Path to the heart

Чимину стыдно. Стыдно, жарко, а еще неудобно. Он лежит на боку, поджав ноги к груди, в который раз за вечер безуспешно дергает руками, в надежде оторвать эту чертову цепочку от спинки кровати, и старательно пытается не думать о том, насколько унизительно он выглядит со стороны. Очередная теплая волна возбуждения внезапно проносится по всей коже, вызывая мурашки и тугой узел в низу живота, и Чимин содрогается, мыча что-то неразборчивое. Поворачивает лицо, утыкаясь им в подушку, и жалобно всхлипывает, вновь слабо дергая руками, и звон цепи отдается в его ушах эхом. Чимину кажется, что прошла целая вечность, когда как на самом деле прошло всего двадцать минут. Он бы уже давно позвал на помощь, только, во-первых, его никто не услышит из-за кляпа во рту, а во-вторых, он сам не знает, что это за помещение, и заходит ли сюда кто-нибудь вообще. Чимин не может понять, хорошо ему или плохо. Он теряется в этих ощущениях, разрывается между ними. Ему плохо от осознания того, что он лежит здесь такой слабый, беспомощный и жалкий, но игрушка внутри него слабо жужжит, Чимин вскидывает бедрами — и ему снова хорошо… Ему противно от того, что тело отзывается такими реакциями, ведь он на самом деле не хочет всего этого. Он хочет, чтобы кто-нибудь, в конце концов, зашел уже сюда, увидел его и помог. Но и не хочет, чтобы кто-нибудь видел, насколько он жалко выглядит сейчас… Чимин совсем запутался. Мысли совсем пропадают, а сердце бьется в два раза чаще, когда Чимин слышит звук проворачивающегося ключа в замочной скважине. Он не поворачивает голову на звук, а наоборот, отворачивается, вновь пряча лицо в подушку, и желает больше никогда не слышать, потому что до ушей долетает такое издевательское: — Соскучился по мне? И все бы ничего, но игрушка внутри жужжит еще сильнее, от чего Чимин всхлипывает, крупно вздрагивая, и цепляется пальцами за цепь, с силой сжимая. Волна на этот раз такая мощная, что Чимин бы громко застонал, не будь у него во рту кляп, и он впервые за вечер благодарен этому куску пластика между зубов. Он и так уже достаточно опозорился, словно отреагировав не на игрушку внутри, а на это чертово: «Соскучился по мне?». Будто подтверждая его мысли, Чонгук громко и самодовольно хмыкает, и Чимин думает, что точно убьет его. Придушит собственными руками. Гребаный Чонгук, гребаный кляп, гребаный вибратор в его заднице, гребаное кольцо на члене. Гребаное все. Чонгук медленно подходит к кровати, любуясь сжавшимся в неудобной позе парнем, в которую сам его и положил, и завороженно проводит кончиками пальцев по мокрому от пота бедру. Чимин замирает, даже не шевелясь, пытается никак не реагировать, чтобы не тешить этому самовлюбленному индюку его эго, и только зло зыркает на него, не поворачивая головы. Чонгук ставит одно колено на кровать, откидывая черный пиджак куда-то в сторону. Он даже не переодевался еще, а ведь концерт закончился полчаса назад. Вместо того, чтобы переодеться, он схватил Чимина за руку, пока никто не видел, и потащил в неизвестном направлении. Чимин не понимал, в чем дело, пытался спрашивать, а Чонгук только улыбался ему, гадина, и говорил, что дело срочное. Чимин привык помогать всем, поэтому больше вопросов не задавал. Кто ж знал, что Чонгук притащит его в это подобие кладовки (в которой за каким-то хреном стоит кровать) и запрет дверь на ключ. Кинет его на эту самую кровать и начнет избавлять от одежды, затыкая рот красным шариком. Силы в нем больше, чем думал Чимин. Даже после того, как он заехал ногой в живот Чонгука, тот только оскалился так жутко, что Чимина передернуло. С силой выворачивая Чимину руки, Чонгук обмотал его запястья тонкой цепью, а конец перебросил через отверстие в спинке кровати пару раз, закручивая его в такие морские узлы, что Чимину