***
Альфа ставит квадратную коробку с тортом на пассажирское сидение, куда в следующую секунду приземляется и яркий подарочный пакет. Он закрывает дверцу и обходит автомобиль, садясь за руль и почти сразу же трогаясь с места. Намджун выруливает с парковки, параллельно включая на телефоне музыку. Предварительно он поставил его на беззвучный режим, поэтому никто не прервет орущих на весь майбах Linkin Park. Намджун сосредоточенно ведет машину, не обращая внимания на то, как на майбах пялятся, то ли потому, что музыка очень громкая, то ли потому, что за рулем сидит такой альфа. Намджуну уже давно стало наплевать на косые взгляды и едкие смешки в свою сторону. Он не чувствует себя на свой возраст. Ему тридцать один, а он все еще покупает те твердые жвачки, которые рассыпаются во рту, только потому, что там внутри прикольные переводные татуировки. Он всей душой любит диснеевские мультики, и если у него будет выбор между боевиком и «Похождениями Императора», то он, не задумываясь, выберет второе. Из-за таких предпочтений он хорошо ладит с детьми, но своих не хочет, в глубине души боясь такой ответственности. Многие взрослые его не понимают, и Намджун уже привык ко всему этому дерьму, что ему заливают в уши с каждым годом. Только сначала это были родители, а потом, когда альфа от них съехал, пальцами в него тыкать стали все, кому не лень. «Когда дети? Ты какой-то несерьезный. Совсем не думаешь о будущем». А нахрена Намджуну о нем думать? Он живет здесь и сейчас и не собирается соответствовать чьим-то ожиданиям. Своей жизнью он вполне доволен, а те, кто тычут его лицом в ''будущее'', потом, как правило, жалеют об этом. Потому что Намджун никому и никогда не позволяет указывать, как ему следует жить. Альфа давит на газ, ускоряясь после поворота, и одной рукой поправляет солнцезащитные очки, сползшие на кончик носа. Врывающийся через приоткрытое окно прохладный ветер приятно обдувает лицо и треплет пепельного цвета волосы альфы. Сегодня не так жарко, как было вчера, и это радует. Намджун не любит ту жару, бывающую летом, когда из дома не вылезти, потому что печет так, что хочется лечь на асфальт и стечь в канализацию. Ему по душе самое начало весны, когда солнце только-только начинает прогревать землю как следует, все вокруг начинает зеленеть и распускаться, совсем не жарко, но и не так холодно, как было зимой. Сегодня был дождь. Он намного улучшил ситуацию, остудив перегретую землю и оставив после себя приятный запах свежести. Проходит еще двадцать минут, прежде чем автомобиль тормозит у белого двухэтажного дома с черной крышей. Заглушив двигатель и оставив очки в салоне, альфа выходит из машины, забрав коробку с тортом и яркий пакет с подарком внутри. Намджун двигается к дому, параллельно нажимая на кнопку в центре брелка, висящего на связке ключей. Майбах издает звук, оповещая своего владельца о том, что двери заблокированы, и Намджун прячет ключи в карман. После звонка в дверь долго ждать не приходится. Через пару секунд Намджун слышит приглушенный смех своего лучшего друга и сам улыбается, осознавая, что чертовски сильно соскучился по нему. Альфы тепло приветствуют друг друга, крепко обнимаясь и перекидываясь парой ехидных, но все же комплиментов. — Я был прав, ты не меняешься, Джин-и, — говорит альфа, проходя в дом. Сокджин закатывает глаза, закрывая дверь, но все равно улыбается, зная, что за этим последует… — все такой же потрясающе красивый. — Еще бы, — фыркает Джин. Он переводит взгляд на руки Намджуна, — а ты все такой же упрямый осел. Говорил же, что ничего не нужно. — А я предупреждал, что не послушаю тебя, — ухмыляется альфа, вручая ему яркий пакет. Он уверенно проходит на кухню, помня, кажется, каждый уголок этого