***
Не прошло. Не проходит. Юнги себе места найти не может. Все уже перепробовал, чтобы отвлечься. Ничего не помогло. За эти четыре дня Мин успел сгрызть себе пару ногтей, заработать бессонницу и небольшие галлюцинации. Дело в том, что когда он пытался «отвлечься с помощью кого-то другого», то видел на ее месте лицо того самого танцора и, как следствие, оставлял партнершу неудовлетворенной и злой. Не отчаявшись, Юнги решил попробовать и с парнями. Здесь дела обстояли получше — все-таки явное отличие у них с девушками присутствовало, и от этого уже было легче, но ощущения все равно были не те. Этот парень, как наркотик, подействовал на его мозг, поселился где-то на подкорке, не желая вылезать, питался его воспоминаниями, оставляя каждый раз Мина с больной головой и отсутствием продуктивности на работе. Юнги уже изрядно задолбало то, что в его сознании живет эдакий паразит, на корню пресекающий любые попытки Мина наладить свою личную жизнь, словно ревнивец какой-то. Сегодня выходной — и это еще больше бесит. Даже на работу не отвлечься! Идти на встречи с друзьями тоже не хочется, потому что на разговоры Юнги не настроен, когда в голове такое, да и Намджун, сто процентов, уже донес эту новость самым близким друзьям Юнги, прося совета. Наверное, не стоило ему рассказывать об этом, но Намджун просто хороший слушатель. Это было необходимо, а лучшей кандидатуры у Юнги не было. Юнги лежит на диване в гостиной с мокрым полотенцем на голове и тихой передачей про животных на фоне. Все это очень походит на похмелье, и Юнги был бы искренне рад, если бы сейчас это было оно. Даже от похмелья он так сильно не мучился, как от навязчивых мыслей о человеке. Он в бессилии прикрывает глаза и даже не замечает, как проваливается в сон… — Хочешь заказать приватный танец? — предполагает парень после того, как Юнги, опустившись на стул, все еще молчит. Мин моргает пару раз, прокручивает в голове звонкое предложение и отвечает резко севшим голосом: — Хочу. Парень самодовольно ухмыляется. Должно быть, он не первый (и даже не пятый) раз предлагает такое каждому, кто смотрит на него, как голодная собака на мясо. — Кто бы сомневался, — говорит. Он ставит бокал на стойку, попутно называя цену за приват. Юнги в мыслях охреневает, но зарабатывает он прилично, потому без лишних предисловий показывает парню купюры. Тот расплывается в хищной улыбке и тянет Юнги за собой обратно на второй этаж — в вип-зону, где они петляют по коридору секунд пять, пока танцор не открывает дверь и не заталкивает Юнги за собой. Мин все еще пытается впихнуть ему деньги, но парень отталкивает его руку, говорит, что оплата только после танца, а сейчас он его этим жестом оскорбляет. Юнги не спорит, послушно убирает деньги обратно в бумажник и присаживается на диванчик, закинув ногу на ногу. Танцор в это время подходит к магнитофону, возясь с ним пару минут, и вскоре помещение заполняет приглушенная музыка, под которую парень сразу же начинает соблазнительно и плавно двигаться. Юнги снова приковывают к месту эти движения, он неотрывно следит за каждым взмахом руки танцора, за каждым его вздохом. Пожирает танцора взглядом, мысленно умоляя не останавливаться, хочет, чтобы время застыло, чтобы планета вымерла к чертям и оставила только их двоих, чтобы этот парень танцевал ему вечность… Завороженный, как кролик, смотрящий на удава, Юнги не замечает, как парень подходит к нему ближе и ближе. Все, что Мин видеть может — это безмолвное движение губ танцора, которые про себя поют песню, льющуюся из динамиков магнитофона, небольшие капельки пота, блестящие на его шее, а выше поднимает взгляд только когда парень уже стоит к нему впритык. Стриптизер извивается вокруг него змеёй, трётся и смотрит так похабно, будто не танцевать сюда устроился, а ради кое-чего другого. Впрочем, Юнги убеждается в этом сильнее, когда танцор плавно опускается к нему на колени, обвивает руками его шею и выдыхает на ухо такое соблазнительное: — Возьми меня прямо сейчас, прошу… Юнги подрывается на месте, тяжело дыша. Голова, слава богу, не болит, но вот болит кое-где пониже, и Мин тихо матерится, прося небеса избавить его от этих мук. Но вот незадача: Мин Юнги — атеист.***