и не распутать никогда. — Ты мне, сука, все нервы вытрепал сегодня, — сжав его щеки руками, зло прошипел Чонгук. После он ухмыльнулся и сильно ударил Чимина по заднице, наверняка оставляя след, ведь Чимин уже убедился в том, что у Чонгука силы, как у ебаного мусоровоза. Чимин только что-то надрывно мычал в кляп, мотая головой в разные стороны, и дергался, пытаясь попасть по Чонгуку ногами. Тот только оскалился, хватаясь руками за его бедра, и свел ноги Чимина вместе, укладывая их набок. Та растяжка, которой всегда гордился Чимин, сейчас как никогда ему пригодилась, избавляя от ноющей боли. Зато боли хватило в другом месте, когда Чонгук стал пихать туда свои пальцы. Чимин распахнул глаза, стал визжать, как сумасшедший, дергаясь еще сильнее, а этот дьявол только прижимал его ноги к постели, не давая лягаться, а потом наклонился и сильно укусил в бедро. Посчитав, что пальцев маловато, Чонгук вытащил из кармана какую-то хрень, другой рукой продолжая удерживать Чимина за лодыжки. После того, как он что-то ввел в задний проход Чимина, он отпустил его. Чимин уже собирался хорошенько въебать этому козлу ногой, но не смог. Все тело пронзило сладкое чувство. По коже побежали мурашки, а в животе начали летать бабочки. Чимин поджал пальцы на ногах и дернулся вверх, сжимая пальцами цепь, и даже не заметил, как Чонгук быстро одел на его дрогнувший член кольцо. Чонгук тогда приказал оставаться в этом положении, а сам куда-то свалил. Свалил, оставив Чимина одного мучиться от нарастающего возбуждения, в позорной позе, с затекшими руками и собравшейся слюной на подбородке. А сейчас этот молокосос только ухмыляется довольно, явно радуясь собой. Он ведь завалил своего хена, заставив его почувствовать себя маленьким и слабым, а Чонгук обожает чувствовать себя сильнее своих старших. Особенно Чимина. Он всегда издевается над ним, подшучивает на тему того, какой его хен маленький, а окружающие списывают все на шутки. Все смеются, всем весело, а Чимин, скрипя зубами, потом себе пытается доказать, что это все неправда на самом-то деле. Он ведь и в тренажерку ходит, и пропадает в танцзале часами, а потом приходит Чонгук, и Чимин опять воет от того, что этот сучёныш ведь и правда сильнее. Он пытался его игнорировать, потому что понимал, что ведут они себя, как дети, которые в детском саду решили пиписьками помериться, но Чонгук упертый баран. Раз за разом он все выводил Чимина, кажется, совсем не уставая, и Чимин снова срывался, снова ударял Чонгука по лицу, а тот снова перехватывал его запястья, прижимал к стене всем телом, не давая вдохнуть, и гаденько тянул прямо на ухо: «Это все, на что ты способен?». Сука. Чимин уже и не знал, что ему нужно сделать, чтобы это недоразумение от него отчленилось. От перекачанного упыря с лицом безобидного кролика не спасали даже хены. Джин только для вида отчитывал Чонгука, а потом ржал вместе с ним же от его шуточек в сторону Чимина, как и Хосок. Намджун только вздыхал тяжело, говоря, что скоро Чонгуку надоест, и он перестанет, а Юнги вообще было не до этого. Чимин не понимал, почему именно на него вся эта напасть свалилась, он ведь ничего такого младшему не сделал, чтобы сейчас тот так медленно проводил рукой по его ребрам, дышал прямо в шею и самодовольно ухмылялся. Он будет изнасилован Чонгуком. Класс. Чонгук навис над ним, лапая своими загребущими ручонками потное тело, которое стало вдруг очень чувствительным. Чимин в сотый раз проклинает природу, Чонгука, который, по всей видимости, увеличил скорость вибратора, а сейчас кусает его за мочку уха, оттягивая в сторону, и снова крупно дрожит, с силой кусая шарик, чтобы не издавать звуков. Но Чонгук ведь у нас «золотой макнэ», он никогда не сдается. Продолжает изводить Чимина, поглаживая всюду, куда может дотянуться в этом