дома, в котором не раз гостил в детстве. — Сона, привет, — здоровается Намджун, как будто бывает здесь каждый вечер. Он ставит коробку с тортом на стол и приветственно распахивает объятия для вмиг подлетевшей к нему девушки. — Намджун-а-а-а, — тянет Сона, сдавливая альфу в объятиях, — боже, как я соскучилась, дорогой. — Я тоже, — посмеивается альфа, поглаживая девушку по голове и чувствуя уже давно забытый, легкий аромат апельсина, вперемешку с грейпфрутом Сокджина, — не раздави, я только приехал. — Прости, — виновато хихикает Сона, отстраняясь от альфы. Параллельно с ее извинениями, звучит возмущенное джиновское «хэй, я все еще здесь!». Все трое смеются, и Джин с гордым видом обнимает жену со спины, пока Намджун театрально прикрывает ладонью глаза. — Я отвернусь, продолжайте, — говорит он, а пара снова хихикает. Сона отстраняется от мужа, целуя его в щеку, и возвращается к сервировке праздничного стола. Намджун закатывает рукава рубашки, готовясь помогать, а Джин уходит, обронив: — Пойду Чимина позову. После того, как альфа уходит, пару секунд на кухне царит тишина, после чего Намджун интересуется: — Чимин? Я до сих пор не знал, как зовут моего племянника? Сона смущенно улыбается, кивая. — Ай-яй-яй, Джин… Как ты мог? — бурчит Намджун, нарезая тонкими полосками болгарский перец, пока Сона смеется и распаковывает торт, привезенный Намджуном.***
— Чимин-а, солнце, ты готов? — заглядывает Джин в комнату через приоткрытую дверь. Его шестнадцатилетний сын стоит перед зеркалом, поочередно поднося к груди вешалки с белой и голубой рубашкой. — Нет, — печально вздыхает он, — пап, какая лучше? Я не могу выбрать. Джин улыбается, подходит ближе и уверенно тыкает пальцем на белую рубашку. — Белый тебе очень идет, — объясняет свой выбор Сокджин, и Чимин кивает, тут же сбрасывая с себя футболку. Быстро застегивает рубашку на все пуговицы, кроме верхней, и критично осматривает себя в зеркале, поправляя прическу и длинную серьгу в правом ухе. Наконец он поворачивается к отцу и уверенно кивает. Еще спускаясь по лестнице на первый этаж, Чимин почувствовал какой-то очень приятный запах, который с каждым шагом ощущался лишь сильнее. Он не мог разобрать, что это за аромат, но он определенно был невероятным. Чимин входит на кухню и теряет дар речи… Альфа, от которого и исходил этот потрясающий аромат, невероятен. Чимин сразу понимает, что это альфа, да впрочем и любой дурак бы это понял, только взглянув на мускулистое тело, обтянутое черной рубашкой, заправленной в такого же цвета джинсы и расстегнутую на три верхних пуговицы. Надо же… А Чимин и на одну-то с трудом расстегнул, боясь, что будет выглядеть слишком вызывающе. Он жадно скользит взглядом по сильным рукам, которые сплошь в черных рисунках, и восторженно охает. До этого ему приходилось видеть забитые рукава только на картинках, поэтому Чимин рассматривает все, ошалело бегая глазами от одного узора к другому. Внутри голос орет: «Хватит пялиться, идиот! Это неприлично!», но Чимин взгляда не может оторвать этих рук. Он думает, что проходит минуты три, когда на самом деле прошло всего двадцать секунд. Чимин поднимает глаза выше, сталкиваясь с пронзительным взглядом карих глаз. Альфа так и давит своей аурой, у Чимина подкашиваются колени, и он бы точно упал на них, если бы не отец, так вовремя положивший руки ему на плечи. — Знакомься, друг, это мой сын, Чимин, — голос отца слышится как сквозь пленку, которой зачем-то Чимину обмотали уши. Чимин заторможенно кивает, ухватывая каждое движение этого величественного альфы. Запоздало он понимает, что кивок его больше похож на то, что он просто склонил перед мужчиной голову и стоит в таком положении, поспешно выпрямляется и смущенно краснеет, отводя