Прохладный душ немного приводит в чувства, но совсем не до конца. Юнги выходит из ванной комнаты разбитым и заторможенным. Не сразу закрывает дверь — сперва пялится на нее пару секунд, как на восьмое чудо света, и только потом вспоминает, что с этим нужно делать. Уходит в кухню, но через пару секунд возвращается и выключает чертов свет. Твою мать. — Что? — Юнги слышит себя словно со стороны. Руки против воли обхватывают талию парня, чтобы не дать ему упасть, а мысленно Юнги уже на все согласился, обматерил свой язык за тупое «что?» и разложил танцора на этом самом диванчике. Только вот в реальности он очень сильно тормозит, чересчур пялится на алые губы напротив, которые расплываются в насмешке, чувствуя, как дыхание становится тяжелее. Танцор нежно гладит его по щеке, наклоняется совсем близко, опаляет дыханием губы Юнги, но не целует, а Мин с ума просто сходит от того, как этот парень над ним измывается. Он сильнее сжимает его талию, сам подается вперед, понимая, что говорить сейчас не настроен, и целует первым. Парень усмехается в поцелуй, но отвечает так жарко, что у Юнги снова что-то шевелиться в штанах начинает. Танцор опрокидывает Юнги на диван, усаживаясь на его бедра, и отрывается от его губ. Пока он изучающе гладит Мина по плечам, спускаясь ниже, тот считает своим долгом предупредить: — У меня первый раз с парнем. Танцор глаза только закатывает, ныряет рукой в задний карман своих кожаных штанов, выуживая оттуда презерватив, «а я и не понял сразу», — едко говорит и затыкает Юнги, пока он еще что-нибудь не ляпнул, поцелуем, еще более жарким, чем до этого. Губы у него мягкие, нежные и чувственные, словно Юнги к лепесткам розы прикасается. Как следует насладиться поцелуем танцор ему не дает, отрывается быстро, сует ему презерватив между зубов и ловко снимает с себя кофточку, откидывая на пол. Юнги уже не контролирует свои руки, а потому беспардонно принимается шарить ими по красивому и стройному телу танцора. Парень издает первый высокий стон. Юнги переводит взгляд на его лицо и застывает в восхищении. Парень выглядит сейчас так, будто сошел с обложки порно-журнала: глаза закрыты, голова запрокинута назад, брови изломлены, а между губ постоянно пробегает острый язык. Не выдержав, Юнги занимает положение сидя, открывая рот в глубоком вздохе, из-за чего квадратик падает вниз, но никто не обращает на это внимания. Юнги больше занят тем, что приближается к губам парня, но не целует, а только продолжает бесстыдно его тело трогать, в конце концов добираясь до его штанов и накрывая через плотный материал чужой член, из-за чего парень буквально с ума сходит. Задыхается, как выброшенная на берег рыба, руками цепляется за плечи Юнги, не то стонет, не то скулит жалобно, ерзает на его бедрах и вообще делает все для того, чтобы Мин чувствовал себя таким же уверенным, каким и был всегда. К Юнги наконец возвращается та самая властность, которую так любили девушки. Особенно в постели. Теперь он ведет. — Прошу тебя… — срывается парень, выглядя так, будто сейчас заплачет. Теперь очередь Юнги усмехаться и гладить аккуратно костяшками пальцев танцора по щеке. Только вот парень на нежности и прелюдии явно не настроен, потому что раздраженно руку Юнги отбрасывает и снова усаживается на него сверху, толкнув на диван. Проворно избавляет от рубашки и прогибается в пояснице, как кошка, припадая к груди Мина ртом. — Вау… — только и успевает выдохнуть Юнги, прежде чем зашипеть сквозь зубы. Танцор еще и успевает расстегнуть его ремень, пока Мин летает где-то в Нирване. — Я бы с удовольствием тебе отсосал, но не могу больше, — прерывисто выдыхает парень, глядя блестящими глазами прямо в душу. У него зрачки, как у кота, который пылесос увидел, а голос тихий и хриплый. — Хочу тебя. Он приподнимается, расстегивая штаны и приспуская их. — Взаимно, — хмыкает Юнги и помогает парню избавиться от ненужной сейчас одежды. То же самое они проделывают и с брюками Юнги, едва не порвав их на полпути. В процессе они находят выпавший презерватив, и танцор быстро разрывает упаковку, хватаясь пальцами за кромку боксеров Юнги и оттягивая ее в сторону. Парень все делает сам и очень быстро, так что Юнги не успевает передумать. Блаженный стон парня, плавно опустившегося на его член, до сих пор стоит у него в ушах… — Сука. — Юнги с грохотом ставит кружку на стол, расплескав немного чая на скатерть. Он больше так не может. Здесь выход только один: клин клином вышибать придется.***