положении, и шепчет: — Хен, ты такой красивый… Чонгук считает, что в происходящем виноват только Чимин. Чон ведь тоже не стальной. Да, Чимин не виноват, что стилисты опять заставили его надеть эти блядские кожаные штаны, обтягивающие его задницу, и белую рубашку, которая просвечивает так, будто ее и нет совсем. Чимин не виноват и в том, что визажисты снова подвели ему глаза черной подводкой так, что Чимин стал походить на дорогую шлюху, у которой есть папик, и уложили волосы, открывая вид на его прекрасный лоб. Нет, не виноват. Чимин виноват только в том, что несмотря на все это все равно умудряется выглядеть еще сексуальней, чуть прикрывая глаза и закатывая их, облизывая свои пухлые губы, плавно двигая своим красивым телом, обтянутым дорогими и наверняка неудобными вещами. Виноват в том, что так по-блядски смотрит из-под прикрытых ресниц, чуть ли не трахая камеру и зрителей взглядом, так сладко тянет свои ноты, выдыхая в конце почти со стоном. Виноват в том, что вешается Чонгуку на шею за кулисами перед концертом, треплет его волосы и по-дурацки хихикает, потираясь своим носом о его шею. Чонгук терпеливо ждет конца выступления, чтобы потом отомстить Чимину сполна. Ведь месть — блюдо, которое подают холодным. Ключи от старого помещения, бывшего некогда комнатой для кого-то из стаффа, он раздобыл случайно. Как чувствовал, что пригодятся. Здесь их никто не услышит, не увидит и никак не помешает. Чонгук ведет ладонью ниже, к пояснице, с удовлетворением отмечая то, как замер Чимин в его руках. Он с силой нажимает на игрушку, и Чимина чуть ли не подкидывает на кровати, но он звуков не издает, только выдыхает шумно через нос и звякает цепью, сжимая ее до побеления костяшек. Чонгука такое не устраивает. Как и то, что Чимин отвернулся от него и смотреть в лицо не хочет. Чон расстегивает ремешок на затылке Пака и поворачивает его голову к себе, с ехидной улыбкой наблюдая за Чимином, который весь в слезах и слюне, который смотрит так зло, что Чонгук бы испугался в любой другой день, но не сегодня, когда Чимин сам напросился. Он только вытирает его подбородок салфеткой, припасенной в кармане, и понятливо кивает на злобное: — Чонгук, блять. У Чимина голос дрожит от возбуждения. Ему так стыдно, что все, что он видел только в порнухе, происходит с ним. Он немного побаивается такого Чонгука, намерения которого сейчас непонятны только очень тупому, а еще он страшно на него зол и хочет его убить. Чимин не может понять, какое из этих чувств сейчас доминирует в нем. — Блядью сегодня был ты. — Чуть ли не рычит Чонгук, а Чимин даже дергается от такого низкого и глубокого голоса младшего. Он никогда не слышал, как Чонгук по-настоящему злится. Только через пару секунд до него доходит фраза Чона. — Что ты вообще несешь? — цедит он сквозь зубы, натягивая на себя цепь. — Совсем уже с катушек съехал? Дрожь в теле понемногу прекращается, жужжание игрушки становится намного тише. Неужели до Чонгука, наконец, дошло? — Это ты с катушек съехал, когда терся об меня. Думаешь, что после такого тебе ничего не будет? А нет, показалось… — Мозгами надо было думать, когда приставал ко мне, а не жопой, которой ты только вертеть и можешь. — Раздраженно и медленно проговаривает Чонгук, несильно шлепая эту самую жопу. Чимин дергается от шлепка, а потом шипит, как злой кот: — Как жаль. Если бы у тебя была машина времени, я бы вернулся в прошлое и исправил свою ошибку, а самое главное — тогда бы в этом разговоре был смысл. — Плюется ядом Пак, гневно меча молнии глазами. — Отпусти меня, придурка кусок. Чимин резко выбрасывает ногу в сторону, желая попасть хоть куда-нибудь, и на этот раз у него получается. Чонгук ослабил бдительность, слушая злые возмущения Чимина, и не успел отреагировать. В кои-то веки его хваленая реакция