взгляд. «Господи, я веду себя так нелепо… Я опозорился», — чуть ли не воет Чимин внутри себя. Намджуну словно выбило из-под ног землю, когда он увидел буквально вплывшего в кухню паренька. У альфы дух перехватило, а сердце, кажется, пропустило удар, но забилось быстрее, когда Намджун наблюдал, каким любопытным взглядом на него смотрит — он в этом уверен на двести процентов — омега. Альфа, в свою очередь, тоже не отставал, незаметно пялясь на Чимина, который выглядел словно ангел, спустившийся только сейчас с небес. Свободная легкая рубашка струилась по телу Чимина, и Намджун изо всех сил удержался, чтобы не бросить взгляд на молочно-белую шею, которую непременно бы искусал в ту же секунду. Вместо этого он завороженно смотрит на длинную серьгу, поблескивающую в свете солнечных лучей, а потом смотрит ему в бездонные глаза цвета моря и не может удержаться от довольной ухмылки. Словно говорит этим: «Я видел как ты на меня смотрел». Реплику Сокджина он тоже не услышал, только через пару секунд ответив: — Теперь я понимаю, почему ты от меня его прятал… Чимин от глубокого голоса альфы только губу закусывает, а от слов краснеет снова и чувствует, как прожигают его взглядом. Чимину вдруг очень сильно захотелось спрятаться или прикрыться, хоть он и в одежде, но ощущение, будто омега голый совсем стоит. — Никого я от тебя не прятал, — бурчит Сокджин. Он не заметил, как омега смотрел на Намджуна, зато заметил обратное, — ты коней попридержи, альфач. Если обидишь моего сына, то я не посмотрю на нашу многолетнюю дружбу. — Голос Сокджина постепенно твердел, от слов становилось холодно. Чимин даже поежился, беря отца за руку и таким образом успокаивая. Намджун хмыкает, снова переводит свой взгляд на омегу, вмиг сжавшемуся под его***
Несмотря на такое довольно неловкое и странное начало, вечер проходит изумительно. По крайней мере так отзывался сам именинник. Намджун постепенно отвлекся, вовсю разговорившись с хозяевами дома, и усмирил своего внутреннего зверя, почуявшего омегу. На пару с Джином альфа вспоминал их совместные истории из детства, хотя и боялся, что все уже позабыл. Сона влилась в разговор, иногда вставляя ехидные комментарии, с чего альфы задорно смеялись. Лишь один Чимин сидел как на иголках. У него никогда не было проблем в общении с незнакомцами, он не боялся, а наоборот, с удовольствием выходил к ним, хоть и молчал по большей части. Но здесь ситуация в корне отличается. Ким Намджун хоть и не смотрит даже в его сторону, а все равно давит сильно на омегу. Чимин впервые чувствует порыв убежать от кого-то, потому что Намджун жуткий. Он пугает одним только своим пронзительным взглядом, который пригвождает к месту, заставляя все мысли из головы улететь в неведомом направлении. Омега знал, что Намджун отцу очень дорог, он ему совсем как брат, поэтому он всегда называл его «дядя». Но сейчас произнести это в сторону альфы у него язык не повернется. Это все равно, что назвать камень травой. Не подходит, не сочетается. Некрасиво звучит. Чимин не знает, как теперь обращаться к Киму, но потом осознает, что не хочет с ним даже заговаривать. Вместо этого он снова прожигает альфу взглядом, пока тот вовсю разговаривает с родителями. На пару с ужасом, Чимин вдруг чувствует восхищение по отношению к «дяде». Во всех действиях альфы читается уверенность и вместе с тем аккуратность, это и завораживает омегу. Чимина пытаются втянуть в разговор, но тот смущается сильно, а когда на него смотрит Намджун, то и вовсе путается в словах, произнеся то, что хотел, только со второго раза. Намджун словно чувствует, как омеге неловко, и спасает его, припоминая еще одну историю из детства, после чего омега облегченно вздыхает. В какой-то момент он начинает скучать, но очень вовремя ему звонит друг, и Чимин отходит на балкон, извинившись. Намджун провожает омегу голодным взглядом, пока Сокджин не видит, и нервно стучит пальцами по столу. Пока еще рано. Остается надеяться, что омеге позвонил кто-то очень болтливый.***