Клуб снова пестрит яркой вывеской, по ушам бьет громкая музыка, и сейчас она даже раздражает. Юнги не за этим сюда приехал. Он пробирается сквозь толпу нетрезвых и танцующих людей, расталкивая всех, кто мешает, наконец добираясь до барной стойки. Единственный человек после директора, кто знает обо всем, что творится в клубе, — бармен. — Эй, парень, — окликает этого самого бармена Юнги. — Здесь работает стриптизер один… Бармен сперва удивленно брови приподнимает, но выслушивает все внимательно — годы практики, как никак, и не с такими разговаривать приходилось. Юнги выходит из клуба, не слыша никого и ничего. Двигается на автомате и долго еще уехать не может. Так и сидит, опустив голову и руки на руль, все еще переваривая услышанное. Думает, что ему делать дальше. Так ведь и до психушки недалеко.***
— Деньги возьми, — отдышавшись, бормочет Юнги, наблюдая за тем, как парень одевается. — Не хочу за секс деньги брать. Я не шлюха. — Отрезает танцор грубо, приводя себя в порядок и поднимаясь с дивана. Юнги, все еще лежа, подкладывает руку под голову и ухмыляется. — Так сразу и не скажешь, — едко отвечает он и выдерживает злобный взгляд напротив, сопровождаемый оскалом. — Да пошел ты. — Шипит парень, выключая игравшую до этого музыку. Юнги поражается тому, как быстро танцор из сексуального и податливого парнишки превратился в грубую и холодную сучку. Все-таки язык у него действительно острый. Танцор разворачивается и уже кладет руку на ручку двери, как его останавливает голос Юнги: — Как тебя зовут? — надо же хотя бы знать имя того, с кем пару минут назад трахался. Танцор бросает на него безразличный взгляд через плечо и хмыкает лишь одно короткое: — Обойдешься.***
Сейчас Юнги понимает, что влип по-крупному. Осознал все то дерьмо, что на него свалилось, даже принял и смирился, только решил поехать и все разрулить, надеясь на то, что высшие силы хотя бы здесь помогут, как любимая жизнь заботливо решила Юнги напомнить о том, что он — атеист. — Чимин, что ли? — изгибает бровь бармен. Юнги пожимает плечами беспомощно, говоря, что имени не знает. Бармен достает телефон и через минуту показывает Юнги фотографии того самого танцора. — Да, — Мин снова хрипит, когда видит навязчивое лицо из своих снов, — он. Бармен убирает телефон обратно, принимаясь дальше протирать бокалы и самым спокойным голосом на свете, как будто погоду объявляет, произносит то, от чего у Юнги внутри все переворачивается: — А Чимин здесь больше не работает. Юнги не стал задавать тупые вопросы, вроде: «Как? Почему?». У человека на все есть свои личные причины, и он не должен подстраиваться под тех, с кем однажды переспал. На душе как-то противно. Юнги попросил у бармена соцсети танцора, потому что забыть о нем уже точно не удастся, и с мыслями о том, что это лучше, чем ничего, он уезжает обратно домой в третьем часу ночи.***
— Войдите, — приглашает мужчина, заслышав короткий стук в дверь. Он сразу же отрывается от всех дел, которыми был занят до этого, когда видит на пороге своего лучшего работника. — Чимин! А я уже успел соскучиться по тебе, дорогой, — со смешком выдает директор клуба, разводя руки в стороны, как будто хочет обнять его через стол. — Присаживайся. Танцор, не слыша приглашения вовсе, сразу переходит к делу, засовывая руки в карманы. — Я увольняюсь, Йесон. В кабинете повисает такая тишина, что становится слышно музыку на первом этаже и даже тиканье наручных часов директора. Сам мужчина ошарашенно и неверяще смотрит на своего любимчика, который просто убил его наповал тремя словами. Одним предложением. Шестнадцатью буквами. Чимин все так же пофигистично смотрит на своего начальника. Кажется, он все для себя уже решил. — П-подожди, Чимин… — от волнения, что такого ценного парня у него могут отобрать, Хван Йесон даже начинает немного заикаться. Он не хочет его терять, поэтому готов пойти буквально на все, чтобы Чимин и дальше работал здесь. — Давай сразу. Что тебя не устраивает? Зарплата? Я подниму. Не хочешь работать на первом этаже? Я все организую, будешь только приваты танцевать в вип-зоне. Или, может, хочешь дополнительный выходной? Танцор раздраженно вздыхает, отводя взгляд куда-то вверх. Если бы его что-то не устраивало, он бы сказал об этом сразу. Где в его фразе «я увольняюсь» звучало что-то