дала сбой. У Чимина появился прилив сил, когда он увидел, как Чонгук взбесился от того, что все пошло не так, как он задумывал. Он чересчур смелеет, ставя на кон свою задницу, а все ради того, чтобы выкрикнуть: — Ну что, получил, сопляк?! — и злобно посмеяться в конце. Поставил на кон — и проиграл. Чонгук буквально звереет, и Чимин понимает, что зря вообще подумал, что он может пойти против Чон Чонгука. Хрен знает, какие тараканы сидят у младшего в голове, о чем он думает. Но он явно извращенец. От смеха не остается и следа, когда Чонгук наклоняется к лицу Чимина, улыбается совсем недобро и, впившись пальцами в чиминовы бедра, шепчет в самые губы: — Я твой язык блядский давно хочу отрезать и тебе же в задницу запихать. А сейчас так особенно… Чимин сглатывает, чувствуя, как ему становится страшно от вида такого Чонгука. Поняв дальнейшие намерения Чонгука, Чимин пытается смягчить себе наказание, все-таки на эту задницу он еще собирается садиться и не хочет, чтобы Чонгук ее порвал к чертям собачьим. — Чонгук… — пробует он, — не надо… Отпусти меня… — а потом через силу и сжатые зубы давит: — Пожалуйста. Чонгук усмехается, треплет Чимина по щеке, «мне нравится, когда ты просишь», — говорит, и Чимин думает, что его отпустят. Нужно только попросить. В самом деле, это ведь его Чонгук, его милый макнэ, который весь ми-ми-ми и «Тэхен-хен, давай в приставку вечерком зарубимся!». Ну как он может изнасиловать Чимина, ну смех да и только… — Чонгук-и, пожалуйста, отпусти меня. Ты ведь не хочешь злить своего хена, правда? Давай ты меня отпустишь, и мы дружно забудем о том, что здесь произошло? Чонгук приподнимает бровь и разве что только глаза не закатывает. А потом вдруг лицо невинное делает и виновато губу нижнюю закусывает. — Я… — запинается, — я… не знаю, что на меня нашло, хен… Прости, пожалуйста… Я просто… Ах, думаю, я поступил неправильно и мне следует отпустить тебя. Должно быть, ты сильно испугался… И Чимин как всегда ему верит. Верит в то, что из Чонгука актер — как из него балерина. Радуется, что наконец к младшему вернулся мозг, и теперь все встанет на свои места, а у Чимина в его немногочисленной коллекции будет еще один компромат на Чона. Чонгук тянется к цепочке, а второй рукой нащупывает в кармане пульт. Секунда — и Чимин от неожиданности едва не подпрыгивает, а изо рта вырывается предательский тихий стон. …Наверное, Чимин неправильно выбирал направление, когда сказал родителям, что хочет танцевать. — Упс, — посмеивается малолетний гаденыш, сверкая улыбкой, как драгоценными камнями, — случайно нажал. Но ты же простишь меня, хен? Я ведь не специально… Чимин стискивает зубы, краснеет чуть ли не всем телом, тяжело сглатывает и давит из себя кривую улыбку, цедя: — Конечно, Чонгук-и, хен простит тебя. Только ты уж поторопись меня освободить, чтобы я мог как следует простить тебя. Чонгук опускает глаза, скользит взглядом по спортивному телу, проводит пальцами по напрягшемуся торсу и качает головой. — Нет, хен, — снова невинно шепчет он прямо в губы, — Чонгук-и хочет с тобой поиграть… Чимин сглатывает, пытается отползти подальше, но терпит крах, потому что спина слишком мокрая, и Чонгук по-прежнему слишком сильный. Чонгук почти касается губ Чимина своими, но тот уворачивается изо всех сил. — Чонгук. — Твердо говорит, — ты не в себе. С ума сошел, понимаешь, идиот?! — срывается он на крик. У Чимина почти истерика. Его все еще кроет от вибратора в заднице и кольца на члене, которое — слава богу — не дает ему кончить, иначе он бы опозорился еще сильнее. И он все еще испуган от того, что его могут просто взять и трахнуть, не спрашивая его мнения. — Да, — кивает много раз Чонгук, целуя его в уголок губ, — понимаю. Я сошел с ума. Из-за тебя, хен… Только ты в этом виноват… Чимин распахивает глаза