раз коснулся холодной кожи лица, оставляя алые полосы. - Я вошёл в открытые двери, а потом... - качнув головой, он сглотнул слёзы, долго не решаясь произнести это. – Увидел Кёнвон в крови. И всё.       К досаде и ужасу присоединилось тягучее непонимание. В голове всё смешалось: действительно ли Чонин не сталкивался по пути в квартиру, вероятнее всего, второпях сбегающего с места преступления Бэкхёна? Куда последний направился? Вершить «справедливость» и дальше, либо притаиться в тени до следующей встречи?       Между тем кровавых линий на лице девушки становилось больше, а Чонин медленно, но отпускал крепкую хватку, давая телу неспешно опуститься на ворсистый ковёр.       - Что, если я сдамся? – хриплым заплаканным голосом произнёс Ким, плотно сжимая подрагивающие, слипшиеся от влаги ресницы. – Всё ведь к этому и шло… Какой же я идиот! Прислушайся я к её словам...       Мужчине не удаётся завершить фразу. Его дыхание спирает, ком бесконечных слёз давит на глотку тупой болью не давая произнести дальше хоть малейший звук. Опираясь на руку, он встаёт с колен, а вот уже и на полный рост возвышается над телом. Медленно отступая назад, он спиной сталкивается с грудью Хёншика. Вздрогнув от неожиданности, Чонин резко оборачивается, округлившимися глазами рассматривая Ли, будто в доме никого и не должно было быть, но быстро оказывается окинут в объятиях. Крепко ухватившись на смуглую шею с бордовыми разводами, Хёншик прижимает её к плечу. И Ким не выдерживает. Снова. Словно по спусковому механизму тот самый ком вырывается в громкий рёв – боли, безысходности, утраты.       - К каким словам, Чонин?       - Человек, лишивший жизни Миён, не имеет права… - он осекается, точно, как Кёнвон во время их последнего диалога. Но все присутствующие понимают – они вспоминают эту фразу, кинутую отцом Чонина днём ранее. – Она ведь прощалась со мной! Зачем я её отпустил?! Я не хочу больше, Кёнвон, не хочу! – он хватается за чужую одежду, пропитывая и её ещё не остывшей кровью.       - Ты видел кого-то ещё в квартире или в площадке? – тряся за предплечье уже на глазах теряющего рассудок мужчину, спрашивает Ли.       Хёншик боялся Кима. Он не знал, чего можно ожидать от человека, что так по-зверски расправился с людьми и продолжил и дальше спокойно радоваться, улыбаться, жить…любить. Он – первоисточник всех бед. Хотя был ли Хёншик сам лучше Кима, соглашаясь прикрывать больного маньяка?       Но как бы то ни было, Ли до сих пор не оттолкнул его от себя, с неприязнью или презрением, продолжая терпеть хватку, что иногда становилась болючей. Хёншик знает, что такое потерять близкого человека. И, видимо, Кёнвон была тем самым человеком для Кима – последней светлой нитью, что хрупко, неуверенно, но держала его на плаву. Но теперь она оборвалась, окончательно давая с головой упасть в тёмный омут.       - Никого…       Хёншик непонимающе оглядывает Чанёля. Но тот словно даже и не слушал их речи, склонился над супругой. Дрожащей ладонью Пак тянется к блёклым глазам, пусто рассматривающим его лицо. Выдохнув и громко сглотнув, он, наконец, находит в себе силы едва ли коснуться холодной кожи, опуская тонкие веки.       В надежде услышать хоть что-то, он оборачивается, всё же сталкиваясь с взглядом Ли. Мужчина видит в глазах Чанёля нечто даже ребяческое – отблеск детского страха, остающегося на всю жизнь, следуя по пятам до самой могилы.       И прямо сейчас два меленьких мальчика, что постоянно в ярких нарядах заливистым смехом заполняли пустоту и боль души самого Хёншика, являясь чуть ли не единственной отрадой, стояли в луже крови, нуждаясь в нём больше чем когда-либо.       - Меня посадят? - первым не сдержался Чонин.       - В лучшем случае, - признался Ли, чувствуя, как хватка медленно ослабевает.       - Я даже на том свете не увижусь с ними, - безумными глазами, произносит Ким, оттягивая отросшую чёлку.       - Поздно ты о святом задумался, Чонин, - выходит слишком грустно.       - Тогда я хочу к папе с мамой! Сейчас! – внезапно яркая улыбка застилает лицо и по комнате раздаётся череда хлопков. Но вновь переводя взгляд на запекшуюся кровь на руках, Кима пробирает истерика, выплескиваясь наружу криками и слезами.       Это конец.       - Обещайте! Обещайте, что на их могилах всегда будут свежие цветы! От меня! Белые! Пионы и нарциссы! Я запомнил! – он на четвереньках уже подползает к Паку, начиная его трясти. – Я же запомнил! Обещайте!       В очередной раз на Чонина набрасываются с объятиями. Чанёль уже и сам не может остановить рыдания, понимая, но не принимая, что такого шанса может больше и не быть.       - Обещаю, - еле выдавливает из себя Чанёль.       Ким же словно не понимает, почему его друг так громко раздался в плаче и снова с каменным лицом и уже без единой эмоции, отвлекается на девушку за Паком, которую вместе с ним, нахмурив брови, внимательно рассматривал Ли.       - Как можно быстрее направляйся на все места, где может быть Бэкхён! – с привычной сталью приказывает Хёншик. – Пока ещё кто-нибудь не пострадал. Быстрее! – повышает тон, видя сконфуженного мужчину.       - Но… Чонин… Кёнв…       - Я разберусь с ними! – не давая договорить. – Мне не нужно, чтобы и ты через несколько часов ползал в луже крови со съехавшим рассудком! Твою мать, живее, Чанёль!       «Тут что-то неладно» проносится уже в голове Ли, что снова скрупулёзно обследует точку выстрела.       Пак уже и не помнит, каким образом оказался в своей машине - в пугающей тишине и наедине с мыслями. В надежде, что Бэкхён мог позвонить или написать, он хватается за оставшийся лежать на сиденье, разбитый телефон. Но от последнего не было никаких известий, пока на глаза не попалось непрочитанное сообщение от Кёнвон. Вытеснившее и растоптавшее желание что-либо предпринимать, только если не уйти вслед за ней. А точнее – ними.       Несколькими часами ранее.:       Железная дверь медленно отворяется, сталкивая их взгляды и один общий, объединяющий страх.       - Бэкхён… - с робкой улыбкой разбивает тишину девушка. – Это не сон.       Она отходит от двери, без каких-либо опасений впуская в свой дом старого знакомого. Тот же, наоборот – с осторожностью вступает, закрыв за собой дверь. Подняв взгляд, он осматривает некогда подругу и пребывает в «легком недоумении». Постоянно одетая с иголочки Кёнвон, предстала перед ним в абсолютно новом амплуа, что невольно Бён проводит параллель с тем, какой он её знал, и какой она оказалась в действительности: тяжелыми прядями свисающие влажные волосы, растёкшийся макияж и насквозь мокрое платье.       - Нет. С пробуждением, - грубо отрезал Бэкхен, оставляя оценку внешнего вида. Металл неприятно давит на поясницу, точно напоминая о себе, когда Бён сталкивается неподходящим сиянием в чужих глазах. Боясь этих мыслей, он хочет, как можно быстрее ретироваться, поставив галочку рядом с заданным братом пунктом.       - Ты, наверно, хочешь знать, как?       Кёнвон проходит вглубь квартиры, даже не представляя, как с каждым произнесённым словом сильнее раззадоривает огонь в сердце Бэкхёна, что правда готов уже садануть несколько грамм свинца в эту отточенную фигуру спереди.       - У вас тут бои проходили? – не оставил без комментария перевернутый столик с журналами Бён. - Если бы я хотел задать все интересующие вопросы, нам бы и жизни не хватило это разгребать, подруга.       - Я виновата. Но ты примешь мои извинения? Нет. Смогу ли я переиграть всё заново? Тоже нет. Добилась ли я своей цели? – Да, мы обручились, построили семью и в глазах близких размеренно проживаем в браке, - грустно ухмыльнувшись, она продолжает, – стало ли от этого мне легче, лучше, стала ли я счастливее? Увы…       - Знаешь ли, Кёнвон, один наш общий знакомый мне сказал опасаться целей, что оправдывают любые средства. И к слову, кольцо он не носит, - обратив внимание на палец девушки, обрамлённый тонким золотом. - Но по счастливой случайности, твой портрет сейчас лежит на его постели. Ты же понимаешь, что это значит, верно?       