подобное? — Нет, директор, — нарочно выделяет последнее слово парень, — я увольняюсь. — Но почему, Чимин?! — директор вскакивает с места, чуть ли не задыхаясь от возмущения. Он подходит к лучшему танцору не только этого стриптиз-клуба, но и всех клубов этого города — Хван в этом уверен — и вкрадчиво интересуется: — Что у тебя случилось? Чимин ухмыляется, ехидно глядя на бывшего начальника. — Ты мне не мамочка, чтобы я тебе свои секреты доверял. — Он знает, что может последовать в ответ, поэтому быстро добавляет: — И не папочка. — И это звучит потрясающе сексуально. Йесон только глаза закатывает, уже порядком начиная раздражаться. Почему этот парень просто не скажет, в чем его проблема? Директор трет переносицу, опираясь поясницей на край стола, и тяжело выдыхает. У парня талант, а он не понимает. Подняв тяжелый взгляд на танцора, Хван резко чувствует сухость в горле. Чимин снова смотрит на него этим маслянистым взглядом, губу свою соблазнительно так покусывает и волосы назад откидывает, нарочно голову при этом запрокидывая, чтобы еще больше шею открыть. Директор не сдерживается и манит к себе танцора пальцем.***
— С чего это ты вдруг так резко решил уволиться? — приподнимает одну бровь Хван, застегивая пуговицы на рубашке. — Знаешь же, что я тебя не отпущу. Чимин сидит на столе, жадно глотая воду из маленькой бутылочки, до этого стоявшей там же. — Не важно, — отзывается он спустя пару секунд, облизнув губы и закручивая пробку на бутылке. — Чимин, вот только давай без этого, — сводит брови к переносице Йесон в раздражении. — Если тебя все устраивает в клубе, то что тогда произошло? Может, тебя кто-то обидел? Чимин усмехается криво так и спрыгивает со стола. — Не хочу за секс деньги брать. Я не шлюха. — Отрезает Пак грубо, приводя себя в порядок и поднимаясь с дивана. — Так сразу и не скажешь, — слышит он ядовитое в спину. Чимин поднимает взгляд на директора и отвечает: — Нет, с чего ты взял?***
— Я уволился. Странно, но на меня так сильно подействовали слова того мужчины, что я действительно пошел и уволился… — Чимин словно сам не верит в то, что он сделал. Кажется, он даже не понимает, почему он это сделал, ведь раньше все оскорбления в его сторону он не воспринимал никак. Но стоило заслышать лишь одно слово «шлюха», как он сорвался с тормозов. А ведь мужчина тогда не то чтобы неправду сказал… Доктор понятливо кивает и, поняв, что Чимин говорить дальше не будет, продолжает сам: — Вы должны понимать, что этот человек, в каком-то смысле спас Вас. Работать с Вашей зависимостью в таком месте — это как лечить алкоголика медицинским спиртом. Чимин почему-то стыдливо опускает голову, начиная рассматривать свои ладони. Он и сам это понимал, но ничего не мог с собой поделать до этого момента. Этот мужчина его действительно спас. У Чимина сильная зависимость от секса. Впервые она показала себя в лет так пятнадцать, когда у подростков вовсю бушевали гормоны, а мозг был поразительно невидимым. Какая-то девчонка, кажется, даже не из его класса, затащила его к себе в квартиру под предлогом «помоги мне с математикой, пожалуйста». После всего произошедшего разомлевший Чимин мог думать только о том, что надо бы действительно начать заниматься математикой, чтобы приманивать к себе таких, как эта девчонка. А потом он просто не смог остановиться… Он думал, что все нормально, все под контролем. Он ведь предохраняется, да и вообще, это возраст такой! Но это, увы, уже нельзя было сказать, когда Чимину исполнилось восемнадцать. После своего совершеннолетия он попробовал и с парнем. Вернее, с парнями… А потом полностью потерял над собой контроль, заводя бесчисленные знакомства только для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Он спал со всеми подряд, менял партнеров как перчатки по нескольку раз в день, и лишь чудом не подхватил никакую заразу. А потом случайно подслушал разговор каких-то ребят, с другом которых он спал буквально недавно. Те обсуждали болезнь своего приятеля. Да-да, именно эту болезнь. И вот тут Чимину стало по-настоящему страшно, но не потому, что у него могли быть какие-то проблемы со здоровьем. Все, что его интересовало на тот момент — секс. А если у тебя будет болезнь по этой части, никто не захочет с тобой проводить ночь — так рассуждал Чимин для себя. Нужно сказать, он сделал над собой большое усилие, когда