Намджун, впрочем, не ошибается. Чимину звонит его лучший друг, который сначала смеется неизвестно с чего, чуть ли не задыхаясь, так что Чимин не может вытянуть из него слов еще минуты две, а потом сам заражается смехом, и они вдвоем так и смеются, неизвестно с чего. Потом все-таки Чимин узнает ту увлекательную историю, с которой так смеялся его друг, и понимает, что не смешная она на самом-то деле, но все равно омега смеется, потому что заражается этим настроением. Он убирает телефон от уха, улыбаясь, но улыбка сползает с его лица, когда он чувствует запах сигаретного дыма. В его семье никто не курит. — Не возражаешь? — хрипло спрашивает альфа, стряхивая пепел куда-то вниз, за перила. Чимин думает, что он очень странный. Кто сначала делает, а потом спрашивает? Тем не менее, едко ответить он не может, опасаясь, что запнется на середине, и просто качает головой, переводя взгляд на потухший экран смартфона. Он уже хочет развернуться и уйти, но что-то его останавливает. С альфой хочется побыть еще, но Чимин его слишком боится. Страх в нем берет верх над всем остальным, и омега уже дергается в сторону балконной двери, но альфа неожиданно заговаривает: — Закат очень красив. Это мое любимое время суток. Ты любишь закат? — Намджун поворачивает голову, глядя омеге в глаза, и тот замирает, как кролик, посмотревший на удава. Его эти глаза гипнотизируют, заставляют забыть собственное имя, и омега судорожно вдыхает воздух, отступая на шаг назад. Внутри он кричит на себя за то, что ведет себя, как трус, а он ведь совсем не трус! Поэтому Чимин собирается с мыслями и бросает взгляд на заходящее солнце. Оно действительно прекрасно, Чимин даже улыбается немного. Альфу ведет от этой улыбки. А что тогда будет, если омега улыбнется ему? Чимин в лучах закатного солнца просто неземной, он весь светится каким-то мягким, теплым светом, и этот образ отражается у альфы в глазах. Намджун безумно любит закат. — Мне… — робко и тихо начинает омега, вцепившись пальчиками в деревянные перила балкона. — Мне больше рассвет по душе. Намджун всматривается в пухлые губы, вслушивается в каждую букву, потому что пропустить какую-то мелкую деталь кажется смерти подобным. Омеге хочется пообещать встретить рассвет вместе, но сейчас это кажется альфе слишком наглым, он не хочет спугнуть это хрупкое существо. Ким снова затягивается, нервно выпуская дым вперед, а омега завороженно смотрит на серые облака дыма, медленно растворяющиеся в воздухе. Намджун даже курит красиво. Намджун выбрасывает окурок, и омега думает, что они уже должны уходить обратно, но альфа не спешит. Он облокачивается о перила, наблюдая за солнцем, а Чимина разрывает от желания сбежать и желания остаться. Он нервно топчется на месте, понимая, что даже перед экзаменами не так сильно волновался, как сейчас, и судорожно думает, что ему делать. Неожиданный вопрос режет по ушам и вызывает ком в горле: — Почему ты не пахнешь? — Намджун, кажется, совсем не считает этот вопрос бестактным или неуместным, он так же стоит, глядя на закат, и терпеливо ждет ответа от ошарашенного омеги. Он даже не удивится, если его сейчас ударят, обматерят или просто проигнорируют. Чимин словно задыхается от неожиданности, раздражения и волнения, смешавшихся в один коктейль. Да как он смеет такое спрашивать? Это невежливо! Тема запаха была больной темой в жизни Чимина. У обычных, нормальных омег течки начинаются в возрасте тринадцати-четырнадцати лет, а Чимину