Видимо, девушку задели или даже испугали эти слова. Чуть ли не звериный оскал некогда друга нагонял волнение. Отчего она, сама того не замечая, вцепилась ногтями в белоснежный диван.       - Ничего, Бэкхён! Ничего это не значит! – резко вздрагивает она. – И мы все это прекрасно понимаем. Не играй со мной, пожалуйста! Мне больно от того, что я натворила!       - Ах, тебе больно? – прерывает чужие волнения Бён. – Вы сможете когда-нибудь унять свой эгоизм?! Вы всегда думаете о неудобствах - именно неудобствах, по сравнению с ужасом, во что превратились чужие жизни! Господи, как же не хотелось видеть ваших наглых лиц, но сейчас мне нужно торчать здесь, сдерживая неумолимое желание растоптать, плюнуть на твое дохлое тело! Ведь ты так же сделала с Миён?!       Лицо Пак бледнеет и глаза за доли секунд заполняются слезами из-за произнесенного имени.       - Т-ты это знал? – испуганно выдаёт девушка.       - Узнал! Но предпочёл бы этого не делать никогда. Отняв у неё жизнь, ты покусилась на мою! И это у тебя получилось, Кёнвон! Каково это отправив одну подругу на тот свет, а друга за решётку, проживать их судьбы?!       Рука невольно потянулась за спину, вынимая из-под пояса выданный братом пистолет. Казалось, мозг совсем перестал работать, отступая под натиском обиды, ненависти, злобы, а глаза, застланные толстой пеленой слёз, могли видеть только очертания оружия, направленное на исказившееся от страха лицо девушки.       - Ты отняла у меня абсолютно всё! А взамен отдала то, через что должна была пройти сама! – Бэкхён уже не слышал своего голоса, размахивая пистолетом. – Ну и как тебе живётся с этим? Оно того стоило?!       - Бэкхён, убери, - девушка медленно отступает, боясь наступления каждой последующей секунды, в итоге просто упираясь в гладкую холодную стену. – Пожалуйста, Бэкхён…       - Стоила жизнь мамы, Сону, Миён и, наконец, хоть моя, того, что ты лишний раз поскакала на Чанёле?! Да и как оказалось, в холостую, - неподходящий садистический громкий смех проносится по квартире. – Да умрите вы все и каждый, кто причастен к смертям этих несчастный людей. А в особенности ты - ты же не заслуживаешь жизни, как тебя только земля ещё носит и совесть не довела до могилы?!       Слова Бэкхёна набатом звучат в голове, слишком сильно напоминая речь господина Кима и доводят до исступления, края пропасти. Она и не замечает, как ладони опускаются на пока ещё плоский живот в попытке защититься, но это не оставляет без внимания Бён.       - Ты серьёзно думаешь, что худая ручонка огородит тебя от пули?! – у Бёна срывает все тормоза, а трясущаяся рука и впрямь делает попытки прицелиться в указанное место.       - Я не заслуживаю жизни, но ещё могу её подарить! – плотно сжав глаза, громко, словно прощальное слово на эшафоте перед казнью, выкрикивает Кёнвон.       Помутнённый рассудок Бэкхёна очень скоро приходит в себя. Тело одолевает спазм, а глаза начинает потихоньку щипать. Только палец по прежнему готов по одному зову нажать на холодный курок.       - Что? – непонимающе спрашивает Бён, смахивая с ресниц капли. – От кого? – словно это могло хоть как-то повлиять на уже принятое решение, уточняет он, плотнее сжимая в руках оружие.       - А ты как думаешь…       - Враньё.       - На комоде в спальне.       Бессильно выдохнув, Бэкхён прикрывает глаза. А через секунду по комнате разносится громкий шум – металл тяжёлым грузом падает на пол.       - Всё останется на твоей совести, - последнее, что говорит Бэкхён, перед тем, как путаясь в ногах, убежать из этой квартиры. Убежать от Кёнвон, от своей слабости, тотального разгрома и прощальных извинений. Но не успевает убежать от оглушительного выстрела, всё же прозвучавшего совсем скоро после его побега.