и хочет снова что-то выкрикнуть, но Чонгук пользуется его открытым ртом и прижимается к нему своим. Целует сразу глубоко и мокро, поглаживая руками шею Чимина. Спускается одной ладонью ниже и цепляет пальцами сосок, аккуратно вдавливая его Паку в грудь. Чимин дергается, мотает головой, шумно выдыхает через нос и пытается не думать о том, почему лучший поцелуй в его жизни произошел с чертовым Чон Чонгуком. Чонгук отрывается от пухлых губ и сразу скользит вниз, не давая Чимину времени на передышку. Высовывает язык и проводит им по соску, поглядывая на Чимина. Тот хотел бы закрыть сейчас руками лицо, но он не может этого сделать, поэтому все что ему остается — закрыть глаза, запрокинуть голову как можно дальше и тяжело дышать, как будто только что бегал кросс. — Ублюдок, — шепчет, чувствуя, как из глаз снова текут слезы. — Я тебя ненавижу. Чимин кожей чувствует, как Чонгук улыбается. Это злит еще больше, он пинает его ногой, но на этот раз Чонгук начеку — он перехватывает его ногу и закидывает к себе на плечо. — Всегда хотел так сделать… — шепчет прямо в кожу, а потом целует. Покрывает поцелуями всю внутреннюю сторону бедра и останавливается, добравшись до чиминового члена. Бросает взгляд на Чимина, который тут же реагирует, шипя: — Не смей, сука. Чонгук еще секунды три вглядывается в злого, заплаканного Чимина, а потом накрывает его член рукой, не сводя глаз с его лица. Чимина прошибает крупной дрожью, и он отворачивается, лишь бы не смотреть на Чона, когда он такой покрасневший, со сбитым дыханием, отчаянно пытающийся сдержать стоны… Чонгук двигает рукой — и Чимин сильнее зажмуривается. Чонгук сжимает головку — и Чимин закусывает нижнюю губу до крови. Чонгук ускоряет движения — и Чимин только сильнее плачет, понимая, что абсолютно беспомощен перед этой горой мышц, которая вертит им как угодно. — Чонгук, — наконец тихо произносит он дрожащим голосом, глотая слезы, — пожалуйста, не надо… Я прошу тебя… Рука Чона все еще на члене Чимина, когда он резко подается вперед и обдает его ухо горячим воздухом. — А помнишь, как я тебе говорил: «Чимин-хен, пожалуйста, прекрати мне мешать», когда ты пришел ко мне на сцену во время моей репетиции? Или когда я просил тебя дать мне поспать после того концерта в Осаке? Или когда я говорил: «Хен, пожалуйста, хватит», когда ты толкался во время нашей дэнс-практики просто потому, что у тебя тогда было хорошее настроение? Или… — Все, хватит! — восклицает Чимин, — я понял… И чего ты хочешь? Чонгук усмехается, глядя в глаза Чимина. — Я хочу тебя. И в процессе ты должен выполнять все, что я попрошу… — А ты не обалдел ли случаем?! — снова дергается Чимин, пытаясь убрать свою ногу с плеча Чона. — Или я сейчас отпускаю тебя, но, — он перехватывает ногу Чимина, поглаживая лодыжку, — все узнают о том, что здесь было, и я достаю тебя сколько угодно. Выбирай. — Ультиматумы мне тут ставить вздумал, гаденыш? — гневно шипит Чимин. Он пытается ударить Чона второй ногой, но тот и ее перехватывает, а потом резко подается вперед, имитируя толчок. У Чимина воздух резко кончается, и едкие слова тоже. — Ну, хен, — тихо говорит Чон, — что выберешь? Чимин стискивает зубы, отворачивая голову в сторону. — Хорошо, сука. — Цедит он, — я согласен… — Я знал, что мой хен самый умный, — это Чон говорит уже в шею Чимина, после чего присасывается к ней, как пиявка. Потом приподнимается и целует уже в губы, а Чимин усердно пытается смириться с тем, что в очередной раз проиграл этому мелкому паршивцу. — Ты должен запомнить этот вечер, — говорит Чон, оторвавшись от губ Чимина. Тот только сглатывает, но не возражает, вспоминая про договор. Хотя прекрасно знает, что и без него все запомнит до мелочей. Предчувствие у него такое. Чон довольно улыбается. Все снова идет так, как он планировал.