уже шестнадцать, и у него до сих пор не было течки. И хоть врачи яро убеждали их в том, что все в порядке, такое бывает, Чимин не мог порой отделаться от мысли, что он какой-то неправильный. Отец, заметив метания Чимина по этому поводу, уверял, что быть как все — скучно и неинтересно, а раз врачи говорят, что все хорошо, то стоит им довериться и немного подождать. Мама убеждала омегу в том, что течки это далеко не приятные ощущения, а совсем наоборот, и она даже завидует Чимину в том, что у него нет течек. Так Чимин не будет мучиться от постоянной боли и возбуждения. После разговоров с родителями омеге становилось значительно легче, но ненадолго. Потом он опять шел в школу и выслушивал там шепотки его одноклассников, осуждающих его за спиной. Чимин усмехался горько, понимая, что это наследственное. Над отцом издевались в школе, теперь над Чимином. Школа была одной из главных причин, почему они переехали в Сеул. Новые эмоции отбивают на какое-то время страх, к тому же Намджун не смотрит ему в глаза, и Чимин смелеет. — А вам-то что? — в голосе омеги проскальзывают злые нотки, — какая разница? Намджун поворачивается к Чимину, удивленно смотря на него, и всю смелость омеги как ветром сдувает, оставляя лишь легкое раздражение и привычный страх. — Я тебя обидел? — аккуратно интересуется альфа, не скрывая своего волнения, — прости меня, я не хотел тебя задеть. — Я… — омега тушуется, тупит взгляд, опуская голову, и чуть краснеет, — ничего. И вы простите. Намджун негромко хмыкает, говоря, что все в порядке, это ведь он слишком любопытный, а Чимин вдруг начинает ему обо всем рассказывать. О том, что течек нет вот уже три года, о насмешках окружающих, о том, какой он неправильный. Наверное, уже давно стоило это кому-то рассказать, родителям докучать этой темой не хочется, а Намджуна омега все равно больше не увидит… Под конец рассказа голос омеги дрожит, в уголках глаз собираются слезы, но он упрямо смотрит на небо, быстро моргая, чтобы не расплакаться перед альфой. Намджун все внимательно слушает, а потом вдруг притягивает Чимина к себе и осторожно обнимает, пока Чимин ошарашенно хлопает ресницами. Альфа окутывает своим запахом, успокаивает своими объятиями, и омега чувствует себя в безопасности. — Никогда не слушай то, что говорят тебе посторонние люди. — Твердо говорит альфа. Вибрация от его голоса звучит у Чимина в ушах, он даже может почувствовать, как бьется его сердце… — а если тебя будут сильно обижать, ты просто звонишь мне и говоришь об этом. Я разберусь. — Таким же тоном говорит альфа, а омега, отстранившись, пытается возразить: — Н-но… — Нет, Чимин, никаких «но». Я не позволю никому обижать моего племянника. Просто звонишь и говоришь мне, понятно? — говорит он, отстраняясь. Намджун смотрит так уверенно, вглядывается прямо в душу, и Чимин пробует последний раз: — У м-меня н-нет номера… — голос все еще дрожит, и от страха омега немного заикается. — Я дам тебе мою визитку. — И все аргументы у Чимина кончаются. Ему больше нечего возразить.***
Намджуна в конце вечера просто поставили перед фактом, что он остается на ночь, и его даже никто не спрашивал. Но Ким и не возражал, смирно топая в выделенную комнату, которая находилась рядом с комнатой Чимина. Это Намджун понял, когда услышал голос омеги, подпевающий In The End. Альфа невольно усмехнулся, подошел ближе, вслушиваясь в осторожный английский, который из уст омеги звучал еще милее, чем родной язык. — Намджун! — донеслось с первого этажа, от чего альфа вздрогнул. Он отдернул руку от двери, куда хотел постучать, и ушел на первый этаж.***