***

      Отсохшая золотая трава, почти обвившая собой камни и не дающая молодой зелени отцвести, неуклюже и грубо качалась от малейшего дуновения ещё холодного ветра. Наступившие после бесконечной ночи сумерки, нехотя поддавалась власти уже совсем скоро готового появиться на горизонте солнца.       Но пока тьма, тонким слоем, но всё же окутывала сотни могильных плит. Мельком подрагивая от проникающего под одежду холода, что встречалась там с внутренним холодом страха и ожидания, Чанёль уверенным шагом нёсся к одному единственному камню. По пути его оглядывали десятки пар глаз – кто-то совсем мягким и нежным взглядом, а кто-то из-под грубо опущенных век, редко, среди них появлялся и отличающийся детский чистый блеск, что должен был сиять ещё много лет, - и все они словно умоляли, просили уделить им хоть немного внимания.       И, наконец, среди самой настоящей мёртвой тишины до мужчины донесся тихий голос. Родной, любимый, откликающийся в каждой клетке тела – голос Бэкхёна. Он узнал эту спину сразу – ночью она точно так же сгорбилась в извинениях перед Сону. И догадки Чанёля оправдались – Бэкхён пришёл, к матери и прямо сейчас именно он склонился над её могилой.       - Ты только приходи почаще, хорошо? – почти шёпотом донеслось со стороны. – Раньше мы виделись чаще, мам. Ты чаще звала меня во снах за собой, да и голос твой нередко мерещился, а сейчас и вовсе пропал. Как же я хочу снова услышать твои ворчания из-за моего увлечения, и знаешь, ты ведь была права. Я никогда не верил в существование бога, но сейчас же я уверен, что ты непременно следуешь за мной везде и слышишь каждое слово, поэтому я не перестану это повторять – прости меня, если сможешь, пожалуйста, и не оставляй одного. Дай маленькую возможность хотя бы ещё один раз ощутить тепло, хорошо, мам?       Яркие лучи вот уже в полной тишине прорезают ночной мрак. Они аккуратно ложатся на могильную плиту, медленно согревая её так же, как и хозяйка некогда близких той самой уже навсегда покоящейся на её лице улыбкой.       Чанёль решается сделать шаг и подойти ближе к мужчине, что, улыбаясь сквозь слёзы, нежно и кротко проводил ладонью по самому важному и святому клочку земли во всем мире. Бэкхён оборачивается, услышав шум и встречается с парой блестящих карих глаз, что наблюдали за ним не одну минуту, боясь ненароком навредить таинству ребёнка и матери.       Чанёль молча протягивает большую ладонь, укладывая её на подрагивающем плече и почти невесомо его сжимает. Тепло.       - Ко мне?       - За тобой.