Феникс

      «Здравствуй, Оведин.       Твой вопрос о Фениксе в прошлом письме, признаться, стал для меня неприятным сюрпризом. Как ни пытались мы сдержать слухи, вижу, они расползлись все же... Ты сложил их верно, но надеюсь, тебе достанет ума не пытаться выяснить больше, чем скажу я.       А я скажу лишь, что Феникс — отнюдь не то, чем его полагают. Я не оставлю указаний, не возьму на себя ответственность за продолжение попыток приручить его. Правда то, что суть Феникса в невероятном могуществе, но оно может быть настолько же чудовищно и разрушительно, насколько и потрясающе».       Гилтиас вошел на цыпочках, осторожно опустил руку на плечо чародею, тот отложил перо и накрыл своей сверху. Дракон, бросив беглый взгляд на письмо, поинтересовался:       — Почему ты не расскажешь все? Все равно нельзя использовать заклинание Феникса, наперво не получив части его силы от мира. Если бы мы с тобой с самого начала знали все, все обернулось бы по-другому.       — Хочешь дать кому-то еще такое оружие? — колдун покачал головой. — У нас получилось приручить его чудом. Кто бы догадался, что то, что мы считали поначалу побочным эффектом, является ключом и к нему, и к такому могуществу, о котором даже слухов и сказок не осталось?       Гилтиас, не ответив, задумчиво взял со стола другой лист.       — Тогда это нужно уничтожить...       Рейстлин согласно подвинул подсвечник поближе, повинуясь его пальцам, фитилёк вспыхнул, и Гилтиас поднес короткий свиток к огню.       «Дошедшие до нас учения ошибаются, полагая Феникса существом: Феникс двуедин и представляет собой могущественную силу; половина ее дается миром достойному, вторую можно заполучить, хотя велик шанс после приема зелья не выжить.       Снять заклятье невозможно. И бессмертие, которое оно дарует — небезусловно и является лишь одним из подарков образованного зельем замкнутого круга, сплетающего души...». Строки, начертанные рукой колдуна, обернулись черной сажей, но Гил и так знал, что было написано дальше — перечислены все возможности Феникса, все неожиданные сюрпризы, открывшиеся им за долгие годы. Свиток отправился в незажженный камин.       — Я все же думаю, что где-то упоминания о Фениксе остались и останутся еще надолго. Толика в легендах о любви…       — Хороша любовь…       — Хватит притворяться, я не поверил бы, даже если не чувствовал тебя. Разве нет? Сейчас странно даже думать, что у нас и шанса не было бы без него.       — И не было. Я же говорил, мне никто не мог объяснить, зачем твой городишко понадобился тогда тому войску. Я к ним примкнул-то больше из любопытства, не так и велика была надежда найти то, что я искал…       — Не думаешь же ты, что город сам приманил именно тебя, чтобы мне было с кем разделить Феникса?       — Начинаю думать.       — Заканчивай.       — И начинаю думать, что самое большое его чудо — то, что мы ухитрились за столько лет друг другу не прискучить. Считаешь, я не прав?       — Считаю, что это неважно, а тебе пора отвлечься от твоих бумажек и перестать думать вообще. Мы в жизни не узнаем всего, но разве это так важно? Пойдем. Я уже открыл вино.       Рейстлин согласно кивнул и поднялся, а дракон, взяв кочергу, заставил сожженный свиток рассыпаться черной, легкой золой. Где-то между сухих, деловых предложений, собираемых ими обоими десятилетиями, раньше таилась еще и шутливая, влюбленная переписка, и Гилтиас знал, что огонь страшен этим словам только пока они написаны на бумаге — живущее в них самих от каждого прикосновения пламени становилось лишь прочнее.