Утро встретило Чимина приятной прохладой из приоткрытого окна и неярким солнцем. На улице шел небольшой дождь, от чего хотелось еще лежать в теплой кровати и слушать размеренный стук капель по подоконнику и крыше. Но Чимин через силу поднялся с кровати, понимая, что не может так валяться целый день. Вспомнив, что в доме у них находится гость, омега сразу отогнал от себя остатки сна и побежал в ванную. Спустившись на первый этаж, Чимин увидел на кухне родителей, что хлопотали у плиты, периодически с чего-то тихонько смеясь. Омега сам начал невольно улыбаться, прислонившись плечом к дверному косяку. Свою семью Чимин считал самой лучшей на свете, а Сокджин и Сона не могли представить сына лучше. Первым его заметил отец. — Чимин-и, ты как раз вовремя. Сейчас будем завтракать. Только Намджун еще не спускался, позови его, пожалуйста, — попросил он. Чимин только кивнул, снова ощущая внутри волнение, которое было вчера. «Только бы не спутать слова, только бы не спутать слова», — повторял про себя Чимин, пока медленно поднимался по лестнице. Глубоко вздохнув, он немного помедлил, прежде чем сжал ладонь в кулак и легонько постучал ей по двери. С той стороны послышалось приглушенное «войдите!», а потом что-то уже тише, что омега не услышал. Чимин открыл дверь. И так и застыл с открытым ртом, забыв, зачем он вообще сюда пришел. Намджун стоял спиной к окну, смотря куда-то вдаль, его левая рука была опущена в карман, а правая держала телефон у уха. Альфа был в одних джинсах, приспущенных так, что из-под кромки виднелась полоска боксеров. Но не это приковало омегу к месту, совсем не это. Просто он не смог опустить взгляд ниже. На всей широкой спине Намджуна был изображен черный рисунок. Очередная татуировка. Но она не шла ни в какое сравнение с остальными, потому что была огромна по размерам. Это был дракон, весь в огне, закрученный каким-то странным образом, впивающийся когтями в поясницу альфы. Морда дракона была разъяренной, в какой-то момент Чимину даже показалось, что он вскочит со спины Намджуна и набросится на него, чтобы растерзать в клочья. Альфа завершил звонок и обернулся, потому что он точно помнил, как в дверь постучали, но почему-то сейчас молчат. Намджун думал, что это был Сокджин, в крайнем случае Сона, но он никак не ожидал увидеть ошарашенного Чимина, у которого в глазах плескался страх, а рот был приоткрыт. Альфа сначала даже не понял, почему на него так смотрят, поэтому удивленно приподнял бровь. — Чимин? — осторожно спросил он. Омега вздрогнул, почему-то отступил на шаг назад и, пробормотав что-то вроде «простите, я хотел позвать вас на завтрак», поспешно убежал. Намджун даже слова не успел сказать в ответ. Лишь спустя секунд тридцать альфа вспомнил, что стоит без верхней одежды. «Опять Джин ворчать будет», — поморщился альфа, натягивая свою рубашку и закатывая рукава. За столом Чимин был бледен, а когда спустился альфа, резко покраснел, меняя цвет, как хамелеон. Намджун никак не подавал виду о том, что произошло пару минут назад, словно этого вообще не было, и омега волей-неволей расслабился, переписываясь с Тэхеном — тем самым единственным другом из прошлой школы.***
Ближе к трем часам дня Намджун уехал, предварительно тепло со всеми попрощавшись и вручив Чимину свою визитку, как и обещал. Стоя у окна, омега наблюдал, как черный майбах срывается с места в неизвестном направлении. Альфа уже давно уехал, а Чимин так и стоял, прикованный к месту, не в силах оторвать взгляд от пыльной дороги, на которой некоторое время назад стоял красивый автомобиль. — Чимин? — омега вздрагивает от голоса отца, который совсем неслышно вошел в гостиную. Он сильнее сжимает в руке кусочек картона, который вручил ему Намджун, и резко оборачивается, сталкиваясь взглядом с обеспокоенным и каким-то серьезным отцом. Сокджин присаживается на диван, похлопывая по месту рядом с