заперся дома, выходя лишь по крайней необходимости. С родителями проблем не было, впрочем, как и всегда. Родители Чимина в разводе. О местоположении матери можно только догадываться, а отец вечно в каких-то разъездах и командировках. Хотя, кто знает. Может, в результате такой «командировки» и получился сам Чимин. Самому Паку на это было наплевать. Они его обеспечивают — это главное. Спасибо и на этом. Но как только Чимин стал совершеннолетним, в его жизни все поменялось. Из дома, слава богу, не выгнали, вот только деньги давать перестали, сказав, чтобы с шеи родительской уже слезал и валил на все четыре стороны, искать работу. Поскандалив так с неделю, Чимин все-таки решил устроиться куда-то. Но самая главная проблема его жизни оставалась открытой. Как только он смотрел на хотя бы мало-мальски симпатичного человека, он уже представлял, как его раздевает. Неосторожное слово на тему секса, соблазнительный жест и даже интонация — все могло спровоцировать неожиданный «приступ». Чимина уже конкретно задолбало пялиться на людей по сорок минут, потом еще пять минут объяснять, зачем он это делал, стараясь при этом не смотреть на него даже, потому что — не дай бог — собеседник снова сделает что-то сексуальное. Стояк тоже мешал порядочно. Чимин уже сам удивлялся, как это у него член еще не устал постоянно подниматься? Из-за своей зависимости, столь рано проявившейся, Чимин получил никудышное образование, потому вопрос о работе встал очень остро. Однако, Пак почти сразу же наткнулся на объявление, которое подходило ему просто идеально. Ну, так считал сам Чимин. Он устроился в стриптиз-клуб, в самый обитель похоти и разврата. Спасибо, что хоть мозгов хватило на трассу не пойти. — Не нужно расстраиваться, Чимин, — поспешно подбадривает его психолог, насквозь видя его душевное состояние. — Вы молодец, что все поняли и уволились. Никогда не поздно было это сделать. Психолога ему никто не советовал. У Чимина не было друзей, родители окончательно забыли о нем, он сам по себе. После ухода с работы он решил не останавливаться на этом и прошерстил интернет в поисках подходящего специалиста. …И спустя столько лет Чимин с облегчением выходит на улицу, вдыхая свежий весенний воздух и оставляя позади центр психологической помощи с мыслью о том, что теперь он свободен. Он больше не зависит от плотских утех, не позволяет сексу загонять его в рамки и управлять собой. Он оказался сильнее. Он победил. — Прошу прощения, — бормочет Чимин, случайно врезавшись в кого-то. Он так сильно задумался о своей новой жизни, что совсем не смотрел на дорогу. Подняв голову выше, он натыкается на удивленный взгляд темных карих глаз и дружелюбную улыбку и чувствует, как язык прилипает к небу, а сердце кульбит делает. Мужчина напротив все так же улыбается, а потом отвечает: — Все в порядке, — и у Чимина от его голоса мурашки по всему телу идут. Он испуганно отшатывается. Неужели, снова?! Мужчина обеспокоенно хватает его за предплечье, думая, что Чимин сейчас упадет, и заглядывает ему в глаза. — С Вами все хорошо? Чимин пристально смотрит на руку, обхватившую его запястье, и… Ничего не чувствует. Нет того, что появлялось раньше лишь от одного касания. Волна облегчения струится по телу, и Чимин легко смеется, ощущая себя самым счастливым человеком на Земле. — Да! — восклицает он, широко улыбаясь и еле удерживая себя на месте, чтобы не накинуться на мужчину с объятиями. — Все просто замечательно. Мужчина сам тепло улыбается в ответ, завороженно глядя на Чимина, и вдруг произносит: — Вам кто-нибудь говорил, что Вы прекрасны? Чимин снова хихикает, смущенно прикрывается ладонью и отвечает: — Конечно. Не поверите, но буквально только что. Мужчина и сам смеется, с неохотой отпуская чужую руку. Все-таки это неприлично. — Я могу рассчитывать на хотя бы один вечер в столь потрясающей компании? — он наклоняет голову вбок, а у Чимина теплеет все внутри от таких слов. Жизнь налаживается. — А я с незнакомцами предпочитаю никуда не ходить, — флиртует в открытую, манерно руку протягивает, как дама из Средневековья, и представляется: — Пак Чимин. Мужчина подыгрывает: почтительно кланяется, как на приеме у королевы, и легко целует костяшки пальцев Чимина, пока у того в животе бабочки летают. Выпрямившись, он представляется в ответ: — Очень приятно, Ким Намджун.