собой, и Чимин послушно опускается напротив отца. — Что случилось? — спрашивает Сокджин, а омега только хмурит брови в непонимании. Ничего ведь не случилось. Джин еще пару секунд молчит, после чего выпаливает: — С тех пор, как приехал Намджун, ты сам не свой. Он тебе не понравился? Чимин приоткрывает рот и покрывается румянцем, взволнованно закусив губу. Сглотнув вязкую слюну, омега пожимает плечами, утыкаясь взглядом в собственные колени. Сокджин молчит, дает омеге подумать, собрать обрывки мыслей в полноценное предложение, поглаживая сына по плечу. — Он… странный… — наконец тихим голосом выдает омега, а Джин удивленно приподнимает брови. Почему именно странный? — И я, наверное, боюсь его… — Боишься? — еще сильнее удивляется Сокджин, а потом треплет Чимина по волосам, посмеиваясь, — нашел, кого бояться, Минни. Этот здоровяк и мухи не обидит. Если хочешь знать, — Сокджин опускается ближе к лицу сына, заговорщицки шепча, — он очень любит все милое и нежное. Как-то раз, когда я к нему в гости приходил, видел у него на стенах плакаты с какими-то бабочками, а потом он засмущался и снял их. Чимин хихикает на пару с отцом, замечая, что вообще-то это некрасиво — смеяться над вкусами других людей, но Джин отмахивается и говорит, что Намджун сам иногда удивляется своим предпочтениям. Еще пара минут проходит в приятной тишине, пока Чимин лежит у отца на плече, а тот поглаживает его по волосам. — Намджун неплохой, — вдруг произносит омега, — и он… Очень вкусно пахнет, — заканчивает он, смущенно прикрывая глаза ладошкой. Рука отца в волосах Чимина неожиданно замирает, а сам Сокджин молчит, ожидая следующей реплики сына. Чимин тихо продолжает через некоторое время: — Я все еще помню, как мы ездили в лес, — и у Сокджина глаза расширяются. Они единственный раз были в лесу, и тогда Чимину было шесть… — то, как там пели птички, как журчал ручеек, как пахло вокруг… Я почему-то до сих пор это помню. А еще помню, как неожиданно пошел дождь, и запах как будто усилился. Стало так свежо и хорошо. Правда, больше я ничего не помню. Наверное, это ужасно странно? Сокджин теряется еще больше. Он не был готов к такому. Этого всего просто не может быть! Почему Чимин помнит то, что было десять лет назад? Почему помнит только те ощущения и те запахи, которые чувствовал? Почему больше ничего не может вспомнить из своего детства, кроме этой информации? Слишком много «почему», и Сокджину страшно думать о том, что он знает ответ. Чимина словно разрывало от противоречивых ощущений рядом с Намджуном. Он не хотел, чтобы альфа уезжал, но и не хотел находится с ним очень близко, потому что боялся. Намджун внушал страх всем своим видом, возвышался над Чимином и смотрел грозно, и омега чувствовал себя еще меньше, чем он был на самом деле. Чимину очень сильно понравился запах альфы, и он боялся, что с его исчезновением запах тоже растворится без следа. Омеге хотелось оказаться рядом с Намджуном только для того, чтобы он еще раз обнял его, чтобы успокаивающий аромат пробрался в самые легкие, вытеснив весь воздух. Омега и сам не понимал, почему помнит события десятилетней давности. Но он точно знал, что не хотел, чтобы когда-нибудь эти воспоминания исчезли из его памяти. Впечатлений в тот день у Чимина было море, даже больше. Пока маленький шестилетний омежка, отстав от своих родителей, стоял посреди земляной тропки, Сокджин и Сона успели изрядно перепугаться, облазить все кусты в радиусе двух метров и даже посмотреть на деревьях. А маленький Чимин в это время стоял, прикрыв глаза, и с упоением вдыхал свежий лесной воздух, не в силах остановиться. Буквально каждая его клеточка тела чувствовала тот приятный аромат хвои, мха, теплой земли, трав и ягод, что окружали омежку со всех сторон, и терпкой древесной коры. Чимин почти что сквозь слезы просил родителей не уезжать из леса, а остаться здесь жить, на что Сокджин и Сона только смеялись, не придавая такому рвению сына большого значения. Они пообещали Чимину, что обязательно приедут сюда и не раз, после чего омежка наконец успокоился, покорно покидая так понравившийся ему лес и вдыхая его воздух в последний раз. Потом Чимин пошел в школу, все слишком быстро завертелось, и про лес больше никто не вспоминал. Но в памяти у Чимина до сих пор живут все те звуки, ощущения, запахи и образы, которые, кажется, уже никогда оттуда не вылезут. Поэтому он едва и не упал, когда почувствовал уже порядком забытый аромат, когда ощутил его вновь, представляя, что он стоит посреди той самой тропки в середине леса. — Намджун пахнет так, как пахло тогда в лесу? — на всякий случай спрашивает Сокджин севшим голосом. Может, он просто дурак и ничего не понимает. Омега только кивает коротко, и они снова молчат. Сокджин подавляет в себе истерический смешок, а Чимин смотрит на помявшуюся визитку у него в руке, прокручивая в голове слова отца. «Он любит все милое и нежное». Чимин очень сильно старается не сопоставлять это со словами альфы, которые он не раз сказал ему вчера вечером… «Ты очень милый, Чимин-и».***
Тормозя у собственного дома, Намджун не может подавить противного ощущения, расползающегося внутри. Чувство того, что он не хотел уезжать, ведь с Чимином они толком и не познакомились. Альфа сам не понимал, почему его вдруг так заинтересовал этот маленький хрупкий омега, который смущался чаще, чем дышал, и вообще чуть ли не дрожал, когда альфа бросал на него взгляды. Но Намджуна с ума сводил этот страх, буквально витающий вокруг омеги. Чимина хотелось обнять еще раз, хотелось укусить его в молочную шею, хотелось заставить его подавиться своим языком при поцелуе, истерзав в кровь пухлые губы… Чимина хотелось присвоить себе. Целиком и без остатка. Альфа матерится и сильнее давит на газ, зло вцепившись пальцами в руль. Он не может так думать о своем племяннике. Да, он безумно красив, словно ангел, невинен, как самый первый, еще не распустившийся цветок, милый, как мультяшные персонажи, да и за словом в карман не полезет — это Намджун выяснил за то короткое время, пока гостил в доме Кимов. Сокджин ясно дал понять, что за сына в клочья порвет и даже глазом моргнуть не даст, и Намджун его понимает. Но он ведь не собирается Чимина ни к чему принуждать, ведь так? Ему самому мерзко от себя становится, когда он понимает, что хочет раздеть подростка. У альфы еще хватит мозгов и силы воли, чтобы не наброситься на омегу, как какой-то волк на беззащитного кролика. Но не только поэтому внутри альфы расползался липкий ком отвращения к самому себе. — Я дома, — негромко говорит Намджун, закрывая за собой дверь. Он снимает обувь, ставя ее на полку, и лезет в карман. В то время, как женщина появляется в прихожей, на пальце альфы уже блестит кольцо. Омега подходит ближе, кладет ладони на лицо Намджуна, легко касаясь его губ своими. Альфа опускает руки женщине на талию. — Я так устала с этими командировками, — шепчет омега, утыкаясь лбом в плечо альфы, пока тот обнимает ее. Они стоят так несколько минут, прежде чем омега неохотно отрывается от Намджуна. — Ты не голоден? — спрашивает она, взмахнув длинными ресницами. Намджун пристально смотрит в изумрудные глаза и бесшумно вдыхает запах бергамота. Его глаза вдруг темнеют, а голос понижается. — Голоден… — шепчет альфа, наклонившись ближе и опаляя своим дыханием губы женщины. Та закусывает нижнюю губу, и Намджун с рыком прижимает омегу к стенке, остервенело целуя. У него есть жена, и они любят друг друга. А Чимин просто его племянник.